Ей не хотелось, чтобы Вера устроила сцену. Только не сегодня вечером. Это уж будет слишком.
Оставшись довольна своим видом, она убрала косметичку обратно в сумочку, снова направилась к парадной лестнице и снова остановилась, когда Ромеро петляющей походкой вышел из полутьмы перед рядом почтовых ящиков.
— А ну-ка. Посмотрим, кто это только возвращается домой, — хрипло проговорил он. — Ты сегодня немного припозднилась, да?
— Да, — признала Руби. — Пожалуй. Самую малость. Но я не понимаю, какое вам до этого дело.
Она попробовала пройти, и Ромеро рукой преградил ей путь к лестнице.
— Зачем так торопиться?
— Вы сами только что сказали. Время позднее.
Ромеро по-прежнему преграждал ей путь.
— Но ведь не настолько поздно, чтобы не позволить этому молокососу, морскому пехотинцу, с которым я только что тебя видел, потискать тебя напоследок, пока он целовал тебя и желал спокойной ночи. — Ромеро отпил из горлышка бутылки, которую держал в коричневом бумажном пакете. — Ну как он, дорогуша? Очень хорош?
Руби оттолкнула мускулистую руку, не дававшую ей пройти к лестнице:
— Прошу вас, Ромеро. Дайте мне пройти.
Опустив руку ей на талию, Ромеро попытался притянуть ее к себе и поцеловать.
— Ну уж нет. Нет, до тех пор, пока ты не будешь со мной поласковей. Ну, давай. Как насчет маленького поцелуя, детка?
Скорее раздосадованная, чем испуганная, Руби вывернулась из его объятий:
— Ха! Ишь чего захотел!
Она поднялась по лестнице на балкон второго этажа, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что он не гонится за ней.
Ну и нахал же этот грязный мекс! Она даже ни разу не посмотрела приветливо на этого дурака с отшибленными мозгами. Кем он ее считает, дармовой шлюхой, что ли?
На лестничной площадке она помедлила, прежде чем отправиться выше, на третий этаж. В номерах у Кацев, Мазериков и Колетт горел свет, но все другие окна, видные ей, были темными. Она попыталась заглянуть выше, на третий этаж, но стена не позволяла. Оставалось надеяться, что Вера не дожидается ее.
Ей не хотелось, чтобы сестра придиралась к ней из-за того, что она гуляла так поздно. Вера непременно сказала бы, что Руби слишком молода.
Потом, была еще одна проблема. Она до сих пор не знала, как ей быть, если мистер и миссис Фабер будут настаивать на встрече с ее сестрой и свояком. С Томом все в порядке. Он не строит из себя кого-то. Но если Вера начнет важничать, а потом поковыряется в носу, или почешется, или кашлянет перед мамой Уолли, она умрет. Она ляжет прямо на месте и умрет.
Она поднялась по лестнице на третий этаж. В гостиной свет не горел, но окно кухоньки светилось. Она сделала глубокий вдох и выдохнула, потом открыла дверь своим ключом и прошла в кухоньку, чтобы разом с этим покончить.
Вера в ночной рубашке пила воду.
— Ага. Наконец-то. Я уж думала, не дождусь. Ну, как прошла вечеринка?
Руби хотела было спросить, какая вечеринка, но вовремя спохватилась.
— Замечательно, — сказала она, снимая перчатки.
— Допоздна гуляли, да?
— Да, допоздна.
— Чем занимались?
— Ну, сидели, разговаривали, играли и танцевали. Сама понимаешь. Детские забавы.
— Дом у них красивый?
— Очень красивый.
— С кем ты ходила?
— С мальчиком из школы. А что?
— Я просто поинтересовалась. Ты не написала в своей записке. С тем самым мальчиком, с которым ты на этой неделе каждый вечер встречалась?
— Да.
— Как, ты говорила, его зовут?
— Уолли.
— Ну да, конечно. Уолли. По дороге домой вы останавливали машину?
— Да.
— И что было?
— Ничего. Просто я разрешила ему несколько раз себя поцеловать. Приходится разрешать им это делать, а то ребята никуда не будут тебя водить.
— Я знаю, — сказала Вера. — Хочешь — верь, хочешь — нет, но я тоже ходила на свидания. Но ты не занималась с ним ничем плохим, нет, Руби?
— Нет.
Вера зевнула и почесалась там, где у нее зудело.
— Это хорошо. Ты знаешь, что я тебе всегда говорила.
— Да, — сказала Руби. — Я знаю. Можно я сейчас пойду спать, Вера?
— Кто тебя держит? Том уже полчаса как спит.
— Тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи, детка.
Руби зашла в свою комнату, сняла шифоновый шарф и положила его в выдвижной ящик вместе с перчатками, потом достала из стенного шкафа ночную рубашку и халат и подумала:
«О Боже мой, опять начинается», когда Вера зашла следом за ней в комнату и присела на краешек ее кровати.
— Я ведь собралась кое-что тебе рассказать, — сказала ее сестра. — Ты такое пропустила, детка!
Руби распустила волосы и расчесала их.
— Что я пропустила?
— Волнующее событие.
— Где?
— Прямо здесь. Ты знаешь миссис Мазерик?
— Конечно.
— Ну так вот, она ушла отсюда около часа дня, и с тех пор никто ее не видел.
Руби искренне забеспокоилась:
— Да что ты!
— Ну да, — сказала Вера. — Поначалу все они только беспокоились. Но когда вернулись мы с Томом, примерно полчаса назад, они подключили к ее поискам мистера Мортона и полицию. Поначалу я думала, что, может быть, какие-нибудь хулиганы затащили ее в машину. Ты ведь знаешь, в газете то и дело пишут о таких вещах.
— Я знаю.
— Вот почему я волновалась, пока тебя не было. Но чем дольше ее не было, тем сильнее были мои подозрения — а что, если у нее завелся дружок и они где-нибудь заночевали? Либо так, либо она сбежала с каким-нибудь парнем.
Руби застегнула резиновую ленту на своем конском хвосте:
— Ах, Вера. Прошу тебя. Нехорошо говорить такие вещи.
Вера стояла на своем:
— Может быть, и нет. Но ты ведь знаешь, что за народ эти иностранцы. Они только об этом и думают. Возможно, она ничуть не лучше Ромеро. А вот тебе еще событие. Ты бы видела мексиканскую шлюху, которую он сегодня вечером привел к себе домой. В такой респектабельный дом, как этот. И с ней — ребенка лет шести И у него хватило наглости представить их мне. «Миссис Уайли, моя жена и сын. Алисия, миссис Уайли». Как я только сдержалась!…
Руби расстегнула сбоку платье.
— Может быть, она действительно его жена. Может быть, ты оскорбила его чувства и потому он только что так со мной обошелся.
Вера тут же приготовилась к защите:
— А как он с тобой обошелся?
Руби пожалела, что упомянула об инциденте:
— Он ничего не сделал. Но он был пьян и, когда я проходила мимо почтовых ящиков, он… — Она обеими руками взялась за край платья, стянула его через голову, потом, вместо того чтобы продолжить разговор, в недоумении повернулась лицом к сестре, когда старшая из женщин воскликнула: — О Боже ты мой!
— Ты что?
— Ну да. Конечно, ты разрешила ему поцеловать себя несколько раз.
— О чем ты говоришь?
— Она еще спрашивает меня, о чем я говорю! Ну, так я скажу тебе. Где твои трусы, грязная маленькая шлюха? Только не говори мне, что ты их не надела. Уж я-то знаю. Ты всегда носишь трусы. Что ты сделала, оставила их на заднем сиденье в машине Уолли?
Руби оглядела себя ниже пояса и почувствовала, как лицо ее заливается краской. Когда она снова оделась, она нацепила свой лифчик, чулки и пояс с резинками, но, поскольку Уолли сидел на краю ванны, совсем так, как будто они уже поженились, говоря ей, какая она хорошенькая, она была так счастлива и так взволнованна, что забыла надеть свои трусики.
Наверное, они до сих пор лежат на полу ванной в пляжном мотеле.
— Я… я могу объяснить, Вера, — начала она. — Я…
Вера встала с кровати и изо всех сил влепила ей пощечину, сначала одной рукой, потом другой.
— Можешь не стараться мне врать. Если то, что твои трусы куда-то делись, — не доказательство, так твое лицо — доказательство. Что бы ты ни сказала, я не поверю, даже если ты поклянешься на стопке библий. А я-то хотела, чтобы ты была другой. Я-то надеялась, что ты, может быть, этого избежишь. Но нет. Ты такая же скверная, какой была наша мать.
Сколько раз ты разрешила ему сделать это с собой? И со сколькими еще мальчиками ты была? С половиной мальчиков из твоего класса? С ними со всеми?
Слезы бежали по ее лицу, когда Руби отступила назад:
— Пожалуйста, Вера! Не говори со мной так. И не бей меня больше. Я знаю, ты много для меня сделала, и я это ценю. Но не заставляй меня делать или говорить то, о чем я буду жалеть. Как перед Богом, я…
Вера ударила ее кулаками, потом так дернула за конский хвост, что молодая девушка вскрикнула.
— Ты его имя сюда не впутывай! И без всяких там «пожалуйста, Вера». Если я чего-то не выношу, так это хитрых потаскух. — Она подкрепила свое нравоучение очередным градом пощечин. — Как фамилия этого Уолли? Какой у него адрес? Я хочу поговорить с его родителями. Не завтра. Не послезавтра. Сегодня ночью. А теперь прекрати этот чертов рев и скажи мне его фамилию и где он живет.
Руби продолжала пятиться от сестры.
— Я не скажу тебе. Я не позволю тебе запачкать наши отношения. Даже если ты меня убьешь.
Старшая сестра схватила с туалетного столика тяжелое ручное зеркало:
— Я и это могу сделать. Я скорее увижу тебя мертвой, чем…
В этот момент Уайли в пижаме зашел в комнату и выхватил у жены зеркало.
— Эй! Что происходит? — возмутился он. — Ты с ума сошла? Когда человек вкалывает так, как я, ему нужно хоть немного спать. Ну ладно. Пусть кто-нибудь из вас расскажет мне, что здесь происходит.
Вера показала на Руби, которая перестала пятиться и стояла, тихо плача, пытаясь прикрыться руками теперь, когда ее зять вошел в комнату.
— Посмотри на нее. В таком виде она пришла домой. Посмотри на нее, а потом скажи — чем она, по-твоему, занималась. И видел ли ты ее раньше в таком виде?
— А то ты сама не знаешь!…
— Нет, я ничего не знаю! Я не знаю даже, хватило ли у нее глупости позволить какому-нибудь молокососу себя обрюхатить.
Уайли взял халат со скамеечки туалетного столика и протянул своей свояченице.
— На. Надень это, детка. — Когда она оделась, он негромко сказал: — А теперь расскажи мне, и расскажи правду, Руби. Ты залетела? Ты знаешь, что я имею в виду.
— Нет, Том, не залетела, — сказала ему Руби.
— Сегодня вечером ты вела себя плохо с мальчиком?
— Н… нет. Не совсем так. В общем, не очень плохо. Ну, это трудно объяснить. А кроме того, мы с Уолли собираемся пожениться.
— Ну конечно. Так уж и пожениться! — хмыкнула Вера. — Ты хоть скажи: что он сделал — надел презерватив? Тогда, пожалуй, все в порядке.
Уайли потрепал Руби по плечу:
— Для меня этого достаточно, детка. Раньше ты мне никогда не врала. Думаю, и сейчас не будешь. — Он снова повернулся к своей жене: — А ты оставь Руби в покое со своими грязными мыслями и убавь голос! Из-за того, что ты орешь как оглашенная, все в доме знают, кто мы такие. Тебе не обязательно им это объяснять. Правда, может, некоторые люди подзабыли? Тогда давай! Может быть, сейчас самое время. Расскажи своей младшей сестренке, как ты меня заполучила. Потом, после всего того шума, который ты подняла, оказалось, что ты даже не была беременна. У тебя такое кислое и кривое нутро и столько злости на весь белый свет, что мы не можем завести ребенка. А теперь хватит! Давай закончим с этим и хоть немного поспим.
Когда они ушли, Руби закрыла дверь и проплакала несколько минут, прежде чем раздеться до конца и натянуть через голову свою ночную рубашку. Потом, все еще хлюпая носом, она выключила верхний свет и села на краешек кровати, чинно сложив руки на коленях. Она сожалела о произошедшей сцене и надеялась, что не обидела Веру слишком сильно. И она не солгала Тому. Она, безусловно, не была беременна. С другой стороны, если быть точной, она больше не девственница.
Все произошло очень странно и замечательно, сумбурно, почти так же сумбурно, как в первые минуты после того, как она вышла из ванной.
Некоторые из подруг говорили ей, что в первый раз для девушки в этом никогда не бывает ничего хорошего. Но Руби понравилось с самого начала, по крайней мере до тех пор, до каких дошло дело.
Она покручивала классное колечко на безымянном пальце своей левой руки. Было немного больно, но не очень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Оставшись довольна своим видом, она убрала косметичку обратно в сумочку, снова направилась к парадной лестнице и снова остановилась, когда Ромеро петляющей походкой вышел из полутьмы перед рядом почтовых ящиков.
— А ну-ка. Посмотрим, кто это только возвращается домой, — хрипло проговорил он. — Ты сегодня немного припозднилась, да?
— Да, — признала Руби. — Пожалуй. Самую малость. Но я не понимаю, какое вам до этого дело.
Она попробовала пройти, и Ромеро рукой преградил ей путь к лестнице.
— Зачем так торопиться?
— Вы сами только что сказали. Время позднее.
Ромеро по-прежнему преграждал ей путь.
— Но ведь не настолько поздно, чтобы не позволить этому молокососу, морскому пехотинцу, с которым я только что тебя видел, потискать тебя напоследок, пока он целовал тебя и желал спокойной ночи. — Ромеро отпил из горлышка бутылки, которую держал в коричневом бумажном пакете. — Ну как он, дорогуша? Очень хорош?
Руби оттолкнула мускулистую руку, не дававшую ей пройти к лестнице:
— Прошу вас, Ромеро. Дайте мне пройти.
Опустив руку ей на талию, Ромеро попытался притянуть ее к себе и поцеловать.
— Ну уж нет. Нет, до тех пор, пока ты не будешь со мной поласковей. Ну, давай. Как насчет маленького поцелуя, детка?
Скорее раздосадованная, чем испуганная, Руби вывернулась из его объятий:
— Ха! Ишь чего захотел!
Она поднялась по лестнице на балкон второго этажа, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что он не гонится за ней.
Ну и нахал же этот грязный мекс! Она даже ни разу не посмотрела приветливо на этого дурака с отшибленными мозгами. Кем он ее считает, дармовой шлюхой, что ли?
На лестничной площадке она помедлила, прежде чем отправиться выше, на третий этаж. В номерах у Кацев, Мазериков и Колетт горел свет, но все другие окна, видные ей, были темными. Она попыталась заглянуть выше, на третий этаж, но стена не позволяла. Оставалось надеяться, что Вера не дожидается ее.
Ей не хотелось, чтобы сестра придиралась к ней из-за того, что она гуляла так поздно. Вера непременно сказала бы, что Руби слишком молода.
Потом, была еще одна проблема. Она до сих пор не знала, как ей быть, если мистер и миссис Фабер будут настаивать на встрече с ее сестрой и свояком. С Томом все в порядке. Он не строит из себя кого-то. Но если Вера начнет важничать, а потом поковыряется в носу, или почешется, или кашлянет перед мамой Уолли, она умрет. Она ляжет прямо на месте и умрет.
Она поднялась по лестнице на третий этаж. В гостиной свет не горел, но окно кухоньки светилось. Она сделала глубокий вдох и выдохнула, потом открыла дверь своим ключом и прошла в кухоньку, чтобы разом с этим покончить.
Вера в ночной рубашке пила воду.
— Ага. Наконец-то. Я уж думала, не дождусь. Ну, как прошла вечеринка?
Руби хотела было спросить, какая вечеринка, но вовремя спохватилась.
— Замечательно, — сказала она, снимая перчатки.
— Допоздна гуляли, да?
— Да, допоздна.
— Чем занимались?
— Ну, сидели, разговаривали, играли и танцевали. Сама понимаешь. Детские забавы.
— Дом у них красивый?
— Очень красивый.
— С кем ты ходила?
— С мальчиком из школы. А что?
— Я просто поинтересовалась. Ты не написала в своей записке. С тем самым мальчиком, с которым ты на этой неделе каждый вечер встречалась?
— Да.
— Как, ты говорила, его зовут?
— Уолли.
— Ну да, конечно. Уолли. По дороге домой вы останавливали машину?
— Да.
— И что было?
— Ничего. Просто я разрешила ему несколько раз себя поцеловать. Приходится разрешать им это делать, а то ребята никуда не будут тебя водить.
— Я знаю, — сказала Вера. — Хочешь — верь, хочешь — нет, но я тоже ходила на свидания. Но ты не занималась с ним ничем плохим, нет, Руби?
— Нет.
Вера зевнула и почесалась там, где у нее зудело.
— Это хорошо. Ты знаешь, что я тебе всегда говорила.
— Да, — сказала Руби. — Я знаю. Можно я сейчас пойду спать, Вера?
— Кто тебя держит? Том уже полчаса как спит.
— Тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи, детка.
Руби зашла в свою комнату, сняла шифоновый шарф и положила его в выдвижной ящик вместе с перчатками, потом достала из стенного шкафа ночную рубашку и халат и подумала:
«О Боже мой, опять начинается», когда Вера зашла следом за ней в комнату и присела на краешек ее кровати.
— Я ведь собралась кое-что тебе рассказать, — сказала ее сестра. — Ты такое пропустила, детка!
Руби распустила волосы и расчесала их.
— Что я пропустила?
— Волнующее событие.
— Где?
— Прямо здесь. Ты знаешь миссис Мазерик?
— Конечно.
— Ну так вот, она ушла отсюда около часа дня, и с тех пор никто ее не видел.
Руби искренне забеспокоилась:
— Да что ты!
— Ну да, — сказала Вера. — Поначалу все они только беспокоились. Но когда вернулись мы с Томом, примерно полчаса назад, они подключили к ее поискам мистера Мортона и полицию. Поначалу я думала, что, может быть, какие-нибудь хулиганы затащили ее в машину. Ты ведь знаешь, в газете то и дело пишут о таких вещах.
— Я знаю.
— Вот почему я волновалась, пока тебя не было. Но чем дольше ее не было, тем сильнее были мои подозрения — а что, если у нее завелся дружок и они где-нибудь заночевали? Либо так, либо она сбежала с каким-нибудь парнем.
Руби застегнула резиновую ленту на своем конском хвосте:
— Ах, Вера. Прошу тебя. Нехорошо говорить такие вещи.
Вера стояла на своем:
— Может быть, и нет. Но ты ведь знаешь, что за народ эти иностранцы. Они только об этом и думают. Возможно, она ничуть не лучше Ромеро. А вот тебе еще событие. Ты бы видела мексиканскую шлюху, которую он сегодня вечером привел к себе домой. В такой респектабельный дом, как этот. И с ней — ребенка лет шести И у него хватило наглости представить их мне. «Миссис Уайли, моя жена и сын. Алисия, миссис Уайли». Как я только сдержалась!…
Руби расстегнула сбоку платье.
— Может быть, она действительно его жена. Может быть, ты оскорбила его чувства и потому он только что так со мной обошелся.
Вера тут же приготовилась к защите:
— А как он с тобой обошелся?
Руби пожалела, что упомянула об инциденте:
— Он ничего не сделал. Но он был пьян и, когда я проходила мимо почтовых ящиков, он… — Она обеими руками взялась за край платья, стянула его через голову, потом, вместо того чтобы продолжить разговор, в недоумении повернулась лицом к сестре, когда старшая из женщин воскликнула: — О Боже ты мой!
— Ты что?
— Ну да. Конечно, ты разрешила ему поцеловать себя несколько раз.
— О чем ты говоришь?
— Она еще спрашивает меня, о чем я говорю! Ну, так я скажу тебе. Где твои трусы, грязная маленькая шлюха? Только не говори мне, что ты их не надела. Уж я-то знаю. Ты всегда носишь трусы. Что ты сделала, оставила их на заднем сиденье в машине Уолли?
Руби оглядела себя ниже пояса и почувствовала, как лицо ее заливается краской. Когда она снова оделась, она нацепила свой лифчик, чулки и пояс с резинками, но, поскольку Уолли сидел на краю ванны, совсем так, как будто они уже поженились, говоря ей, какая она хорошенькая, она была так счастлива и так взволнованна, что забыла надеть свои трусики.
Наверное, они до сих пор лежат на полу ванной в пляжном мотеле.
— Я… я могу объяснить, Вера, — начала она. — Я…
Вера встала с кровати и изо всех сил влепила ей пощечину, сначала одной рукой, потом другой.
— Можешь не стараться мне врать. Если то, что твои трусы куда-то делись, — не доказательство, так твое лицо — доказательство. Что бы ты ни сказала, я не поверю, даже если ты поклянешься на стопке библий. А я-то хотела, чтобы ты была другой. Я-то надеялась, что ты, может быть, этого избежишь. Но нет. Ты такая же скверная, какой была наша мать.
Сколько раз ты разрешила ему сделать это с собой? И со сколькими еще мальчиками ты была? С половиной мальчиков из твоего класса? С ними со всеми?
Слезы бежали по ее лицу, когда Руби отступила назад:
— Пожалуйста, Вера! Не говори со мной так. И не бей меня больше. Я знаю, ты много для меня сделала, и я это ценю. Но не заставляй меня делать или говорить то, о чем я буду жалеть. Как перед Богом, я…
Вера ударила ее кулаками, потом так дернула за конский хвост, что молодая девушка вскрикнула.
— Ты его имя сюда не впутывай! И без всяких там «пожалуйста, Вера». Если я чего-то не выношу, так это хитрых потаскух. — Она подкрепила свое нравоучение очередным градом пощечин. — Как фамилия этого Уолли? Какой у него адрес? Я хочу поговорить с его родителями. Не завтра. Не послезавтра. Сегодня ночью. А теперь прекрати этот чертов рев и скажи мне его фамилию и где он живет.
Руби продолжала пятиться от сестры.
— Я не скажу тебе. Я не позволю тебе запачкать наши отношения. Даже если ты меня убьешь.
Старшая сестра схватила с туалетного столика тяжелое ручное зеркало:
— Я и это могу сделать. Я скорее увижу тебя мертвой, чем…
В этот момент Уайли в пижаме зашел в комнату и выхватил у жены зеркало.
— Эй! Что происходит? — возмутился он. — Ты с ума сошла? Когда человек вкалывает так, как я, ему нужно хоть немного спать. Ну ладно. Пусть кто-нибудь из вас расскажет мне, что здесь происходит.
Вера показала на Руби, которая перестала пятиться и стояла, тихо плача, пытаясь прикрыться руками теперь, когда ее зять вошел в комнату.
— Посмотри на нее. В таком виде она пришла домой. Посмотри на нее, а потом скажи — чем она, по-твоему, занималась. И видел ли ты ее раньше в таком виде?
— А то ты сама не знаешь!…
— Нет, я ничего не знаю! Я не знаю даже, хватило ли у нее глупости позволить какому-нибудь молокососу себя обрюхатить.
Уайли взял халат со скамеечки туалетного столика и протянул своей свояченице.
— На. Надень это, детка. — Когда она оделась, он негромко сказал: — А теперь расскажи мне, и расскажи правду, Руби. Ты залетела? Ты знаешь, что я имею в виду.
— Нет, Том, не залетела, — сказала ему Руби.
— Сегодня вечером ты вела себя плохо с мальчиком?
— Н… нет. Не совсем так. В общем, не очень плохо. Ну, это трудно объяснить. А кроме того, мы с Уолли собираемся пожениться.
— Ну конечно. Так уж и пожениться! — хмыкнула Вера. — Ты хоть скажи: что он сделал — надел презерватив? Тогда, пожалуй, все в порядке.
Уайли потрепал Руби по плечу:
— Для меня этого достаточно, детка. Раньше ты мне никогда не врала. Думаю, и сейчас не будешь. — Он снова повернулся к своей жене: — А ты оставь Руби в покое со своими грязными мыслями и убавь голос! Из-за того, что ты орешь как оглашенная, все в доме знают, кто мы такие. Тебе не обязательно им это объяснять. Правда, может, некоторые люди подзабыли? Тогда давай! Может быть, сейчас самое время. Расскажи своей младшей сестренке, как ты меня заполучила. Потом, после всего того шума, который ты подняла, оказалось, что ты даже не была беременна. У тебя такое кислое и кривое нутро и столько злости на весь белый свет, что мы не можем завести ребенка. А теперь хватит! Давай закончим с этим и хоть немного поспим.
Когда они ушли, Руби закрыла дверь и проплакала несколько минут, прежде чем раздеться до конца и натянуть через голову свою ночную рубашку. Потом, все еще хлюпая носом, она выключила верхний свет и села на краешек кровати, чинно сложив руки на коленях. Она сожалела о произошедшей сцене и надеялась, что не обидела Веру слишком сильно. И она не солгала Тому. Она, безусловно, не была беременна. С другой стороны, если быть точной, она больше не девственница.
Все произошло очень странно и замечательно, сумбурно, почти так же сумбурно, как в первые минуты после того, как она вышла из ванной.
Некоторые из подруг говорили ей, что в первый раз для девушки в этом никогда не бывает ничего хорошего. Но Руби понравилось с самого начала, по крайней мере до тех пор, до каких дошло дело.
Она покручивала классное колечко на безымянном пальце своей левой руки. Было немного больно, но не очень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39