Он был в высшей степени нетребовательным, но прежде чем я объясню тебе суть всего этого, позволь мне прояснить тебе цепочку событий, произошедших после получения мной рукописи от Детвейлера в прошлую среду. Твоё замешательство было оправданным - думаю, теперь, когда я выспался, я смогу изъяснятся более понятно.
Как я думаю я уже сказал тебе, реакция Роджера на «Фотографии жертвоприношения» была ещё более сильной и непосредственной, чем моя. Он спустился ко мне в офис так, будто к его пяткам были привязаны ракеты, оставив двух дистрибьюторов ожидать его в офисе (а, как однажды сказал Фленнери О'Коннор, хорошего дистрибьютора сложно найти), и когда я показал ему фотографии, он побледнел, закрыл рот рукой и издал ужасный рыгающий звук, так что я был скорее прав, чем ошибался относительно качества снимков (учитывая обстоятельства, «качество» - странное слово, чтобы его употреблять, но оно кажется единственным подходящим).
Он подумал минуту или две, затем сказал мне, что лучше позвонить в полицию Централ Фоллз, - но больше никому не говорить об этом. «Они ведь могут оказаться подделками», - сказал он. - «но лучше быть уверенным. Положи их в конверт и больше не прикасайся к ним. Там могут быть отпечатки».
- Они не выглядят поддельными, - сказал я. - Не так ли?
- Нет, не выглядят.
Он вернулся к дистрибьюторам, а я позвонил в полицию Централ Фоллз, тогда состоялся мой первый разговор с Иверсоном. Он выслушал всю историю и записал номер моего телефона. Он сказал, что перезвонит мне через пять минут, но не сказал почему.
На самом деле он перезвонил через три минуты. Он сказал принести фотографии в 31-й участок по адресу 140 Парк-авеню Саус, и что нью-йоркская полиция отправит «Фотографии жертвоприношения» в Централ Фоллз.
- Мы получим их в три пополудни, - сказал он. - Может даже раньше.
Я спросил его, что он намеревается делать до тех пор.
- Немного, - сказал он. - Я собираюсь послать человека в штатском в этот «Цветочный дом», чтобы выяснить, работает ли там Детвейлер или нет. Надеюсь, это не вызовет подозрений. Пока я не увижу фотографии, мистер Кентон, это всё, что я могу сделать.
Мне пришлось прикусить язык, чтобы не сказать ему, что он может сделать ещё очень много. Я не хотел, чтобы от меня отделались, как от типичного назойливого жителя Нью-Йорка, и я не хотел рассердить этого парня с самого начала. И, напомнил я себе, Иверсон ещё не видел фотографий. Как я полагаю, при данных обстоятельствах он делал всё, что мог, исходя из звонка незнакомца, незнакомца, могущего оказаться эксцентриком.
Я заставил его пообещать перезвонить мне, как только он получит фотографии, и затем я отнёс их в 31-й участок. Они ждали меня; сержант Тиндейл встретил меня в приёмной и взял конверт с фотографиями. Он также взял с меня слово, что я останусь в офисе, пока они не дадут мне знать.
- Шеф полиции Централ Фоллз…
- Не он, - сказал Тиндейл так, будто я говорил о дрессированной обезьянке. - Мы.
Во всех фильмах и романах говорится правда - не слишком много проходит времени, прежде чем начинаешь ощущать преступником самого себя. Так и ждёшь, что кто-нибудь направит яркий свет тебе в лицо, закинет ногу на старый, видавший виды стол, откинется назад, выпустит сигаретный дым тебе в лицо и скажет «О'кей, Кармоди, куда ты спрятал трупы?». Сейчас мне смешно, но тогда я точно не смеялся.
Я хотел, чтобы Тиндейл взглянул на снимки и сказал мне, что он думает о них - были ли они подлинниками или нет - но он просто прогнал меня, напомнив мне «быть поблизости». Начинался дождь, а я не поймал такси, и к тому времени, как я прошёл семь кварталов к «Зенит Хаус», я промок до нитки. А ещё я съел пол-упаковки Тамс.
Роджер был у меня в офисе. Я спросил у него, ушли ли дистрибьюторы, и он махнул рукой в их направлении.
- Отослал одного обратно в Куинс, а другого - в Бруклин, - сказал он. - Воодушевлёнными. Они продадут остальные пятьдесят копий «Муравьёв из ада» между собой. Придурки.
Он прикурил сигарету.
- Что сказали копы?
Я передал ему слова Тиндейла.
- Зловеще, - сказал он. - Чертовски зловеще.
- Тебе они показались настоящими, не так ли?
Он подумал, затем кивнул.
- Настоящими как дождь.
- Хорошо.
- Что значит хорошо? В этом нет ничего хорошего.
- Я только хотел сказать…
- Ага, я знаю, что ты хотел сказать.
Он встал, потряс ногами, как делал это всегда, и сказал позвонить ему, если я что-нибудь узнаю.
- И ничего никому не говори.
- Херб заглядывал сюда пару раз, - сказал я. - Мне кажется, он думает, что ты собираешься уволить меня.
- Достойная идея. Если он спросит тебя… солги.
- Точно.
- Всегда приятно лгать Хербу Портеру.
Он остановился у двери, собираясь сказать что-то, а затем Ридли, курьер, прошёл мимо, толкая перед собой корзину с отбракованными рукописями.
- Ты провёл тама почти всё утрицо, мист Адлер, - сказал он. - Буш уволивать миста Кентона?
- Убирайся отсюда, Ридли, - сказал Роджер. - А если не прекратишь оскорблять всю свою нацию таким отвратительным искажением речи, я уволю тебя.
- Угумс, мист Адлер! - сказал Ридли и потолкал свою корзину обратно. - Ясненько! Ясненько!
Роджер посмотрел на меня и закатил глаза в отчаянии. «Как только что-нибудь узнаешь», - повторил он и ушёл.
Я получил весточку от шерифа Иверсона сегодня днём. Их человек обнаружил, что Детвейлер находился в «Цветочном доме», как всегда за работой. Он сказал, что «Цветочный дом» - это аккуратное сооружение на улице, «идущей под уклон» (фраза Иверсона). Его человек зашёл внутрь, купил две красные розы и вышел наружу. Миссис Тина Барфилд, официальный владелец магазина, судя по бумагам из досье городского управления, ждала его. Парень, который занимался цветами, обрезал их и оборачивал, носил на груди табличку с именем «КАРЛОС». Человек Иверсона сказал, что тому примерно двадцать пять, смуглый, выглядит неплохо, но тучен. Человек выглядел очень напряженным; почти не улыбался.
За магазином находится исключительно длинная оранжерея. Человек Иверсона обратил на неё внимание, и миссис Барфилд сказала ему, что теплица была длинная, как квартал; она сказала, что её называют «маленькие джунгли».
Я спросил Иверсона, получил ли он фотографии. Он ответил, что нет, но просто хотел сказать мне, что Детвейлер был там. Это принесло мне облегчение - я не против того, чтобы сказать тебе об этом, Рут.
В общем, акт III, сцена I, и сюжет захирел, как мы, парни из писательского бизнеса, любим говорить. Мне позвонил сержант Тиндейл из 31го участка. Он сообщил мне, что в Централ Фоллз получили фотографии, что Иверсону потребовался один взгляд на них, чтобы приказать доставить Карлоса Детвейлера для допроса. Тиндейл хотел, чтобы я немедленно явился в 31й участок сделать заявление. Мне нужно было принести с собой рукопись «Инвазии демонов» и все письма от Детвейлера. Я сказал ему, что буду счастлив прийти в 31й участок, как только снова переговорю с Иверсоном.
- Пожалуйста, никому не звоните, - сказал Тиндейл. - И никуда - никуда, мистер Кентон - не ходите, пока не напишите заявления.
Весь день я провёл в расстроенных чувствах. Моё состояние скорее ухудшалось, чем улучшалось, наверное, поэтому я заговорил на повышенных тонах.
- Вы говорите так, будто я единственный подозреваемый.
- Нет, - сказал он. - Нет, мистер Кентон.
Пауза.
- Пока нет.
Ещё пауза.
- Но ведь он послал Вам фотографии, не так ли?
На мгновение я был так изумлён, что мог только открывать рот как рыба. Затем я произнёс:
- Но ведь я объяснил это.
- Да, объяснили. А теперь Вам необходимо прийти сюда и выложить всё на бумагу.
Тиндейл повесил трубку, оставив меня с чувством злобы и, отчасти, ощущения реальности происходящего, но я солгу тебе, Рут, если не скажу, что более всего я чувствовал страх.
Я заскочил в офис Рождера, рассказал ему, что происходит так быстро и вразумительно, как мог, а затем отправился к лифту. Ридли вышел из отдела корреспонденции, толкая перед собой свою тележку, пустую на этот раз.
- Проблемсы з законом, мист Кентон? - хрипло прошептал он, когда я проходил мимо - я говорил тебе, Рут, ничто не способствовало улучшению моего душевного спокойствия.
- Нет! - сказал я так громко, что двое человек, идущих по вестибюлю, обернулись на мой голос.
- Потому как, если да, то мой кузен Эдди - неплохой адвокат. Угумс!
- Ридли, - сказал я. - В какой колледж ты ходил?
- В Ко'нелл, мист Кентон, это было клёво! - Ридли усмехнулся, показав зубы, белые как клавиши пианино (и такие же многочисленные, даже трудно поверить).
- Если ты ходил в Корнелл, - сказал я. - Почему, Бога ради, ты разговариваешь подобным образом?
- Енто каким образом, мист Кентон?
- Ладно, не важно, - сказал я, бросив взгляд на часы. - Всегда приятно пофилософствовать с тобой, Ридли, но у меня назначена встреча, и мне нужно бежать.
- Угумс! - сказал он, снова сияя своей непристойной ухмылкой. - А если вам нужен номерок телефона моего кузена Эдди…
Но к тому времени я уже был в вестибюле. Всегда облегчение, когда удаётся отделаться от Ридли. Надо полагать, ужасно говорить такие вещи, но мне хочется, чтобы Роджер уволил его - глядя на эту широкую ухмылку, состоящую из клавиш пианино, я удивлюсь, если Ридли не заключил договор, по которому обязан пить кровь белого человека до второго пришествия. Вместе со своим кузеном Эдди, конечно.
Ладно, забудь об этом - я стучал по клавишам печатной машинки полтора часа, и всё это начинает выглядеть как повесть. Итак… Акт III, сцена II.
Я прибыл в полицейское управление поздно и снова насквозь промокшим - такси не было, а дождь превратился в сильный ливень. Только январский дождь в Нью-Йорк Сити может быть таким холодным (Калифорния с каждым днём выглядит для меня всё лучше и лучше, Рут!).
Тиндейл взглянул на меня, выдавил слабую улыбку без намёка на юмор и сказал:
- В Централ Фоллз только что отпустили вашего автора. Что, такси не было, а? Их никогда нет во время дождя.
- Они отпустили Детвейлера? - спросил я с недоверием. - И он не наш автор. Такие нам не нужны.
- В общем, кем бы он ни был, всё оказалось не более чем бурей в стакане воды, - сказал он, протягивая мне чашку кофе, которая могла оказаться самой мерзкой чашкой кофе в моей жизни.
Он завёл меня в свободный офис, что было милосердно с его стороны - чувство, что люди в помещении украдкой поглядывали на преждевременно лысеющего редактора в глупом твидовом костюме, было отчасти параноидальным, но, в тоже время, очень сильным.
Через сорок пять минут после того, как прибыли фотографии и примерно через пятьдесят минут после того, как прибыл Детвейлер (без наручников, но ведомый двумя крепкими мужиками в синих костюмах), чтобы ещё больше удлинить и так длинную историю, прибыл человек в штатском, наблюдавший за «Домом цветов» после моего первого звонка.
Они оставили Детвейлера одного в маленькой комнате для допросов, чтобы, как сказал мне Тиндейл, сломить его, заставить его думать о неприятных вещах. Человек в штатском, который ранее проверял факт присутствия Детвейлера в «Доме цветов», рассматривал «Фотографии жертвоприношения», когда шериф Иверсон вышел из своего офиса и направился в комнату для допросов, где находился Детвейлер.
- Иисус, - сказал человек в штатском Иверсону. - Они выглядят почти как настоящие, правда?
Иверсон остановился.
- У тебя есть причины полагать, что это не так? - спросил он.
- Ну, когда утром я зашёл в этот цветочный магазин, чтобы проверить там Детвейлера, этот чувак, которому тут устроили хирургию сердца, сидел за прилавком, раскладывая пасьянс и глядя «Надежду Райана» по ТВ.
- Ты в этом уверен? - спросил Иверсон.
Человек в штатском вытащил первую из «Фотографий жертвоприношения», где отчётливо было видно лицо «жертвы».
- Без сомнения, - сказал он. - Это он.
- Так почему же ты, ради Бога, не сказал, что он был там? - спросил Иверсон, начиная прокручивать в голове вид Детвейлера, выдвигающего обвинения в ложном и злонамеренном аресте.
1 2 3 4 5
Как я думаю я уже сказал тебе, реакция Роджера на «Фотографии жертвоприношения» была ещё более сильной и непосредственной, чем моя. Он спустился ко мне в офис так, будто к его пяткам были привязаны ракеты, оставив двух дистрибьюторов ожидать его в офисе (а, как однажды сказал Фленнери О'Коннор, хорошего дистрибьютора сложно найти), и когда я показал ему фотографии, он побледнел, закрыл рот рукой и издал ужасный рыгающий звук, так что я был скорее прав, чем ошибался относительно качества снимков (учитывая обстоятельства, «качество» - странное слово, чтобы его употреблять, но оно кажется единственным подходящим).
Он подумал минуту или две, затем сказал мне, что лучше позвонить в полицию Централ Фоллз, - но больше никому не говорить об этом. «Они ведь могут оказаться подделками», - сказал он. - «но лучше быть уверенным. Положи их в конверт и больше не прикасайся к ним. Там могут быть отпечатки».
- Они не выглядят поддельными, - сказал я. - Не так ли?
- Нет, не выглядят.
Он вернулся к дистрибьюторам, а я позвонил в полицию Централ Фоллз, тогда состоялся мой первый разговор с Иверсоном. Он выслушал всю историю и записал номер моего телефона. Он сказал, что перезвонит мне через пять минут, но не сказал почему.
На самом деле он перезвонил через три минуты. Он сказал принести фотографии в 31-й участок по адресу 140 Парк-авеню Саус, и что нью-йоркская полиция отправит «Фотографии жертвоприношения» в Централ Фоллз.
- Мы получим их в три пополудни, - сказал он. - Может даже раньше.
Я спросил его, что он намеревается делать до тех пор.
- Немного, - сказал он. - Я собираюсь послать человека в штатском в этот «Цветочный дом», чтобы выяснить, работает ли там Детвейлер или нет. Надеюсь, это не вызовет подозрений. Пока я не увижу фотографии, мистер Кентон, это всё, что я могу сделать.
Мне пришлось прикусить язык, чтобы не сказать ему, что он может сделать ещё очень много. Я не хотел, чтобы от меня отделались, как от типичного назойливого жителя Нью-Йорка, и я не хотел рассердить этого парня с самого начала. И, напомнил я себе, Иверсон ещё не видел фотографий. Как я полагаю, при данных обстоятельствах он делал всё, что мог, исходя из звонка незнакомца, незнакомца, могущего оказаться эксцентриком.
Я заставил его пообещать перезвонить мне, как только он получит фотографии, и затем я отнёс их в 31-й участок. Они ждали меня; сержант Тиндейл встретил меня в приёмной и взял конверт с фотографиями. Он также взял с меня слово, что я останусь в офисе, пока они не дадут мне знать.
- Шеф полиции Централ Фоллз…
- Не он, - сказал Тиндейл так, будто я говорил о дрессированной обезьянке. - Мы.
Во всех фильмах и романах говорится правда - не слишком много проходит времени, прежде чем начинаешь ощущать преступником самого себя. Так и ждёшь, что кто-нибудь направит яркий свет тебе в лицо, закинет ногу на старый, видавший виды стол, откинется назад, выпустит сигаретный дым тебе в лицо и скажет «О'кей, Кармоди, куда ты спрятал трупы?». Сейчас мне смешно, но тогда я точно не смеялся.
Я хотел, чтобы Тиндейл взглянул на снимки и сказал мне, что он думает о них - были ли они подлинниками или нет - но он просто прогнал меня, напомнив мне «быть поблизости». Начинался дождь, а я не поймал такси, и к тому времени, как я прошёл семь кварталов к «Зенит Хаус», я промок до нитки. А ещё я съел пол-упаковки Тамс.
Роджер был у меня в офисе. Я спросил у него, ушли ли дистрибьюторы, и он махнул рукой в их направлении.
- Отослал одного обратно в Куинс, а другого - в Бруклин, - сказал он. - Воодушевлёнными. Они продадут остальные пятьдесят копий «Муравьёв из ада» между собой. Придурки.
Он прикурил сигарету.
- Что сказали копы?
Я передал ему слова Тиндейла.
- Зловеще, - сказал он. - Чертовски зловеще.
- Тебе они показались настоящими, не так ли?
Он подумал, затем кивнул.
- Настоящими как дождь.
- Хорошо.
- Что значит хорошо? В этом нет ничего хорошего.
- Я только хотел сказать…
- Ага, я знаю, что ты хотел сказать.
Он встал, потряс ногами, как делал это всегда, и сказал позвонить ему, если я что-нибудь узнаю.
- И ничего никому не говори.
- Херб заглядывал сюда пару раз, - сказал я. - Мне кажется, он думает, что ты собираешься уволить меня.
- Достойная идея. Если он спросит тебя… солги.
- Точно.
- Всегда приятно лгать Хербу Портеру.
Он остановился у двери, собираясь сказать что-то, а затем Ридли, курьер, прошёл мимо, толкая перед собой корзину с отбракованными рукописями.
- Ты провёл тама почти всё утрицо, мист Адлер, - сказал он. - Буш уволивать миста Кентона?
- Убирайся отсюда, Ридли, - сказал Роджер. - А если не прекратишь оскорблять всю свою нацию таким отвратительным искажением речи, я уволю тебя.
- Угумс, мист Адлер! - сказал Ридли и потолкал свою корзину обратно. - Ясненько! Ясненько!
Роджер посмотрел на меня и закатил глаза в отчаянии. «Как только что-нибудь узнаешь», - повторил он и ушёл.
Я получил весточку от шерифа Иверсона сегодня днём. Их человек обнаружил, что Детвейлер находился в «Цветочном доме», как всегда за работой. Он сказал, что «Цветочный дом» - это аккуратное сооружение на улице, «идущей под уклон» (фраза Иверсона). Его человек зашёл внутрь, купил две красные розы и вышел наружу. Миссис Тина Барфилд, официальный владелец магазина, судя по бумагам из досье городского управления, ждала его. Парень, который занимался цветами, обрезал их и оборачивал, носил на груди табличку с именем «КАРЛОС». Человек Иверсона сказал, что тому примерно двадцать пять, смуглый, выглядит неплохо, но тучен. Человек выглядел очень напряженным; почти не улыбался.
За магазином находится исключительно длинная оранжерея. Человек Иверсона обратил на неё внимание, и миссис Барфилд сказала ему, что теплица была длинная, как квартал; она сказала, что её называют «маленькие джунгли».
Я спросил Иверсона, получил ли он фотографии. Он ответил, что нет, но просто хотел сказать мне, что Детвейлер был там. Это принесло мне облегчение - я не против того, чтобы сказать тебе об этом, Рут.
В общем, акт III, сцена I, и сюжет захирел, как мы, парни из писательского бизнеса, любим говорить. Мне позвонил сержант Тиндейл из 31го участка. Он сообщил мне, что в Централ Фоллз получили фотографии, что Иверсону потребовался один взгляд на них, чтобы приказать доставить Карлоса Детвейлера для допроса. Тиндейл хотел, чтобы я немедленно явился в 31й участок сделать заявление. Мне нужно было принести с собой рукопись «Инвазии демонов» и все письма от Детвейлера. Я сказал ему, что буду счастлив прийти в 31й участок, как только снова переговорю с Иверсоном.
- Пожалуйста, никому не звоните, - сказал Тиндейл. - И никуда - никуда, мистер Кентон - не ходите, пока не напишите заявления.
Весь день я провёл в расстроенных чувствах. Моё состояние скорее ухудшалось, чем улучшалось, наверное, поэтому я заговорил на повышенных тонах.
- Вы говорите так, будто я единственный подозреваемый.
- Нет, - сказал он. - Нет, мистер Кентон.
Пауза.
- Пока нет.
Ещё пауза.
- Но ведь он послал Вам фотографии, не так ли?
На мгновение я был так изумлён, что мог только открывать рот как рыба. Затем я произнёс:
- Но ведь я объяснил это.
- Да, объяснили. А теперь Вам необходимо прийти сюда и выложить всё на бумагу.
Тиндейл повесил трубку, оставив меня с чувством злобы и, отчасти, ощущения реальности происходящего, но я солгу тебе, Рут, если не скажу, что более всего я чувствовал страх.
Я заскочил в офис Рождера, рассказал ему, что происходит так быстро и вразумительно, как мог, а затем отправился к лифту. Ридли вышел из отдела корреспонденции, толкая перед собой свою тележку, пустую на этот раз.
- Проблемсы з законом, мист Кентон? - хрипло прошептал он, когда я проходил мимо - я говорил тебе, Рут, ничто не способствовало улучшению моего душевного спокойствия.
- Нет! - сказал я так громко, что двое человек, идущих по вестибюлю, обернулись на мой голос.
- Потому как, если да, то мой кузен Эдди - неплохой адвокат. Угумс!
- Ридли, - сказал я. - В какой колледж ты ходил?
- В Ко'нелл, мист Кентон, это было клёво! - Ридли усмехнулся, показав зубы, белые как клавиши пианино (и такие же многочисленные, даже трудно поверить).
- Если ты ходил в Корнелл, - сказал я. - Почему, Бога ради, ты разговариваешь подобным образом?
- Енто каким образом, мист Кентон?
- Ладно, не важно, - сказал я, бросив взгляд на часы. - Всегда приятно пофилософствовать с тобой, Ридли, но у меня назначена встреча, и мне нужно бежать.
- Угумс! - сказал он, снова сияя своей непристойной ухмылкой. - А если вам нужен номерок телефона моего кузена Эдди…
Но к тому времени я уже был в вестибюле. Всегда облегчение, когда удаётся отделаться от Ридли. Надо полагать, ужасно говорить такие вещи, но мне хочется, чтобы Роджер уволил его - глядя на эту широкую ухмылку, состоящую из клавиш пианино, я удивлюсь, если Ридли не заключил договор, по которому обязан пить кровь белого человека до второго пришествия. Вместе со своим кузеном Эдди, конечно.
Ладно, забудь об этом - я стучал по клавишам печатной машинки полтора часа, и всё это начинает выглядеть как повесть. Итак… Акт III, сцена II.
Я прибыл в полицейское управление поздно и снова насквозь промокшим - такси не было, а дождь превратился в сильный ливень. Только январский дождь в Нью-Йорк Сити может быть таким холодным (Калифорния с каждым днём выглядит для меня всё лучше и лучше, Рут!).
Тиндейл взглянул на меня, выдавил слабую улыбку без намёка на юмор и сказал:
- В Централ Фоллз только что отпустили вашего автора. Что, такси не было, а? Их никогда нет во время дождя.
- Они отпустили Детвейлера? - спросил я с недоверием. - И он не наш автор. Такие нам не нужны.
- В общем, кем бы он ни был, всё оказалось не более чем бурей в стакане воды, - сказал он, протягивая мне чашку кофе, которая могла оказаться самой мерзкой чашкой кофе в моей жизни.
Он завёл меня в свободный офис, что было милосердно с его стороны - чувство, что люди в помещении украдкой поглядывали на преждевременно лысеющего редактора в глупом твидовом костюме, было отчасти параноидальным, но, в тоже время, очень сильным.
Через сорок пять минут после того, как прибыли фотографии и примерно через пятьдесят минут после того, как прибыл Детвейлер (без наручников, но ведомый двумя крепкими мужиками в синих костюмах), чтобы ещё больше удлинить и так длинную историю, прибыл человек в штатском, наблюдавший за «Домом цветов» после моего первого звонка.
Они оставили Детвейлера одного в маленькой комнате для допросов, чтобы, как сказал мне Тиндейл, сломить его, заставить его думать о неприятных вещах. Человек в штатском, который ранее проверял факт присутствия Детвейлера в «Доме цветов», рассматривал «Фотографии жертвоприношения», когда шериф Иверсон вышел из своего офиса и направился в комнату для допросов, где находился Детвейлер.
- Иисус, - сказал человек в штатском Иверсону. - Они выглядят почти как настоящие, правда?
Иверсон остановился.
- У тебя есть причины полагать, что это не так? - спросил он.
- Ну, когда утром я зашёл в этот цветочный магазин, чтобы проверить там Детвейлера, этот чувак, которому тут устроили хирургию сердца, сидел за прилавком, раскладывая пасьянс и глядя «Надежду Райана» по ТВ.
- Ты в этом уверен? - спросил Иверсон.
Человек в штатском вытащил первую из «Фотографий жертвоприношения», где отчётливо было видно лицо «жертвы».
- Без сомнения, - сказал он. - Это он.
- Так почему же ты, ради Бога, не сказал, что он был там? - спросил Иверсон, начиная прокручивать в голове вид Детвейлера, выдвигающего обвинения в ложном и злонамеренном аресте.
1 2 3 4 5