перед наступлением каждый белый наемник был в цене! Зато Кэннон не счел нужным скрывать, что расценивает эту выходку дружков с Фенчерч-стрит как «неповиновение командиру со всеми вытекающими последствиями».
Мини-Спайк в ответ заявил, что ему плевать и на самого Кэннона, и на его угрозы,, увел своих людей в расположение батальона Кувье, о котором предварительно вызнал, что тот, не в пример Брауну и Жан-Люку, вполне покладистый парень.
Жак принял английский взвод без энтузиазма.
Сейчас, ожидая бунта наемников, он понимал, что, если бунт произойдет, тон ему задаст английский взвод. Отсюда и было его решение отправить англичан в Обури, подальше от Кодо-2.
— Отправь их, да скорее возвращайся, — приказал Жак Кувье, и бельгиец заговорщически подмигнул в ответ. Вздорность Мини-Спайка раздражала и его.
Кувье казался веселым и общительным парнем, но Петр узнал, что бельгиец прославился… убийствами и грабежами еще в Конго, где был вместе со Штангером.
Проводив Кувье взглядом, Жак аккуратно сложил карту и бросил ее на сиденье «джипа».
— Не нравится мне эта тишина, — сказал он Петру. — Все идет как-то не так, слишком уж легкий успех. Ни за что не поверю, что федералы оставили дорогу на Луис открытой! Кстати, не забывай, что есть какая-то международная конвенция, запрещающая журналистам браться за оружие в ходе боевых действий.
— Мое оружие — вот… — Петр приподнял фотокамеру, висевшую у него на груди. — И вот…
Он приложил руку к нагрудному карману, из которого торчали записная книжка и дешевая шариковая ручка.
— Что ж, будем надеяться, что оно окажется счастливее наших базук, — вздохнул Жак. — А вот и бельгиец! Быстро же он обернулся!
— Англичане уже ушли в Обури… самовольно, — доложил запыхавшийся Кувье. — Мини-Спайк увел их.
Жак со злостью выругался:
— Ладно, пусть только окончится эта авантюра, я с ними поговорю… — Он ъзглянул на горизонт: — Светает… Санди! Манди!
— Йе, са! — хором прозучали в предрассветном сумраке голоса телохранителей, и они появились у «джипа», словно выросли из-под земли.
— Поехали, — решительно сказал Жак и сел за руль.
— Йе, са! — ответили телохранители и ловко перемахнули через борта «джипа» на заднее сиденье.
Петр, не дожидаясь приглашения, последовал их примеру и уселся рядом с Жаком.
— Проскочим по дороге вперед, — обернулся тот к Кувье. — Надо заставить противника себя обнаружить… и уносить ноги к Бамуанге, пока не поздно!
Бельгиец на секунду задумался, потом обошел «джип» и уселся рядом с Петром на переднее сиденье третьим:
— Поехали!
Жак посмотрел на него, усмехнулся, но ничего не сказал.
— Скажите парням у М-66, чтобы не всадили в нас снаряд, когда будем возвращаться, — обернулся он к телохранителям, и Санди сейчас же прокричал что-то на языке идонго командо-сам, замершим у американской противотанковой пушки, направленной на уже хорошо видный в утреннем свете мост. М-66 тоже захватили в Обури.
Дорога была пустынной. И это казалось необычным. Сколько раз вот так, на рассвете, Петру приходилось ехать воскресным утром по какой-нибудь гвианийской дороге — и каждый раз она была полна жизни.
По ее обочинам скользили цепочки женщин, с корзинами на головах, спешащих на рынок в ближайший городишко. Усталые, в болотной грязи, брели охотники со старинными кремневыми мушкетами. Рядом бежали тощие собаки с высунутыми языками. У удачливых стрелков с пояса свешивались порой одна-две зеленые мартышки или крупные куропатки. Сборщики латекса ехали на велосипедах, увешанных сетками, в которых белели тяжелые шары застывшего сока каучуконосов. Позже появлялись стайки ребятишек в дешевой синей форме, с сумками из рафии через плечо, шагающих в школы при католической или протестантской миссиях.
Но теперь дорога была мертва, и это был действительно плохой признак, признак того, что местные жители не были застигнуты врасплох штурмом Обури, что федеральные власти предупредили их обо всем заранее.
Так считал Жак, но Кувье сомневался, федералы могли просто-напросто выселить жителей прифронтовой зоны.
Миль через пять показалась деревня — длинный ряд глиняных домиков под тростниковыми крышами. Окна были плотно закрыты почерневшими от сырости ставнями, двери заперты тяжелыми самодельными замками. Ни курицы, ни собаки.
— Иджебу, — сказал Кувье, заглянув в карту, которую поднял из-под ног Петра.
— Пригнитесь, — не отрывая глаз от дороги, приказал Жак. — А лучше сядьте на пол.
Санди и Манди сейчас же соскользнули вниз и уселись на полу, выставив автоматы по обе стороны машины.
Петр нерешительно взглянул на Кувье, но тот пренебрежительно махнул рукой:
— Если уж влепят очередь, то прошьют все насквозь…
И не двинулся с места. Петр последовал его примеру. Жак недовольно покосился на них, но промолчал.
Они без приключений проехали покинутую деревню и миль через пять остановились: впереди был узкий мост, а за мостом виднелось еще одно селение.
Жак заглушил мотор, и сразу же наступила полная тишина. Впереди и позади — пустынная дорога, по сторонам глухой лес, в котором не пройти без мачете и нескольких шагов.
— Мы их ищем, а они уже где-нибудь у самого Луиса, — рассмеялся Кувье. — Готовятся к капитуляции.
— Или ждут, когда мы втянемся поглубже на их территорию. И тогда…
Жак обвел взглядом могучие стволы деревьев, оплетенные лианами, высокую, почти в рост человека траву на обочине и в придорожной канаве…
— А если нас принимают за федералов? — высказал Петр мысль, неожиданно пришедшую ему в голову. — Ведь у нас на машине — ФАГ — Федеральная армия Гвиании.
— У федералов, насколько мне известно, европейцы в армии не служат, — хмуро пробормотал Жак, продолжая вглядываться в чащу.
— А летчики? — возразил Петр.
— Когда еще они прибудут!
Жак неожиданно поднял руку, требуя тишины, прислушался, хмыкнул. Потом включил двигатель и резко развернул машину.
— В лесу люди, — тихо сказал он. — Не слышно птиц — их распугали. Теперь только бы не поняли, что мы догадались… Поедем медленно, как ни в чем ни бывало…
И он плавно тронул «джип».
— Федералы, са! — почти одновременно раздался крик Санди, и, вскочив во весь рост, телохранитель дал по лесу длинную очередь.
— Идиот! — яростно заорал Жак.
Но лес уже превратился в ад, опоясался огненными вспышками выстрелов.
Они выскочили из-под огня, скрывшись за поворотом дороги. Сбавив скорость, Жак обернулся:
— Все целы?
Петр тоже обернулся. Санди, залитый кровью, с широко открытыми остекленевшими глазами и отвисшей челюстью, лежал на сиденье, раскинув руки.
— И меня… кажется… задело, — сквозь зубы процедил рядом с Петром Кувье. — Эти свиньи…
Кувье, бледный, без кровинки в лице, сидел, откинувшись на спинку сиденья и держась обеими руками за левую сторону груди. Между его пальцев, на ладонь выше сердца, торчала короткая, плохо оперенная стрела…
Жак остановил машину.
— Дотянешь? Сейчас трогать стрелу нельзя…
Кувье скрипнул зубами и попытался улыбнуться. Улыбки не получилось:
— Нет. Это конец. Даже не особенно больно. Но эти свиньи всадили в меня отравленную стрелу. У меня все леденеет…
Руки его упали. Глаза расширились.
— Все мои деньги… в поясе… на мне… Пошлите по адре… Он напрягся… и разом обмяк, уронив голову на грудь.
ГЛАВА 10
— Что ж, он знал, на что шел, — мрачно сказал Дювалье и натянул берет.
Кувье лежал на спине прямо на асфальте шоссе, и стрела все еще торчала у него в груди. Американец Бенджи с недоумением смотрел на него своими ярко-синими, по-детски наивными глазами.
— Ловко же они его, шеф, — продолжал Дювалье. — Не хотел бы я быть на его месте!
Он передернул плечами, его кустистые брови сдвинулись.
Жак не ответил. Сидя на корточках над телом убитого, он расстегивал его широкий кожаный пояс, украшенный хромированными бляшками. Пояс был тяжел, и, сняв его, Жак со вздохом взвесил его на руке:
— Он просил отослать деньги по какому-то адресу…
Жак провел рукой по поясу сверху вниз, нащупал потайные кармашки, расстегнул их. В первом оказалась завернутая в пластик пачка денег, во втором — документы, тоже в пластике, в третьем — надписанный конверт, а в нем — опять деньги.
— «Брюгге», — прочел Жак. — Он был из Брюгге. А фамилия, наверное, жены или матери. У него была другая фамилия — не Кувье.
— А стоит ли, шеф? — выставил вперед свою тяжелую челюсть Дювалье.
— Что… стоит? — резко обернулся к нему Жак.
— Что-то кому-то посылать, — цинично усмехнулся Дювалье. — Нам они тоже бы пригодились. Ведь правда, Бенджи?
Американец сглотнул комок в горле и вопросительно посмотрел на Жака. «У него только два недостатка — никогда нет денег и слишком большой рост, — вспомнились Петру слова Жака об этом парне.
Жак молча перекинул пояс через плечо, повернулся и пошел к своему «джипу».
— А зря брезгуем, шеф! — насмешливо бросил ему в спину Дювалье. — Черные действуют по общим правилам!
И он, поймав взгляд Петра, кивнул в сторону густого придорожного куста, под которым лежало обнаженное тело Санди. Манди, вздыхая, связывал в узел одежду убитого. Двое других коман-досов копали саперными лопатками могилу тут же, у дороги.
— Они честно поделили между собой деньги покойника. Считай, что это пошло ему на похороны, — продолжал Дювалье, подмигивая Бенджи.
Дювалье в сердцах сплюнул на землю и растер плевок рифленой подошвой высокого тяжелого башмака.
Жак бросил пояс убитого в «джип» и вернулся обратно:
— Хватит болтать! Если Кэннон и Гуссенс не выступят к нам немедленно, нас отрежут от Обури, и тогда… Боюсь, что федералы выпотрошат наши пояса без всяких разговоров.
— Ты думаешь, они намеренно отошли в лес, чтобы… Дювалье встревоженно свел брови, маленькие глазки его буравили Жака…
«Ага, испугался! — отметил Петр про себя. — Это тебе не мародерствовать!»
Жак несколько секунд не произносил ни слова, задумчиво глядя куда-то на верхушки деревьев. Потом остановил взгляд на Дювалье. Он принял решение.
— Поедешь в Обури и передашь Кэннону и Гуссенсу: мы под угрозой окружения, и я не ступлю вперед ни шагу. Если же через час я не узнаю, что они выступили на соединение с нами, поворачиваю колонну назад. Понял?
Дювалье усмехнулся и подбросил ладонь к берету:
— Слушаюсь, шеф!
Глазки его довольно блестели: ему совсем не хотелось торчать здесь, дожидаясь, пока в него угодит отравленная стрела, выпущенная из зарослей. К тому же оставалась еще и возможность поживиться кое-чем в Обури. В конце концов, он сумеет добыть там и свою долю.
Взгляд Жака остановился на верзиле Бенджи.
— А ты… назначаю тебя командиром батальона вместо Кувье!
— Слушаюсь, сэр! — радостно вытянулся Бенджи и скосил глаза на убитого бельгийца. — Похороним здесь или… захватим с собой?
Жак взглянул на убитого:
— Если пойдем вперед — похороним. Назад — возьмем с собой. В Уарри на кладбище есть место… для всех нас.
— Что так мрачно, шеф! — развязно ухмыльнулся Дювалье. — Нас еще ждут в кабаках Парижа — и с тугими бумажниками. Не так ли, шеф?
Но Жак не принял его тона.
— Бери «джип», Грилло и… — Он вдруг остановил взгляд на Петре. — …И еще с тобою поедет Питер.
— Но… — возразил Петр. — Как же…
Жак понизил голос почти до шепота, так, чтобы ни Дювалье, ни Бенджи не могли его расслышать:
— В Обури ты сможешь скрыться у кого-нибудь из местных жителей и дождаться федералов. Это хороший шанс, Питер! А здесь… если мы попадем в их руки, нас расстреляют на месте.
Всех, не разбираясь. Здесь и сейчас белая кожа — пропуск прямо на тот свет!
Жак слегка толкнул его в плечо, и Петр понял, что Жак настоит на своем, что так или иначе его отправят в Обури — подальше от ловушки, которая вот-вот должна захлопнуться.
— Хорошо, — сказал Петр.
Жак усмехнулся и махнул рукой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Мини-Спайк в ответ заявил, что ему плевать и на самого Кэннона, и на его угрозы,, увел своих людей в расположение батальона Кувье, о котором предварительно вызнал, что тот, не в пример Брауну и Жан-Люку, вполне покладистый парень.
Жак принял английский взвод без энтузиазма.
Сейчас, ожидая бунта наемников, он понимал, что, если бунт произойдет, тон ему задаст английский взвод. Отсюда и было его решение отправить англичан в Обури, подальше от Кодо-2.
— Отправь их, да скорее возвращайся, — приказал Жак Кувье, и бельгиец заговорщически подмигнул в ответ. Вздорность Мини-Спайка раздражала и его.
Кувье казался веселым и общительным парнем, но Петр узнал, что бельгиец прославился… убийствами и грабежами еще в Конго, где был вместе со Штангером.
Проводив Кувье взглядом, Жак аккуратно сложил карту и бросил ее на сиденье «джипа».
— Не нравится мне эта тишина, — сказал он Петру. — Все идет как-то не так, слишком уж легкий успех. Ни за что не поверю, что федералы оставили дорогу на Луис открытой! Кстати, не забывай, что есть какая-то международная конвенция, запрещающая журналистам браться за оружие в ходе боевых действий.
— Мое оружие — вот… — Петр приподнял фотокамеру, висевшую у него на груди. — И вот…
Он приложил руку к нагрудному карману, из которого торчали записная книжка и дешевая шариковая ручка.
— Что ж, будем надеяться, что оно окажется счастливее наших базук, — вздохнул Жак. — А вот и бельгиец! Быстро же он обернулся!
— Англичане уже ушли в Обури… самовольно, — доложил запыхавшийся Кувье. — Мини-Спайк увел их.
Жак со злостью выругался:
— Ладно, пусть только окончится эта авантюра, я с ними поговорю… — Он ъзглянул на горизонт: — Светает… Санди! Манди!
— Йе, са! — хором прозучали в предрассветном сумраке голоса телохранителей, и они появились у «джипа», словно выросли из-под земли.
— Поехали, — решительно сказал Жак и сел за руль.
— Йе, са! — ответили телохранители и ловко перемахнули через борта «джипа» на заднее сиденье.
Петр, не дожидаясь приглашения, последовал их примеру и уселся рядом с Жаком.
— Проскочим по дороге вперед, — обернулся тот к Кувье. — Надо заставить противника себя обнаружить… и уносить ноги к Бамуанге, пока не поздно!
Бельгиец на секунду задумался, потом обошел «джип» и уселся рядом с Петром на переднее сиденье третьим:
— Поехали!
Жак посмотрел на него, усмехнулся, но ничего не сказал.
— Скажите парням у М-66, чтобы не всадили в нас снаряд, когда будем возвращаться, — обернулся он к телохранителям, и Санди сейчас же прокричал что-то на языке идонго командо-сам, замершим у американской противотанковой пушки, направленной на уже хорошо видный в утреннем свете мост. М-66 тоже захватили в Обури.
Дорога была пустынной. И это казалось необычным. Сколько раз вот так, на рассвете, Петру приходилось ехать воскресным утром по какой-нибудь гвианийской дороге — и каждый раз она была полна жизни.
По ее обочинам скользили цепочки женщин, с корзинами на головах, спешащих на рынок в ближайший городишко. Усталые, в болотной грязи, брели охотники со старинными кремневыми мушкетами. Рядом бежали тощие собаки с высунутыми языками. У удачливых стрелков с пояса свешивались порой одна-две зеленые мартышки или крупные куропатки. Сборщики латекса ехали на велосипедах, увешанных сетками, в которых белели тяжелые шары застывшего сока каучуконосов. Позже появлялись стайки ребятишек в дешевой синей форме, с сумками из рафии через плечо, шагающих в школы при католической или протестантской миссиях.
Но теперь дорога была мертва, и это был действительно плохой признак, признак того, что местные жители не были застигнуты врасплох штурмом Обури, что федеральные власти предупредили их обо всем заранее.
Так считал Жак, но Кувье сомневался, федералы могли просто-напросто выселить жителей прифронтовой зоны.
Миль через пять показалась деревня — длинный ряд глиняных домиков под тростниковыми крышами. Окна были плотно закрыты почерневшими от сырости ставнями, двери заперты тяжелыми самодельными замками. Ни курицы, ни собаки.
— Иджебу, — сказал Кувье, заглянув в карту, которую поднял из-под ног Петра.
— Пригнитесь, — не отрывая глаз от дороги, приказал Жак. — А лучше сядьте на пол.
Санди и Манди сейчас же соскользнули вниз и уселись на полу, выставив автоматы по обе стороны машины.
Петр нерешительно взглянул на Кувье, но тот пренебрежительно махнул рукой:
— Если уж влепят очередь, то прошьют все насквозь…
И не двинулся с места. Петр последовал его примеру. Жак недовольно покосился на них, но промолчал.
Они без приключений проехали покинутую деревню и миль через пять остановились: впереди был узкий мост, а за мостом виднелось еще одно селение.
Жак заглушил мотор, и сразу же наступила полная тишина. Впереди и позади — пустынная дорога, по сторонам глухой лес, в котором не пройти без мачете и нескольких шагов.
— Мы их ищем, а они уже где-нибудь у самого Луиса, — рассмеялся Кувье. — Готовятся к капитуляции.
— Или ждут, когда мы втянемся поглубже на их территорию. И тогда…
Жак обвел взглядом могучие стволы деревьев, оплетенные лианами, высокую, почти в рост человека траву на обочине и в придорожной канаве…
— А если нас принимают за федералов? — высказал Петр мысль, неожиданно пришедшую ему в голову. — Ведь у нас на машине — ФАГ — Федеральная армия Гвиании.
— У федералов, насколько мне известно, европейцы в армии не служат, — хмуро пробормотал Жак, продолжая вглядываться в чащу.
— А летчики? — возразил Петр.
— Когда еще они прибудут!
Жак неожиданно поднял руку, требуя тишины, прислушался, хмыкнул. Потом включил двигатель и резко развернул машину.
— В лесу люди, — тихо сказал он. — Не слышно птиц — их распугали. Теперь только бы не поняли, что мы догадались… Поедем медленно, как ни в чем ни бывало…
И он плавно тронул «джип».
— Федералы, са! — почти одновременно раздался крик Санди, и, вскочив во весь рост, телохранитель дал по лесу длинную очередь.
— Идиот! — яростно заорал Жак.
Но лес уже превратился в ад, опоясался огненными вспышками выстрелов.
Они выскочили из-под огня, скрывшись за поворотом дороги. Сбавив скорость, Жак обернулся:
— Все целы?
Петр тоже обернулся. Санди, залитый кровью, с широко открытыми остекленевшими глазами и отвисшей челюстью, лежал на сиденье, раскинув руки.
— И меня… кажется… задело, — сквозь зубы процедил рядом с Петром Кувье. — Эти свиньи…
Кувье, бледный, без кровинки в лице, сидел, откинувшись на спинку сиденья и держась обеими руками за левую сторону груди. Между его пальцев, на ладонь выше сердца, торчала короткая, плохо оперенная стрела…
Жак остановил машину.
— Дотянешь? Сейчас трогать стрелу нельзя…
Кувье скрипнул зубами и попытался улыбнуться. Улыбки не получилось:
— Нет. Это конец. Даже не особенно больно. Но эти свиньи всадили в меня отравленную стрелу. У меня все леденеет…
Руки его упали. Глаза расширились.
— Все мои деньги… в поясе… на мне… Пошлите по адре… Он напрягся… и разом обмяк, уронив голову на грудь.
ГЛАВА 10
— Что ж, он знал, на что шел, — мрачно сказал Дювалье и натянул берет.
Кувье лежал на спине прямо на асфальте шоссе, и стрела все еще торчала у него в груди. Американец Бенджи с недоумением смотрел на него своими ярко-синими, по-детски наивными глазами.
— Ловко же они его, шеф, — продолжал Дювалье. — Не хотел бы я быть на его месте!
Он передернул плечами, его кустистые брови сдвинулись.
Жак не ответил. Сидя на корточках над телом убитого, он расстегивал его широкий кожаный пояс, украшенный хромированными бляшками. Пояс был тяжел, и, сняв его, Жак со вздохом взвесил его на руке:
— Он просил отослать деньги по какому-то адресу…
Жак провел рукой по поясу сверху вниз, нащупал потайные кармашки, расстегнул их. В первом оказалась завернутая в пластик пачка денег, во втором — документы, тоже в пластике, в третьем — надписанный конверт, а в нем — опять деньги.
— «Брюгге», — прочел Жак. — Он был из Брюгге. А фамилия, наверное, жены или матери. У него была другая фамилия — не Кувье.
— А стоит ли, шеф? — выставил вперед свою тяжелую челюсть Дювалье.
— Что… стоит? — резко обернулся к нему Жак.
— Что-то кому-то посылать, — цинично усмехнулся Дювалье. — Нам они тоже бы пригодились. Ведь правда, Бенджи?
Американец сглотнул комок в горле и вопросительно посмотрел на Жака. «У него только два недостатка — никогда нет денег и слишком большой рост, — вспомнились Петру слова Жака об этом парне.
Жак молча перекинул пояс через плечо, повернулся и пошел к своему «джипу».
— А зря брезгуем, шеф! — насмешливо бросил ему в спину Дювалье. — Черные действуют по общим правилам!
И он, поймав взгляд Петра, кивнул в сторону густого придорожного куста, под которым лежало обнаженное тело Санди. Манди, вздыхая, связывал в узел одежду убитого. Двое других коман-досов копали саперными лопатками могилу тут же, у дороги.
— Они честно поделили между собой деньги покойника. Считай, что это пошло ему на похороны, — продолжал Дювалье, подмигивая Бенджи.
Дювалье в сердцах сплюнул на землю и растер плевок рифленой подошвой высокого тяжелого башмака.
Жак бросил пояс убитого в «джип» и вернулся обратно:
— Хватит болтать! Если Кэннон и Гуссенс не выступят к нам немедленно, нас отрежут от Обури, и тогда… Боюсь, что федералы выпотрошат наши пояса без всяких разговоров.
— Ты думаешь, они намеренно отошли в лес, чтобы… Дювалье встревоженно свел брови, маленькие глазки его буравили Жака…
«Ага, испугался! — отметил Петр про себя. — Это тебе не мародерствовать!»
Жак несколько секунд не произносил ни слова, задумчиво глядя куда-то на верхушки деревьев. Потом остановил взгляд на Дювалье. Он принял решение.
— Поедешь в Обури и передашь Кэннону и Гуссенсу: мы под угрозой окружения, и я не ступлю вперед ни шагу. Если же через час я не узнаю, что они выступили на соединение с нами, поворачиваю колонну назад. Понял?
Дювалье усмехнулся и подбросил ладонь к берету:
— Слушаюсь, шеф!
Глазки его довольно блестели: ему совсем не хотелось торчать здесь, дожидаясь, пока в него угодит отравленная стрела, выпущенная из зарослей. К тому же оставалась еще и возможность поживиться кое-чем в Обури. В конце концов, он сумеет добыть там и свою долю.
Взгляд Жака остановился на верзиле Бенджи.
— А ты… назначаю тебя командиром батальона вместо Кувье!
— Слушаюсь, сэр! — радостно вытянулся Бенджи и скосил глаза на убитого бельгийца. — Похороним здесь или… захватим с собой?
Жак взглянул на убитого:
— Если пойдем вперед — похороним. Назад — возьмем с собой. В Уарри на кладбище есть место… для всех нас.
— Что так мрачно, шеф! — развязно ухмыльнулся Дювалье. — Нас еще ждут в кабаках Парижа — и с тугими бумажниками. Не так ли, шеф?
Но Жак не принял его тона.
— Бери «джип», Грилло и… — Он вдруг остановил взгляд на Петре. — …И еще с тобою поедет Питер.
— Но… — возразил Петр. — Как же…
Жак понизил голос почти до шепота, так, чтобы ни Дювалье, ни Бенджи не могли его расслышать:
— В Обури ты сможешь скрыться у кого-нибудь из местных жителей и дождаться федералов. Это хороший шанс, Питер! А здесь… если мы попадем в их руки, нас расстреляют на месте.
Всех, не разбираясь. Здесь и сейчас белая кожа — пропуск прямо на тот свет!
Жак слегка толкнул его в плечо, и Петр понял, что Жак настоит на своем, что так или иначе его отправят в Обури — подальше от ловушки, которая вот-вот должна захлопнуться.
— Хорошо, — сказал Петр.
Жак усмехнулся и махнул рукой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45