Остальное не имело значения, потому что имелась благая цель.
Почему и по какой причине возникли у него подозрения, Сергей Драков пока не сумел бы объяснить, но тревога поселилась в нем, и он уже не мог успокоиться. Возможно, сработала природная интуиция, которая не раз выручала его и которой обладают-таки люди, живущие с постоянным риском.
Простояв у окна до той самой минуты, когда женщины поднялись со скамьи и направились в дом, продолжая о чем-то еще говорить тихими голосами, Драков подошел к лестнице, ведущей вниз, и остановился на верхней ступени. Он был в тени, и снизу его не могли сразу обнаружить, а прихожая была ярко освещена, и он мог хорошо рассмотреть лица.
Должно быть, Чума ждал возвращения женщин. В этом не было ничего удивительного, охраннику положено быть начеку. Насторожило другое.
Войдя в освещенную прихожую и увидев Чуму, стоявшего у дверей своей комнаты, женщины как-то странно посмотрели на него, обе одинаково что ли, словно заговорщики. Драков догадался, что между ними произошел разговор и заключался он в том, что все трое дали понять друг другу: все они в курсе какого-то дела, между ними более нет тайны. И в том, что все это именно так и было, Драков не сомневался. Чума чутко уловил шорох и посмотрел на самый верх лестницы, где притаился Драков. Этот короткий взгляд охранника насторожил женщин, и выражение на их лицах сменилось тут же. Людмила Петровна пошла к лестнице, а служанка устремилась на кухню, словно у нее там было по горло дел, и она о них внезапно вспомнила.
Стараясь шагать бесшумно, Драков поспешил в свою спальню и присел на край кровати. Он слышал, как поднялась жена по лестнице, как прошла к себе. Охранник вышел на улицу и подошел к той скамейке, на которой только что сидели женщины.
Драков увидел это, шагнув к окну, где недавно стоял. Охранник опустился на скамейку и не завалился на спинку, как сделал бы сам Драков, а положив локти на колени, уставился вниз, будто перед ним горел костер. Это была поза таежника. Драков вспомнил те времена, когда он был на Севере. Еще тогда он обратил внимание на эту позу и на то, как бесконечно долго могут сидеть северяне в такой задумчивости.
Если Дракову постоянно казалось, что он уже где-то видел Чуму, то теперь он уверился и в том, где это могло произойти. Только на Севере.
Он начал покручивать воспоминания, как кинопленку, то забегая вперед, то возвращаясь назад.
Помог ему и этих поисках в прошлом и сам Чума. Но это уже случилось утром…
Драков просыпался рано и обычно до завтрака, приняв душ, просматривал бумаги в кабинете, который находился рядом со спальней. А тут вдруг решил выйти на улицу.
Женщины еще, естественно, спали. Но Чума уже был на ногах и смазывал из масленки петли калитки, которые противно скрипели и раздражали Дракова. До Клина никогда бы не дошло смазать, а этот догадался. В другой раз Драков обязательно похвалил бы. Инициативу подчиненных он ценил. Но теперь он смотрел на Чуму встревоженным взглядом.
Уж очень смутила его та поза, в какой он сидел вчера на скамейке. Правда, мертвые не приходят к живым. Но почему-то вспомнился тот парень, который доставил ему когда-то много неприятных минут. За других как-то и не цеплялась память, лица их слились в смутные пятна. Да и не было у него ни с кем в том краю такого события или истории, что запомнилось бы. А парень и теперь стоял перед глазами.
Но не мог он так измениться! Хотя прошло пятнадцать лет. И все-таки… Тот был худой, угловатый, с длинными руками и ногами да, к тому же, сутулый, отчего напоминал цаплю. Он показался бы тогдашнему Дракову просто смешным, если бы не его упрямство. Таких упрямых он, Драков, более не встречал в жизни.
Драков знал своего охранника как Пегина, и фамилия ему ничего не подсказывала. Тем более прозвище – Чума.
Да не мог тот парень превратиться в такого крепыша с налитыми мышцами, крепкой фигурой и лицом бойца! Глаза же у него другие – стальные. А у того были, как у красной девицы, ангельские.
И главное – Филин, Бульбаш и Клин знали свое дело. Они не могли ошибиться. Если сказали – хана, значит, так оно и было. С того света не приходят.
И Драков уже отогнал от себя мысль о том парне, как вдруг услышал, что Чума запел.
Это была песня Владимира Высоцкого.
Чума не слышал, как открылась дверь дома за его спиной, так как только что смазал петли. Это его и подвело. Он ни за что не запел бы, если б знал, что Драков услышит. Он пропел только две строки и вполголоса, а затем что-то просвистал. Но и этого было достаточно Дракову, который онемел от удивления, торопливо отступил назад и осторожно прикрыл за собой дверь.
Ни у кого другого не было такой манеры свистеть! Никогда после он не слышал такого свиста, такую странную трель!
Предельно взволнованный, Драков вернулся в кабинет, сел за стол и стал успокаивать себя. Может, показалось? Может, ошибся? Но перед глазами сидел сутуловатый парень, упираясь руками в колени, смотрел на воду и напевал Высоцкого. Потом засвистел, выпустив такую руладу, что Драков не поверил собственным ушам. Неужто человек способен так искусно!..
А если это он?
Тот сутулый, наверное, не мог забыть и за пятнадцать лет, кто его собирался убить. Может быть, долго искал и, наконец, вышел на Дракова. Втерся в доверие. Зачем? А чтобы осуществить задуманную месть.
Мог он быть и подсадной уткой. Работает на органы. В таком случае, Драков уже на крючке. Надо же, испугался какого-то журналиста. Мол, узнает, разоблачит. Да это ерунда! А тут под боком сам пригрел лютого врага и стоит, можно сказать, на мине, еще одно движение – и кранты.
Волосы на голове шевельнулись, и по спине пробежал противный холодок.
Нельзя распускать нервы. Спокойней. Если даже есть времени всего полчаса, то можно найти выход.
И тут подумалось, что Чума выдает себя не за того, кто он есть на самом деле, Но делает это не потому, что служит в органах, а по причине своего прежнего упорства. Очень может быть, что он больше думает о любви, чем о мести. Тогда его интересует, прежде всего, Людмила Петровна.
Если это так, то они затевают какой-то ход, чтобы смыться вдвоем. Но у Чумы голова неплохо варит, он прекрасно понимает, что от Дракова улизнуть не так-то просто. А если улизнешь, так рука у Дракова длинная и хваткая. Тут нужно поработать головой, как все сделать.
Вспомнив недавний разговор в машине, Драков даже стукнул себя по лбу. Вот лопух! Как ловко Чума отказался от задания убить журналиста! Подсунул Клина и дважды выиграл: на Дело не пошел – на хрена оно ему нужно! – и остался в доме, поближе к Людмиле Петровне.
Теперь и ее поведение в последние дни становится понятным. А как она смотрела в прихожей на охранника! Ясно, что между ними – уговор.
Чума решил похитить жену Дракова! Вот дела! Он же обещал однажды.
Много лет назад Драков увидел на берегу сидящего на валуне парня. Еще подумал – экий ушастик! Он сидел, локтями упершись в колени, и смотрел на воду. Услышав шаги Дракова, ушастик поднялся и сказал, глядя прямо в глаза как-то иступленно:
– Я тебя жду.
– Почему «тебя»? – улыбнулся снисходительно Драков. – Мы разве переходили на «ты»? Я не помню. И мне кажется, что такого факта не могло быть, потому что мы прежде никогда не виделись.
– Какая разница – ты, вы? Главное – суть.
– Чем же обязан?..
– Разговор есть. Драков пожал плечами.
– О чем? Может, перепутали с кем?
– Ни с кем я тебя не спутал.
– Снова «тебя». Упрям, вижу.
– Мне так легче. Мы же ровесники.
– Ну, как вам угодно. Но о чем разговор?
– О Люде.
– О какой такой Люде?
– О твоей жене.
– Слушай! – невольно перешел на «ты» Сергей Драков. – Какая она тебе Люда? Не смей! Слышишь, придурок!
– Чего не сметь?
– Говорить о ней в таком тоне.
– Я говорю нормально. А ты слушай.
– И что ты хочешь сказать?
– Откажись!
– Что? – Драков пока еще не все понимал. – От чего это я должен отказаться по твоей милости? От кого?
– От нее, говорю, откажись. Дай развод!
Сергей Драков уставился на ушастика. Шутит или… Вроде не пьяный. Неужто придурочный?
– У тебя нет температуры? – спросил Драков с издевкой.
– По-доброму пока прошу!
– Это что – угроза?
– Нет. Бить тебя не буду.
Сергей не удержался от смеха. Физически он явно был крепче и, случись драка, здорово досталось бы ушастику.
– Спасибо, – сказал Драков, издеваясь. – Очень тронут. А если я тебе врежу?
И тогда этот странный парень с иступленными глазами сказал с уверенностью:
– Не откажешься – украду ее.
– Ты хоть понимаешь, что мелешь? – зло сузились глаза Дракова.
– Понимаю, – отвечал ушастик. – Украду.
– Погоди. А как же она? – возникло подозрение у Дракова.
– Что она?
– Ее-то спросил хотя бы?
– О чем?
– Она-то согласна, чтоб ты ее умыкнул?
– Я не говорил с ней об этом.
– А вдруг сопротивляться будет? Крик поднимет?
– Может быть. Но пусть кричит.
– А если люди прибегут?
– Пусть прибегут. Все равно украду.
– А потом? Что потом-то?
– Потом женюсь на ней.
– А если она не согласится?
– Согласится.
– Да откуда у тебя такая уверенность? Какой она тебе дала повод, что ты так говоришь – согласится!
– Я не спрашивал, но я знаю – женюсь.
– Против ее воли что ли?
– Нет. Я против воли не пойду.
– Ты опомнись, парень. Я не знаю, как такое могло в твою башку взбрести. Играешь с огнем. Я никому не собираюсь уступать свою жену. С чего это вдруг? Я не собираюсь с ней разводиться. И она не хочет со мной разводиться. Если ты сейчас же не уберешься, я выкину тебя в реку!
– Без нее не уеду.
– Откуда ты такой заявился?
– Это неважно. Заявился – и все.
– Послушай мой совет – убирайся. И не появляйся на мои глаза. Если будешь преследовать мою жену, тебе будет очень плохо.
– Это несправедливо, – сказал спокойно ушастик.
– Что несправедливо?
– Не так должно быть, иначе…
– Как иначе? Почему? О чем мы говорим? Я ее встретил, женился. У тебя не отбирал. И вдруг – несправедливо!
– Вот умри, коли так…
– Как это – умри? – опешил Драков.
– Утопись в реке.
– Зачем? Чтоб вдовой осталась? Тебя вдова устраивает?
Драков засмеялся.
– И я умру, – серьезно заявил парень.
– То есть как? Тоже утопишься?
– С тобой вместе. Тогда будет справедливо. Драков испытующе смотрел на парня. Такого идиота он еще никогда не встречал.
– Может быть, у тебя не все дома? – спросил он осторожно.
Но нет, перед ним стоял не обычный сумасшедший! Это был просто безумец-влюбленный. О таких он читал в книгах и всегда их считал вымыслом. Но вот подобный тип стоял тут и смотрел на него, Дракова, своими правдивыми глазами, живой и реальный.
«Сегодня утром я смазал петли на всех дверях, потому что они скрипели на все лады. Когда я вернулся в дом и открыл бесшумную теперь дверь, то увидел поднимающегося по лестнице Дракова. Было такое ощущение, что он чем-то вспугнутый бежал к себе.
Странно.
Вчера вечером, когда в дом вошли женщины, мне показалось, что он стоял наверху и смотрел из темноты.
Выходит, он за кем-то следит. За женой?
А утром, что могло его вспугнуть?
В доме, кроме нас, с ним никто не бодрствует. Он мог увидеть только меня. Ну, вот открыл дверь, увидел меня у ворот… И что? Я смазывал петли. Ну, а еще? Мурлыкал что-то. Что я мог напевать? Конечно, Володю Высоцкого! Так, так, так… И насвистывал. Или нет? Вроде, нет.
Мохов говорит, что я как-то странно насвистываю, не похоже на других. Я об этом всегда помню и стараюсь заливаться трелями лишь тогда, когда меня никто не слышит.
Ну, хорошо. Он увидел меня, услышал, как я напеваю и насвистываю. Что же из этого вытекает? Что его могло так испугать?
Я уверен, что он никогда прежде не слышал этого моего приметного посвиста. Не мог же он по нему разгадать, кто я на самом деле? Чушь! Я уже мякины боюсь, как пуганый воробей.
Я не стал более гадать, что могло случиться. Вскоре Драков должен будет ехать в город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38