– Нет… Не брал, – ответил он.
И мама заплакала. Ленька понимал, ох как он хорошо понимал, что мама плачет совсем не потому, что ей жаль этих пятидесяти рублей. Она плакала оттого, что он, Ленька, сказал ей неправду. Первый раз в жизни…
Этих слез Леонид Кузьмич Самойлов не может забыть и не забудет, наверное, до конца своих дней.
А Витька сдержал слово. Он уже не требовал денег и даже сторонился Леньки.
…Прошло много лет. Мы стали взрослыми. И кажется, забылось многое, но вот рядом со мной на скамейке в нашем переулке сидит Леонид Самойлов, а из подъезда выходит Виктор Давыдов, и они не здороваются.
В тот вечер я понял, что Виктор с годами все острее чувствовал свою вину перед Леонидом, ощущал всю несправедливость того, что произошло когда-то. Ну, а Леонид, добрый и чуткий человек, так и не сумел простить ему своего унижения. А может, не ему, а самому себе он не простил? Такое не забывается. И не всегда правы те, кто полагает, что детские конфликты сглаживаются со временем.
ОБОРОТНАЯ СТОРОНА МЕДАЛИ
В начале января, в холодный и ветреный день, мы готовились задержать группу квартирных воров.
Они должны были появиться ровно в двенадцать часов у Центрального телеграфа на улице Горького. Приметы их мы знали хорошо и были уверены в успехе.
К телеграфу подъехали на двух машинах. Нас было трое. Вторую машину взяли для будущих пассажиров.
Мы стояли на улице, делая вид, что друг друга не знаем. Ветер пробирал до костей, ни покурить, ни согреться, а воры все не появлялись. Решили операцию отложить. Собрались в вестибюле телеграфа, чтобы поговорить и отогреться.
Настроение у нас было – хуже не придумаешь. Работа осложнилась. Воры, которых мы должны были задержать, отличались дерзостью, и нам неизвестно было, чем они занимались, пока мы мерзли на ветру, поджидая их.
Неожиданно наше внимание привлекли двое парней. Они совсем не были похожи на тех, кого мы искали, но мы подошли к ним и попросили предъявить документы.
Это было не праздным любопытством.
Ребята, расстегнув пальто, небрежно рассовывали по карманам пачки денег.
Одеты они были скромно, держались спокойно. Нас насторожило даже не количество денег, а та привычная небрежность, с которой деньги рассовывались по карманам.
Оказалось, ребята только что получили переводы из дома от родителей из города Ахалкалаки. Есть такой маленький город в Грузии, в восьмидесяти километрах от Боржоми.
Оба тут же предъявили нам свои паспорта. С временной московской пропиской. Гаспарян и Падаров.
– Почему временная? – спросил я.
– Мы учимся на вечернем в институте, а вечерникам общежития не предоставляют.
– А где вы работаете? – поинтересовался Евгений Меркулов, сотрудник нашей оперативной группы.
Оказалось, что ребята были рабочими в продуктовом магазине. Чтоб мы не сомневались в правдивости их слов, они показали нам справки.
Наверное, в нашем деле, как и в каждом другом, тоже есть шестое чувство – профессиональная интуиция. С самого начала мне показалась нелогичной вся эта ситуация: крупная сумма денег… и работа в продуктовом магазине. Я позвонил в магазин, где числились оба уроженца города Ахалкалаки.
Директор уверенно ответил, что ни Гаспарян, ни Падаров никогда в магазине не работали…
Квартирных воров, не приехавших к телеграфу, мы задержали в тот же вечер. Начались обыски, допросы, очные ставки и командировки, так что студентами пришлось заняться несколько позже.
В институт я выбрался только в конце месяца.
На вечернем отделении действительно в списках значились студенты Гаспарян и Падаров.
Знакомясь с личным делом Падарова, я обратил внимание на его сочинение на приемных экзаменах. Оно было написано неторопливым аккуратным почерком, без помарок, очень продуманно и академически сухо. Там не было ничего лишнего: ни слова, ни запятой. Все на месте. Вчерашние десятиклассники пишут не так. На экзаменах решается их судьба. Я не графолог, но мне кажется, что, когда волнуешься, вряд ли напишешь без единой помарки. Мне самому приходилось писать сочинения на экзаменах, у меня не выходило так аккуратно. И у моих товарищей было не так. И у большинства будущих студентов, писавших вместе с Падаровым, сочинения выглядели иначе.
Я знаю, что есть люди с феноменальной памятью, но у меня появляются сомнения, когда в экзаменационном сочинении приводятся по памяти цитаты на полстраницы, написанные со всеми знаками препинания. Возникает предположение, что цитата списана. Хотя кто знает, в жизни есть много такого, «что и не снилось нашим мудрецам».
В сочинении Падарова приводилась цитата Белинского. Сложная это была цитата, а он запомнил и написал ее на экзамене всю целиком.
Мне захотелось встретиться с ним, побеседовать. Но так, чтобы он не догадался об истинных причинах, заставивших меня искать встречи. Зачем волновать человека, ведь у меня еще не было никаких улик.
Скоро мне стало известно, что студент первого курса Падаров часто разъезжает по Москве на машине своего родственника. Имел на нее доверенность.
И хотя дорожными происшествиями занимаемся совсем не мы, а служба ГАИ, я пригласил Падарова в уголовный розыск.
Он вошел ко мне в кабинет решительно и смело, как и положено человеку, не чувствующему за собой никакой вины. Он не узнал меня, а я не стал напоминать ему о нашей встрече в вестибюле Центрального телеграфа.
– Меня вызвали в эту комнату. К вам, наверное?
– Ко мне. Присаживайтесь. Если хотите курить, курите. И пожалуйста, дайте мне спичку, мои кончились.
Он чиркнул ронсоновской зажигалкой. Последняя модель. Курил же он сигареты «Дымок», демонстративно положив пачку перед собой на стол. Было заметно: этот сорт сигарет был для него новым и пачка куплена специально для того, чтобы курить в МУРе.
– Скажите, Падаров, – спросил я, – что произошло у вас вчера вечером в районе площади Маяковского, когда вы проезжали там на «Москвиче»?
– Вроде ничего… – ответил он. Задумался, наморщил лоб и повторил: – Ничего.
– У меня нет оснований вам не доверять, но инспектор после аварии записал номер вашей машины. Разумеется, он мог ошибиться, но я обязан проверить. Возможно, за рулем сидел другой человек. У вас не угнали автомашину?
– Какую аварию? Что произошло на площади Маяковского?
– Ничего страшного, но записан номер вашего «Москвича».
– Со мной друзья ехали. Они подтвердят. Сергей Гаспарян…
– Вот, что – сказал я, – берите лист бумаги, садитесь за свободный стол и, не торопясь, опишите, как вы ехали по площади Маяковского. Можете указать фамилии всех свидетелей, которые, если возникнет такая необходимость, подтвердят ваши слова.
Пока он писал, сначала черновик, а потом уже набело, я стоял у окна и ждал.
Прекрасный документ представил он мне для начала дела! На одной странице я насчитал столько ошибок, что никаких сомнений у меня уже не оставалось. Падаров не мог бы написать экзаменационное сочинение на «отлично».
На экзаменах, случается, списывают. Уголовный розыск расследованием таких проступков не занимается, меня интересовало другое.
С самого начала у меня возникло подозрение, что свое сочинение Падаров писал, судя по всему, дома, а не в напряженной экзаменационной обстановке. Непонятно было только, как попали к нему листы с институтским штампом и как узнал он тему сочинения.
– Слушайте, Падаров, откуда вы так хорошо знаете Белинского? – спросил я.
– Какого Белинского?
– Виссариона Григорьевича.
– Никакого Белинского я не знаю! – сказал он.
– А вот это вы слышали? – спросил я и прочитал переписанную из его сочинения цитату.
– В первый раз слышу, – откровенно признался он. – Сразу видно, умный человек написал.
– Все тот же Белинский. Вы его никогда не читали?
– Нет, не приходилось…
– Как же вы тогда на него ссылаетесь, цитируете?
– Где цитирую? Я про этого Белинского в первый раз слышу! Пригласите того, кто сказал, что я на него ссылаюсь!
– Да я сам видел. В вашем сочинении на вступительном экзамене. Я прочел только то, что вы сами написали. Может, вспомните про Белинского и расскажете?
Он долго смотрел на меня исподлобья, собирался что-то сказать, потом неожиданно расплакался и начал рассказывать.
Все оказалось так, как я предполагал.
Отец Падарова считал, что его сын должен иметь диплом. Безразлично какой. Инженерный, врачебный, экономический… Главное – диплом. «Без высшего образования нельзя жить в наше время!» – поучал отец.
И когда Гиви Падаров окончил школу, отец повез его в Москву.
Был жаркий июль. Старший Падаров объезжал и обзванивал знакомых, которые, по его предположению, могли помочь.
Гиви рассказал, что он сдал документы в авиационный, но конкурс большой, экзамены сложные, думал, что придется возвращаться домой.
Тогда кто-то из земляков посоветовал Гиви поговорить с секретарем вечернего отделения другого института, конечно, заплатить (не без этого), и все будет в порядке. «Когда начнешь говорить, сошлись на нас», – научили друзья.
Дипломатические переговоры взял на себя отец. Он поехал к секретарю вечернего отделения, скромной даме средних лет, вроде бы проконсультироваться по поводу приемных экзаменов, и они удивительно быстро нашли общий язык.
Папа беспокоился о будущем сына, и секретарша разделила его волнение.
Она намекнула, что есть вариант, при котором все печальные неожиданности экзаменов сводятся к нулю. В конце их беседы папа Падаров по-деловому полез в карман и спросил:
– Сколько нужно?
– Вы не подумайте, что это только мне…
– Вы хозяйка, я на вас надеюсь.
– Разумеется, я постараюсь. Но имейте в виду, что это задаток. Окончательно рассчитаемся, когда ваш мальчик сдаст экзамены.
Накануне экзамена по литературе Гиви получил тему, листы бумаги с институтским штампом и текст сочинения. Требовалось аккуратно его переписать и принести с собой в аудиторию, а со звонком сдать и ни в коем случае не спешить.
Перед каждым следующим экзаменом секретарь будет называть ему фамилию преподавателя, к которому нужно идти.
– И главное, Гиви, ты не молчи… Ты говори, ведь что-то ты знаешь…
С Гаспаряном все было проще. У него была золотая медаль, и он экзаменов не сдавал. Прошел только собеседование.
В данном случае подозрений вроде бы не было. Но оказалось, что медаль совсем даже не его. А… сестры. Сестра была отличницей, и родители Гаспаряна рассудили, что девочке не обязательно поступать в институт, а захочет – со своими способностями и так сможет сдать все экзамены.
Заботливые родители быстро уладили дела с медалью и аттестатом и отправили сына в Москву.
Раскручивая это так неожиданно начавшееся дело, мы установили, что в институте орудовала группа преподавателей-взяточников…
Начинать жизнь с обмана – нечего сказать, хорошую дорогу уготовили своим детям любящие папы и мамы!
Желание видеть сына дипломированным специалистом прекрасно, но ради диплома калечить жизнь – не слишком ли дорогая цена? Разве у молодого человека, кроме института, нет других путей в жизни? Неужели диплом стоит того, чтобы торговать совестью? Не скрывая. Цинично.
Как сложится жизнь Гиви Падарова? Он уже отравлен вкусом легкой добычи, он уже уверовал, что «с деньгами все дозволено», он уже убежден, что в жизни всегда надо уметь приспосабливаться. Станет ли для него все происшедшее уроком навсегда или останется лишь досадным «проколом», нечаянной неприятностью, осложнившей так удобно складывающуюся жизнь?
И что станет с сестрой Гаспаряна, знающей на «отлично» нравственный опыт героев литературы и сопоставляющей его с нравственным опытом своей семьи?
Обидно, но приходится признаться, что не так уж редко родители, вместо того чтобы воспитывать в детях самостоятельность, признавать за ними право выбора и будить в них чувство ответственности, прилагают огромные усилия, чтобы эту ответственность заглушить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15