Намот считал этого прохвоста способным на все:
Он знает, что я богат и что наши друзья тоже богаты. Думаю, опасность грозит не только мне…
«Естественно!» – прошептал месье Венс.
Намот, который дописывал свое послание уже на борту «Аквитании», утверждал, что встречался со Смитом в Пекине дважды. Ему даже почудилось, будто он видел его па судне среди пассажиров третьего класса, однако фраза заканчивалась такими словами:
…может, это ошибка.
«Болван! – невольно подумалось месье Венсу. – Это письмо погубит тебя…»
Открыв один из ящиков письменного стола, он достал оттуда три образчика почерков – два мужских и одни женский – и, положив рядом, долго сравнивал с почерком того, кто писал письмо. Затем сложил все вместе в конверт, запечатал его и написал адрес:
Месье Омеру Маржо,
графологу,
улица Сет Тур, 8.
– Доставить срочно. Для исследования, – сказал он дежурному, прибежавшему на его вызов.
Затем снял телефонную трубку и набрал номер.
– Маржо?.. Говорит Венс… Отлично, мой дорогой. А вы?.. Я послал вам документы… Да, что-то вроде исповеди, наверняка подложной, и три образчика почерков… Да… Но я все-таки сомневаюсь: буквы уж очень разные… Да, конечно… Могу я на вас рассчитывать?.. Спасибо. До свидания.
Даже не положив трубку, он набрал кончиком карандаша другой номер.
– Месье Сантер?.. Да, прочитал… Очень интересно… Несколько неожиданно, но интересно… Этот Смит?.. О, в мире наверняка существует множество Джонов Смитов, и тысячи их – прохвосты… Не слишком оригинальное имя… Конечно, конечно… Вы нашли письмо в сумке?.. Нет? В чемодане?.. В одном из бумажников, лежавших сбоку?.. С левой стороны?.. Кстати, вы помните, я просил у вас образчик почерка всех ваших друзей?.. Вы дали мне только два… Вы обещали мне остальные, я хотел бы иметь их… Почему?.. Ни Намота, ни Жернико?.. А Перлонжура?.. Самому спросить у него?.. Договорились… Алло, еще один вопрос!.. Это обвинение в самом деле написано рукой Намота?.. О, для очистки совести… Вы хорошо знаете его почерк?.. Ладно… До свидания.
Месье Венс закурил сигарету и глубоко затянулся. Несмотря на всю свою ловкость, опасную ловкость, убийца на этот раз несомненно выдал себя.
ГЛАВА XV
ПОБЕДИТЕЛЬ АТЛАНТИКИ
Выйдя из дому, Сантер сразу заметил Перлонжура, неподвижно стоявшего на другой стороне улицы. Он и вида не подал, что заметил его, однако встречи избежать не удалось: Перлонжур уже переходил улицу, направляясь к нему…
Жан и в самом деле намеревался поговорить с Сантером, чтобы рассеять возникшее между ними недоразумение. Он подстерегал друга, решив во что бы то ни стало затащить его в ближайшее кафе, где они спокойно, без помех, смогут все обсудить. Перлонжур не без резона думал, что лучше встретиться с Сантером на нейтральной территории, чем идти к нему домой.
Молодой человек осыпал себя в последние дни горькими упреками. Почему он торчит в этом городе, куда вернулся лишь затем, чтобы повидаться с Сантером и заключить его в свои объятия? Старая мать успела поглядеть на него перед смертью; с возвращением сына жизнь подарила ей последнюю радость, па которую она уповала, так что делать ему здесь больше нечего. Да и бумажник его день ото дня становится все более тощим, а бесчисленные корабли устремляются в открытое море, и необъятный мир снова зовет его…
– Чего тебе? – спросил Сантер.
– Я хотел бы поговорить с тобой.
– Нам не о чем с тобой разговаривать.
Сантеру пришлось остановиться, ибо Перлонжур преградил ему путь, но на лице его застыло жесткое, суровое выражение. Глядя, как они стоят друг против друга, никто бы не подумал, что этих двух мужчин связывала когда-то крепкая дружба.
– Я очень спешу, – сказал Сантер. – До свидания.
– Ты не можешь отказать мне, ведь всего несколько минут…
– Почему не могу?.. Повторяю, я очень спешу.
– Что я тебе сделал?
Этот вопрос несколько охладил Сантера. Он задумался. И в самом деле, что ему сделал друг? Пришлось признаться самому себе, что, по совести говоря, ничего плохого он ему не сделал.
– Ты думаешь, и правда надо?.. – начал он.
– Совершенно необходимо.
Сантер уступил столь решительному натиску, и через десять минут оба друга уже сидели за столиком тихого маленького кафе, где в этот час, кроме них, никого не было.
– Ну что? – спросил Сантер.
– Видишь ли…
Перлонжур, умолк. Он никак не ожидал, что будет настолько трудно выговорить коротенькую фразу, которая должна была послужить началом беседы: «Видишь ли, речь идет об Асунсьон!»
Одного упоминания этого имени было довольно, чтобы повергнуть себя в смятение, и он с грустью подумал, что Сантер, должно быть, испытывает то же самое. И хотя до сих пор они ни словом не обмолвились о своей любви, каждый из них с уверенностью – печальной уверенностью – мог сказать, что оба любят одну и ту же женщину, что оба они готовы умереть ради одной-единственной ее улыбки.
– …речь идет о Жернико, – закончил свою фразу Перлонжур.
– А-а! – молвил Сантер, слегка удивившись.
– Ты уверен, что это его тело?
– Само собой.
– И само собой ты собираешься сообщить об этом Асун… его невесте?
– Да, – глухо произнес Сантер.
– А ты не боишься, что, поступив таким образом, заставишь ее… страдать?..
– Кого ее?
– Асунсьон.
– Нет.
Наступило молчание. Оба, казалось, собирались с силами для предстоящей борьбы.
– Ты не прав… – осторожно начал Перлонжур. – Она еще успеет узнать об этом…
– Чем раньше, тем лучше. Я как раз шел к ней, когда встретил тебя. Асунсьон должна знать, что она свободна…
– О! Если она любила Марселя, думаю, она не скоро станет свободной…
– Мертвых не любят.
– Ошибаешься. Некоторых мертвых можно любить больше, чем живых.
Щеки Сантера вспыхнули.
– Это ты обо мне?
– Я не понимаю…
– Да не валяй дурака! Мы здесь для того, чтобы говорить о ней и ни о ком другом. Таково было твое намерение, когда ты сегодня шел ко мне. Что, мужества не хватило? Или чистосердечия?.. Ладно, давай я скажу вместо тебя. Я не боюсь слов. Ты любишь Асунсьон.
– Да, – выдохнул Перлонжур.
– Я тоже, тоже ее люблю! Я люблю ее – надо ли говорить об этом? – больше жизни… О! Гораздо больше жизни!..
– Естественно, Жорж, иначе ты не любил бы ее.
– Я полюбил ее с первого дня, с первого раза, как она пришла ко мне, чтобы узнать, есть ли новости от Марселя…
– А я, – сказал, в свою очередь, Перлонжур, – я полюбил ее в тот вечер, когда исчез Жернико, когда я вошел вслед за тобой в квартиру, где она лежала без сознания… Понимаешь, я полюбил ее до того еще, как увидел ее лицо.
– Я полюбил ее раньше тебя! – воскликнул Сантер.
– Я люблю ее, – молвил в ответ Перлонжур, – с тех пор, как вообще стал думать о женщинах.
Воцарилось недоброе молчание. Только что произнесенные ими слова, подтвердившие все опасения и неясные страхи, заставили их призадуматься. Что станется теперь с их прекрасной, с их братской дружбой?
– Мы не виноваты… – тихо произнес Сантер.
– Она тоже! – сказал Перлонжур.
– А ты… Ты часто с ней виделся?
– Реже, чем ты.
Такой ответ наполнил сердце Сантера радостью. Его терзала жгучая ревность. И он невольно видел в своем друге самозванца, бесчестного соперника. Ему мнилось, что у него самого почему-то больше прав па эту женщину. До того, как вернулся Жернико, надежд у него не было никаких, он молча страдал, не предполагая, что судьба в один прекрасный день может оказаться на его стороне. Но теперь он не желал ни с чем мириться. Перлонжур… Что ж, пришла его очередь молча страдать!..
– Мне жаль тебя, – сказал он.
– Жаль меня?.. Почему? – спросил Перлонжур.
Ему вспомнились редкие минуты, которые он провел наедине с Асунсьон. Вспомнились их разговоры о разных вещах, их тихие, дрожащие голоса – так говорят только в церкви. Но больше всего ему запомнился смех, прекрасный жемчужный смех Асунсьон, она так смеялась, когда он в шутку спел ей, встав на одно колено и положив руку на сердце, мальгашскую песенку:
Не люби меня, подружка,
Как ты любишь пресный рис,
Полюби меня, как краба,
Он и вкусен, и красив.
Он наклонился к Сантеру.
– А она когда-нибудь смеялась с тобой?
– Нет, – признался Сантер.
И сразу почувствовал себя глубоко несчастным, потому что с ним она никогда не смеялась. Зато Перлонжур…
– Думаешь, она любит тебя? – спросил он дрожащим голосом.
– Я не смею на это надеяться.
Такой ответ окончательно вывел Сантера из себя. Если бы Перлонжур задал ему этот вопрос, он наверняка ответил бы: «Не знаю!» Так почему же Жан отвечает иначе?
– И правильно! – воскликнул он. – И не надейся. Она никогда не полюбит нас – ни тебя, ни меня.
– Во всяком случае…
Перлонжур помолчал немного, потом все-таки сказал:
– Выбирать, естественно, ей.
Сантер с ужасом посмотрел на друга. Стало быть, он настолько уверен в себе, что не боится этого выбора?
– Ты беден! – не выдержал он.
– Увы, я слишком хорошо это знаю! А ты богат…
Сантер прикусил язык: получил по заслугам, так и надо.
– Успокойся, – продолжал Перлонжур, – я вовсе не собираюсь отказываться от своих слов и помню, что сказал тебе в первый день, когда вернулся. Мне не нужны твои деньги и деньги других тоже… Я буду работать… Да, работать!.. Ты же знаешь, до сих пор мне ни в чем не везло… Но что касается Асунсьон, я все-таки хочу попытать счастья… Прости меня, старик…
Сантер вдруг растрогался.
– Тебе не за что просить у меня прощения! Было бы несправедливо, если бы кто-то из нас добровольно пожертвовал собой, в особенности ты… Но я тоже хочу попытать счастья…
Перлонжур кивнул головой. Он страдал оттого, что впервые в жизни не мог уступить врожденному чувству благородства. А ведь раньше он с радостью готов был пожертвовать особой ради друзей! Он принадлежал к числу тех, для кого счастье одаривать других не шло ни в какое сравнение с радостной возможностью самому что-то получить. Но сегодня…
– Я вел себя глупо, – заметил Сантер. – Я был зол на тебя, старик. Я тебя ненавидел, понимаешь? Я говорил себе…
Он заколебался на какое-то мгновение, не решаясь высказать до конца свою мысль, потом продолжал:
– …Может, это тебя – тебя, старина! – сразит первым после Жернико неведомый убийца… Я ревновал, я и сейчас ревную… Но ты должен понять…
– Да, – сказал Перлонжур. – Я тоже не представляю себе теперь, как дальше жить без этой женщины… Каким пустым кажется мир, если рядом нет любимого существа.
Оба чувствовали себя усталыми, измученными, словно после долгой изнурительной ходьбы. Несмотря на откровенность состоявшегося разговора, они избегали смотреть друг на друга. Поставив на стол пустой стакан и закурив сигарету, Сантер вопреки своему желанию не решался покинуть друга тотчас после взаимных откровений, это было бы, на его взгляд, неэлегантно и даже подло. А Перлонжур тем временем машинально вытащил из кармана свежую газету, которую купил, дожидаясь Сантера.
Всю первую страницу занимала статья, украшенная множеством фотографий.
ЮБЕР АРДСОН
ПЕРЕСЕК АТЛАНТИКУ
Его ожидают сегодня на аэродроме Э… Едва успев взглянуть на фотографии, Перлонжур вскочил с криком:
– Тиньоль!.. Жорж, это же Тиньоль!..
– Что ты говоришь?..
Сантер вырвал газету из рук Перлонжура. Тот все твердил: «Тиньоль! Старик, это Тиньоль!», а у Сантера буквы плясали перед глазами:
Аэроплан Ардсона взлетел после второй попытки. После первой попытки он скользил на протяжении пятисот футов…
– Посмотри на фотографии! – воскликнул Перлонжур. На одной из них авиатор стоял возле своего аэроплана, на другой он был изображен до пояса.
– Да, – молвил Сантер, – сомнений нет, это Тиньоль.
– Он взял другое имя… Наверное, чтобы сделать нам сюрприз…
– Чтобы ошарашить нас! О, это на него похоже!.. Но… Жан, может, он уже прилетел.
– Нет-нет! Давай возьмем такси… Нам надо встретить его на аэродроме, устроить ему праздник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Он знает, что я богат и что наши друзья тоже богаты. Думаю, опасность грозит не только мне…
«Естественно!» – прошептал месье Венс.
Намот, который дописывал свое послание уже на борту «Аквитании», утверждал, что встречался со Смитом в Пекине дважды. Ему даже почудилось, будто он видел его па судне среди пассажиров третьего класса, однако фраза заканчивалась такими словами:
…может, это ошибка.
«Болван! – невольно подумалось месье Венсу. – Это письмо погубит тебя…»
Открыв один из ящиков письменного стола, он достал оттуда три образчика почерков – два мужских и одни женский – и, положив рядом, долго сравнивал с почерком того, кто писал письмо. Затем сложил все вместе в конверт, запечатал его и написал адрес:
Месье Омеру Маржо,
графологу,
улица Сет Тур, 8.
– Доставить срочно. Для исследования, – сказал он дежурному, прибежавшему на его вызов.
Затем снял телефонную трубку и набрал номер.
– Маржо?.. Говорит Венс… Отлично, мой дорогой. А вы?.. Я послал вам документы… Да, что-то вроде исповеди, наверняка подложной, и три образчика почерков… Да… Но я все-таки сомневаюсь: буквы уж очень разные… Да, конечно… Могу я на вас рассчитывать?.. Спасибо. До свидания.
Даже не положив трубку, он набрал кончиком карандаша другой номер.
– Месье Сантер?.. Да, прочитал… Очень интересно… Несколько неожиданно, но интересно… Этот Смит?.. О, в мире наверняка существует множество Джонов Смитов, и тысячи их – прохвосты… Не слишком оригинальное имя… Конечно, конечно… Вы нашли письмо в сумке?.. Нет? В чемодане?.. В одном из бумажников, лежавших сбоку?.. С левой стороны?.. Кстати, вы помните, я просил у вас образчик почерка всех ваших друзей?.. Вы дали мне только два… Вы обещали мне остальные, я хотел бы иметь их… Почему?.. Ни Намота, ни Жернико?.. А Перлонжура?.. Самому спросить у него?.. Договорились… Алло, еще один вопрос!.. Это обвинение в самом деле написано рукой Намота?.. О, для очистки совести… Вы хорошо знаете его почерк?.. Ладно… До свидания.
Месье Венс закурил сигарету и глубоко затянулся. Несмотря на всю свою ловкость, опасную ловкость, убийца на этот раз несомненно выдал себя.
ГЛАВА XV
ПОБЕДИТЕЛЬ АТЛАНТИКИ
Выйдя из дому, Сантер сразу заметил Перлонжура, неподвижно стоявшего на другой стороне улицы. Он и вида не подал, что заметил его, однако встречи избежать не удалось: Перлонжур уже переходил улицу, направляясь к нему…
Жан и в самом деле намеревался поговорить с Сантером, чтобы рассеять возникшее между ними недоразумение. Он подстерегал друга, решив во что бы то ни стало затащить его в ближайшее кафе, где они спокойно, без помех, смогут все обсудить. Перлонжур не без резона думал, что лучше встретиться с Сантером на нейтральной территории, чем идти к нему домой.
Молодой человек осыпал себя в последние дни горькими упреками. Почему он торчит в этом городе, куда вернулся лишь затем, чтобы повидаться с Сантером и заключить его в свои объятия? Старая мать успела поглядеть на него перед смертью; с возвращением сына жизнь подарила ей последнюю радость, па которую она уповала, так что делать ему здесь больше нечего. Да и бумажник его день ото дня становится все более тощим, а бесчисленные корабли устремляются в открытое море, и необъятный мир снова зовет его…
– Чего тебе? – спросил Сантер.
– Я хотел бы поговорить с тобой.
– Нам не о чем с тобой разговаривать.
Сантеру пришлось остановиться, ибо Перлонжур преградил ему путь, но на лице его застыло жесткое, суровое выражение. Глядя, как они стоят друг против друга, никто бы не подумал, что этих двух мужчин связывала когда-то крепкая дружба.
– Я очень спешу, – сказал Сантер. – До свидания.
– Ты не можешь отказать мне, ведь всего несколько минут…
– Почему не могу?.. Повторяю, я очень спешу.
– Что я тебе сделал?
Этот вопрос несколько охладил Сантера. Он задумался. И в самом деле, что ему сделал друг? Пришлось признаться самому себе, что, по совести говоря, ничего плохого он ему не сделал.
– Ты думаешь, и правда надо?.. – начал он.
– Совершенно необходимо.
Сантер уступил столь решительному натиску, и через десять минут оба друга уже сидели за столиком тихого маленького кафе, где в этот час, кроме них, никого не было.
– Ну что? – спросил Сантер.
– Видишь ли…
Перлонжур, умолк. Он никак не ожидал, что будет настолько трудно выговорить коротенькую фразу, которая должна была послужить началом беседы: «Видишь ли, речь идет об Асунсьон!»
Одного упоминания этого имени было довольно, чтобы повергнуть себя в смятение, и он с грустью подумал, что Сантер, должно быть, испытывает то же самое. И хотя до сих пор они ни словом не обмолвились о своей любви, каждый из них с уверенностью – печальной уверенностью – мог сказать, что оба любят одну и ту же женщину, что оба они готовы умереть ради одной-единственной ее улыбки.
– …речь идет о Жернико, – закончил свою фразу Перлонжур.
– А-а! – молвил Сантер, слегка удивившись.
– Ты уверен, что это его тело?
– Само собой.
– И само собой ты собираешься сообщить об этом Асун… его невесте?
– Да, – глухо произнес Сантер.
– А ты не боишься, что, поступив таким образом, заставишь ее… страдать?..
– Кого ее?
– Асунсьон.
– Нет.
Наступило молчание. Оба, казалось, собирались с силами для предстоящей борьбы.
– Ты не прав… – осторожно начал Перлонжур. – Она еще успеет узнать об этом…
– Чем раньше, тем лучше. Я как раз шел к ней, когда встретил тебя. Асунсьон должна знать, что она свободна…
– О! Если она любила Марселя, думаю, она не скоро станет свободной…
– Мертвых не любят.
– Ошибаешься. Некоторых мертвых можно любить больше, чем живых.
Щеки Сантера вспыхнули.
– Это ты обо мне?
– Я не понимаю…
– Да не валяй дурака! Мы здесь для того, чтобы говорить о ней и ни о ком другом. Таково было твое намерение, когда ты сегодня шел ко мне. Что, мужества не хватило? Или чистосердечия?.. Ладно, давай я скажу вместо тебя. Я не боюсь слов. Ты любишь Асунсьон.
– Да, – выдохнул Перлонжур.
– Я тоже, тоже ее люблю! Я люблю ее – надо ли говорить об этом? – больше жизни… О! Гораздо больше жизни!..
– Естественно, Жорж, иначе ты не любил бы ее.
– Я полюбил ее с первого дня, с первого раза, как она пришла ко мне, чтобы узнать, есть ли новости от Марселя…
– А я, – сказал, в свою очередь, Перлонжур, – я полюбил ее в тот вечер, когда исчез Жернико, когда я вошел вслед за тобой в квартиру, где она лежала без сознания… Понимаешь, я полюбил ее до того еще, как увидел ее лицо.
– Я полюбил ее раньше тебя! – воскликнул Сантер.
– Я люблю ее, – молвил в ответ Перлонжур, – с тех пор, как вообще стал думать о женщинах.
Воцарилось недоброе молчание. Только что произнесенные ими слова, подтвердившие все опасения и неясные страхи, заставили их призадуматься. Что станется теперь с их прекрасной, с их братской дружбой?
– Мы не виноваты… – тихо произнес Сантер.
– Она тоже! – сказал Перлонжур.
– А ты… Ты часто с ней виделся?
– Реже, чем ты.
Такой ответ наполнил сердце Сантера радостью. Его терзала жгучая ревность. И он невольно видел в своем друге самозванца, бесчестного соперника. Ему мнилось, что у него самого почему-то больше прав па эту женщину. До того, как вернулся Жернико, надежд у него не было никаких, он молча страдал, не предполагая, что судьба в один прекрасный день может оказаться на его стороне. Но теперь он не желал ни с чем мириться. Перлонжур… Что ж, пришла его очередь молча страдать!..
– Мне жаль тебя, – сказал он.
– Жаль меня?.. Почему? – спросил Перлонжур.
Ему вспомнились редкие минуты, которые он провел наедине с Асунсьон. Вспомнились их разговоры о разных вещах, их тихие, дрожащие голоса – так говорят только в церкви. Но больше всего ему запомнился смех, прекрасный жемчужный смех Асунсьон, она так смеялась, когда он в шутку спел ей, встав на одно колено и положив руку на сердце, мальгашскую песенку:
Не люби меня, подружка,
Как ты любишь пресный рис,
Полюби меня, как краба,
Он и вкусен, и красив.
Он наклонился к Сантеру.
– А она когда-нибудь смеялась с тобой?
– Нет, – признался Сантер.
И сразу почувствовал себя глубоко несчастным, потому что с ним она никогда не смеялась. Зато Перлонжур…
– Думаешь, она любит тебя? – спросил он дрожащим голосом.
– Я не смею на это надеяться.
Такой ответ окончательно вывел Сантера из себя. Если бы Перлонжур задал ему этот вопрос, он наверняка ответил бы: «Не знаю!» Так почему же Жан отвечает иначе?
– И правильно! – воскликнул он. – И не надейся. Она никогда не полюбит нас – ни тебя, ни меня.
– Во всяком случае…
Перлонжур помолчал немного, потом все-таки сказал:
– Выбирать, естественно, ей.
Сантер с ужасом посмотрел на друга. Стало быть, он настолько уверен в себе, что не боится этого выбора?
– Ты беден! – не выдержал он.
– Увы, я слишком хорошо это знаю! А ты богат…
Сантер прикусил язык: получил по заслугам, так и надо.
– Успокойся, – продолжал Перлонжур, – я вовсе не собираюсь отказываться от своих слов и помню, что сказал тебе в первый день, когда вернулся. Мне не нужны твои деньги и деньги других тоже… Я буду работать… Да, работать!.. Ты же знаешь, до сих пор мне ни в чем не везло… Но что касается Асунсьон, я все-таки хочу попытать счастья… Прости меня, старик…
Сантер вдруг растрогался.
– Тебе не за что просить у меня прощения! Было бы несправедливо, если бы кто-то из нас добровольно пожертвовал собой, в особенности ты… Но я тоже хочу попытать счастья…
Перлонжур кивнул головой. Он страдал оттого, что впервые в жизни не мог уступить врожденному чувству благородства. А ведь раньше он с радостью готов был пожертвовать особой ради друзей! Он принадлежал к числу тех, для кого счастье одаривать других не шло ни в какое сравнение с радостной возможностью самому что-то получить. Но сегодня…
– Я вел себя глупо, – заметил Сантер. – Я был зол на тебя, старик. Я тебя ненавидел, понимаешь? Я говорил себе…
Он заколебался на какое-то мгновение, не решаясь высказать до конца свою мысль, потом продолжал:
– …Может, это тебя – тебя, старина! – сразит первым после Жернико неведомый убийца… Я ревновал, я и сейчас ревную… Но ты должен понять…
– Да, – сказал Перлонжур. – Я тоже не представляю себе теперь, как дальше жить без этой женщины… Каким пустым кажется мир, если рядом нет любимого существа.
Оба чувствовали себя усталыми, измученными, словно после долгой изнурительной ходьбы. Несмотря на откровенность состоявшегося разговора, они избегали смотреть друг на друга. Поставив на стол пустой стакан и закурив сигарету, Сантер вопреки своему желанию не решался покинуть друга тотчас после взаимных откровений, это было бы, на его взгляд, неэлегантно и даже подло. А Перлонжур тем временем машинально вытащил из кармана свежую газету, которую купил, дожидаясь Сантера.
Всю первую страницу занимала статья, украшенная множеством фотографий.
ЮБЕР АРДСОН
ПЕРЕСЕК АТЛАНТИКУ
Его ожидают сегодня на аэродроме Э… Едва успев взглянуть на фотографии, Перлонжур вскочил с криком:
– Тиньоль!.. Жорж, это же Тиньоль!..
– Что ты говоришь?..
Сантер вырвал газету из рук Перлонжура. Тот все твердил: «Тиньоль! Старик, это Тиньоль!», а у Сантера буквы плясали перед глазами:
Аэроплан Ардсона взлетел после второй попытки. После первой попытки он скользил на протяжении пятисот футов…
– Посмотри на фотографии! – воскликнул Перлонжур. На одной из них авиатор стоял возле своего аэроплана, на другой он был изображен до пояса.
– Да, – молвил Сантер, – сомнений нет, это Тиньоль.
– Он взял другое имя… Наверное, чтобы сделать нам сюрприз…
– Чтобы ошарашить нас! О, это на него похоже!.. Но… Жан, может, он уже прилетел.
– Нет-нет! Давай возьмем такси… Нам надо встретить его на аэродроме, устроить ему праздник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19