А может быть, и продолжает любить.
- Добился чего? - повторила Элен Кроули.
Взгляд Катрин Бакст, наконец, обрел ясность:
- Я же сказала, все это чертовски сложно для моего бедного ума. Все эти научные подробности. И то, что произошло затем со Сторном... Наверное, если бы я была суеверной, то решила, что он заложил душу дьяволу. О, как он работал тогда - сутками напролет. Я тихонько заносила в лабораторию еду она оставалась нетронутой. Он ничего не замечал вокруг, он был одержимей всех одержимых, я понимала, что Сторн близок к чему-то важному. Он отыскал это важное,- бесстрастно произнесла Катрин Бакст,- важное и необыкновенное. Мне очень жаль, что я не из ученых,- добавила она, перехватив красноречивый взгляд журналистки,- и не могу сообщить вам что-то более существенное. Но я уверена, что говорю правду. В те дни Сторн предпринял нечто для него совершенно неприемлемое - преодолев свою болезненную некоммуникабельность, пригласил для консультаций несколько специалистов. Известных ученых, их лица были мне знакомы по видеопрограммам. После беседы со Сторном его гости выглядели потрясенными...
- Потрясенными?
- Вот именно. Такие лица бывают у людей, перед которыми внезапно разверзается бездна...
- Что же произошло?
- Не знаю, - сцепила свои болезненно худые пальцы Катрин Бакст.- Знаю только, что с этого момента Сторн перестал быть Сторном.
- Перестал?..
- Как-то я поймала на себе его взгляд, и испугалась. Было в этом взгляде нечто такое... Словно из Сторна глядит на меня какое-то другое существо. Такое ощущение передать невозможно. Лицо, голос, руки, все тебе знакомо, а человека будто подменили, и. ты ощущаешь это каждой клеточкой своего существа.
Элен Кроули поражение покачала головой.
- Его переполняла какая-то дикая, необузданная энергия. Вскоре я поняла, что не нужна этому новому Сторну, ни о какой любви с его стороны не могло .быть и речи.
- Но почему?
- Когда любят, не требуют от женщины такого, на что не отважится и последняя потаскуха,- прошептала Катрин Бакст.- А в Сторна словно зверь вселился. Вот,- нервическим движением она откинула легкую ткань с плеча, обнажив два продолговатых багровых рубца.
- Это следы самых невинных из его развлечений,- сказала Катрин Бакст.С некоторых пор ему нравилось заставлять меня страдать. Жизнь моя превратилась в ад. Так не могло продолжаться. Я должна была, или расстаться с ним, или покончить с собой.
- Господь с вами, Катрин! - проговорила Элен Кроули.
- Кому я нужна теперь? - Голос Катрин Бакст дрогнул. - Из-за Сторна я стала старухой в тридцать пять лет. Только не делайте вид, будто не замечаете, что я и дня не могу прожить без этого допинга! - Облатка с таблетками хрустнула в ее руке.- Я - наркоманка, алкоголичка, я кто угодно теперь - благодаря Сторну. Он искалечил меня и теперь платит за молчание.
Взгляд Катрин Бакст потух.
- Не хочу больше говорить о Сторне. Хватит и того, что я вспоминаю о нем раз в месяц, когда получаю очередной чек. Знаете, что самое страшное в этой истории?- неожиданно спросила она.- Даже не то, что Сторн превратился в чудовище. А то, что он кому-то нужен - именно такой! Очень нужен, раз ему столько платят. А теперь уходите,- приказала Катрин Бакст. Ее бил озноб. Она едва сдерживалась, чтобы не застучать зубами.
-- Спасибо, Катрин! - понимающе улыбнувшись, сказала журналистка.
Она поднялась, обвела взглядом забавных пушистых зверьков, населявших комнату. Пожалуй, только с ними могла коротать часы одиночества Катрин Бакст - преждевременно постаревшая, медленно убиваемая привычным ядом, без которого уже не мыслила себя. Наверное, они и проводят ее в последний путь - равнодушным взглядом своих бессмысленно-забавных глаз.
- Если хотите, я буду навещать вас изредка,- сказала Элен Кроули, повинуясь безотчетному чувству жалости.
Тонкие бескровные губы Катрин Бакст прошептали:
- К черту! К черту все, что напоминает о Сторне!..
Глава седьмая. Сергей Градов: опасные знакомства
Безмятежный вид седовласого джентльмена с некоторых пор все больше действует мне на нервы. Пока он, добросовестно исполняя свою начисто лишенную импровизации роль, нежится под солнцем, сидя на скамейке на площади, другой, похожий на него как две капли воды человек, быть может, уже придумал десятки способов, как уничтожить и эту площадь, и мегало-полис, и еще очень многое, чему нет места в его патологическом сознании.
"Преступники такого масштаба рождаются редко,- сказал как-то отец.Почти так же редко, как гении. Сила Изгоя - в порочной способности зажигать своими замыслами, подчинять своей воле тех, кто держит в руках судьбы миллионов. Безумец может быть опасен сам по себе. Но во сто крат опаснее безумцы, умеющие находить единомышленников".
У Изгоя они есть. И еще солидная фора во времени. Насколько она велика, мог бы уточнить джентльмен с респектабельными манерами. Но трогать двойника запрещено, и мне остается лишь провожать тоскливым взглядом знакомую до отвращения фигуру, когда сталкиваемся в архивном коридоре. А сталкиваемся мы довольно часто, так как я по-прежнему дни напролет провожу в этом почтенном учреждении, просматривая старые программы. Меня интересует все, что произошло на Территории с тех пор, как сюда переместился Изгой. Эти экскурсы в недалекое прошлое не отнесешь к разряду приятных развлечений. Мое сознание напичкивают кровавыми деталями самых невероятных драм: от наиболее распространенного убийства, совершенного маньяком, до редкого случая изнасилования четырнадцатью девочками-подростками постового полицейского. Голова пухнет от стандартно-неправдоподобных обещаний некой фармацевтической фирмы, восхваляющей препарат для повышения потенции "Самсон", и прочей рекламной жвачки для глаз и слуха. Она сопровождается такими соблазнительными сюжетами, что у меня вскоре начинает рябить в глазах от этих нескончаемых ножек, бюстов и бедер. И все же я не спешу покидать кресло добровольных инквизиторских пыток, поскольку в этой навозной видеокуче изредка проблескивают крупицы драгоценной информации. Фиксирую их в памяти. Особенно заинтересовали меня два происшествия, впрочем, настолько заурядные для мегалополиса, что репортеры отделались скупыми сообщениями о них.
Витольд Кирпатрик, сорокашестилетний конструктор центра космических исследований, покончил с собой, выбросившись из окна собственной квартиры. Причиной самоубийства послужило внезапное психическое расстройство. Кирпатрик заболел за несколько дней до гибели. По характеру энергичный и жизнерадостный, однажды вечером он вернулся домой, по словам жены, в странном, угнетенном состоянии духа. Кирпатрик перестал узнавать знакомых, не мог вспомнить элементарных вещей, связанных с работой, сутки проводил в неподвижности, уставившись в одну точку.
Самуил Лэкман, пятидесяти лет, профессор, лауреат премии Фаркоши, пытался свести счеты с жизнью, вскрыв вены. Он находился без сознания в бассейне загородного коттеджа, когда его случайно обнаружил рекламный агент. По словам агента, в бассейне было больше крови, чем воды, но Лэкмана все же спасли. История и симптомы его заболевания были такими же, как и в случае с Кирпатриком: внезапное, похожее на шок, нервное расстройство, ощущение безысходности, практически полная потеря памяти. Во избежание повторения роковых попыток Самуила Лэкмана поместили в специальную лечебницу, где он находится под строгим наблюдением и по сей день.
Два эти события разделяло всего девять дней. Совсем не второстепенное обстоятельство для криминалиста. Впрочем, даже не оно приковало мое внимание. А то, что и Кирпатрик, и Лэкман были талантливыми, известными не только в Сообществе специалистами, работающими в одной и той же области конструирования автоматических саморегулирующихся систем. Иначе говоря, оба занимались созданием нового поколения роботов.
Это открытие, наконец, избавляет меня от опостылевшего архивного затворничества. Теперь важно установить, не имеет ли то, что случилось с Кирпатриком и Лэкманом, отношения к Изгою. Отнюдь не простая задача, если учесть, что все происходило несколько лет назад.
Но я чувствую, что это след, пусть и припорошенный пылью, но настоящий след, и потому действую с утроенной энергией. Нет смысла описывать блуждания в путанице следственного лабиринта. В любой профессии существует работа, которую принято называть черной,- штука не из приятных, если учесть, что колоссальные усилия могут быть затрачены впустую.
Приходится встречаться с десятками самых разных людей - инженерами и сутенерами, домохозяйками и пилотами гравилетов, представляясь то провинциальным репортером, то полицейским, то специалистом по психическим болезням.
И в конце концов удается выяснить весьма существенную деталь. Накануне своего внезапного и странного заболевания и Кирпатрик, и Лэкман имели достаточно продолжительную беседу с одним и тем же лицом. Однако торжествовать рано, этот человек - не Изгой. Правда, не исключено, что он одно из звеньев цепи, ведущей к Изгою. Но чтобы это выяснить, я должен найти ответ на один вопрос - что представляет из себя почти никому не известный ученый-биохимик Макс Сторн?
Итак, опять не слишком деятельная роль наблюдателя. Хотя на этот раз попавшая в мое поле зрения личность, судя по известному антуражу, куда перспективнее. Тепло, как говорят дети, играющие в одну древнюю игру. Этого мало, нужно, чтобы было по-настоящему горячо. Впрочем, не стоит торопить события, ограничусь пока несложными, однако вполне очевидными заключениями.
Первое. Макс Сторн - далеко не рядовой житель Территории. С десяток неразговорчивых мужчин с повадками профессиональных боксеров, сменяя друг друга, круглосуточно обретаются на вилле ученого, охраняя его персону с не меньшим тщанием, чем важный государственный объект. Второе. Дни напролет Сторн не покидает кабинета, лишь изредка позволяя себе непродолжительные вылазки в центр мегалополиса. Он трудится в поте лица, знать бы только над чем. Каждый вечер у дома появляется специально оборудованная машина, напоминающая те, в которых перевозят банковские ценности. Не исключено, что именно в нее заключают плоды напряженного труда Макса Сторна, увозя затем в неизвестном направлении. Все проделывается с такими предосторожностями, словно на вилле изготавливаются, по крайней мере, многокаратные бриллианты. Это крупная игра, но имеет ли она отношение к некому седовласому джентльмену?
С удовольствием расспросил бы об этом Сторна. Однако приближаться к нему сейчас равносильно самоубийству. Остается кружить вокруг да около, дожидаясь удобного случая и размышляя о превратностях судьбы сыщика. Вдруг замечаю достаточно эффектную брюнетку, которая по-дилетантски неуклюже пытается проделывать то же, что и я. Немного вытянутое лицо с удлиненным разрезом зеленых глаз кажется мне знакомым. Я припоминаю, что видел его в передачах одной из программ. Значит, это журналистка. Журналистка, которая, надо полагать, кое-что пронюхала. От нежелательной соперницы необходимо избавиться и как можно скорее, поскольку ее любительские методы слежки могут броситься в глаза опекунам Сторна. А если к тому же их внимание привлечет некий впустую убивающий время (которого у него, кстати, в обрез) субъект, мне уже вряд ли придется предъявить свои счеты Изгою. Это сделает кто-то другой, а я терпеть не могу, когда за меня доделывают работу.
Девушка с зелеными глазами сирены безмятежно потягивает кофе за соседним столиком стилизованного под старинную харчевню заведения. Сквозь его отливающую зеркальным блеском, слегка затемненную прозрачную стену отлично виден вход в виллу Макса Сторна. Этот район мегалополиса считается престижным, что проявляется не только в ультрасовременной отделке ближайших домов, но и в ценах местного кафе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
- Добился чего? - повторила Элен Кроули.
Взгляд Катрин Бакст, наконец, обрел ясность:
- Я же сказала, все это чертовски сложно для моего бедного ума. Все эти научные подробности. И то, что произошло затем со Сторном... Наверное, если бы я была суеверной, то решила, что он заложил душу дьяволу. О, как он работал тогда - сутками напролет. Я тихонько заносила в лабораторию еду она оставалась нетронутой. Он ничего не замечал вокруг, он был одержимей всех одержимых, я понимала, что Сторн близок к чему-то важному. Он отыскал это важное,- бесстрастно произнесла Катрин Бакст,- важное и необыкновенное. Мне очень жаль, что я не из ученых,- добавила она, перехватив красноречивый взгляд журналистки,- и не могу сообщить вам что-то более существенное. Но я уверена, что говорю правду. В те дни Сторн предпринял нечто для него совершенно неприемлемое - преодолев свою болезненную некоммуникабельность, пригласил для консультаций несколько специалистов. Известных ученых, их лица были мне знакомы по видеопрограммам. После беседы со Сторном его гости выглядели потрясенными...
- Потрясенными?
- Вот именно. Такие лица бывают у людей, перед которыми внезапно разверзается бездна...
- Что же произошло?
- Не знаю, - сцепила свои болезненно худые пальцы Катрин Бакст.- Знаю только, что с этого момента Сторн перестал быть Сторном.
- Перестал?..
- Как-то я поймала на себе его взгляд, и испугалась. Было в этом взгляде нечто такое... Словно из Сторна глядит на меня какое-то другое существо. Такое ощущение передать невозможно. Лицо, голос, руки, все тебе знакомо, а человека будто подменили, и. ты ощущаешь это каждой клеточкой своего существа.
Элен Кроули поражение покачала головой.
- Его переполняла какая-то дикая, необузданная энергия. Вскоре я поняла, что не нужна этому новому Сторну, ни о какой любви с его стороны не могло .быть и речи.
- Но почему?
- Когда любят, не требуют от женщины такого, на что не отважится и последняя потаскуха,- прошептала Катрин Бакст.- А в Сторна словно зверь вселился. Вот,- нервическим движением она откинула легкую ткань с плеча, обнажив два продолговатых багровых рубца.
- Это следы самых невинных из его развлечений,- сказала Катрин Бакст.С некоторых пор ему нравилось заставлять меня страдать. Жизнь моя превратилась в ад. Так не могло продолжаться. Я должна была, или расстаться с ним, или покончить с собой.
- Господь с вами, Катрин! - проговорила Элен Кроули.
- Кому я нужна теперь? - Голос Катрин Бакст дрогнул. - Из-за Сторна я стала старухой в тридцать пять лет. Только не делайте вид, будто не замечаете, что я и дня не могу прожить без этого допинга! - Облатка с таблетками хрустнула в ее руке.- Я - наркоманка, алкоголичка, я кто угодно теперь - благодаря Сторну. Он искалечил меня и теперь платит за молчание.
Взгляд Катрин Бакст потух.
- Не хочу больше говорить о Сторне. Хватит и того, что я вспоминаю о нем раз в месяц, когда получаю очередной чек. Знаете, что самое страшное в этой истории?- неожиданно спросила она.- Даже не то, что Сторн превратился в чудовище. А то, что он кому-то нужен - именно такой! Очень нужен, раз ему столько платят. А теперь уходите,- приказала Катрин Бакст. Ее бил озноб. Она едва сдерживалась, чтобы не застучать зубами.
-- Спасибо, Катрин! - понимающе улыбнувшись, сказала журналистка.
Она поднялась, обвела взглядом забавных пушистых зверьков, населявших комнату. Пожалуй, только с ними могла коротать часы одиночества Катрин Бакст - преждевременно постаревшая, медленно убиваемая привычным ядом, без которого уже не мыслила себя. Наверное, они и проводят ее в последний путь - равнодушным взглядом своих бессмысленно-забавных глаз.
- Если хотите, я буду навещать вас изредка,- сказала Элен Кроули, повинуясь безотчетному чувству жалости.
Тонкие бескровные губы Катрин Бакст прошептали:
- К черту! К черту все, что напоминает о Сторне!..
Глава седьмая. Сергей Градов: опасные знакомства
Безмятежный вид седовласого джентльмена с некоторых пор все больше действует мне на нервы. Пока он, добросовестно исполняя свою начисто лишенную импровизации роль, нежится под солнцем, сидя на скамейке на площади, другой, похожий на него как две капли воды человек, быть может, уже придумал десятки способов, как уничтожить и эту площадь, и мегало-полис, и еще очень многое, чему нет места в его патологическом сознании.
"Преступники такого масштаба рождаются редко,- сказал как-то отец.Почти так же редко, как гении. Сила Изгоя - в порочной способности зажигать своими замыслами, подчинять своей воле тех, кто держит в руках судьбы миллионов. Безумец может быть опасен сам по себе. Но во сто крат опаснее безумцы, умеющие находить единомышленников".
У Изгоя они есть. И еще солидная фора во времени. Насколько она велика, мог бы уточнить джентльмен с респектабельными манерами. Но трогать двойника запрещено, и мне остается лишь провожать тоскливым взглядом знакомую до отвращения фигуру, когда сталкиваемся в архивном коридоре. А сталкиваемся мы довольно часто, так как я по-прежнему дни напролет провожу в этом почтенном учреждении, просматривая старые программы. Меня интересует все, что произошло на Территории с тех пор, как сюда переместился Изгой. Эти экскурсы в недалекое прошлое не отнесешь к разряду приятных развлечений. Мое сознание напичкивают кровавыми деталями самых невероятных драм: от наиболее распространенного убийства, совершенного маньяком, до редкого случая изнасилования четырнадцатью девочками-подростками постового полицейского. Голова пухнет от стандартно-неправдоподобных обещаний некой фармацевтической фирмы, восхваляющей препарат для повышения потенции "Самсон", и прочей рекламной жвачки для глаз и слуха. Она сопровождается такими соблазнительными сюжетами, что у меня вскоре начинает рябить в глазах от этих нескончаемых ножек, бюстов и бедер. И все же я не спешу покидать кресло добровольных инквизиторских пыток, поскольку в этой навозной видеокуче изредка проблескивают крупицы драгоценной информации. Фиксирую их в памяти. Особенно заинтересовали меня два происшествия, впрочем, настолько заурядные для мегалополиса, что репортеры отделались скупыми сообщениями о них.
Витольд Кирпатрик, сорокашестилетний конструктор центра космических исследований, покончил с собой, выбросившись из окна собственной квартиры. Причиной самоубийства послужило внезапное психическое расстройство. Кирпатрик заболел за несколько дней до гибели. По характеру энергичный и жизнерадостный, однажды вечером он вернулся домой, по словам жены, в странном, угнетенном состоянии духа. Кирпатрик перестал узнавать знакомых, не мог вспомнить элементарных вещей, связанных с работой, сутки проводил в неподвижности, уставившись в одну точку.
Самуил Лэкман, пятидесяти лет, профессор, лауреат премии Фаркоши, пытался свести счеты с жизнью, вскрыв вены. Он находился без сознания в бассейне загородного коттеджа, когда его случайно обнаружил рекламный агент. По словам агента, в бассейне было больше крови, чем воды, но Лэкмана все же спасли. История и симптомы его заболевания были такими же, как и в случае с Кирпатриком: внезапное, похожее на шок, нервное расстройство, ощущение безысходности, практически полная потеря памяти. Во избежание повторения роковых попыток Самуила Лэкмана поместили в специальную лечебницу, где он находится под строгим наблюдением и по сей день.
Два эти события разделяло всего девять дней. Совсем не второстепенное обстоятельство для криминалиста. Впрочем, даже не оно приковало мое внимание. А то, что и Кирпатрик, и Лэкман были талантливыми, известными не только в Сообществе специалистами, работающими в одной и той же области конструирования автоматических саморегулирующихся систем. Иначе говоря, оба занимались созданием нового поколения роботов.
Это открытие, наконец, избавляет меня от опостылевшего архивного затворничества. Теперь важно установить, не имеет ли то, что случилось с Кирпатриком и Лэкманом, отношения к Изгою. Отнюдь не простая задача, если учесть, что все происходило несколько лет назад.
Но я чувствую, что это след, пусть и припорошенный пылью, но настоящий след, и потому действую с утроенной энергией. Нет смысла описывать блуждания в путанице следственного лабиринта. В любой профессии существует работа, которую принято называть черной,- штука не из приятных, если учесть, что колоссальные усилия могут быть затрачены впустую.
Приходится встречаться с десятками самых разных людей - инженерами и сутенерами, домохозяйками и пилотами гравилетов, представляясь то провинциальным репортером, то полицейским, то специалистом по психическим болезням.
И в конце концов удается выяснить весьма существенную деталь. Накануне своего внезапного и странного заболевания и Кирпатрик, и Лэкман имели достаточно продолжительную беседу с одним и тем же лицом. Однако торжествовать рано, этот человек - не Изгой. Правда, не исключено, что он одно из звеньев цепи, ведущей к Изгою. Но чтобы это выяснить, я должен найти ответ на один вопрос - что представляет из себя почти никому не известный ученый-биохимик Макс Сторн?
Итак, опять не слишком деятельная роль наблюдателя. Хотя на этот раз попавшая в мое поле зрения личность, судя по известному антуражу, куда перспективнее. Тепло, как говорят дети, играющие в одну древнюю игру. Этого мало, нужно, чтобы было по-настоящему горячо. Впрочем, не стоит торопить события, ограничусь пока несложными, однако вполне очевидными заключениями.
Первое. Макс Сторн - далеко не рядовой житель Территории. С десяток неразговорчивых мужчин с повадками профессиональных боксеров, сменяя друг друга, круглосуточно обретаются на вилле ученого, охраняя его персону с не меньшим тщанием, чем важный государственный объект. Второе. Дни напролет Сторн не покидает кабинета, лишь изредка позволяя себе непродолжительные вылазки в центр мегалополиса. Он трудится в поте лица, знать бы только над чем. Каждый вечер у дома появляется специально оборудованная машина, напоминающая те, в которых перевозят банковские ценности. Не исключено, что именно в нее заключают плоды напряженного труда Макса Сторна, увозя затем в неизвестном направлении. Все проделывается с такими предосторожностями, словно на вилле изготавливаются, по крайней мере, многокаратные бриллианты. Это крупная игра, но имеет ли она отношение к некому седовласому джентльмену?
С удовольствием расспросил бы об этом Сторна. Однако приближаться к нему сейчас равносильно самоубийству. Остается кружить вокруг да около, дожидаясь удобного случая и размышляя о превратностях судьбы сыщика. Вдруг замечаю достаточно эффектную брюнетку, которая по-дилетантски неуклюже пытается проделывать то же, что и я. Немного вытянутое лицо с удлиненным разрезом зеленых глаз кажется мне знакомым. Я припоминаю, что видел его в передачах одной из программ. Значит, это журналистка. Журналистка, которая, надо полагать, кое-что пронюхала. От нежелательной соперницы необходимо избавиться и как можно скорее, поскольку ее любительские методы слежки могут броситься в глаза опекунам Сторна. А если к тому же их внимание привлечет некий впустую убивающий время (которого у него, кстати, в обрез) субъект, мне уже вряд ли придется предъявить свои счеты Изгою. Это сделает кто-то другой, а я терпеть не могу, когда за меня доделывают работу.
Девушка с зелеными глазами сирены безмятежно потягивает кофе за соседним столиком стилизованного под старинную харчевню заведения. Сквозь его отливающую зеркальным блеском, слегка затемненную прозрачную стену отлично виден вход в виллу Макса Сторна. Этот район мегалополиса считается престижным, что проявляется не только в ультрасовременной отделке ближайших домов, но и в ценах местного кафе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25