Внедрение своего человека в преступную группировку, типа джавдетовской, большая удача. За это могли похвалить. Но и большой риск. Если с Михой что-нибудь случиться, попадет всем. От меня до не знаю кого. После моего сообщения Петрович позвонил куда-то наверх, и там не на шутку всполошились.
Я не знал, что в решении моей проблемы уже задействовано большое количество людей, поэтому, вернувшись в машину, в отчаянии сидел, обхватив голову руками, и ругал себя последними словами. Было слышно как Миха хрипит и стонет, а я сам отправил его в это змеиное гнездо. Если бандиты забьют его до смерти, мне тоже до конца жизни мучиться с виной в душе. Его образ станет изводить меня по ночам, как тень Клеоники царя Спарты Павсания.
Вскоре появился Петрович, снял с меня наушники и надел на себя. Потом появились еще какие-то люди с рациями в руках, видимо с Управы. Один из них сел к нам в машину, снял наушники с Петровича и тоже стал слушать. Миха явно прикрывал калькулятор от ударов, потому что радиомикрофон еще действовал. Меня ни о чем не спрашивали, не жалели, не ругали. Просто не обращали внимания, словно показывая непослушному ребенку, как трудно потом бывает чинить, легко сломанную им, игрушку.
Вдруг поднялась какая-то суета, все задергались, забегали. Две оперативные машины, стоявшие неподалеку, снялись с места и отбыли в неизвестном направлении.
- Игорь, садись за руль,- приказал Петрович.
Вскоре возле офиса АО"Европа-Азия" распахнулись железные ворота и оттуда вырулил "Форд-скорпио".
- Отпустишь его и давай за ним. Двигаться будем на предельной дальности радиосигнала,- проинструктировал меня третий человек в машине, сидевший в наушниках.
- Ага. Он сейчас как даст по газам, и ищи ветра в поле,- с сомнением сказал я, трезво оценивая технические возможности своей "старушки".
- Нужно постараться!- жестко отрезал незнакомый мужчина.
И я постарался. Вцепившись в вырывающийся из рук руль и вдавливая до пола правую педаль, гнал во всю, распугивая своей активностью соседние машины. Но "форд" я не потерял. Правда, когда выехали из города, незнакомый мужик хлопнул меня по плечу и сказал, что теперь можно не торопиться, жуликам уже никуда не деться. Но я уже в азарте гонки продолжал идти на пределе, что позволило застать окончание операции захвата, которая произошла возле поста ГИБДД.
По машине, за которой мы гнались, словно прошел ураган. Переднего и заднего стекла в "форде" не было, двери распахнуты, а на земле лежали пассажиры - три тела с черными мешками на головах и со скованными наручниками руками. Каждого из них блокировали автоматчики в костюмах на подобии, как у Шварценеггера в фильме "Командо" и спецназовских масках. Но Михи нигде не было видно. Зато было несколько известных ментовских руководителя. Один из них шагнул к нам и спросил Петровича:
- В чем дело? Вашего человека в "форде" не было. Может быть, он в офисе остался?
- Да как не было?! Я слышал, как он стонет в машине!- заявил мужик, который ехал с нами.
Все дружно посмотрели на "форд" и взгляды сошлись на багажнике. Я бросился к нему первый и, постучав, крикнул:
- Миха, ты здесь?!
Один из спецназовцев, слегка отстранил меня и, безжалостно корябая краску, подсунул широкое лезвие ножа в щель между панелью и крышкой багажника. В принципе, ключи все еще болтались в замке зажигания, бандиты даже не успели их выдернуть, но такой способ открывания был гораздо эффектнее. От резкого рывка крышка поднялась вверх и мы увидели Миху. Он лежал в багажнике, свернувшись калачиком, с заклеенным лейкопластырем ртом и связанными руками. Спецназовец легко, как ребенка, достал его и положил на землю. Тезка фельдмаршала застонал. Живой! Я обессилено опустился на землю рядом с ним.
Вязову изменили меру пресечения через несколько дней. Его возвращение произошло как-то тихо и по будничному. Ну отсутствовал некоторое время человек на рабочем месте, теперь снова сидит за своим столом, вроде ничего и не случилось. Мне казалось, что его возвращение станет каким-то феерическим праздником, где все будут хлопать в ладоши и пускать в небо воздушные шарики. Однако фейерверков по этому случаю никто не заказывал, а сам Виталий ходил хмурый и озабоченный. Конечно, ребята, узнав об его возвращении, заходили, поздравляли, но он отнюдь не светился счастьем и не рассказывал, каково ему пришлось за решеткой. Одному богу известно, сколько здоровья и нервных клеток стоила ему тонкая психологическая партия, разыгранная им со своими противниками. Когда он начинал ее, рассказывая Корытину и Зигельбауму об имеющемся компромате, то во многом блефовал. Было очень непросто заставить противника поверить и напугаться. Любая ошибка стоила бы ему свободы, а это не только сладкое слово, но и главная ценность человека. За деньги и власть люди идут на преступление, за свободу - на смерть. Можно сказать, что Виталий победил, во всяком случае, своей цели он добился, однако такие субчики, как Вязов, не удовлетворяются достижением локальной победы. Его хмурый вид сулил кому-то большие неприятности.
Я все ждал, что зайдет кто-нибудь из руководства райотдела, чтобы поздравить Виталия и выразить ему моральную поддержку, когда понял - не зайдет, открыл сейф. Я знал, что Вязов любит коньяк "Метакса" и предпочитает закусывать его лимонными дольками, посыпанными растворимым кофе с сахаром, поэтому приготовил все необходимые компоненты.
- Приношу вам, Виталий Иванович, официальные поздравления по поводу вашего счастливого возвращения в наши ряды! Как говорил наш великий классик: "Свобода вас встретит радостно у входа. Оковы тяжкие падут, коллеги рюмку вам нальют!"- торжественно провозгласил я и поставил на стол коньяк с закуской.
- Спасибо, Игорь,- улыбнулся Вязов.- Только убери все обратно. Я не буду пить. В поликлинику собираюсь. Хочу закосить на недельку. Нужно в себя прийти, отдохнуть и еще кое-какие дела уладить.
- Значит, праздника не получится,- с сожалением констатировал я.
- В нашей жизни нет места празднику, одни суровые будни,- развел руками Виталий.
Он позвонил в нашу ведомственную поликлинику, узнал, когда принимает терапевт, и стал собираться. Уже на пороге остановился и спросил:
- Игорь, на "Метаксу" ты для меня разорился?
- Ага,- кивнул я.
- Слушай, извини, можно я ее возьму? Хочу вечером в гости в Вере Павловне заехать, а с деньгами напряженка. Соскучился, понимаешь, по женскому обществу и ласке. В СИЗО бабы - главная тема разговоров. Не надо никакого секса по телефону, там тебе только и рассказывают: как, где и с кем.
Я сложил в пакет коньяк и лимончики, протянул его Виталию и пожелал:
- Счастливо. Удачной любви! В душе я буду с тобой.
Он засмеялся и поднял руку в знак прощания.
На следующий день Вязов, не смотря на то, что был на больничном, с утра пораньше пригнал в райотдел. Вот человек, не спится ему, не отдыхается, только работу давай!
- Ты чего? Обострение трудоголизма на почве ОРЗ?- спросил я.
- Знаешь, у людей на почве работы нервные расстройства начинаются, а у меня наоборот. Плохо сплю, если кого-нибудь не посажу. Ладно, ты мне лучше расскажи как вы умудрились джавдетовскую братву прижать? Такие дела творятся, а я не в курсе! Ты ничего не рассказываешь. Хорошо Вера Павловна просветила.
Я поведал Вязову как бандиты чуть не убили Миху и как его спасли. Виталий спросил:
- На Джавдета задержанные какие-нибудь дали показания?
- Нет. Сам Джавдет находится в загранкомандировке. В Арабских Эмиратах, кстати. Наверное, за деньгами фонда "Конверсия" поехал. В общем, к михиным побоям он не привязывается. Все происходило в его отсутствие, и жулики сказали, что с Михой у них были свои личные разборки по поводу карточного долга.
- Когда Джавдет должен вернуться?
- А бог его знает. Но торопиться явно не будет.
- Что Миха, как себя чувствует?
- Не знаю,- пожал плечами я.- Его тогда в Управу увезли. Больше он не объявлялся: не звонил, не заходил. Полагаю, зазнался малость. Он теперь главный свидетель по делу о бандитской группировке, и люди с большими звездами его усиленно обхаживают.
- Все хорошо, что хорошо кончается,- произнес Вязов.- Однако, с изумрудами действительно дело темное. Боюсь, что Миха на самом деле с Бананом в связке был и знает куда тот камушки заныкал. Увидишь его, скажи, чтобы не вздумал их попытаться кому-нибудь толкнуть. Пусть лучше выбросит.
Виталий как в воду смотрел. Через пять месяцев Миху прихватят в соседней области местные оэповцы при попытке реализовать изумруды в ювелирную мастерскую. Но тогда мы, конечно, не могли знать будущего, поэтому не особо заботились о судьбе тезки фельдмаршала, считая, что у него все нормально.
Я перевел разговор на другое.
- Ты лучше расскажи как тебя Вера Павловна встретила? Приласкала, обогрела?
- Скажу так. Чаю попили.
- И все? А любовь жаркая и страстная, как знойный ветер пустыни?
- Прошла любовь, завяли помидоры.
- А как же знаменитая сердобольность русских женщин к каторжникам. Ты прибыл из мрачных застенков, невинно пострадал за правду и честь. Неужели сердце даже такой железной леди, как Вера Павловна, не дрогнуло?
- Если и дрогнуло, то не от радости, связанной с моим возвращением. Понимаешь, в прошлом веке может быть к каторжанам относили с любовью. Конечно, если они до заключения были какими-нибудь кавалергардами, вышедшими на Сенатскую площадь или пронзившими соперника шпагой на дуэли. В наше время изменились и каторжане и отношение к ним. Теперь о попавших в тюрьму стараются забыть и побыстрее выписать их с жилплощади. Вера Павловна - дама современная, практичная. Разные сантименты, типа слезливого сострадания к сирым и убогим - это не из ее репертуара. Можешь ты представить ее, коротающей ночь у костра возле СИЗО в ожидании очереди на передачу? Нет. И это нормально. Я на нее не в обиде. Понимаешь, Вера Павловна, несмотря на все ее уверения о самостоятельности и независимости, как всякая нормальная баба, больше всего на свете желает обустроить свою личную жизнь. Жениться я на ней не могу, и она это отлично знает. Поэтому моя персона бесперспективна, и лишь доставляет ей сплошные помехи. Знаешь, выяснилось, что у жуликов имеются серьезные претензии к ее личной жизни.
- И какое же их собачье дело до ее личной жизни?
- В сицилийской мафии был закон молчания "Омерта". Наши мафиози тоже решили такой ввести. В общем, в связи с продолжительной болезнью Асланова, управляющей компанией "Продсервис" временно назначили госпожу Джавадову. Эта та самая джавдетовская дочка. Она стала вызывать по одному к себе в кабинет для знакомства всех сотрудников компании.
Вызвала Веру Павловну и заявляет ей: "По работе у нас к вам претензий нет, а вот в отношении облико-морале есть. Мало того, что вы, Вера Павловна, в одной кроватке с ментом иногда ночуете, так вы еще стучите ему на свое руководство. Нехорошо. Откуда Вязов раскопал информацию о коттедже товарища Хомякова?" А Вера Павловна с неподдельным удивлением вопрошает: "Товарищ Хомяков - это кто?" Она же на самом деле не знает. Джавадова язык прикусила, поняла, что зря ляпнула, вопрос надо было тоньше ставить. "Ладно,- говорит,- идите работайте, но выводы соответствующие для себя сделайте". Вера Павловна жалуется, что жизнь в "Продсервисе" стала как в концлагере. Все друг за дружкой бдят - кто когда приходит, когда уходит, с кем по телефону разговаривает. А по офису слоняются, словно надзиратели, два здоровых телохранителя новой управляющей и на всех баб плотоядно посматривают. Асланова сейчас в "Продсервисе" вспоминают как милого душку, который и сам жить умел и другим не мешал.
- И это явилось причиной для прекращения ваших отношений?
- Нет. Просто у нее появился другой мужчина.
- Ты сам догадался или она подсказала?
- Нет, я даже спрашивать не стал кто он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48