И тогда они обманули меня.
Я, Вул, - он повысил голос, - в одной компании с дегенератом и шлюхой!
- Значит, пятнадцатого на заводе вы были вместе? - прервал его излияния полковник.
- Да.
- Как должна была проходить операция?
- Бабура привозит нас на завод. Мы выходим. Цырин прячется на площадке у входа на чердак. Когда кассирша уходит, он открывает мне дверь. Бабура в это время на втором этаже придерживает кассиршу. Их появление у окна сигнал для меня. Вдвоем с Цыриным мы вскрываем кассу. Наше возвращение в автобус - сигнал для Бабуры.
- Что произошло на самом деле? - спросил полковник переглянувшись с Зеничем.
- Ключи от двери и сейфа были у меня - по крайней мере, я так считал. Оказалось, что они были и у них. Бабура подошел к окну. Но подошел он после того, как Цырин уже вернулся в автобус, - я этого не видел. Я пошел в кассу и не встретил Цырина. Можно было плюнуть на все и уйти. Но что-то во мне сломалось. За дверью лежали громадные деньги, а у меня были ключи. Не у одного меня в такой ситуации тормоза не сработали бы... Потом, когда меня вывели во двор, я обратил внимание, что автобус уехал. Сначала я решил что они просто струсили. Но когда гражданин начальник рассказал мне о Цырине... Тот вполне мог придумать такое. Конечно, можно было и не поверить гражданину начальнику, но я, - подчеркнул он, - поверил.
- Деньги по вашему плану должен был увезти Цырин?
- Мы должны были увезти их вместе.
- И спрятать?..
- На причале. Там Цырин держал лодку.
- Бабура знал, где будут храниться деньги?
- Ему это знать было не обязательно.
- Но он все-таки нашел их.
- Выследил, - равнодушно объяснил Вул.
- Вас не удивляет, что туповатый Бабура выследил пройдоху Цырина?
- Удивляет. А вообще я на них не сержусь. Мне их даже жаль. Один получил свое, второй получит. Я бы никогда не пошел на мокрое дело. Жадность и трусость одинаково опасны для человека, независимо от того, дурак он или умный. И для общества тоже.
- Умно, - сказал Мытарев. - В вас умер прокурор. Посидите в коридоре. Вы нам ещё понадобитесь.
- Знаете, Владимир Николаевич, у меня такое чувство, что из-за этого галопа мы что-то упустили, - сказал полковник Зеничу, когда они остались вдвоем. - Труп Цырина опознан?
- Да.
- Кем?
- Сторожем на причале.
- Вы присутствовали при этом?
- Нет, но был Бежан и все остальные.
- Сколько сторожу лет?
- Под шестьдесят.
- Как у него со зрением?
- Не интересовался, но очков не носит.
- Фотография Цырина, которую вы предъявляли для отознания в Южном, откуда она у вас?
- Копия с фотографии в личном деле.
- Качество оригинала?
- Маленькая плохая фотография пятилетней давности. Но другой не было.
- На которой Литвинова его все равно узнала. Фотография у вас с собой?
- Да.
- Тут у меня фотографии, сделанные в лодке. Давайте сравним.
- Вы допускаете...
- Ничего я не допускаю, - усталым голосом произнес Мытарев. - Давайте сравнивать.
Он достал из верхнего ящика стола черный конверт, высыпал его содержимое на стол и разложил одну за другой восемь фотографий. Девятой в общем ряду положил увеличенную фотографию из личного дела Цырина. Склонившись над столом, они долго всматривались в них.
Первым нарушил молчание Мытарев.
- Ну, что ж, - сказал он, - со скидкой на дистанцию в пять лет и, так сказать, на разницу в положениях объекта можно допустить, что это фотографии одного и того же человека. Но, возможно, дело тут именно в скидке. Спросим Вула.
Он позвонил.
Ввели Вула.
- Спор у нас с капитаном вышел, - обратился к нему Мытарев. - Капитан утверждает, что у Цырина с Бабурой не было, ну, ни малейшего сходства. Рассудите нас, пожалуйста.
- Проиграли вы, гражданин капитан, - усмехнулся Вул. - Было сходство.
- Однако, не такое, чтобы их можно было спутать?
- Нет.
- И вы легко отличите одного от другого?
- Конечно
- Тогда скажите нам, чье это изображение? - Полковник протянул ему одну из фотографий, сделанных на причале.
- Это Бабура, - мгновенно отреагировал Вул. - Только почему он...
- А может, Цырин? - усомнился полковник. - Не путаете?
- Это Бабура, - повторил Бул. - Но почему он в таком виде?
Последовала выразительная пауза.
Полковник позвонил.
Появился конвоир и вывел Вула.
- Как же все получилось? - сокрушенно произнес капитан. - Как?
- Перестаньте, - оборвал его Мытарев. - Вы мне таким не нравитесь. В лодке убит Бабура, это ясно. Давайте думать как все поправить.
"Верно, - подумал капитан - Сейчас не время бить себя в грудь. Действовать надо".
- Что вы думаете по поводу пограничников? - уже поспокойнее продолжал полковник. - Киреев сообщил, что их восемнадцать человек.
- Кто-нибудь, включая отпускника, мог уехать, минуя Приморск?
- Нет.
- Кому для этой цели больше подходил самолет?
- Троим. Двоим в Свердловск и одному в Алма-Ату.
- Среди этих троих есть отпускник?
- Есть. Это ему в Алма-Ату.
- Меня, Владимир Николаевич, больше всего занимает отпускник. И вовсе не потому, что пассажирам автобуса пограничник показался отпускником. Он был один - демобилизованные обычно держатся вместе. Тем более, что всем в Приморск. р
- Но ведь кто-то мог и поотстать.
- Конечно. Вернемся к Цырину. Все его странности, несомненно, являлись составляющими одного чрезвычайно тонкого плана. Он спешил. Он бросил автобус, потому что спешил.
Он оставил в лодке половину денег, потому что спешил. Он пошел на эту жертву, надо думать, не без колебаний. Она была призвана сбить нас с толку и, признаемся, сбила: буквально до последней минуты мы считали, что убит именно Цырин. Но с другой стороны, он позволил себе появиться дома.
Почему? Имея гарантированный, как он считал, заслон? Какой?
- Он собирался воспользоваться мундиром и документами убитого и улететь мы уже обсуждали такую возможность, - сказал капитан.
- И улететь он должен был ещё сегодня рано утром, обойдя нас на несколько часов. Только вот куда он собирался лететь?
- В Алма-Ату, - сказал Зенич.
- Почему?
- Демобилизованные редко ездят поодиночке, вы правы.
Но это ещё не все. Положение демобилизованного не устраивало Цырина.
- Не совсем вас понимаю, Владимир Николаевич, но продолжайте.
- Тут ничего конкретного. Так, предположение. Я вдруг вспомнил, как сам служил. Отпуск дали, молчком приехал - дома никто ничего не знал. Увидели глазам своим не поверили. Зато уж когда демобилизовался... Четверо суток поезд шел, и я с каждой станции слал телеграмму. Здесь работает какая-то чисто солдатская психология: в отпуск лучше являться неожиданно, со службы наоборот. Предупреждал этот парень о своем приезде или нет, можно будет уточнить, но если нет, то Цырин об этом должен был знать.
- Любопытно. Ну и что?
- А то, что личина отпускника гарантирует Цырину двухнедельную фору десять дней отпуска, плюс дорога. Дома пограничника не ждут. В части о нем не станут беспокоиться до тех пор, пока не придет ему пора возвращаться. Не раньше этого срока что-то заподозрим и мы. В Алма-Ате же Цырин возникнет в своем истинном облике или в любом другом и двинет, куда ему надо. Считайте, что в этом случае след его окончательно утерян.
- Если все обстоит именно так... - сказал полковник. - Если именно так, повторил он, - то Цырин ещё здесь. Аэропорт закрыт вторые сутки. Нелетная погода - это иногда весьма кстати. Хотя, признаюсь, весь день я думал по-другому.
- Поеду, - сказал капитан. - Поищу в аэропорту. Цырин человек настойчивый. Он будет ждать самолета.
- Поезжайте. Кого вы намерены взять с собой?
- Емелина и практиканта.
- Не мало?
- Нет. Разрешите идти?
- Идите, Владимир Николаевич. И пожалуйста, узнайте заодно, как там мой новосибирский. Не затруднит?
- Не затруднит, - сказал капитан, стоя в дверях. - Значит, не верите?
- Сомневаюсь, - сказал Мытарев.
Но Зенича уже не было в кабинете.
ДВАДЦАТЬ ДВА ЧАСА СОРОК МИНУТ
В маленькой комнате с радиостанцией - резиденции руководителя полетов-их находилось пятеро.
- Начнем, товарищи, - сказал Зенич, - Прошу вас, Василий Ильич.
Руководитель полетов Гуляев, пожилой, массивный и очень смуглый человек, хлопнув ладонями по коленям, встал.
- Аэропорт открыт на вылет двадцать минут назад, - сообщил он. - Машина алма-атинского рейса должна уйти через полчаса первой. Пассажир Житников, следующий до Алма-Аты, зарегистрирован под номером семнадцать. Его место 4 б. Багажа не сдавал.
- Спасибо, - поблагодарил его капитан.
Покачав головой, Гуляев сел.
- Вечно что-то случается в мое дежурство, - мрачно объяснил он.
- Товарищ Емелин, - попросил капитан.
- Мы его не нашли, - доложил лейтенант Емелин. - В помещениях для пассажиров его нет.
- Придет, - сказал Гуляев. - Объявят посадку, и придет.
- Точно, - согласился Зенич. - Он ничего не знает и ни о чем не должен знать. У него сейчас единственное препятствие - погода. Когда он услышит про посадку, он расслабится. Это неизбежно, и это нам очень на руку.
- Тут спрятаться - раз плюнуть, - добавил дежуривший в вокзале лейтенант Гетьман. Высокий, худой, неестественно стройный, неспокойный в поведении, он был полной противоположностью флегматичному на вид Гуляеву.
- Когда посадка? - спросил Зенич.
- Когда прикажете, тогда и сделаем, - ответил Гуляев. - Все в наших силах.
- А если он прямо к трапу пойдет? - предположил Емелин. - Возможно такое в принципе?
- А чего ж тут невозможного? - сказал руководитель полетов. - Перелазь через забор и иди.
- Он не пойдет, - сказал Зенич. - Зачем ему лишние неприятности? Он законный пассажир при законном билете. Будем ждать и, как появится, возьмем. Он сегодня достаточно погулял.
- Разрешите... - робко напомнил о себе практикант.
- Вот что, молодые люди, - перебил его Гуляев. - Я в ва - ши дела не вмешиваюсь, но совет дать хочу. Вы его "брать"
как это у вас называется, собрались. А где? В вокзале народу не протолкнешься - пассажиры двадцати двух рейсов сидят Он, как я понимаю, просто так в руки не дастся. Нельзя в вокзале, значит. На перроне тоже нельзя. Здесь у него темнота в союзниках и, так сказать, оперативный простор.
- В самом деле, - с интересом сказал капитан. - А где же, по-вашему, можно?
- Прежде чем в.ести к самолету, мы собираем пассажиров каждого рейса в накопителях. Это такие будки на перроне похожие на клетки, - все летали, и все знают. Как наберется в накопителях достаточно пассажиров, дежурная запирает входную дверь и открывает дверь на поле. Теперь следите. Ваш пассажир вышел на платформу. Как он хоть выглядит?
- Пограничник, - кратко объяснил Зенич. - По званию - ефрейтор.
- Пограничник, значит? - удивился руководитель полетов. - В общем, так. Из накопителя он не убежит. Он там, как в клетке. Проход на поле узкий. Там и надо брать.
- Разумно, - согласился Зенич. - Принимается.
- Разрешите, - просяще протянул практикант, и капитан понял.
- Товарищ Емелин, отдаю его вам, - сказал он.
- Хорошо, - озабоченно сказал Емелин.
- Вы вдвоем, - продолжал Зенич, - находитесь у выхода из накопителя со стороны поля. Хотя нет, так будет заметно.
Вы войдете внутрь вместе со всеми, а выйдете обязательно перед ним. Он не должен сделать по полю больше шага. Машину мы поставим на поле, неподалеку от выхода, и возле неё буду находиться я. Лейтенант Гетьман страхует нас со стороны вокзала.
Гетьман кивнул.
- Не ставьте свою машину, - предложил Гуляев. - Поставьте мою - будет естественней. У меня "уазик" с радиостанцией и со всеми аэрофлотовскими атрибутами. Тут уж никаких сомнений.
- Принято, - сказал капитан. - Вы, Василий Ильич, случайно, не дружинник?
- Я свое отдружинил, - отвечал руководитель полетов - Просто я старый.
- Тянуть не будем, - заключил Зенич. - Занимаем исходные позиции. "Пассажиры" - на перрон. Вы, товарищ Гетьман, с ними. Мы с Василием Ильичом едем на поле. Василий Ильич, давайте посадочку.
Гуляев взял микрофон, включил радиостанцию и, подождав немного, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16