Вот и вся беда. Культурный человек стремится вкладывать в культурное предприятие...
- О чем речь? - раздраженно вмешался Симаков. - Ты пришел поговорить с кем - со мной или с моей бабой? Что ты выстебываешься на философские темы? Если хочешь, отойдем...
- Как скажешь, - улыбнулся Реомюр. - Все равно, кому надо, уже знают, отчего моя бедная клиентка Нина умерла в Склифосовском. И что в палату к ней заходила одна милая женщина, наша, можно сказать, общая знакомая. Поэтому давайте не будем ссориться в эмиграции, да? Нормальное предложение?
Мерзавцы, они все знали про меня с Валькой, с тоской подумал Симаков, ощущая гадкий холодок в затылке, в том месте, куда обычно входит контрольная пуля. Как я не догадался - этот толстый с самого начала прослушивал мой телефон, не иначе! Когда она позвонила мне тогда и попросила приехать, муж её выкинул - чтобы подставить меня. Вот оно что! Я бы вошел в квартиру, под которой лежала бы на асфальте Нина! И первым схватили бы меня: кто такой? что тут делал?
Только почему-то жирный слишком поспешил, я ведь застрял тогда в пробке и приехал минут на десять-двадцать позже, чем рассчитывал. Неужели толстяк так разозлился, что не смог дать ей пожить ещё четверть часа? Может быть, нервы не выдержали. Когда речь идет о таких деньгах, какие он зашибает... Не то что мои копеечки, только на эту корову и хватает.
Эх, недооценила толстого Нинель, недооценила. Ее уже нет, а на мне теперь висит дело. Сволочи! И помощь Валентины была почти что напрасной... И все-таки мне ещё здорово повезло, что я решился. Если бы Нинка начала болтать, было бы ещё хуже. Я даже здесь не смог бы спрятаться. За мной всюду ходила бы тень, журналюги выслеживали бы, пытали насчет немецких дел... А в целом - переиграл меня этот жирный боров. Теперь вся оставшаяся часть немецких вещей в его распоряжении. С его-то связями он из них выжмет миллион.
А на мне все ещё висит пока это жуткое дело. И будет висеть, пока Валька жива... Впрочем, все имеет начало - имеет и конец.
- Верно, только почему Нина перед этим выпала из окна своей квартиры, ещё никто не догадывается, - злобно заметил Симаков. - Кто ей помог, так сказать.
- Да, только дело-то открыто по факту её смерти, а не случайного падения! - удивленно приподнял брови Реомюр. - Тут все ходы сделаны правильно. Разве наши советские следователи дурака валяют?
Саша понял, что начало беседы все-таки осталось за Реомюром. Точнее, за толстым человеком, который здорово Реомюра подготовил.
- Я ещё в своем уме, и ни о чем никому не скажу, - спокойно продолжал Реомюр. - А заговорю только в одном случае - если на нас попытаются наехать.
- На кого это - на нас?
- На меня и на мужа Нины. Я ведь представляю его интересы, - искренне ответил Реомюр. Когда карты достаточно хороши, можно их и показать.
- На тебя объявят розыск, вот увидишь! - буркнул Симаков.
- Отойдем на две минуты, если уж ты такой упрямый, - предложил Реомюр.
У выхода из павильончика он нежно приобнял Симакова за талию и шепнул ему на ухо:
- Сообщаю тебе, чтоб ты имел в виду... Меня больше нет.
- Как это? - Симакову снова стало страшно на всякий случай.
- Очень просто. А твоя бабенка ведь заходила в палату к Нине, правда?
- Что за ерунда, они даже не знакомы... - пролепетал Симаков.
- Я её встретил в коридоре. Она была в белом халате. Напрасно она его нацепила. Он её немножко полнит, да. Ну вот, а в тот же вечер нашли мертвым ещё одного хорошего человека, Сианозова Реомюра. Представляешь, прямо у себя на квартире лежал. После свидания с женщиной, да.
У Симакова глаза застлало потом.
- Что это значит?
- Например, если откроют следствие, то могут обнаружить, что женщина в белом, после визита которой скончалась моя бывшая клиентка, потом побывала на квартире одного адвоката... Понимаешь, да? И адвоката тоже не стало. Разве это не интересная версия?
- А с кем я сейчас говорю? - ошеломленно спросил Симаков.
- Будем знакомы! Гражданин Республики Грузия Марат Иосифович Лория!
- Отличное имя... Сам придумал? - Симаков попытался улыбнуться так старательно, что с носа слетели очки. Хорошо, успел поймать. Лицо стало слишком скользким от пота и сала.
- Нет. Добрые люди подсказали! И во Франции у нас есть вид на жительство и маленький бизнес. Вот так, дорогой!
Даже из смеющегося рта у Марата Иосифовича сильно пахло чем-то очень ароматным, типа бальзама для бальзамирования тела.
Наверно, поэтому Марат Иосифович Лория никогда больше не встречался с толстым человеком, хотя сперва и намеревался. Жизнь повернулась по-другому, и толстому человеку стало необязательно уезжать из России, а наоборот, его привлекли в одну предвыборную команду - большим начальником. И это хорошо, ведь толстый человек терпеть не мог сильных запахов. И не стал он больше встречаться с гражданином Грузии, тем более, что, как напечатали в лживых газетах, Марат Лория якобы скончался по слухам в Ницце вскоре после Рождества. И на его теле нашли татуировку, доказывающую, по всем признакам, его принадлежность к криминальным кругам. Там было по-русски написано что-то про "мать родную", что очень характерно для советских уголовных элементов, по традиции очень трепетно относящихся к своим матерям. Это сообщили разом все французские газеты. Так что толстый человек съездил в Париж только один раз. Но у него, в обстановке демократии, был шанс попасть туда снова. Правда, уже не для того, чтобы встречаться со всякими Маратами и Реомюрами, а чисто конкретно по делу.
А другое дело - Симаков. Вскоре почти половина русского Парижа побывала на его свадьбе с Валентиной, урожденной Локоть. Правда, невеста почему-то держалась очень запуганно и не приподнимала вуаль с густо наштукатуренного лица, местами просвечивающего синевой.
* * *
Игорь очень мягко, бережно вкатил коляску в вагон, Лида почти не почувствовала встряски на стыке платформы и тамбура. Следом вошла Фаина с сумкой и рюкзаком. Они заняли два сидения, друг против друга, в качестве заграждения сбоку поставили Лидину коляску спиной к проходу. И всю дорогу запросто пили вино и болтали. Лида не боялась за себя - под теплой курткой и бельем у неё был одет на тело приемник мочи. Но он так и не пригодился.
Минут за пять до Балашихи они выкатились на заснеженную платформу. В Москве ещё стояла осень, а тут вдруг подсыпало настоящего снега. Хотя все правильно, начало ноября.
Отсюда предстояло тащиться ещё километра полтора. Но путь они преодолели весело. Во-первых, запасливый Игорь имел в рюкзаке несколько бутылок крепленого вина. А во-вторых, было тепло от простой беседы. Фаина чем дальше тем больше нравилась Лиде. И все по одной, основной причине. После того, как Лида правильно разгадала такой сложный житейский кроссворд, Фаина стала испытывать к ней жуткое уважение. А Лида так давно его была достойна! Она ведь жила столько лет мерзкой и презренной гусеницей, но никому не жаловалась! И могла бы умереть, так и не став снова бабочкой.
К заброшенной даче подошли уже в сереющих сумерках, где-нибудь к половине пятого. Дверь была старая, худая, Игорю ничего не стоило выбить её одним касанием плеча.
Лиду осторожно подняли по крыльцу, и она снова въехала в ту самую комнату, где когда-то любила Алешу.
Тут она немножко порыдала, конечно. Слава Богу, в полном одиночестве. Брат и сестра деликатно ушли разыскивать топливо для печи. Лида ещё не знала, сбудется ли ответ на её главную загадку. Она суеверно оттягивала этот момент. Ей казалось, что найдут они что-то другое...
Потом Игорь с Фаиной вернулись, они приволокли мерзлые охапки хвороста и несколько почти сухих чурбачков, кое-как разожгли печь.
- Теперь давайте поищем? - робко предложила Лида.
Игорь грубоватым мужицким жестом сунул ей очередную бутылку кагора:
- Сперва глотни! Перед таким делом-то!
Выпила Лида - глоточек, потом Игорь - полбутылки зараз, затем его сестра - остатки. Игорь, очень ревностно следящий за тем, чтобы выпивки было вволю, на всякий случай раскупорил свежую бутыль и самоотверженно оставил на столе.
- На чердаке есть балка, стоящая неровно, не параллельно другим... начала Лида.
- Какая по счету? - уточнил Игорь, утираясь ладонью.
- Не помню. Но она отличается от других наклоном. Она одна такая. Если посветить фонариком вдоль, увидите, - сказала Лида, надеясь, что Фаина хорошо её поймет. - Надо пошарить рукой под этой балкой, там есть маленькое кольцо, почти такое, как от брелка. За кольцо надо приподнять доску. Этот тайник сделал сам Алеша, на свой страх и риск. Словно предчувствовал. Хотя держал там обычно просто выпивку.
- У-у-у! - махнул рукой Игорь. - Зря мы приехали! Этот Симаков, козел драный, давно там все разорил! Дача-то евойная! Лазил, небось, туда за бухалом сто раз!
- Симаков так и не узнал о тайнике, - возразила Лида. - Ведь когда я послала ему письмо про свой портрет, он мне ответил, чтобы я описала портрет поподробнее. Значит, он не видел картину. И не знал, о чем идет речь.
- Пойдем, - сказала Фаина брату. - Лида все давно рассчитала. У неё было навалом времени. И вообще, мозги. Она давно уже все обо всех знает.
Фаина с братом гуськом поднялись на чердак по узенькой гниловатой лестнице.
Лида сидела внизу и протягивала к дымному пламени ледяные руки. Наверно, я похожа на ведьму, вдруг подумалось ей...
Словно пытаешься заново расколдовать свое прошлое. Господи, ведь я вовсе не уверена, что картина все ещё здесь. Она могла сгнить или сгинуть, её мог случайно найти Симаков, перед тем как бежать. И кажется, что вся моя жизнь зависит от нее, как жизнь Кащея от иголки. А все-таки, в глубине души - верю, что найду портрет. Верю!
Вошел в комнату Алеша, чуть пьяный и грустный, налил в чужой стакан и на расстоянии чокнулся с ней.
"Вот мы и повидались. За встречу!" - сказал он и сразу выпил.
"Алеша, ну почему мне надо было столько страдать? - спросила Лида еле слышно. - Неужели нельзя было устроить все по-хорошему, мирно... Ну ладно, со мной ты мог поступить как угодно, но зачем же ты погубил себя? Я-то знаю почти наверняка - ты был гений!"
"Нет, - упрямо и нетрезво возразил Алеша, быстро наливая себе и выпивая. - Если бы я был гений, я не стал бы портить тебе жизнь. Гений всегда живет наоборот. Он никого не продает. Это его продают и губят. Я не стал бы заниматься подделками и контрабандой. Значит, я был совсем не гений. Или не совсем гений... Или мой гений кто-то погубил, что тоже может быть. Вспомни, я ведь так и не сошелся с тобой окончательно, а хотел. Знаешь, почему? Бизнес мой мне не позволял... Ох нет, мне надо выпить еще. Почему я не мог бросить жену окончательно? Объясню. Пожалуйста. Она трахалась с Надживой и одновременно продвигала мои картины на крови. Точнее, под кровью, хо-хо. Но, между прочим, без неё я никогда не увидел бы тех шедевров, которые побывали в моих руках. Ты себе просто не представляешь, что я видел на расстоянии вытянутой руки! Не говоря уже о тех, которые трогал, ласкал... Это же вещи типа Гольбейна, Ван Эйка, малых фламандских мастеров семнадцатого, восемнадцатого веков... А ведь их практически никто не видел с сорок пятого года, когда картины были убраны в спецхран НКВД, или как там называлось это заведение. Их мало кто увидит и в будущем. Из-за этого я и умер".
"Алеша, разве какие-то картины стоят целой жизни?" - грустно спросила она. Хотя только что сама связывала собственную жизнь с судьбой одного-единственного портрета.
"Причем тут картины? Дело же не только в них. Я пытался срубить большие деньги. Было забавно и очень необычно. И потом, мне уже стукнуло тогда тридцать пять. Это, в общем-то, возраст".
Лида заплакала: "Какая разница, если тебя из-за этого убили, Алеша!"
"Умирать - дело приятное и великое. Помнишь, все НАСТОЯЩИЕ МОИ картины показывали смерть".
"Тогда почему ты не забрал меня с собой? Как ты мог уйти, оставив меня в таком виде!
1 2 3 4 5 6 7