А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Так вот, когда наша флотилия должна была сняться с якоря, выяснилось, что экипаж моего фофана оказался укомплектован одними женщинами и состоял из трех прелестниц. Меня, как вы понимаете, это несколько смутило, так как - не подумайте, ради бога, что я убоялся численного перевеса! - в этом случае на мою долю выпадала основная нагрузка по гребле, а в мои планы интенсивная физическая работа не входила. Вообще-то, я не люблю физическую работу, справедливо считая, что каждый должен делать то, к чему он предназначен. Однако прогулка по озеру не могла относиться к особо тяжелым испытаниям и, если при этом на мою долю выпала необходимость немного потрудиться, то так тому и было быть. И вообще, назвался груздем - полезай в кузов ... и мне пришлось, сделав хорошую мину при плохой игре, бодро взяться весла. В процессе нашего путешествия я имел прекрасную возможность более подробно рассмотреть своих визави - на первый взгляд это были вполне приемлемые телки, с хорошими спортивными фигурками, симпатичными мордашками в возрасте порядка 20-25 лет. Кого из них взять к себе в напарницы я сразу не решил, благоразумно отложив это дело на потом. В конце концов, все они будут моими, куда они денутся?
Отмахав так неожиданно выпавшие на мою долю версты, мы причалили к стоянке, где мне пришлось к тому же помогать в разбивке лагеря. Намаявшись за день, я быстро поужинал и забрался в спальный мешок, предоставив девицам-красавицам самостоятельно решать квартирмейстерские вопросы.
Сквозь сон я слышал традиционные туристические песни, затухающее шебуршание вокруг костра, различные смешки и звуки поцелуев, приглушенную воркотню, сопровождающую уговоры неуступчивых девиц к обмене палатками. Сквозь дрему я услышал шум отстегиваемой полы, шуршание разворачиваемого спальника, а потом - потом, не спрашивая у меня разрешения, на меня буквально накинулась, впрочем, достаточно ласковая и умелая тигрица. Раздевшись, как я понял, заранее, она, не давая мне опомниться, сорвала с меня спальник и, урча от наслаждения, начала меня всего облизывать и обсасывать, то залезая мне в подмышки, то играя моими яичками, то, буквально, втираясь в меня своими грудями, которые, кстати, были весьма упруги и хороши. Дождавшись, наконец, когда мой боец пришел в себя и занял боевую стойку, она не стала торопиться, а принялась за систематическое изучение подвернувшегося ей под руку объекта...Сев на меня верхом и утвердившись в седле, она, встретив с моей стороны полное понимание ситуации, занялась смакованием любимого блюда. Не давая мне возможности приподняться и сурово пресекая все мои поползновения на предмет занятия более удобного для меня положения - Меа сиlpa! (Грешен... люблю рабоче-крестьянский способ...) - она, прежде всего умелыми и неторопливыми движениями, кстати, должен вам заметить, что все происходило в полной темноте при нашем обоюдном молчании, начала умело мастурбировать. Я покорился своей печальной участи и стал ждать продолжения процесса, полностью отдавшись на волю провидения.
Мне было весьма интересно, что за всем этим последует. Проехавшись по всему моему члену и дождавшись, когда он будет готов выплеснуть на нее всю скопившуюся к тому времени сперму, она резко отстранилась, полностью легла на меня и начала, дрожа от возбуждения, всего меня ласкать. При этом я чувствовал, что она просто наслаждается моим телом - в то время у меня была приличная фигура - смакует его и мое активное вмешательство только испортило бы ей весь кайф. Если женщина чего-то хочет, то не надо ей мешать - пусть она получит желаемое. В конце концов, лаская женщину, мы тоже больше думаем о себе, чем о ней - многие наши ласки не доставляют ей того наслаждения, на которое мы рассчитываем, не у всех грудь является эрогенным местом и т. д. и т. п. Поэтому я не стал ей портить кайф, а предоставил себя в полное ее распоряжение, дождался, когда она забилась в освобождающих судорогах, кончил сам, подождал, пока она отдышится, снова залезет в свой спальник и перейдет в царство Морфея. Часа через 2-3 я был разбужен и подвергнут той же экзекуции, после завершения которой, опять-таки в полном молчании, отпущен на свободу. В оставшиеся 5-6 дней нашего похода ситуация не изменилась: я, по силе возможностей, занимался греблей, моя команда помогала мне в разбивке мест для стоянок и сборе хвороста для костров, готовила похлебку и чистила котелки. Вечером купание, песни у костра под гитару, рассказывание неприличных анекдотов и различных туристических баек. Залезая в свою палатку, я уже заранее знал, что меня ожидает и, надо вам сказать, я не был этим расстроен и находил в этом определенный кайф - в конце концов, в пассивном принятии ласк от женщины что есть, и я, с тех пор стал лучше понимать женщин, безропотно отдающихся мужчинам. Самое забавное было то, что, как и прежде, весь процесс у нас проходил в полном молчании. Да и что говорить, когда и так все ясно? По окончании похода мы сказали друг другу - Приветик! - и спокойно разбежались по разным сторонам...
То, что такие гражданки не редкость, я могу подтвердить опытом одного моего знакомого, который не раз выручал нашу компанию в минуты жизни трудной.
В то время я проживал на Садово-Триумфальной в кооперативном доме, носившем прозвище "Не слышно шума городского". Практически каждый вечер у меня собиралась веселая компания, снабжение которой девицами, в общем случае, трудностей в то время не вызывало. Это теперь, в эпоху развитых рыночных отношений, девицы-красавицы интересуются прежде всего маркой твоей машины. В наше время все было значительно проще. Так вот, в те благословенные времена, когда у нас случалась заминка с доставкой нужного количества женского материала, на выручку приходил мой приятель. Он выходил на улицу и у каждой встречной интересной женщины, не обращая внимания на ее возраст и проникновенно глядя в ей глаза, осведомлялся: - А как насчет поебстись? - И вы знаете, не проходило и получаса - когда больше, когда меньше - как очередная красотка оказывалась в нашей компании, и я не помню случая, чтобы ее тут же не уводили в соседнюю комнату, где она, в зависимости от своего темперамента, удовлетворяла столько мужиков, сколько ей было надо.
МОЯ УЧИТЕЛЬНИЦА
"По всем правилам искусства".
Ф. Энгельс. Заметки войне. Соч., т.17., с. 240-241.
(Lege artis)
Каждый из нас в свое время попадает в лапы более или менее квалифицированной учительницы, не просто лишающей нас девственности, но и старательно обучающей нас всем азам правильного и благопристойного, по мере возможности, поведения в койке. Одним попадаются более опытные и старательные, другим - менее. Как повезет.
Помню, была у меня одна хорошая приятельница С., большая любительница совращения малолеток с пути истинного. Хлебом ее не корми - дай ей только насладиться непорочным неофитом. С. выискивала, где только могла, еще неоперившихся юнцов, завлекала их в свои сети и после чего пару месяцев спокойно и с удовольствием занималась их растлением. Были у нее и такие прецеденты, когда мать юного создания, предварительно договорившись с С. и видя, как он весь покрывается прыщами, а на простыне остаются плохо смываемые следы спермы, сама, под благовидными предлогами, заманивала своего отпрыска на заклание, справедливо полагая, что лучше отдать его в умелые и заботливые руки опытной и чистоплотной специалистки, чем доверить свое обожаемое чадо бурным волнам житейского моря. Но не даром же с этой же целью в приличные дома специально приглашали смазливых горничных, а добропорядочные отцы семейств водили своих прыщавых отпрысков к своим содержанкам или в публичные дома, пользующиеся хорошей репутацией.
Увы, С. отдала Богу душу, оставив по себе добрую память в сердцах ее многочисленных обожателей.
Но, не будем отвлекаться и вернемся к нашим баранам.
Не знаю, кому какие учительницы попались, но моя была непревзойденной и ни с кем не сравнимой специалисткой, благодаря которой я смог из заурядного трахальщика стать своего рода идеологом в вопросах секса.
Я познакомился с Илгой Далес по своему прибытию в город Березники думаю, она давно отошла в мир иной и сейчас, не погрешив против истины, я могу спокойно назвать ее имя. В Москве в то время бдительные Органы проводили очередную чистку контингента зеков и я как серьезный государственный преступник попал на Север, хотя мне не исполнилось и 19 лет. Я попал на очередной этап в одно из самых суровых подразделений судите сами, нам приходилось за пайку хлеба (450 граммов) и жидкую баланду отшлепывать по 7 километров в 30-40 градусные морозы в одну и другую сторону, а потом заниматься рытьем траншей в мерзлом грунте. Смертность была ужасающей, но на это никто не обращал внимания, благо человеческого материала было в избытке. И сейчас, в наше время, когда я слышу вопли о нескольких убитых там или здесь террористами людей, мне становится смешно у меня на глазах люди гибли сотнями, а в масштабах всей страны и миллионами, и никого это совершенно не волновало. Если немцы за свои преступления хотя бы покаялись, то у нас всем все благополучно сошло с рук, как если бы так и надо было.
Если я и остался жив, то только благодаря Махмуду Мулякаеву - он, как и я, попал в наш этап по какой-то разнарядке, но если я загремел на общие работы, его взяли в местную санчасть - все-таки он был на воле главным хирургом Черноморского флота. Став среди зеков главным медиком и стремясь хоть чем-то мне помочь, он несколько раз устраивал мне освобождение от работ. Исчерпав все свои возможности и видя, как я постепенно отдаю Богу душу, он предложил мне сделать липовый анализ и списать меня таким образом в туберкулезную зону, где меня, если и не лечили, но и не заставляли работать, предоставив спокойную возможность перейти в мир иной.
Взвесив все доводы pro et contra и поняв, что на общих работах я не протяну и несколько месяцев, тогда как в туберкулезном бараке у меня сохранялся шанс на спасение, я согласился с его предложением.
Никогда не забуду свою первую ночь в этом бараке! Со всех сторон до меня доносились хрипы и раздирающий кашель, мне казалось, что меня атакуют полчища туберкулезных палочек, которые так и норовят залезть в мои легкие... Но я не работал, а от совсем умирающих мне оставались не тронутые пайки хлеба...
Через несколько дней Махмуд поведал нашей главной вольнонаемной врачихе, Мине Моисеевне, что у него в туберкулезном бараке есть больной, который вполне может прочесть написанный по латыни рецепт, так как свободно говорит по-французски.
Через несколько дней меня сделали лепилой (что на лагерном жаргоне означает фельдшера) и я таким вот образом получил высочайшую честь занять полностью в свое распоряжение крохотную каморку, где Махмуд поручили мне изготовление лекарств - я их делал от фонаря, то есть смешивал, по наитию, имеющиеся у меня ингредиенты: зубной порошок, соду, мел, йод, зеленку и прочие сильно действующие препараты... а что делать? Ведь лечить-то как-то надо было, вот я и занимался психотерапией.
В этот период я жил припеваючи: у меня была своя каморка, хлеба "от пуза", с боязнью заболеть я смирился, отдав себя на волю провидения. Работы было мало, да и та заключалась только в том, что мне приходилось вытаскивать из барака по 5 - 10 трупов, из числа отдавших концы за истекшие сутки. Но это мелочи... Кстати, здесь я ввел рационализацию, значительно облегчившую мой труд: зная, по опыту, когда и кто из моих пациентов должен был предстать перед очами Всевышнего, я заранее перемещал его поближе к выходу из барака и, когда приходил его черед покинуть сей мир юдоли и скорби, мне оставалось только вынести его хладный труп и погрузить в самосвал, доставлявший скорбный груз в братскую могилу...
К тому времени у меня уже было достаточно прочное положение лепилы и, когда надо мною начали сгущаться тучи - наша благословенная туберкулезная зона подлежала переводу во вновь организуемый лагерь, - Махмуд, снова сделав мне анализ на ТБЦ и не найдя, естественно, в моей мокроте туберкулезных палочек, добился согласия Мины Моисеевны на мое назначение лепилой в санчасть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32