В то время Антонина Николаевна была главным врачом районной больницы, да, собственно, почти единственным врачом на район. Ее крайздрав не отпускает, меня - управление. Наконец райком вошел в положение, разрешил мне перебраться в Алтайское. Только уже не в МТС, "бросили" на маслодельную промышленность. Вначале назначили управляющим раймаслосырпромом. Должность вроде заметная, но мне не понравилась. Отвык я от кабинетной работы, хотелось в людскую гущу. Подал заявление в Бийский трест и стал директором Алтайского сырозавода. Коллектив у нас сложился крепкий, и работа мне нравилась. Все люди душой болели за производство. Стали выпускать сыры высокого качества. Высших сортов давали до семидесяти процентов. Работники подобрались замечательные - Марк Дмитриевич Тимко, Василий Ильич Сернышев были действительно мастерами экстра-класса. И вот тут-то я решил, что мой конек - сыроделие. Уже мы вынашивали планы расширить завод, оснастить современным оборудованием. Но в это время появились у страны задачи более важные.
Шел пятьдесят пятый год. По призыву партии коммунисты пошли работать в колхозы и совхозы. Я тоже, конечно, подал заявление - в стороне быть не мог. Бюро райкома партии мою просьбу удовлетворило и вернуло в сельское хозяйство. Отправили меня на месячные курсы в Барнаул. В то время на Алтай приезжали коммунисты из Москвы, Ленинграда, из других городов. Люди в сельском хозяйстве не разбирались, начинать приходилось с азов. В течение месяца мы слушали лекции, усваивали конкретные советы. Нам ведь преподавали не только основы агрономии и хозяйствования, нас прежде всего учили работать с людьми. Преподаватель по организации труда, например, говорил: "Выбрали тебя председателем колхоза - ты не задирай нос. Приходи в семью колхозника, узнай его нужды и заботы, в пределах возможного окажи помощь. Не отказывайся, если тебя приглашают на именины, на свадьбу. Приходи, не отказывайся. Ты должен жить радостями и нуждами колхозников". Я родился и вырос в селе, имел определенный опыт руководства МТС. Но и мне месячные курсы дали очень много полезного.
Вернулся я домой. Два дня меня никто не тревожил.
Потом звонят из райкома: бюро решило рекомендовать мою кандидатуру колхозникам сельхозартели имени Мичурина в качестве председателя. Когда я подавал заявление в райком, чтобы меня перевели в сельское хозяйство, легкой жизни не ждал. И поэтому, познакомившись с хозяйством, в котором предстояло председательствовать, не удивился. Некогда было удивляться, надо было работать...
Колхоз имени Мичурина считался многоотраслевым.
Земельных угодий за ним числилось много. Почвы хорошие, только размещались они по крутым склонам. Ровных мест, или хотя бы относительно ровных, не было.
Занимался колхоз, помимо полеводства, свиноводством - животных было вместе с молодняком около двухсот. На птицеферме кудахтали две с половиной тысячи несушек. По крутогорью лазали несколько отар, общим числом около тысячи голов. Что было действительно серьезным, так это молочнотоварная ферма. Стадо было улучшено симментальской породой. Ферма числилась кандидатом на племенную. Зоотехниками здесь работали муж и жена Бибикины, Василий Васильевич и Лидия Петровна- истинные энтузиасты своего дела. Ферма, на которой они хозяйствовали, являлась опорным пунктом Горно-Алтайской опытно-животноводческой станции.
Распыленность хозяйства привела к тому, что, хватаясь за все, многое упускали. Урожаи были низкими, выход мяса и молока маленьким. О курах и говорить нечего. А как итог - мизерная оплата.
В придачу ко всем перечисленным отраслям колхоз имел еще и семнадцать гектаров сада. Считалось, что там произрастают смородина, малина и вишня. Но был сад в таком состоянии, что вряд ли кто отличал эти деревья и кустарники не только по сортам, но, пожалуй, и по видам.
Помню свой первый приезд в этот, так называемый, сад. Кусты стоят голые, листья все объедены боярышницей. Ветра нет, а ветви шевелятся настолько густо они усыпаны вредителями. Подходит ко мне дядя бородатый, какой-то угрюмый, представляется:
- Садовод из Молдавии.
- Вы у себя на родине так за садами смотрели?
- Не может здесь быть садоводства, - отвечает.
- Тогда чего же вы здесь обосновались?
- Временно.
Ну, мы ему это время сократили. Связались с ГорноАлтайским опорным пунктом Алтайской опытной станции садоводства, попросили помощи.
Приехала Ида Павловна Калинина, которая сейчас командует Научно-исследовательским институтом садоводства Сибири им. М. А. Лисавенко и Федор Петрович Барабаш. Посмотрели на садовые владения и ахнули.
Начинать в саду надо было с самого начала. А для этого, как известно, требуются деньги. Ядохимикаты нужны позарез, а даром их никто не даст. Как уж там вывернулся наш бухгалтер Степан Александрович Бурындин, не знаю Но денег где-то выкроил. Вот вспоминаю сейчас то время, и стоит у меня перед глазами этот честнейший, добрейший человек, бывший фронтовик, коммунист. Бывало, придешь к нему, и язык не поворачивается сказать, что нужна такая-то сумма. Но он уже "болел" садом, понял, что тот в конце концов может и должен дать. Извернется как-то, на другое не отпустит денег, а саду, глядишь, найдет.
Когда выдворили мы дядю-садовода (имени в памяти у меня не осталось), назначили на его место бригадира Ивана Ивановича Казеняшева. Дали ему пятнадцать человек в бригаду, закрепили за ней трактор "универсал". С этого и пошло. Через совсем короткое время сад было не узнать. Уже на следующий, пятьдесят шестой год он стал плодоносить и давать доход. Культивировались у нас тогда яблони-полукультурки, два гектара стланцев было, гектаров семь смородины... небогато, что и говорить, но и эта малость себя доказала. Получили мы в том же пятьдесят шестом году первый урожай смородины, и доход от этого урожая поступил в колхозную кассу. Лед сломался, река тронулась.
НА КРЕПНУЩИХ НОГАХ
За беседой мы припозднились, разошлись часу в третьем. Когда перед уходом Иван Алексеевич сказал, что в восемь за мной заедет Сергей (я собирался весь день провести с директором), я дипломатично промолчал. Но увы... Машина подошла ровно в восемь. По пути в контору я мимолетно осведомился у Сергея, как чувствует себя его начальство.
- Нормально, а что?
- Засиделись мы сегодня. В третьем часу только разошлись.
- А-а-а...
Сергей так протянул свое "а-а-а", словно хотел сказать, что короткий отдых для него и для его шефа не диковина. Но так как он этого не сказал, я понимающе посочувствовал:
- Тяжело тебе, видать, приходится: заря выгонит, заря вгонит.
- Почему? - не понял он.
- Должность твоя беспокойная, ни отдыха, ни срока.
- В смысле того, что я все время при директоре?
- Ну да.
- Не-е. Я за баранкой восемь часов. И, как положено, пара выходных в неделю. Когда меня на работу брал, Иван Алексеевич это сразу обговорил. Он так прямо требование поставил, чтобы я в вечерней школе учился.
Я когда в армию уходил, у меня всего восьмилетка была.
- А сейчас?
- Последний, одиннадцатый заканчиваю.
- Потом - институт?
- Может - институт, может - техникум... А вечерами или в выходные Иван Алексеевич сам за рулем.
Теперь уже я протянул:
- А-а-а...
Ладный, подтянутый, в пятьдесят шесть своих лет выглядящий лет на десять моложе, Яркий вызвал во мне какое-то даже легкое чувство зависти. Совсем эю не просто, отдохнув четыре часа, производить впечатление человека вполне благополучного и безмятежного.
Пылит по взгорьям уазик-вездеход, напоминающий со стороны толстуху-тетеньку с подоткнутым подолом, ложатся под колеса ежедневные километры рабочих директорских дорог. По сторонам прикатанной сухой колеи, отступив от нее всего каких-нибудь полметра, яблони в цвету. Тонкий летучий аромат расслабляет, настраивает на лирическую волну. Я гляжу но сторонам, опускаю глаза, потом смотрю вверх и всюду - цветение. Неописуема эта картина, насколько хватает взгляда - бело-розовые, исходящие знойным ароматом горы.
- Краше нету того цвету, когда яблоня цветет... - бормочу я и вдруг вижу: близ дороги свалены беспорядочной кучей покореженные деревца. Мне кажется, что директор поразится не меньше меня, но директор не поражае!ся, а вразумляет:
- Реконструируем сады. Те деревья свое отжили...
- Перестали плодоносить?
- Перестав не перестали, но ^же не то. И урожай не тот .. Старое не то, что молодое. Сейчас мы в расцвете, хозяйство наше сильное, и ведем мы его по-современному. Ты про культурооборот слыхал?
Про культурооборот я не слыхал, и Ивана Алексеевича это не удивило.
- Не все хозяйства могут себе это позволить. А вот мы можем Это я не в порядке хвастовства, а в порядке информации. У нас сейчас под садами шестьсот пятьдесят гектаров. Яблони, смородина, черноплодная рябина. Когда сад закладывали, то были вроде слепых котят, сажали подряд те сорта, которые нам рекомендовали.
А оказалось, что подряд нельзя. Некоторые сорта на маленьких, опытных участках себя показали, а попали в производственные условия - пошли нелады. Одни - "мерзляки", на других - плодов кот наплакал, третьи суши совсем не переносят. Сейчас мы берем все лучшее, что проверили на собственной практике. Наши испытанные сорта Пепилка Алтайская, Горноалтайская, Урожайный. Они у нас вроде бы со Знаком качества. Уплотняем мы и посадки Если прежде размещали на гектаре триста яблонь, то теперь - шестьсот. На том же гектаре вместо тысячи ста кустов смородины будут расти три с половиной, четыре тысячи... А культурооборот... Достигнут яблони двенадцатилстнсго возраста, мы их выкорчуем, на их месте посадим смородину... в общем, тот же севооборот. Во времени только разница. По мере подхода молодых садов старые будем ликвидировать. Одновременно проектируем создание собственпого сортоучастка.
- Ведь это только подумав - было семнадцать гектаров, а теперь шестьсот пятьдесят. И все у вас так гладко полечилось, все были "за"?..
- Куда там... Вначале такой тарарам поднялся, что и вспоминать не хочется. Некоторые из колхоза ушли, настолько в сады не верили.
- А вы верили в свою правоту?
- Для того, чтобы добиться коренного изменения в деятельности хозяйства, одной веры мало, нужны обоснованные расчеты. Долго мы подсчишвали, прикидывали, что к чему. Бухгалтер наш, я уже про него говорил, Степан Александрович Бурындин, все до точки подытожил. И выходило у нас: сады! Хотим из прорыва выбраться, хотим с государственной шеи слезть, надо закладывать сады. Остановка одна - финансирование. Нам саженцы нужны, а денег на покупку нет. Я к управляющему ранбанком - он: "Вы и так в долгу, как в шелку, а ты - за деньгами". И позвал я его тогда в сад. Едем (в аккурат весной дело было). Хотя и небогатый сад был, всего семьдесят гектаров, но когда распускался, Kрасота - глаз не оторвешь Смотри, - говорю. - Красиво как.
- Наша контора под красоту денег не дает.
- Так все это плодами станет. Яблоками, смородиной, черноплодкой... Овеществится красота.
- Она у вас много лет овеществляется. И до тебя колхозом неглупые люди руководили. Зырянов за хлеб Золотую Звезду получил. Без всяких там выкрутасов...
А ты размахнулся: каждый год по сто гектаров в саду добавляешь. Понимаешь, сколько денег тебе понадобится?
- Много понадобится, но теперь и ты послушай...
Все предварительные расчеты у меня в голове были.
Выложил я их, а он - свое: "Знаешь, чему мы учимся?
Как денег вам не давать, вот чему. И я здесь - первый учитель... Хорош я буду..." Не дал я ему кончить, перебил на полуслове. Спросил: "А почем центнер черноплодки, ты знаешь?" Не знал он. На том я и взял. Получалось, что через два-три года наш колхоз миллионами ворочать станет. Покачал он головой, но денег в конце концов дал.
- А с отдачей как?
- Один год мы черноплодной рябины получили семь тысяч центнеров.
1 2 3 4