И я буду стоять до последнего.»
Пуля заставила собаку дёрнуться, а её хозяина – упасть. Номер двести пятьдесят восемь.
Собака долго думала, прежде чем понеслась на обидчика своего хозяина. Большие собаки не так страшны, как их боевые товарищи меньшего размера. Большая собака неповоротлива и инерционна. Правда, если всё же догонит, будет плохо.
Она неслась на него, как грузовик на пешехода, она готова была его снести напрочь.
«И не смотри на меня. Ведь ты такой же, как я. Разница только в количестве мозгов, ни о каком качестве не идёт речи.»
Он поднял руку с ломиком вверх, размахнулся. В самый последний момент, когда собака пыталась прокусить его, от отступил вправо и размозжил ей голову.
«Нет, нет, нет. Не засыпать. Ещё столько есть дел.»
На стене в загсе он видел портрет какой-то девушки. Довольно симпатичная: средней длины волосы, острый и подвижный носик, зелёные глаза. Но больше всего заинтересовал цвет её помады – такой мертвенно-бледный, почти весь серый с отливом зелёного серебра. Это придавало губам выразительность, будто они обескровлены, будто у них толстая кожа.
Неужто это подсознательная тяга человека к грани смерти и жизни?
Он задавал себе этот вопрос, когда встретился с нею через несколько минут, когда бил её головой о землю, когда выдирал ей глаза и вырезал язык. Номер двести пятьдесят девять.
Как она прекрасна в смерти. Пока не уподобишься смерти, всё равно не поймёшь этого, не стоит даже пытаться. Чтобы ощутить смерть нужно умереть. Просто забыть и жизни, отбросить оковы жизни и уйти. В этом человек пока свободен. Нужно только сделать это.
Тут было какое-то НИИ. Огромный забор и несколько проходных закрывали вход в него. Рядом пристроилась автомастерская. У них были подъёмники, но сейчас они ими не пользовались. Была всего одна машина, да и то их собственная.
Распустив гаечку на домкрате, он похоронил под полуторатонной машиной механика. Номер двести шестьдесят.
Он входил в мастерскую так тихо и спокойно, что его просто не заметили. Человек не может концентрировать внимание на всём окружающем, поэтому он концентрируется на чём-то одном, а на всё остальное реагирует только при больших изменениях. Это нормальное явление, так делают все, просто это надо учитывать.
Его напарник поступил благоразумнее – он побежал за дверь в стене, чтобы взять оружие и приступить к обороне. Его не было две секунды, но за это время зал опустел. Он выскочил с какой-то фигнёй, похожей на газовый баллончик, только крупнее, и стал озираться по сторонам.
Сзади на его голову накинули прозрачный полиэтиленовый пакет с удавкой, и повалили. Он задыхался на глазах, не мог вздохнуть, пакет при каждой попытке вздохнуть облеплял его со всех сторон. Он слышал, как бьётся сердце, как шуршит в венах кровь. Номер двести шестьдесят один.
Итак, два трупа. Напоследок он вынул из шкафов канистры с бензином, разлил его повсюду, проделал что-то типа шнура и поджёг. Взрыва не было, всё занялось красивым немного розоватым огоньком.
«Древние люди могли постоянно смотреть на огонь, воду и работающего соплеменника. Это всё были варианты жизни.»
Парень с девушкой прогуливались по дорожкам, когда заметили издалека пламя. Они подошли ближе. Кто-то огрел девушку сзади по голове чем-то тяжёлым; парню достался удар в рыло.
Взяв со двора тележку для грузов, он сложил спящих туда, разбежался и вкатил их туда.
«Из прекрасного сна в ужасный кошмар реальности. И кто их просил?»
Номера двести шестьдесят два и двести шестьдесят три горели заживо в бензиновом пламени. Когда их кожа потрескается, оттуда повалят внутренности, и обугливающаяся плоть будет заживо агонизировать.
Пост ГАИ он миновал уже давно, отклонившись от пути. Надо было следовать дальше. А дальше был Дом Культуры. Здесь на платной основе обучались музыке, балету и прочей мути. Детей сдавали в этот питомник в детстве, а потом смотрели, как растут эти растения. Всё как всегда происходило совершенно без их воли на то.
По дороге он встретил пацана, катающегося на велике. Ломик в колёсах выбил его из седла. Пролетев пять метров, он стукнулся головой о дерево. Какая нелепая смерть. Номер двести шестьдесят четыре.
«Был у нас один такой – утонул в выгребной яме. Позорище.»
Под тенью входного козырька стоял, вероятно, папаша ребёнка, который сейчас был на занятиях.
– Пошли, выйдем.
– Что? – сквозь респиратор было сложно разобрать что-то более или менее чётко.
Легион вдруг резко отвернулся, сгорбился и стал подрагивать, как если бы плакал. Этот трюк всегда срабатывал при встрече в тёмном переулке с группой гопников. Их вводит в ступор вид плачущего взрослого самца.
Когда тот папаша взял его по-дружески за плечо, чтобы успокоить, его пальцы оторвались от руки. Как во сне он видел быстро движущуюся фигуру, которая резала его на части. Полетели пальцы, руки, куски одежды. Номер двести шестьдесят пять.
Вот ведь обрадуется малыш или малышка, когда сможет увидеть своего любимого папочку мёртвым. Зато теперь родитель точно не переживёт своих детей.
Тело он свалил за борт в канаву.
«Я же не изверг какой-нибудь. Не надо пугать зря детей. Пусть живут, пока могут жить. Если им суждено умереть, я им помогу в этом деле.»

–= 19:00, 5 часов назад =-
Он любил это время года, любил дождливую погоду. Листва была ещё молодая, лето ещё не набрало полную силу, но уже пыталось что-то хитрое сделать.
Здесь между домами обычно ходил народ. Бежала толстая низенькая женщина с сумками в руках, пытаясь сбежать от падающей на неё воды. Он галантно отступил вправо, чуть пригнувшись, нанёс удар ей в челюсть.
От неожиданности она отбрыкнулась назад, выпустила из рук сумки и упала. Добил он её с двух ударов ногой в темя. Номер двести шестьдесят шесть.
«Главная беда человечества: большинство людей мыслят стандартно. Они – конформисты. Ну и в большинстве случаев это даёт свои плоды, только вот в нестандартном чём-то их логика летит к чертям, вариантов не остаётся.»
Он снял респиратор. Неподалёку он заметил какое-то движение. Это произошло через минуту после сцены с женщиной, скорее всего, то был просто человек.
– Эй! Тут человеку плохо! – прокричал он. Прошла минута, и человек в пальто неуверенно подошёл сзади.
У него в руках уже давно было лезвие, он только выжидал момент. Когда тот подошёл справа сзади, он резко повернулся через левую руку и всадил ему нож в спину, потом вытащил и снова всадил. Номер двести шестьдесят семь.
В кустах кто-то занервничал и зашуршал. Размытые фигуры бросились врассыпную, а он побежал далее по дороге.
Их было двое. Примерно того же возраста, что и тот в плаще. Они ждали жертву, но вдруг их соратник сам стал жертвой.
Они не бежали даже, они проскочили метров по десять каждый и укрылись за ракушками и прочими преградами. Первого настигла пуля из кустов, они просто дёрнулись, и он отвалился. Номер двести шестьдесят восемь.
Второй слышал выстрел и видел, откуда летела пуля. Он сделал ошибку: он побежал от опасности. Опасность тоже заметила его. Он побежал, пуля пробуравила его в бедро правой ноги, он повалился. Печёнкой он ощущал приближение сзади убийцы, он перевернулся и стал отмахиваться. Рука нарвалась на нож, тот же острый вошёл немного в живот и разорвал до промежности. Он видел, как под расходящейся кожей появлялись кишки.
Номер двести шестьдесят девять.
Холод всё крепчал. Было уже по-зимнему холодно, дождевые капли превращались в грозное режущее оружие, создаваемое непогодой. Всё было одновременно и против и за обычных людей.
Прямо по курсу вскоре попался спортивный комплекс. Футбольное поле, теннисные корты, поле для минифутбола и так далее. На стенах были рекламные плакаты.
«Реклама захватывает мир. Демократия изжила себя в том виде, который она приняла сейчас. Каждый может внушать всем всё, что захочет. Можно навязывать, убеждать, зомбировать, и всё это в рамках закона происходит.»
По внешнему кольцу вокруг футбольного поля вяло бегали два человека в намокших спортивных костюмах. Легион стоял на дороге спиной к ним, смотрел ввысь.
Они пробежали мимо него. Было такое чувство, что они вообще не понимают, что делают, настолько отрешёнными были их лица. Наркоманы, наверное. Даже когда один из них упал от удара ломом по голове, второй только лишь остановился и стал тупо смотреть на него. Номер двести семьдесят. Типа он прилёг поспать. Устал человек, что поделать.
«Ежедневно нам показывают всё, что нам не нужно. Прокладки, дезодоранты, машины. И вы это смотрите, вас заставляют и вы подчиняетесь.»
Легион подошёл к нему. Этот даже не будет сопротивляться, когда ему будут отрезать пальцы и вливать в горло кипящий свинец. Ошибка человечества, которую нужно держать и вести всё время за собой. Никто не вспомнит о нём, никто не подтвердит убийства. Он взял его за руку и ввёл воздух в вену.
«Как сказал один мой знакомый: лог смерти в студию!»
Сдохнет. Номер двести семьдесят один.
«Надо убивать, убивать и убивать!»
Странного вид ящерица застыла во впадине стены, вроде как уснула от прохлады.
Далее, уже за футбольным полем, ближе к кортам, стояла страшного вида Газель, жертва отечественного автопрома. Или Болгарского. Внутри было штук восемь детей школьного возраста, один водитель. Не было начальника. Значит он где-то рядом.
Немного пьяной походкой он подошёл к машине, которая была заведена, значит, ждут начальника.
– Здравствуйте, – сказал он бурчащим голосом, – мне нужна библиотека.
И всё-таки смешная психология – к ним идёт совершенно незнакомый человек в плаще, очках и респираторе, а они даже не дёргаются.
Договорив, он сделал неуловимое движение рукой, побежал и прицельно кинул в кабину гранату. Почему-то взрыва не последовало, а вместо этого авто сорвалось с места задом, резко развернулось на месте, повалилось на бок и взорвалось. Короткая пробежка по лезвию бритвы, причём безрезультатная.
Номера с двести семьдесят второго по двести восьмидесятый.
Это всё мелочи, но из мелочей складывается нечто огромное и прекрасное. Стоит ли думать, что он обошёл половину города, впереди, а точнее чуть далее за поворотом была магистраль, нужно было только выйти, и вскоре он вышел бы на цель всего путешествия. Хотя, получалось, что он не успевает туда.
Когда они со всей семьёй жили на даче, у него всегда были зашторены окна. Получался такой приятный постоянный полумрак и чувство защищённости от внешних воздействий. И пусть, что тратилось электричество на освещение.
Начальник экскурсии бежал к нему в сопровождении охранника в чёрной униформе и с нашивкой на рукаве. Легион бросился бежать. Охранник за ним.
«А вот это уже интересней – они всё же готовы к драке.»
Охранник завернул за угол, боковым зрением увидел опасность: на него махнули чем-то. Он рефлекторно пригнулся, но это была уловка. Легион и не думал бить его в голову руками, он знал, что тот попробует увернуться. Он нарочито показательно размахнулся, но всю силу вложил в удар коленом. Охранник отлетел в дерево.
А вот теперь дискотека! Вот теперь он раскрошил ему челюсть на крошки, а мозг со второго удара на мясо.
Номер двести восемьдесят один.
Они, оказывается, носят оружие. Он снял с трупа пистолет и какую-то кость. На обратном пути он задумается о смысле жизни и прочей мифической лабуде, а потом бросит эту кость в рыдающего начальника, как бумеранг. А потом будет бить его колесом по голове, оставляя длинные продиры на коже до костей. Так появится номер двести восемьдесят два.
«Этот странный круговорот веществ начинает меня сильно утомлять. Один вид стал доминировать на планете, при этом считая, что только так сможет добиться процветания и гармонии.»
Что-то где-то громко гудело, отвлекая от основных мыслей по завоеванию мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21