И вот она перед ним в образе этой судебной камеры и судьи, угодливо склонившегося, под давлением машины, перед кабатчиком, распоряжающимся массою избирательных голосов! При всем своем ничтожестве и гнусности все происходящее было лишь одним из многочисленных проявлений работы того сложного общественного механизма, который высился колоссальной громадой во всех городах и штатах, бросая тень на всю страну.
В ушах его прозвучала знакомая фраза: "Да ведь это просто смешно!". И в самый разгар спора он не мог сдержать короткого смешка, в ответ на который судья Уитберг поднял на него сердито нахмуренный взгляд. Уотсон решил, что эти задиры-юристы и этот буян-судья хуже, в тысячу раз хуже драчливых штурманов на торговых кораблях, которые умели не только задирать, но и защищаться. Эти же мелкие ракальи прикрывались величием закона. Сами они нападали, но не давали возможности отражать их удары, прячась за тюремные камеры и дубинки тупых полисменов - профессиональных вышибал и драчунов на жалованье. Но злобы он не испытывал. Грубость и грязь всей процедуры забывались на фоне ее невероятной комичности, - его спасало природное чувство юмора.
Несмотря на всю травлю и придирки, ему удалось в конце концов дать ясное и правдивое описание схватки, и, невзирая на явно пристрастный характер перекрестного допроса, ни одна мелочь его показаний не была опровергнута. Совсем другой характер носил крикливый рассказ Пэтси и его двух свидетелей, полный лжесвидетельств.
Как защитник Пэтси, так и прокурор поддерживали обвинение, не оспаривая ничего по существу. Уотсон протестовал против этой системы, но прокурор зажал ему рот, заявив, что он общественный обвинитель и знает свое дело.
- Патрик Хоран доказал, что жизни его грозила опасность, и он вынужден был обороняться, - гласило начало вердикта, вынесенного судьей Уитбергом. - Аналогичное показание о себе дано и мистером Уотсоном. Каждый из них под присягой удостоверяет, что первый удар был нанесен противной стороною; каждый клянется, что подвергся ничем не вызванному нападению со стороны противника. Одна из аксиом права гласит, что сомнение толкуется в пользу ответчика. В данном случае налицо весьма основательное сомнение. Поэтому в деле "Народ против Картера Уотсона" сомнение толкуется в пользу вышеозначенного Картера Уотсона, который тем самым освобождается от ареста. То же самое приложимо и к делу "Народ против Патрика Хорана". Сомнение толкуется в его пользу, и он освобождается от ареста. Я рекомендую обоим обвиняемым обменяться рукопожатием и помириться.
Первый заголовок на страницах вечерних газет, бросившийся в глаза Уотсону, гласил: КАРТЕР УОТСОН ОПРАВДАН! Во второй газете стояло: КАРТЕР УОТСОН ИЗБЕЖАЛ ШТРАФА! Но лучше всего была шапка в газете, начинавшаяся словами: КАРТЕР УОТСОН - СЛАВНЫЙ МАЛЫЙ! В тексте говорилось, что судья Уитберг посоветовал обоим противникам пожать друг другу руки, что они и поспешили выполнить. Далее он прочел следующее:
" - Что ж, дерябнем по маленькой по сему случаю? - молвил Пэтси Хоран.
- Идет! - сказал Картер Уотсон.
И они в обнимку зашагали в ближайший кабак".
IV
В общем это приключение не оставило горечи в душе Картера Уотсона. Это был "социальный опыт" еще неизведанного свойства, и в результате Уотсоном была написана еще одна книга, озаглавленная: "ПОЛИЦЕЙСКОЕ СУДОПРОИЗВОДСТВО. Опыт анализа".
Год спустя, находясь в одно летнее утро на своем ранчо, он слез с лошади и стал пробираться через небольшое ущелье с намерением посмотреть группу горных папоротников, посаженных им прошлой зимой. Выбравшись из ущелья, он попал на одну из принадлежавших ему усеянных цветами лужаек; это был очаровательный уединенный уголок, отгороженный от остального мира низкими холмиками и купами деревьев. Тут он застал человека, по-видимому, вышедшего на прогулку из летней гостиницы, находившейся в маленьком городке на расстоянии мили. Они столкнулись лицом к лицу и узнали друг друга. То был судья Уитберг. Налицо был явный факт нарушения границ чужого владения, ибо Уотсон, хотя и не придавал этому значения, выставил на рубеже своих владений межевые знаки.
Судья Уитберг протянул руку, но Уотсон сделал вид, что не заметил этого.
- Политика - грязное дело! Не правда ли, судья? - сказал он. - О, я вижу вашу руку, но не хочу ее брать! Газеты писали, будто бы я пожал руку Пэтси Хорана после суда. Вы знаете, что этого не было; но позвольте сказать вам, что я в тысячу раз охотнее пожал бы руку ему и подлой компании его приспешников, нежели вам!
Судья Уитберг испытывал тягостное замешательство. Покуда он, откашливаясь и запинаясь, силился заговорить, Уотсона, наблюдавшего за ним, внезапно осенила одна мысль, и он решился на веселую, хотя и злую проделку.
- Не думал я, что встречу злопамятство в человеке столь просвещенном и знающем свет... - начал судья.
- Злопамятство? Вот уж нет! - возразил Уотсон. - Моей натуре несвойственно такое чувство. В доказательство этого разрешите мне показать вам одну любопытную штуку, каких вы, наверное, никогда не видали! Пошарив на земле, Уотсон поднял камень с шероховатой поверхностью, величиной с кулак. - Видите это? Смотрите на меня!
И с этими словами Картер Уотсон нанес себе сильный удар по щеке. Камень рассек щеку до кости, и кровь брызнула струей.
- Камень попался чересчур острый, - пояснил он изумленному полицейскому судье, решившему, что он сошел с ума. - Я разотру малость. В таких делах самое главное - реализм!
Отыскав гладкий камень, Картер Уотсон несколько раз аккуратно постукал им себе по щеке.
- Ага, - бормотал он, - через несколько часов щека приобретет великолепную черно-зеленую окраску. Это будет убедительно!
- Да вы с ума сошли! - дрожащим голосом пролепетал судья Уитберг.
- Как вы смеете грубить мне? - вспылил Уотсон. - Разве вы не видите моей расшибленной и окровавленной физиономии? Своей правой рукой вы дважды ударили меня - трах! трах! Какое зверское, ничем не вызванное нападение! Моя жизнь находится в опасности! Я вынужден обороняться!
Перед грозными кулаками Уотсона судья Уитберг попятился.
- Только ударьте меня, и я прикажу вас арестовать! - погрозился судья Уитберг.
- Это самое и я говорил Пэтси, - последовало в ответ. - И знаете, что он сделал, услышав это?
- Нет.
- Вот что!
В то же мгновение правый кулак Уотсона обрушился на нос судьи Уитберга, опрокинув сего судейского джентльмена навзничь в траву.
- Встаньте! - скомандовал Уотсон. - Если вы порядочный человек, то встаньте. Вот что говорил мне Пэтси: ведь вы это знаете!
Судья Уитберг отказался встать, но Уотсон поднял его за шиворот, поставил на ноги - лишь для того, чтобы подбить ему глаз и снова опрокинуть на спину. После этого началось избиение по методу краснокожих индейцев. Судью Уитберга лупили не жалеючи, по всем правилам мордобойной науки, били по щекам, давали затрещины, возили лицом по траве. Все время Уотсон показывал, "как это проделывал Пэтси Хоран". Иной раз, с большой осторожностью, расшалившийся социолог наносил удар, оставляющий настоящий кровоподтек, и раз, поставив бедного судью стоймя, он умышленно треснулся своим носом о голову этого джентльмена. Из носу немедленно пошла кровь.
- Видите? - вскричал Уотсон, отступая на шаг и размазывая кровь по всей манишке рубахи. - Это вы сделали. Вы это сделали своим кулаком! Это ужасно. Я избит до полусмерти. Я вновь вынужден защищаться!
И снова судья Уитберг наткнулся лицом на кулак и был повержен на траву.
- Я арестую вас, - всхлипнул он в траве.
- Вот это самое говорил я Пэтси.
- Это зверское - хнык-хнык... и ничем - хнык-хнык... не вызванное нападение.
- Это самое говорил я Пэтси!
- Я вас арестую, не сомневайтесь!
- Думаю, что нет, хотя я вас здорово отдубасил... - С этими словами Картер Уотсон спустился в ущелье, сел на свою лошадь и поехал в город.
Часом позже, когда судья Уитберг, прихрамывая, добрался до своей гостиницы, он был арестован деревенским констеблем за нападение и побои по жалобе, поданной Картером Уотсоном.
V
- Ваша милость, - говорил на другой день Уотсон деревенскому судье, зажиточному фермеру, окончившему лет тридцать тому назад сельское училище. - Ввиду того, что вслед за учиненным надо мной избиением этому Солю Уитбергу пришла фантазия обвинить меня в нанесении ему побоев, я предложил бы, чтобы оба дела слушались вместе. Свидетельские показания и факты в обоих случаях одинаковы.
Судья согласился, и оба дела разбирались одновременно. Как свидетель обвинения Уотсон выступил первым и так излагал происшествие:
- Я рвал цветы, - показывал он. - Мои цветы на моей собственной земле, не помышляя ни о какой опасности. Вдруг этот человек ринулся на меня из-за деревьев. "Я Додо, - говорит он, - и могу исколотить тебя в пух и прах. Вскидывай руки!" Я улыбнулся, но тут он - бац! бац! - как хватит! Сбил меня с ног и разбросал мои цветы. И ругался при этом отвратительно! Это - ничем не вызванное зверское нападение! Смотрите на мою щеку, смотрите, какой у меня нос! Ничего не понимаю! Должно быть, он был пьян. Не успел я опомниться от изумления, как он начал избивать меня. Жизни моей грозила опасность, и я вынужден был защищаться! Вот и все, ваша милость, хотя в заключение должен сказать, что я все еще нахожусь в недоумении. Почему он назвал себя "Додо"? Почему без всякого повода напал на меня?
Таким образом, Соль Уитберг получил основательный урок по лжесвидетельству. С высоты своего кресла ему часто случалось снисходительно выслушивать ложь под присягой в подстроенных полицией "делах"; но тут впервые лжесвидетельство оказалось направленным против него самого, причем на этот раз он уже не восседал на судейском кресле, под охраной пристава, полицейских дубинок и тюремных камер.
- Ваша милость! - возопил он. - Никогда еще мне не доводилось слышать такой кучи лжи, нагороженной таким бесстыдным вруном...
Тут Уотсон вскочил на ноги:
- Ваша милость, я протестую! Дело вашей милости решить, где правда и где ложь. Свидетель в суде должен давать показания о тех событиях, которые имели место в действительности. Его личное мнение об общем положении вещей или обо мне не имеет никакого касательства к делу!
Судья почесал себе голову и флегматически напустил на себя негодующий вид.
- Совершенно верно, - решил он. - Меня изумляет, мистер Уитберг, что вы, претендуя на звание судьи и будучи искушенным в юридической практике, все же провинились в таких незаконных деяниях. Ваши повадки, сэр, и ваш образ действий характеризуют вас как кляузника! Нам надо решить, кто первый нанес удар, и нам нет никакого дела до той оценки личных качеств мистера Уотсона, которую вы даете. Продолжайте свои показания!
Судья Уитберг с досады прикусил бы свою ушибленную и распухшую губу, если бы она не болела так сильно. Он сдержал себя и изложил дело ясно, правдиво и верно.
- Ваша милость, - сказал Уотсон, - я предложил бы вам спросить его, что он делал в моих владениях.
- Вопрос резонный. Что вы делали, сударь, во владениях мистера Уотсона?
- Я не знал, что это его владения.
- Это было нарушение чужих границ, ваша милость! - вскричал Уотсон. Знаки выставлены на видном месте!
- Я не видел никаких знаков, - сказал Соль Уитберг.
- Я сам видел их! - окрысился судья. - Они бросаются в глаза! Должен предупредить вас, сэр, что если вы в таких мелочах будете уклоняться от истины, то поставите под сомнение более важные пункты ваших показаний! За что вы ударили мистера Уотсона?
- Ваша милость, как я уже докладывал, я не нанес ему ни одного удара.
Судья посмотрел на расшибленное и распухшее лицо Картера Уотсона и устремил грозный взгляд на Соля Уитберга.
- Посмотрите на щеку этого человека! - загремел он. - Если вы не нанесли ему ни одного удара, то почему он так изуродован и изранен.
1 2 3 4