переулок пересечен канавой.
Свет фар сзади приближается, становясь нестерпимым.
- Ну вот что, - гася фонари, решает он. - Сейчас у тебя будет разминка перед спектаклем. Мини-сценка. Мы - влюбленные. Понимаешь?
Он обнимает меня, я - машинально его, и мы целуемся. Расплывчато, в зеркальце, я вижу остановившуюся рядом машину, фигуру милиционера, пригнувшись, вглядывающегося в салон... Фигура стоит, смущенно переминаясь... Затем слышится шум мотора, и машина ГАИ отруливает назад, уезжая.
Мы целуемся. Теперь я уже понимаю, что мы целуемся, и, самое ужасное, сознаю, что поцелуй партнера по мини-сценке весьма далек от театрального...
Я вырываюсь, говорю какие-то слова и с диким кавардаком мыслей бегу к театру. Одна мысль, правда, достаточно отчетлива. И безумна. Он мне... нравится. И это, по-моему, совершенно ни к чему!
ИГОРЬ ЕГОРОВ
С маман я договорился сердечно и четко: сто рублей в месяц на жратву и стирку я даю, остальное мое. Та, простодушно ориентируясь на мою зарплату, просила вдвое меньше, но я проявил благородство, так что родители остались довольны. И папаня, расчувствовавшись, что ли, сказал, что, как ударник, в состоянии купить списанную из такси "Волгу" и считает, что "Победу" мне пора сменить на более приличный и современный аппарат. Я не протестовал. Единственное, родителей смущавшее, - мой новый гардероб, приобретенный через порочные связи Михаила. Гардероб включал себя джинсы "Ли", замшевый лапсердак "Гэп", три рубахи явно капиталистического производства и также представительский сундук типа "президент". Откуда, и что, и на какие средства я отмалчивался, хотя честнейший папаша, опутанный подозрениями, порывался прочесть мне профилактическую нотацию. Но это ему не удалось: я пребывал в режиме крайней занятости и домой прикатывал где-то за полночь. В частности, я задался глупейшей, но неотвязной идейкой: во что бы то ни стало познакомиться с актрисой. Каким образом осуществить эту затею, было пока неясно. Встретить возле театра, сказать, что питаю чувства, и предложить руку и сердце - вариант идеалистический. В чем-то помочь? Но в чем? Заинтересовать своей личностью инженера из Госстраха? Но у нее не было машины. Это я знал. Знал ныне и всякое разное: адрес, что замужем, муж - артист, симпатичный малый, но жуткий позер и бездарь, по-моему - два фильма смотрел с его делами... тьфу! Ну и все, больше не знал ничего. Жила моя возлюбленная недалече - в пятнадцати минутах спортивной ходьбы, и ночью, на сон грядущий, в порядке оздоровительного моциона, я приходил под ее окна или слонялся в подъезде по заплеванным лестничным клеткам, замирая у той двери, за которой - она...
Возвращался, погруженный в печаль, поздно, а однажды что-то нашло полночи там прошатался, аж внутренности промерзли, как у мороженой курицы. Коньяком отогревал. В общем, ситуация была безрадостная. Горе сплошное. И, как понимаю, в этих блужданиях и тупых мыслях под ее окнами заключалась на данном этапе вся моя духовная жизнь.
Что же касается материальных ценностей, создаваемых мною на пользу себе и без пользы обществу, - дело шло! В конторе о потусторонних доходах тактично замалчивалось - только не попадайся; иконы Олег выправил, а систему "туз бубей - Иван Иваныч" мы разучили как таблицу умножения, хотя от теории к практике покуда не переходили.
Мастерство Олега я оценил по достоинству после реставрации религиозной живописи. Из ничего, из черной, в пыль рассыпавшейся древесной трухи он воссоздал крепенькие, выгнутые дугой доски, сиявшие красками, лаком - будто только с конвейера. Подклеенные, подрисованные... Лепота!
Доски, перебинтованные туалетной бумагой, легко уместились в просторном чреве портфеля "президент".
Тайное свидание с иностранным представителем готовил Михаил. Встречу после некоторых колебаний решено было провести в гостинице, куда под шумок мы попали, примкнув к составу какой-то делегации.
Скажу по-честному: когда я отправлялся на это рандеву, то предварительно объелся валерьянки и от мыслей, что в любой момент нас могут застукать на этакой афере, потел интенсивнее, чем в парилке, хотя мороз выдался зверский, а делегацию мы караулили час.
В гостинице несколько успокоился. Посмотрел на себя в зеркало, пока гардеробщица бегала за номерком, - ничего так прибарахлился: замшевый пиджачок, "бабочка", очки с золотистыми стеклами...
- К лифту! - прошептал Мишка и стукнул меня "президентом" под зад. Кр-расавчик! - Изысканностью манер он, стервец, не отличался никогда.
Коридор на восьмом этаже был узкий и темный. Тишина, ни единой души. Мишка хотел встать "на стреме" прямо тут, но, конечно, это было глупо и в его, дурака, стиле - ведь каждый смекнет, что он не из здешних, а так примут еще за жулика какого - поди отопрись... Этого мы не рассчитали. Пришлось Михаилу до конца операции скрыться в туалете - по счастью, располагался тот рядом и как пункт наблюдения за обстановкой извне нас с натяжкой, но устраивал.
Я стукнул в нужную дверь. Руки у меня были противно влажные. Хотелось домой, хотелось выпить на кухне чайку вприкуску с папашиной проповедью...
Дверь открылась. На меня уставился лысый очкастый тип лет сорока: маленький, верткий, в потертых джинсах с бахромой и в футболке. На босых ступнях тапочки типа турецких - с загнутыми мысками, бородища лопатой; вообще волос на его физиономии было значительно больше, чем на голове.
- Мистер Кэмпбэлл? - спросил я с английским акцентом.
- Да-да... - Он высунул нос в коридор, шваркнул глазом в обе стороны и, убедившись, что коридор пуст, пропустил меня в комнату.
Номерок был вполне сносный. Тахта, торшер, коврик, ваза с какими-то корявыми, голыми сучьями - икебана, что ли? - и два кресла столь завлекательной формы, что меня сразу же потянуло усесться в одно из них.
- Я... от нашего знакомого, - сказал я и как-то невольно закряхтел.
- Да-да, я знай... - Глазки у него невинно опустились. Чувствовалось, нервничал он не меньше моего - все время дергал себя за пальцы, и они у него мерзко хрустели.
- Э... - Я покосился на портфель.
- Открыть, давай показать, - сказал он торопливо. Я вытащил иконы, размотал бинты туалетной бумаги. Минут пять он обнюхивал доски, ковырял их когтем и изучал по-всякому, единственное - на зуб не попробовал.
- Николя, - сказал он, ткнув в Николая-угодника волосатым кривым мизинцем.
- Точно, - подтвердил я задушевно. - Чудотворец. Семнадцатый сэнчери. Будем брать? Или как?
- Я хочу иметь большой разговор, - подумав, сказал он и спохватился: - А вы не воровай эту штука? Икскьюз ми, но... я честный человек и скандал... Вы понимайт, да?
- Ее, сэр, - сказал я. - Как не понять. Вам крышка - нам крышка. Все очень даже понятно.
- У меня есть каналь, - сказал Кэмпбэлл. - Я не везу. Другой человек... Но это есть секретный дело! - Он поднял палец. - И я иметь разговор...
- Ну, - перебил я, - разговор разговором, но сначала дело. За каждую доску - пятьсот долларов. Века, сами понимаете, семнадцатый, восемнадцатый древние, так что по-божески...
- Это кошмар... - Кэмпбэлл сел и протер очки штаниной висевших на спинке кровати брюк. - Я даю тысяча для всё. Фор олл. Я не имей много. И разговор...
- Стоп, - сказал я. - Тут наш знакомый... В туалете. Миша. Надо посоветоваться.
- Оу, Мишя? - заулыбался Кэмпбэлл.
- Туалет, - сказал я. И пошел звать Мишку.
Но в туалете никого не было. Я просто остолбенел... Но тут послышался упорный шум воды, дверца кабинки распахнулась и, воровато озираясь, появился мой компаньон и сообщник.
- Толкнул? - выдохнул он. - Есть?
- Дает тыщу, - доложил я. - Пойдем... Ждет. Когда мы ввалились в номер, иконы уже как ветром сдуло, а на месте их лежала пачка серо-зеленых бумажек. Мистер Кэмпбэлл опять ломал себе пальцы.
- Мы согласны, - сказал я, сгребая "капусту" и усаживаясь наконец в желанное кресло. - Все олл райт.
- Я имей разговор, - шепотом откликнулся Кэмпбэлл, пожал Мишке руку и полез в холодильник, вытащив оттуда бутыль виски, две банки с ананасовым соком, сыр и консервы. - У нас есть бизнес. Вы можешь зарабатывай, я можешь тоже. -Я знай коллекционер в Англия и Америка, очень богатая люди... - Виски он разлил в казенные гостиничные рюмашки. - Я оставляй телефон свой дрюг... Вы - звонить и приезжай, он - отдавать деньги. Он честный человек, вы не надо дрожать от страха...
- Только с политикой мы не связываемся, - строго сказал Мишка и насупился. - Вы нас не впутывайте!
- Какой политик! - воскликнул Кэмпбэлл. - Я математик! Я бедный человек! Я тоже нужно деньги...
- Ну выпьем, - сказал Мишка мрачно. Он думал.
- Но доставать икона до восемнадцать век! - сказал Кэмпбэлл, записывая на клочке бумажки номер телефона. - Древний вещь. Плохой не надо мазня.
- Ясно. - Мишка, сопя, до краев наполнил рюмки. - Ежу понятно, сделаем. Все путем...
- Это есть опасность! - откликнулся Кэмпбэлл и ловко опрокинул рюмашку. Лысина его покраснела, очки сползли на нос. - Я тоже дрожать от страха. Если поймай, меня сюда не пускают потом. Я изучай топология. У вас колоссальный ученый. Но меня поймай и не приглашает никто. Вы не воровай икона! Я говорил с человек, и он знает: надо покупать у старуха и дедушка в деревня. За рубель. Или очень хорошо - водка. Мне в деревня нельзя. Виза. - Он помедлил. - Я бедный человек, - повторил заученно. - Моя мама в госпиталь, и нет страховка. И я имей девушка, но нет дом.
- Такая же история... - подтвердил Мишка с грустью. - Жить негде. С родителями - сам понимаешь...
Кэмпбэлл его не слушал.
- У вас дешевый квартира, - говорил он, покачиваясь корпусом. - У нас дорогой дома. Моя девушка иметь родители... Это есть кошмар! Нет дом - нет ее. Надо пятьдесят тысяча долларз... - Он полез в бумажник, извлек фотографию какой-то особы и дал нам оценить ее лик. Затем вновь выпил, и в голубых глазах его появилась ангельская мечтательность и просветленность. - У меня есть долг! Сто двенадцать тысяча долларз! Это есть кошмар! Если не отдать - тюрьма. Но моя мама болеть. Я делаю еще долг...
Я соболезнующе кивал, уминая анчоусы. Под виски они идут паршиво словно одеколон с селедкой.
- Если вас... - Мишка взял себя за шиворот, - то вы нас не знаете! А если нас... мы не знаем вас.
- Мы есть джентльмен! - выпятил впалую грудь Кэмпбэлл. - Очевидная поведение. - И, поразмыслив, добавил: - Большая опасность! Пойматься нельзя. Но это - жизнь!
- У-у-у, еще какая! - подтвердил Мишка. - Еще та!
- А вы, - Кэмпбэлл обернулся ко мне, - какая профессия? Художник?
Я помедлил, закуривая... Ответил так:
- Занимаюсь вопросами... парапсихологии, - заметив, как Мишка, информированный о моих телепатических фокусах, настороженно и даже, как показалось, неодобрительно прищурился.
Кэмпбэлл уставился на меня, как на придурка. Впрочем, благожелательно улыбаясь. Зубы у него были белые и ровные, как клавиши у рояля.
- Но это... фантазия! - заявил он таким тоном, будто бы убеждал меня, сам между тем сомневаясь.
- Хотите спор? - изящно стряхнув пепел, пошел я в атаку. - Ну вот телепатия, верите?
- На... дистанция? - уточнил он, помахав, как веером, растопыренными пальцами у лба. - Мысль?
- Да! - Я кружил глазами по комнате, словно отыскивая некий необходимый предмет. Затем, озарив лицо рождением идеи, полез в "президент" и вытащил колоду карт, которую с недавнего времени в ожидании подходящего случая постоянно таскал с собой.
Михаил взирал на мои манипуляции отчужденно.
Я втолковал математику суть: друг-телепат, вытаскивай карту, звони, получай ответ. На кон, после краткого торга, была выставлена сотня рублей номинал, оговоренный с Олегом.
Кэмпбэлл с пристрастием изучил колоду. Вытащил карту: десятку треф. Одной рукой прикрыв телефонный диск, другой я набрал номер и передал трубку специалисту по точным наукам.
- Дмитрия Теодоровича, - подсказал я Кэмпбэллу, примечая, что лоб первой моей жертвы несколько взопрел от волнения.
С акцентом, но довольно четко он произнес имя-отчество-код.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Свет фар сзади приближается, становясь нестерпимым.
- Ну вот что, - гася фонари, решает он. - Сейчас у тебя будет разминка перед спектаклем. Мини-сценка. Мы - влюбленные. Понимаешь?
Он обнимает меня, я - машинально его, и мы целуемся. Расплывчато, в зеркальце, я вижу остановившуюся рядом машину, фигуру милиционера, пригнувшись, вглядывающегося в салон... Фигура стоит, смущенно переминаясь... Затем слышится шум мотора, и машина ГАИ отруливает назад, уезжая.
Мы целуемся. Теперь я уже понимаю, что мы целуемся, и, самое ужасное, сознаю, что поцелуй партнера по мини-сценке весьма далек от театрального...
Я вырываюсь, говорю какие-то слова и с диким кавардаком мыслей бегу к театру. Одна мысль, правда, достаточно отчетлива. И безумна. Он мне... нравится. И это, по-моему, совершенно ни к чему!
ИГОРЬ ЕГОРОВ
С маман я договорился сердечно и четко: сто рублей в месяц на жратву и стирку я даю, остальное мое. Та, простодушно ориентируясь на мою зарплату, просила вдвое меньше, но я проявил благородство, так что родители остались довольны. И папаня, расчувствовавшись, что ли, сказал, что, как ударник, в состоянии купить списанную из такси "Волгу" и считает, что "Победу" мне пора сменить на более приличный и современный аппарат. Я не протестовал. Единственное, родителей смущавшее, - мой новый гардероб, приобретенный через порочные связи Михаила. Гардероб включал себя джинсы "Ли", замшевый лапсердак "Гэп", три рубахи явно капиталистического производства и также представительский сундук типа "президент". Откуда, и что, и на какие средства я отмалчивался, хотя честнейший папаша, опутанный подозрениями, порывался прочесть мне профилактическую нотацию. Но это ему не удалось: я пребывал в режиме крайней занятости и домой прикатывал где-то за полночь. В частности, я задался глупейшей, но неотвязной идейкой: во что бы то ни стало познакомиться с актрисой. Каким образом осуществить эту затею, было пока неясно. Встретить возле театра, сказать, что питаю чувства, и предложить руку и сердце - вариант идеалистический. В чем-то помочь? Но в чем? Заинтересовать своей личностью инженера из Госстраха? Но у нее не было машины. Это я знал. Знал ныне и всякое разное: адрес, что замужем, муж - артист, симпатичный малый, но жуткий позер и бездарь, по-моему - два фильма смотрел с его делами... тьфу! Ну и все, больше не знал ничего. Жила моя возлюбленная недалече - в пятнадцати минутах спортивной ходьбы, и ночью, на сон грядущий, в порядке оздоровительного моциона, я приходил под ее окна или слонялся в подъезде по заплеванным лестничным клеткам, замирая у той двери, за которой - она...
Возвращался, погруженный в печаль, поздно, а однажды что-то нашло полночи там прошатался, аж внутренности промерзли, как у мороженой курицы. Коньяком отогревал. В общем, ситуация была безрадостная. Горе сплошное. И, как понимаю, в этих блужданиях и тупых мыслях под ее окнами заключалась на данном этапе вся моя духовная жизнь.
Что же касается материальных ценностей, создаваемых мною на пользу себе и без пользы обществу, - дело шло! В конторе о потусторонних доходах тактично замалчивалось - только не попадайся; иконы Олег выправил, а систему "туз бубей - Иван Иваныч" мы разучили как таблицу умножения, хотя от теории к практике покуда не переходили.
Мастерство Олега я оценил по достоинству после реставрации религиозной живописи. Из ничего, из черной, в пыль рассыпавшейся древесной трухи он воссоздал крепенькие, выгнутые дугой доски, сиявшие красками, лаком - будто только с конвейера. Подклеенные, подрисованные... Лепота!
Доски, перебинтованные туалетной бумагой, легко уместились в просторном чреве портфеля "президент".
Тайное свидание с иностранным представителем готовил Михаил. Встречу после некоторых колебаний решено было провести в гостинице, куда под шумок мы попали, примкнув к составу какой-то делегации.
Скажу по-честному: когда я отправлялся на это рандеву, то предварительно объелся валерьянки и от мыслей, что в любой момент нас могут застукать на этакой афере, потел интенсивнее, чем в парилке, хотя мороз выдался зверский, а делегацию мы караулили час.
В гостинице несколько успокоился. Посмотрел на себя в зеркало, пока гардеробщица бегала за номерком, - ничего так прибарахлился: замшевый пиджачок, "бабочка", очки с золотистыми стеклами...
- К лифту! - прошептал Мишка и стукнул меня "президентом" под зад. Кр-расавчик! - Изысканностью манер он, стервец, не отличался никогда.
Коридор на восьмом этаже был узкий и темный. Тишина, ни единой души. Мишка хотел встать "на стреме" прямо тут, но, конечно, это было глупо и в его, дурака, стиле - ведь каждый смекнет, что он не из здешних, а так примут еще за жулика какого - поди отопрись... Этого мы не рассчитали. Пришлось Михаилу до конца операции скрыться в туалете - по счастью, располагался тот рядом и как пункт наблюдения за обстановкой извне нас с натяжкой, но устраивал.
Я стукнул в нужную дверь. Руки у меня были противно влажные. Хотелось домой, хотелось выпить на кухне чайку вприкуску с папашиной проповедью...
Дверь открылась. На меня уставился лысый очкастый тип лет сорока: маленький, верткий, в потертых джинсах с бахромой и в футболке. На босых ступнях тапочки типа турецких - с загнутыми мысками, бородища лопатой; вообще волос на его физиономии было значительно больше, чем на голове.
- Мистер Кэмпбэлл? - спросил я с английским акцентом.
- Да-да... - Он высунул нос в коридор, шваркнул глазом в обе стороны и, убедившись, что коридор пуст, пропустил меня в комнату.
Номерок был вполне сносный. Тахта, торшер, коврик, ваза с какими-то корявыми, голыми сучьями - икебана, что ли? - и два кресла столь завлекательной формы, что меня сразу же потянуло усесться в одно из них.
- Я... от нашего знакомого, - сказал я и как-то невольно закряхтел.
- Да-да, я знай... - Глазки у него невинно опустились. Чувствовалось, нервничал он не меньше моего - все время дергал себя за пальцы, и они у него мерзко хрустели.
- Э... - Я покосился на портфель.
- Открыть, давай показать, - сказал он торопливо. Я вытащил иконы, размотал бинты туалетной бумаги. Минут пять он обнюхивал доски, ковырял их когтем и изучал по-всякому, единственное - на зуб не попробовал.
- Николя, - сказал он, ткнув в Николая-угодника волосатым кривым мизинцем.
- Точно, - подтвердил я задушевно. - Чудотворец. Семнадцатый сэнчери. Будем брать? Или как?
- Я хочу иметь большой разговор, - подумав, сказал он и спохватился: - А вы не воровай эту штука? Икскьюз ми, но... я честный человек и скандал... Вы понимайт, да?
- Ее, сэр, - сказал я. - Как не понять. Вам крышка - нам крышка. Все очень даже понятно.
- У меня есть каналь, - сказал Кэмпбэлл. - Я не везу. Другой человек... Но это есть секретный дело! - Он поднял палец. - И я иметь разговор...
- Ну, - перебил я, - разговор разговором, но сначала дело. За каждую доску - пятьсот долларов. Века, сами понимаете, семнадцатый, восемнадцатый древние, так что по-божески...
- Это кошмар... - Кэмпбэлл сел и протер очки штаниной висевших на спинке кровати брюк. - Я даю тысяча для всё. Фор олл. Я не имей много. И разговор...
- Стоп, - сказал я. - Тут наш знакомый... В туалете. Миша. Надо посоветоваться.
- Оу, Мишя? - заулыбался Кэмпбэлл.
- Туалет, - сказал я. И пошел звать Мишку.
Но в туалете никого не было. Я просто остолбенел... Но тут послышался упорный шум воды, дверца кабинки распахнулась и, воровато озираясь, появился мой компаньон и сообщник.
- Толкнул? - выдохнул он. - Есть?
- Дает тыщу, - доложил я. - Пойдем... Ждет. Когда мы ввалились в номер, иконы уже как ветром сдуло, а на месте их лежала пачка серо-зеленых бумажек. Мистер Кэмпбэлл опять ломал себе пальцы.
- Мы согласны, - сказал я, сгребая "капусту" и усаживаясь наконец в желанное кресло. - Все олл райт.
- Я имей разговор, - шепотом откликнулся Кэмпбэлл, пожал Мишке руку и полез в холодильник, вытащив оттуда бутыль виски, две банки с ананасовым соком, сыр и консервы. - У нас есть бизнес. Вы можешь зарабатывай, я можешь тоже. -Я знай коллекционер в Англия и Америка, очень богатая люди... - Виски он разлил в казенные гостиничные рюмашки. - Я оставляй телефон свой дрюг... Вы - звонить и приезжай, он - отдавать деньги. Он честный человек, вы не надо дрожать от страха...
- Только с политикой мы не связываемся, - строго сказал Мишка и насупился. - Вы нас не впутывайте!
- Какой политик! - воскликнул Кэмпбэлл. - Я математик! Я бедный человек! Я тоже нужно деньги...
- Ну выпьем, - сказал Мишка мрачно. Он думал.
- Но доставать икона до восемнадцать век! - сказал Кэмпбэлл, записывая на клочке бумажки номер телефона. - Древний вещь. Плохой не надо мазня.
- Ясно. - Мишка, сопя, до краев наполнил рюмки. - Ежу понятно, сделаем. Все путем...
- Это есть опасность! - откликнулся Кэмпбэлл и ловко опрокинул рюмашку. Лысина его покраснела, очки сползли на нос. - Я тоже дрожать от страха. Если поймай, меня сюда не пускают потом. Я изучай топология. У вас колоссальный ученый. Но меня поймай и не приглашает никто. Вы не воровай икона! Я говорил с человек, и он знает: надо покупать у старуха и дедушка в деревня. За рубель. Или очень хорошо - водка. Мне в деревня нельзя. Виза. - Он помедлил. - Я бедный человек, - повторил заученно. - Моя мама в госпиталь, и нет страховка. И я имей девушка, но нет дом.
- Такая же история... - подтвердил Мишка с грустью. - Жить негде. С родителями - сам понимаешь...
Кэмпбэлл его не слушал.
- У вас дешевый квартира, - говорил он, покачиваясь корпусом. - У нас дорогой дома. Моя девушка иметь родители... Это есть кошмар! Нет дом - нет ее. Надо пятьдесят тысяча долларз... - Он полез в бумажник, извлек фотографию какой-то особы и дал нам оценить ее лик. Затем вновь выпил, и в голубых глазах его появилась ангельская мечтательность и просветленность. - У меня есть долг! Сто двенадцать тысяча долларз! Это есть кошмар! Если не отдать - тюрьма. Но моя мама болеть. Я делаю еще долг...
Я соболезнующе кивал, уминая анчоусы. Под виски они идут паршиво словно одеколон с селедкой.
- Если вас... - Мишка взял себя за шиворот, - то вы нас не знаете! А если нас... мы не знаем вас.
- Мы есть джентльмен! - выпятил впалую грудь Кэмпбэлл. - Очевидная поведение. - И, поразмыслив, добавил: - Большая опасность! Пойматься нельзя. Но это - жизнь!
- У-у-у, еще какая! - подтвердил Мишка. - Еще та!
- А вы, - Кэмпбэлл обернулся ко мне, - какая профессия? Художник?
Я помедлил, закуривая... Ответил так:
- Занимаюсь вопросами... парапсихологии, - заметив, как Мишка, информированный о моих телепатических фокусах, настороженно и даже, как показалось, неодобрительно прищурился.
Кэмпбэлл уставился на меня, как на придурка. Впрочем, благожелательно улыбаясь. Зубы у него были белые и ровные, как клавиши у рояля.
- Но это... фантазия! - заявил он таким тоном, будто бы убеждал меня, сам между тем сомневаясь.
- Хотите спор? - изящно стряхнув пепел, пошел я в атаку. - Ну вот телепатия, верите?
- На... дистанция? - уточнил он, помахав, как веером, растопыренными пальцами у лба. - Мысль?
- Да! - Я кружил глазами по комнате, словно отыскивая некий необходимый предмет. Затем, озарив лицо рождением идеи, полез в "президент" и вытащил колоду карт, которую с недавнего времени в ожидании подходящего случая постоянно таскал с собой.
Михаил взирал на мои манипуляции отчужденно.
Я втолковал математику суть: друг-телепат, вытаскивай карту, звони, получай ответ. На кон, после краткого торга, была выставлена сотня рублей номинал, оговоренный с Олегом.
Кэмпбэлл с пристрастием изучил колоду. Вытащил карту: десятку треф. Одной рукой прикрыв телефонный диск, другой я набрал номер и передал трубку специалисту по точным наукам.
- Дмитрия Теодоровича, - подсказал я Кэмпбэллу, примечая, что лоб первой моей жертвы несколько взопрел от волнения.
С акцентом, но довольно четко он произнес имя-отчество-код.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23