Потом Анна и Энрико подверглись штурму журналистов с записными книжками наготове. Они приезжали в собственных машинах, на такси, на мотороллерах. В саду творилось что-то небывалое – самая настоящая автостоянка.
Сначала Энрико отказался принять газетчиков, но потом передумал. Он собрал их в просторной гостиной, расположенной далеко от кабинета с телефоном, к которому отныне доступ имели только он и Анна.
– Господа, – начал он, стараясь сохранять спокойствие, – я понимаю, что профессия обязывает вас давать читателям полную информацию. Думаю, карабинеры уже ввели вас в курс дела. Впрочем, мой случай ничем не отличается от множества других аналогичных историй, о которых вы не раз уже писали. Но помните, что любой неверный шаг может стоить человеческой жизни. Полагаюсь на ваше благородство и чувство ответственности. Спасибо.
Журналисты беспрекословно спрятали ручки и удалились. Только один перед уходом попросил:
– Нет ли у вас семейной фотографии? Ну, хотя бы свадебной или перед свадьбой? А может, первые снимки сына в грудном возрасте? Я бы дал их на всю полосу.
Энрико покачал головой и даже заставил себя улыбнуться: все фотографии Джулио – у карабинеров, он сам их отнес в участок.
Он хотел было сразу вернуться в кабинет, но тут явилась кузина Авана, еще довольно молодая и привлекательная дама, несмотря на слоновьи ноги. Эта местная интеллектуалка славилась тем, что не пропускала ни одной книжной новинки и читала всё без разбора. Она бросилась Энрико на шею, обильно оросив его слезами и обдав потом. От ее мощных, скользких щупалец Энрико сумел освободиться, лишь применив весь свой опыт аквалангиста, которому случалось вступать в единоборство даже со спрутами.
– Это же детектив, Энрико, самый настоящий детектив! – всхлипывала кузина. – В стиле Агаты Кристи. Но я уверена, чувствую, что здесь обойдется без крови!
– Спасибо тебе, Авана, только прошу тебя, уходи, меня ждут.
Ему доложили, что прибыл начальник пожарной команды, которую он сам создал, став мэром. Начальник, в парадной форме, вытянулся перед Энрико, громко стукнув каблуками, и приложил руку к козырьку.
– Старшина Верулини, жду ваших приказаний!
Энрико в сердцах велел ему убираться, чего бравый брандмейстер, конечно же, не заслужил. И в тот самый момент, когда Энрико входил в кабинет, зазвонил телефон. Он и Анна вместе бросились к трубке, но Энрико первый схватил ее.
– Алло, Тарси слушает.
Старая дура тетушка Каролина с горьким упреком пропищала:
– Энрико, родной мой, как же так, я, твоя тетя Каролина, любимая сестра твоего покойного папочки, узнаю о столь печальных вещах из газет? Послушай меня, Энрико…
III
ЧЕРНЫЙ ЧЕМОДАН
Телефон зазвонил в полночь – на сей раз «оттуда».
Раздался мужской голос, приглушенный, сиплый, словно человек двумя пальцами зажимал нос.
– Синьор Энрико Тарси? Слушайте меня внимательно. Наши требования вам уже известны из письма. Так вот – все купюры по пять тысяч лир! Деньги положите в черный чемодан, любого размера, но только черный, ясно? В ночь со среды на четверг, ровно в три, поедете один, повторяю, один, по дороге на Порцуск и оставите чемодан за дорожным указателем на четырнадцатом километре, запомнили? Порцуск, четырнадцатый километр. И быстро исчезнете, вы меня поняли? Если попытаетесь ловчить, сами знаете, что вас ждет. Но если выполните все, как я сказал, точь-в-точь, то вскоре ваш сын вернется.
И умолк.
Анна, прильнувшая к трубке, тоже все слышала.
Остаток ночи они просидели, не зажигая света, забыв о сне и пище и лишь изредка перебрасываясь короткими фразами – место, сумма выкупа, день. Для них в этих словах заключался теперь весь смысл жизни, а еще был страх что-то упустить или спутать. И они как одержимые беспрестанно повторяли друг другу эти слова еле слышным шепотом, точно сама ночь могла подслушать их и разгласить тайну.
Наконец за балконной дверью занялся рассвет. Было еще слишком рано, и Анна с Энрико, обессиленные волнением и бессонницей, продолжали сидеть в креслах, держась за руки.
Потом Анна сказала:
– Пойду сварю тебе кофе.
– Нет, посиди со мной.
В половине девятого Энрико позвонил директору банка.
– Приготовьте деньги в пятитысячных купюрах. Все до одной по пять тысяч. Прошу вас, поторопитесь!
Он поехал на машине в город, долго кружил по улицам, прибегая ко всем мыслимым и немыслимым уловкам – боялся, что за ним следят. Наконец он остановился на окраине у лавки старьевщика, где нашел подходящий, как ему казалось, чемодан. На всякий случай он приобрел два чемодана, один средних размеров, другой большой – целый «сундук». Велел завернуть все в цветастую драпировочную ткань – так никто не догадается, что он везет. И с этим странным тюком уже в сумерках подъехал к дому директора банка.
При выработке плана главное внимание, как у карбонариев, Энрико и директор банка уделили конспирации. Деньги доставил частный посыльный, который обычно развозил помидоры; ему, понятно, и в голову не приходило, что в этих грубо сколоченных ящиках лежит полмиллиарда лир наличными. Конечно, это был большой риск, но ничего не поделаешь.
Директор банка встретил Энрико с распростертыми объятиями, глаза его радостно блестели.
– Все в порядке, – прошептал он. – Мы побили все рекорды. Да, забыл – в доме никого.
Они спустились в бронированный подвал с кодовым замком, вмонтированным в железную дверь.
– Это мой личный сейф, – с гордостью объявил директор. – Что скажете, синьор Тарси?
На цыпочках, словно два вора, они внесли в подвал упакованные чемоданы старьевщика и, прежде чем вскрыть ящики, проверили, надежно ли заперта дверь с шифром. Полмиллиарда лир в красочных пятитысячных бумажках составили внушительную груду, которую они долго разбирали. При подсчете все сошлось до последней лиры.
Терпеливо и методично, как мальчишки, играющие в разбойников, они переложили в большой чемодан эти совершенно одинаковые цветные пачки, перетянутые резинкой. Это тоже заняло уйму времени. Чтобы закрыть чемодан, им пришлось упереться в него коленями и давить, пока замки не захлопнулись.
Наконец Энрико поднялся, обливаясь потом.
– Этот чемодан я беру с собой. А второй пусть уж у вас полежит. Благодарю вас, дорогой директор.
К себе он пробрался черным ходом, еле-еле дотащил чемодан до кабинета и бросил его в углу.
Анна, как они заранее договорились, освободила коридор. Увидев черный чемодан, она вздрогнула в ужасе, точно это был гроб.
– Накинь на него одеяло, – сказал Энрико. – Хотя чего бояться, мы же все время будем здесь.
Вторник и среда показались им длиннее года. Стрелки часов в кабинете словно остановились. Ни Энрико, ни Анна ни на минуту не покидали дом, боясь оставить без присмотра телефон и ту черную громаду в углу, от которых теперь зависела их судьба. Чтобы убить время, пытались заняться какими-то делами, поочередно дежуря у телефона, но все валилось у них из рук. Ели они стоя, точно на пикнике, спали урывками в креслах.
– А пить мне нельзя ни капли, – сказал Энрико.
Он уже в сотый раз изучал по крупномасштабной карте окрестности Порцуска.
И вот в ночь со среды на четверг, на час раньше установленного срока, Энрико наконец сказал:
– Пора.
Анна крепко обняла его, он ее поцеловал на прощание, а потом они вместе стащили чемодан до черного хода, где уже стояла наготове машина.
В тишине стрекотали кузнечики. Энрико покатил вниз по склону, не заводя мотора, а затем до шоссе ехал на самой малой скорости. Только тут он зажег подфарники, дал газ и помчался вперед сложным маршрутом, который заранее досконально изучил, словно готовился к боевым действиям или к шпионской миссии.
Позади осталось селение, погруженное в сон.
Вот и шоссе на Порцуск с дорожными указателями. Энрико притормозил и стал старательно их пересчитывать, как будто перебирая зернышки четок. Четырнадцатый километр… Наконец-то! Энрико остановил машину, вылез, вытащил чемодан и аккуратно положил его за каменный столбик.
Замер, прислушиваясь. Ни звука. Он снова сел в машину, развернулся и помчался домой.
Было четыре утра. Анна по-прежнему сидела в кресле, застывшая как статуя. Казалось, даже руки ее не сдвинулись ни на миллиметр с тех пор, как ушел Энрико.
До сих пор все операции совершались в полнейшей тайне.
Но на другое утро Энрико, ощутив наконец внутреннее облегчение, поделился с самыми близкими, дав понять, что обязанности свои он уже выполнил, выкуп заплачен и Джулио скоро вернется к ним.
Благая весть с быстротой молнии облетела селение: люди чувствовали, что хозяин их накануне самого большого праздника в своей жизни, и радовались за него.
В нетерпеливом ожидании великого события замерла даже работа в поле. Люди бродили по окрестным дорогам и тропинкам, надеясь первыми заприметить Джулио. Некоторые даже забрались потихоньку на колокольню, и один из этих дозорных ненароком ушиб голову о язык колокола. В трактирах крестьяне распивали «ламбруско» по случаю счастливого исхода дела.
– Пусть только сунутся еще раз! – захмелев, кричали они. – С нами шутки плохи!
Маленький духовой оркестр, созданный по инициативе Энрико Тарси, начистив инструменты, разучивал веселый марш. Приходский священник дон Эусебио тоже готовил благодарственное песнопение с участием детского хора.
Из города приехала графиня Девекки, троюродная сестра Анны, с огромной коробкой голубого драже.
– Это ведь как крещение! – важно объявила она.
Пожаловала и тетушка Эрмелинда, эта затворница, которая общалась с миром только по телефону; когда же ей наносили визит, гостей встречала экономка и, приложив палец к губам, предупреждала: «Тсс, у госпожи опять мигрень». Насмешник Джулио прозвал ее дом «больничными палатами». Так вот, тетушка Эрмелинда прикатила на своем «мини-моррисе» и, выбравшись из кабины, возвестила:
– У меня голова прошла!
Рабочие сыроварни предложили назвать новый детский сырок «Джульетто».
– Сначала в ванную, – сказала Анна. – Я приготовлю ему горячую ванну с мыльной пеной, а потом – королевский обед, полента и молоко, разве это не по-королевски? Он обожает поленту и молоко. И наконец-то мальчик сможет отоспаться вволю, но только в нашей постели, вместе с нами!
Затем перескочила на другое:
– Уж теперь-то, Энрико, кассетный магнитофон ты ему подаришь.
– Никаких магнитофонов, – отрезал он. Посмотрел на жену, помолчал. – Чудеса, да и только! Точно Джулио возвращается с дипломом в кармане… А ведь если разобраться – в чем его заслуга? Что он дал себя похитить этим негодяям?
Он засмеялся. Но Анна как-то сразу посуровела.
– Это куда важнее и больше, чем вернуться с дипломом, и ты сам это знаешь. Я словно второй раз его рожаю, с той же болью и радостью. Помнишь тот день, Энрико?
Прошел четверг, за ним пятница. Джулио так и не вернулся.
IV
У ДОРОГИ НА АЛЬБАТОРТУ
В субботу, примерно в час дня, на письменном столе зазвонил телефон. Анна дрожащей рукой схватила трубку. Это был он, Джулио.
В первый миг ни мать, ни сын не могли произнести ни слова. С обеих сторон доносились только приглушенные, сдавленные всхлипы, слившиеся воедино.
Наконец Анна собралась с духом.
– Джулио, мальчик мой, как ты там, где ты, тебя освободили?!
– Мама, я здоров, но меня еще не отпустили.
– Какая низость! Почему? Разве они не получили денег?
– Получили, но говорят, этого мало. Дай мне, пожалуйста, папу.
Энрико так сжал трубку, словно хотел ее раздавить:
– Джулио, дорогой, чего требуют эти подонки?
– Осторожней, папа, я ведь не один, у меня пистолет приставлен к спине. Они требуют еще пятьсот миллионов.
– Пятьсот? Но я же не бездонный колодец!
Кто-то резко перехватил у Джулио трубку, и знакомый противный голос презрительно проговорил:
– Послушайте, Тарси, не надо метать икру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16