— Я попридержал у себя труп на тот случай, если вы захотите на него посмотреть. Я правильно понял, вы действительно ничего не знали?
Нет необходимости дожидаться ее ответа. Выражение лица красноречивее слов. Я колеблюсь. Место совершенно неподходящее для больших спектаклей. Более того, эта женщина вся на нервах и может забиться в припадке в любую секунду. Хорош же я буду, если это произойдет!
— Идите за мной! — говорю я.
— Куда? — спрашивает она еле слышно.
— Ко мне… Не бойтесь…
* * * |
Парикмахер отправился в конце дня открыть свою лавочку, чтобы тут же ее и закрыть. И потом, парикмахер ведь не может провести целый день без чтения спортивных газет и журналов, даже если его любовница исчезла из обращения, как обычная бумажка в сто франков. Берю опять задрых. Маман совершает туалет Джимми.
Я даю вам дислокацию моих главных героев специально, поскольку в этот момент мы входим в наш дом. Я поддерживаю мадам Лавми, готовую рухнуть от отчаяния.
Из ванной комнаты доносится голос Фелиции, которая поет о маленьких корабликах, а парень Джимми умирает от восторга. Он пока не понимает по-французски, он вообще пока мало что понимает, может быть, к счастью для себя, но он чувствует, что ему хорошо с Фелицией…
— Входите! — говорю я своей спутнице.
Она входит в дверь, видит свое чадо, испускает крик и устремляется к нему.
Ни к чему вам описывать душещипательную сцену воссоединения родных душ, вы начнете реветь, а погода и без того очень сырая.
Поверьте, очень не хочется мешать радостной встрече матери с вновь обретенным ребенком, но все-таки приходится вернуть мадам к реальности.
Я играю в открытую и рассказываю о деле с самого начала, не утаивая ни малейшей детали… А надо сказать, длинный получился рассказ.
— А теперь ваша очередь, — говорю я. — Это как анкета, остается лишь заполнить графы.
Она так счастлива, что охотно отвечает на все, не задумываясь и ничего не скрывая, одновременно крепко прижимая к себе своего малыша.
Я мог бы вам передать наш разговор дословно, но у вас так мало мозгов, что не будете успевать за мной. Поэтому лучше, если я вкратце изложу суть беседы, чтобы не перегружать ваше серое вещество, страдающее от отсутствия фосфора и избытка лени.
Поправьте очки на носу и расслабьтесь, дорогие мои, я вам расскажу историю о двух несчастных американских женщинах.
Красивая, пикантная, соблазнительная, очаровательная, искушающая, околдовывающая миссис Лавми, казалось бы, удачно вышла замуж за известного киноактера, о котором вы знаете. Господин Лавми оказался нежным, сентиментальным, совсем не злым, а скорее великодушным человеком, проводящим дни в опустошении бутылок виски и окучивании девушек, стаями бегающих за ним, чтобы получить автограф или еще что-нибудь на память. Это сделало из него большого ходока… Его жена очень страдала, пока наконец в один прекрасный день не встретила малого с романтичной шевелюрой, который читал ей стихи и пел романсы, а она внимательно слушала.
Малый оказался не кто иной, как сам мистер Один Таккой. Но этот повеса, романтичный, весь из себя, до встречи с миссис Лавми успел жениться на даме, которая могла бы быть его матерью, если немного подтереть ее свидетельство о рождении, и его бабушкой, если этого не делать. Он, видно, плакался своей возлюбленной о загубленной жизни, чтобы растопить ее сердце. И это подействовало… Любовь, наслаждение, но втихомолку, поскольку оба были повенчаны с денежными мешками.
Любовники имели неосторожность обмениваться письмами настолько пламенными, что огонь привлек внимание мамаши Таккой.
Она нечаянно знакомится с красноречивой почтой. Возникает страшная драма. Мамаша приставляет к супругу охранников… Ей не хочется, чтобы у нее из-под носа свистнули мужа, тем более что законная супруга по-черному завидует сказочной красоте своей соперницы.
Тогда она предпринимает поездку во Францию, чтобы уладить проблему с миссис Лавми. Они встречаются, происходит жаркий диалог… Миссис Таккой требует, чтобы жена Фреда прервала свои отношения с ее молодым мужем. Но мадам Лавми посылает ее ко всем чертям. Словом, разговора не получилось. Тогда толстая Таккой от ярости применяет другие методы. Похищение Джимми. Спрятав Джимми, она звонит своей молодой сопернице и предупреждает, что отдаст ребенка только тогда, когда будет уверена, что на отношениях жены Лавми с ее молодым мужем поставлен крест.
Все это кажется ребячеством, но вы ведь знаете, что американцам не свойственна утонченная интеллектуальность нашего нежного поэта Жана Кокто. Обезоруживающая наивность и акулий практицизм — вот в чем их сила. Когда вы говорите американцу, что земля круглая, он, радостно, но недоверчиво улыбаясь, восклицает: «Oh! Really?!» — не может быть, значит.
Для начала мамаша Таккой потребовала письмо, в котором мадам Лавми признавала бы, что настоящим отцом Джимми является парень по фамилии Таккой. Представляете ситуацию?
Миссис Лавми доверилась умной и милой Эстелле. И моя швейцарочка поддержала ее боевой дух. Вместо того чтобы отступить, красавица Лавми продолжала бороться. Сначала обе женщины нашли замену Джимми. Затем они нашли кузена мадам, который работает в военной миссии, но гражданским лицом. Парень, чья семейная солидарность заключается в разламывании чего бы то ни было, захотел вступиться за кузину. Он нашел двух бандитов, которые должны были похитить мадам Таккой и заставить сказать, где она спрятала Джимми. Но тут произошла фатальная ошибка…
Бандиты перепутали и похитили бегемотиху Берю… Кузен заметил ошибку, и они отпустили толстуху подобру-поздорову. Затем смертельный трюк с похищением настоящей мадам Таккой в Орли…
Мадам Таккой пошла за малым, который представился ей сотрудником американского посольства. Но когда старушка поняла, что ее похищают, то умудрилась на светофоре выпрыгнуть из машины прямо посреди Парижа, и ребята, похитившие ее, не смогли за резвушкой угнаться…
Такова версия моей очаровательной собеседницы. Она совсем растерялась при известии о смерти мадам Таккой и совершенно не представляла, что будет дальше.
— Миссис Таккой не пыталась как-то связаться с вами в последнее время? — спрашиваю я.
— Да. Я получила от нее письмо сегодня утром. Она потребовала пятьдесят тысяч в обмен на ребенка. И я пошла в студию, чтобы получить эти деньги у своего мужа.
Теперь уже настала моя очередь выпучивать глаза.
Я слегка теряю педали, как говорят велосипедисты-трековики.
Так, стоит разобраться! Мамашу Таккой три дня назад похищают в аэропорту Орли. Она, ничего не подозревая, своим ходом идет за человеком кузена мадам Лавми. Затем понимает, что это похищение, и благодаря красному свету светофора сматывается из машины. Но вместо того чтобы вернуться в аэропорт или поехать в гостиницу, где-то прячется… Она пишет письмо с требованием денежного выкупа, в то время как похищение ребенка предприняла с целью получить выкуп моральный… И потом она тонет… Вот черт, как сказал бы поэт. Даже не знаю теперь, откуда ноги растут.
Приход Толстяка, помятого после сна, напоминает мне об еще одном аспекте этого дела.
— А другая женщина? Первая, которую ваши люди похитили по ошибке?
— Ее заметили около особняка и завели в дом. Дама сказала Эстелле, что она из полиции…
— По мужу, точно! — хмыкаю я.
— Что случилось? — спрашивает ошалевший Берю, ковыряясь в зубах спицей для вязания.
— Скройся, прошу тебя! — рявкаю я на него.
Он преспокойно продолжает свои раскопки.
— И что сделала Эстелла?
— Она сообщила Стиву, моему кузену… И они отвезли даму в тихое место, решив подождать, пока не найдется Джимми…
— Где это?
— Я не знаю… По моему, в Сен-Жерменан-Ле.
У меня затекли ноги, и я встаю.
— Хорошо. Вы сейчас отсюда позвоните своему кузену и скажете, что ребенок найден. Мы должны получить нашу старушку в целости и сохранности. Вы поедете с этим господином в то место, где ее удерживают. А пока что моя мать будет заниматься вашим ребенком. Не бойтесь, здесь он в полной безопасности.
Так, вперед, за работу! Когда-нибудь наконец закончится эта бесконечная история?
Когда миссис Лавми говорит по телефону со своим двоюродным братом, я подхожу сзади и, как говорится, кладу на нее руки.
— Все в порядке?
— Да… Мне только хотелось бы знать, не будет ли каких-нибудь неожиданных последствий?
— Гм, не знаю… Письмо с требованием выкупа при вас?
Она открывает сумочку. Вынимает оттуда всякую чепуху. В пудренице под подушечкой лежит листок бумаги. Написано по-английски печатными буквами.
— Переведите! Она читает:
Если Вы хотите найти, кого Вы знаете, передайте пятьдесят тысяч долларов на добрые дела во искупление своих грехов. Я предупрежу религиозную конгрегацию о Вашем пожертвовании. Они пошлют за ним кого-нибудь во второй половине дня. Когда они мне сообщат, что дело сделано, я Вам позвоню и скажу, где Д.
Миссис Т.
— Вы понимаете, я перевела немного менее литературно, чем тут написано, — извиняется моя гостья.
Я задумываюсь. Толстяку не терпится. Теперь, когда он узнал, что его кашалотиха в хорошем состоянии и на ходу, а он сможет наконец вернуться в свои территориальные воды, соломенный вдовец не находит себе места.
— Ну поехали, что ли! — взывает он. — Сколько можно мариновать мою малышку Берточку! Все эти американские дела мне как серпом по…
— Мадам Лавми, — прекращаю я его причитания, — как только этот тип получит свою добычу, возвращайтесь в отель, я буду вас там ждать. Вы получите ребенка, как только все закончится.
После того как Берю и красивая маман Джимми уходят, я спрашиваю Фелицию:
— Что ты думаешь по поводу всего увиденного?
У моей мужественной матери глаза квадратные от бессонницы и всего пережитого.
— Я счастлива была узнать, что все в порядке с мадам Берюрье. Счастлива еще потому, что эта молодая женщина нашла своего малыша…
И она целует лежащего перед ней карапуза в нос.
— А что ты думаешь по поводу миссис Таккой?
— Честно говоря, я думаю, она сошла с ума…
— Я тоже. Экстравагантное поведение. Хочешь, я тебе скажу? Когда она поняла, что ее похищают, то должна была подумать, что имеет дело с полицейскими. И, чтобы избежать скандала, бросилась в воду, но вначале захотела отпустить грехи жене Лавми. Эти пятьдесят тысяч… Что-то здесь не так!
— Да, — шепчет маман. — Вот что бывает, когда берешь в мужья слишком молодого…
Тут Джимми просится пипи, но на английском Лос-Анджелеса, и хотя Фелиция успевает перевести значение его требования, тем не менее не достаточно быстро, поэтому парень писает прямо на натертый паркет.
Глава 18
— Все прошло нормально?
— Да. Ваш друг сказал, что он со своей женой поедет домой и вы можете ему позвонить.
Разговор происходит в отеле миссис Лав-ми. Шесть часов утра, она только что приехала.
— Давайте поднимемся в ваш номер, — предлагаю я.
Она идет за ключом, и мы вместе входим в лифт. Апартаменты на последнем этаже. Из окон ее комнаты Париж как на ладони, весь в огнях… Номер состоит из прихожей, спальни и гостиной с камином под Людовика Какого-то.
— Хотите выпить? — спрашивает она.
— С удовольствием. Вы позволите позвонить?
Я звоню Толстяку. Но трубку снимает бегемотиха. Не успев узнать мой голос, она начинает вопить, что дело так не оставит, пойдет во все газеты, что мы, полицейские, только жрать да болтать здоровы. При этом жертва похищения постоянно отвешивает оплеухи своему нежному мужу, который стоит рядом и пытается ее успокоить.
— Ладно, Берта, — отвечаю я. — Пойдите к кинозвезде и представьтесь его людям, как вы уже представлялись. Могу поставить сотню, что они вас отделают под орех!
— Что? Да что вы говорите!
— Я говорю, что вы перестарались в вашей истории… Ваши похитители никогда не потчевали вас хлороформом и не завязывали глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21