И вот – убили, можно сказать, сам символ надежды.
Ведущая была убита при невыясненных обстоятельствах в собственном подъезде. Зачем и кому это понадобилось – было непонятно. Эксперты и комментаторы строили различные предположения и очень ее жалели. Тем более что у несчастной женщины всего несколько дней назад вроде бы погиб в Чечне сын, молодой солдат.
Все это тете Фире выложили соседи, едва она вошла в свою коммунальную квартиру. Но у нее было собственное горе.
Тетя Фира и сама только что вернулась с похорон. Она собиралась взяться за ужин, но снова вспомнила живую Ксюшеньку, какой та была совсем недавно молодой и красивой. Опустившись на минутку на обшарпанный табурет в своей комнате, она тихо проплакала весь вечер. Кот Васька, хорошо понимающий состояние хозяйки, появился из комнаты ее квартиранта Алексея Снегирева, запрыгнул к ней на колени и тыкался во влажные от утертых слез руки.
Некоторые люди, приближаясь к преклонному возрасту, патологически боятся всего, что связано с естественным концом жизненного цикла. Они уходят от любого упоминания о чужом нездоровье, кладбища объезжают за три версты и не пойдут хоронить даже собственную мать.
Эсфирь Самуиловна Файнберг, которой Бог подарил очень долгую жизнь, такими страхами не страдала. Когда-то молоденькой девчушкой во время страшной войны она была фронтовой медсестрой и столько навидалась несчастий, что перестала бояться чужих смертей и болезней. Она ходила на все печальные ритуалы: сначала хоронила старших подруг, фронтовых врачей, потом своих ровесников, а теперь вот – пришло время и к их детям.
Ксюшеньку тетя Фира знала и в самом деле с ее раннего детства. Да что там с детства, с момента ее неожиданного рождения. Тогда она работала тем, кем была всю жизнь, – хирургической медсестрой и пошла на именины к своей подруге, тоже медицинской сестре. У подруги заканчивался девятый месяц беременности, но это в тот вечер не мешало им веселиться. И подруга, которая была моложе тети Фиры почти на десяток лет, так лихо танцевала, что у нее начались срочные роды.
Когда приехала «скорая», встреченная на улице у подъезда мужем подруги, Ноем Авраамовичем, и вошел врач, тетя Фира уже держала на своих идеально вымытых руках попискивающую новорожденную девочку.
Страшное дело – старость, когда затрепанная записная книжка состоит из одних обведенных черной рамкой имен. Давно уже не стало и Ноя Авраамовича, и подруги, но Ксенечка – ее уход из жизни был большой несправедливостью! Особенно если учесть те радостные события, которые наступили у нее в последние месяцы.
Ксенечка, к которой тетя Фира три с половиной десятка лет относилась как к собственной дочери, неожиданно влюбилась. Она не называла имя того человека, но прозорливая Эсфирь Самуиловна предполагала, что это был доктор, лечебные сеансы которого Ксенечка посещала. Если молодая женщина звонит по телефону своему доктору и от одного только его голоса прямо на глазах расцветает, разве можно предположить что-либо другое!
Эсфирь Самуиловна дважды за эти месяцы навещала Ксенечку, и оба раза та звонила своему врачу. Врача звали Андрей Бенедиктович, и тетя Фира даже сама собиралась посетить его лечебные сеансы, потому что все уверяли: на женский организм они действуют оздоравливающе. В один из выходных она пристроилась к длиннющей очереди в кинотеатр, куда по воскресным утрам приезжали ради этих сеансов женщины со всего города, но тогда неожиданно полил дождь, и Эсфирь Самуиловна решила, что разумнее будет прийти как-нибудь в другой раз, в хорошую погоду, тем более что в немедленной медицинской помощи она не нуждалась, а пришла только из чистого любопытства.
Ксенечка в последние месяцы стала настоящей красавицей, даже голос ее сделался звонким, совсем не таким, каким был в недавние бесцветные годы. Эсфирь Самуиловна давно уже переживала от того, что молодая женщина, встретившись однажды с каким-то прохвостом, поставила крест на своей личной жизни. И радовалась, когда увидела, как она преображается от одного только телефонного разговора.
К старшему медицинскому персоналу тетя Фира относилась с неизменным уважением, хотя знала, что и среди них тоже встречаются люди с подпорченной репутацией. Но такому человеку не доверили бы проводить оздоровительные сеансы в большом кинотеатре, да еще в самом центре города, на Невском проспекте.
В Петербурге у Ксенечки, то есть Ксении Ноевны не осталось никого из близких родственников, и, когда она решила перевести свою приватизированную двухкомнатную квартиру в Фонд психического здоровья, которым руководил доктор Парамонов, тетя Фира ее одобрила.
– Он такой честный, такой благородный! – говорила Ксенечка о своем докторе. – Он даже заставил меня подписать договор о пожизненном проживании, как будто я и так ему бы не поверила. А если что случится – ну зачем мне там-то квартира, правда, тетя Фирочка?
По привычке внимательно изучать официальные документы тетя Фира изучила и этот договор и осталась им довольна. Фонд доктора Парамонова, который занимался благотворительной помощью людям с отклонениями психики, гарантировал Ксенечке пожизненное проживание в ее квартире.
Доктор даже приобрел ей за счет фонда путевку в пансионат, где, говорят, даже посреди зимы можно купаться в теплом бассейне и загорать в солярии среди красивых растений.
Только что-то там у нее случилось на третий день жизни. Серьезный сердечный приступ. Наверное, оттого, что слишком много купалась и загорала. И она вернулась назад совсем не такая, какой уезжала. Хорошо еще, случайно поблизости оказался врач, с каким-то иностранным именем, вроде как Ассаргадон, который оказал ей медицинскую помощь и даже написал непонятными знаками то ли рецепт, то ли инструкцию, как себя вести. Этот рецепт надо было всегда держать при себе, а при встрече обязательно показать своему городскому доктору.
Эсфирь Самуиловна сильно тогда расстроилась из-за ее сердечного приступа. Врачи всегда говорили, что у Ксенечки здоровое сердце, но и мать и отец ее умерли как раз из-за кардиологии. И поэтому Эсфирь Самуиловна сама наказала не стесняться, а немедленно звонить своему доктору.
– Как же я ему позвоню! – сопротивлялась Ксенечка. – Он мне подарил путевку, а я – такая неблагодарная!
Но потом, после звонка, она снова расцвела, сразу оделась и вышла из дома вместе с тетей Фирой. И не обязательно было быть таким прозорливым человеком, как тетя Фира, чтобы догадаться, к кому Ксенечка поехала! Она даже напевала что-то легкое, так ей стало хорошо после разговора со своим доктором!
И только приехав домой и обнаружив в собственной сумке рецепт, написанный египетским врачом, тетя Фира расстроилась снова. Все-таки годы брали свое, и вот пожалуйста – вместо того чтобы вернуть важную бумагу Ксенечке для показа доктору Парамонову, она увезла ее с собой.
А Ксенечка, которая чувствовала себя совсем здоровой, хотя тетя Фира очень советовала ей беречься и всегда теперь носить при себе нитроглицерин, прямо от врача зачем-то поехала к своей знакомой, которая жила далеко за городом. И там с ней случился новый сердечный приступ. От которого никто уже ее не спас, даже «скорая помощь», которая так и не сумела пробиться к ним сквозь сугробы, и поэтому пожилая женщина-врач явилась через три часа после вызова.
Все это и вспоминала Эсфирь Самуиловна, а потом, когда вернулся ее квартирант Алеша, пересказала ему.
Ксенечку там за городом и похоронили. Так решила знакомая по ее работе. И это было разумно. По крайней мере, будет кому ухаживать за ее могилой. Спасибо, что назад в город Эсфирь Самуиловну подвезли другие Ксенечкины знакомые по работе на своей машине, – не будь их, бедную девочку даже похоронить было бы некому.
Алеша, поглаживая кота Ваську, который мгновенно перебрался к нему, внимательно слушал рассказ тети Фиры, а потом вдруг спросил:
– Дайте-ка взглянуть на рецепт этого Апокалипсиса, тетя Фира.
– Не Апокалипсиса, а Ассаргадона, Алеша, – поправила Эсфирь Самуиловна. – Да что в нем можно понять, Алешенька! Он же не по-латыни, как у нас принято, а какой-то древней письменностью. Может, это и не рецепт вовсе.
– На древнем языке?! – обрадовался Алексей. – Неужели настоящими иероглифами?
– Нет, Алешенька. Там иероглифов нет, – успокоила тетя Фира, но странный рецепт врача достала.
Это было единственное, что у нее осталось на память от взрослой Ксенечки.
Алеша взял исписанный лист желтоватой бумаги, покачал головой и удивленно сказал:
– В самом деле, иероглифов нет. Но значки – очень интересные! Это же надо такие выдумать!
Взгляд его мгновенно охватил весь древневавилонский текст и навсегда запечатлел в памяти. Переведенный на современный русский, текст звучал так:
«ДА ПАДЕТ ГНЕВ СВЕТЛЫХ БОГОВ НА ПРЕСТУПНУЮ ГОЛОВУ!
Да падет гнев светлых богов на преступную голову того, кто обманным путем завладел волей и телом несчастной женщины, заслал ей извне болезнь сердца с помощью средств, запретных не только для тех, кто врачует методами нынешних наук, но и для посвященных, кто проник в круг тайного знания.
Этой записью я останавливаю умысел злодея и проклинаю его деяние, и да оборвется нить его жизни так же скоро, как он желал того для обманутой им жертвы, едва он возьмет в руки этот манускрипт!
Да исполнится воля великих богов!
Ассаргадон, потомок Син-Лики-Уннини».
Это был не рецепт – старинное заклятие, которым пользовались посвященные со времен Древнего Вавилона, а может быть, и еще при древних шумерах.
– Интересный рецептик, – проговорил Алексей, возвращая лист бумаги в руки тети Фиры. – А квартирку свою она, значит, подарила этому своему доктору Парамонову? – повернул он разговор к более низменной теме.
Эсфирь Самуиловну такой вопрос немножечко задел, потому что она и сама после похорон, трясясь на заднем сиденье «Жигулей» между знакомыми Ксенечки, поймала себя на нехорошей мысли: завещала бы Ксенечка эту квартиру ей, вот и переехали бы теперь они с Алешей из своей коммуналки.
– Конечно, Алеша. Квартира отдана благотворительному фонду. Они столько добра сделали для девочки! Ксенечка последние месяцы как на крыльях летала от радости.
И тут тетю Фиру как громом ударило: а вдруг этот самый Парамонов – не такой уж хороший специалист и честный человек?!
Но она тут же пристыдила себя за это подозрение: ее Ксенечка хотя и была восторженным человеком, но не могла до такой степени заблуждаться в людях.
Скажи несколько лет назад Эсфирь Самуиловне Файнберг, что она заведет себе квартиранта, да еще одинокого мужчину средних лет, она бы от возмущения дара речи лишилась. Но теперь всякий раз, когда Алексей Снегирев неожиданно уезжал на дни и даже недели, она была как потерянная, ощущая в сердце давящую пустоту.
Это сейчас она ходит, с трудом переставляя ноги. Особенно если надо подниматься по лестнице, потому что лифт в очередной раз сломали мальчишки. А когда-то все доктора в хирургическом отделении желали, чтобы на операциях им помогала она, в прошлом фронтовая медсестра. И было у нее прозвище Фира Метеор, которое впустую медработнику не дают.
Бывает, что некоторые женщины до старости не набираются ни жизненного опыта, ни ума, а тетя Фира многое понимает в этой жизни с полуслова. Поэтому уже через неделю после того, как она привела абсолютно незнакомого, неизвестно откуда появившегося мужчину с рюкзаком в свою коммуналку, ей стало понятно, что, может, он и инженер, за которого себя выдает, но кроме этого кто-то еще, чья жизнь соединена с опасными и страшными тайнами.
Достаточно было посмотреть на ту зарядку, которую делал Алексей каждое утро в той малюсенькой комнате, почти кладовке, которую Эсфирь Самуиловна ему предоставила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Ведущая была убита при невыясненных обстоятельствах в собственном подъезде. Зачем и кому это понадобилось – было непонятно. Эксперты и комментаторы строили различные предположения и очень ее жалели. Тем более что у несчастной женщины всего несколько дней назад вроде бы погиб в Чечне сын, молодой солдат.
Все это тете Фире выложили соседи, едва она вошла в свою коммунальную квартиру. Но у нее было собственное горе.
Тетя Фира и сама только что вернулась с похорон. Она собиралась взяться за ужин, но снова вспомнила живую Ксюшеньку, какой та была совсем недавно молодой и красивой. Опустившись на минутку на обшарпанный табурет в своей комнате, она тихо проплакала весь вечер. Кот Васька, хорошо понимающий состояние хозяйки, появился из комнаты ее квартиранта Алексея Снегирева, запрыгнул к ней на колени и тыкался во влажные от утертых слез руки.
Некоторые люди, приближаясь к преклонному возрасту, патологически боятся всего, что связано с естественным концом жизненного цикла. Они уходят от любого упоминания о чужом нездоровье, кладбища объезжают за три версты и не пойдут хоронить даже собственную мать.
Эсфирь Самуиловна Файнберг, которой Бог подарил очень долгую жизнь, такими страхами не страдала. Когда-то молоденькой девчушкой во время страшной войны она была фронтовой медсестрой и столько навидалась несчастий, что перестала бояться чужих смертей и болезней. Она ходила на все печальные ритуалы: сначала хоронила старших подруг, фронтовых врачей, потом своих ровесников, а теперь вот – пришло время и к их детям.
Ксюшеньку тетя Фира знала и в самом деле с ее раннего детства. Да что там с детства, с момента ее неожиданного рождения. Тогда она работала тем, кем была всю жизнь, – хирургической медсестрой и пошла на именины к своей подруге, тоже медицинской сестре. У подруги заканчивался девятый месяц беременности, но это в тот вечер не мешало им веселиться. И подруга, которая была моложе тети Фиры почти на десяток лет, так лихо танцевала, что у нее начались срочные роды.
Когда приехала «скорая», встреченная на улице у подъезда мужем подруги, Ноем Авраамовичем, и вошел врач, тетя Фира уже держала на своих идеально вымытых руках попискивающую новорожденную девочку.
Страшное дело – старость, когда затрепанная записная книжка состоит из одних обведенных черной рамкой имен. Давно уже не стало и Ноя Авраамовича, и подруги, но Ксенечка – ее уход из жизни был большой несправедливостью! Особенно если учесть те радостные события, которые наступили у нее в последние месяцы.
Ксенечка, к которой тетя Фира три с половиной десятка лет относилась как к собственной дочери, неожиданно влюбилась. Она не называла имя того человека, но прозорливая Эсфирь Самуиловна предполагала, что это был доктор, лечебные сеансы которого Ксенечка посещала. Если молодая женщина звонит по телефону своему доктору и от одного только его голоса прямо на глазах расцветает, разве можно предположить что-либо другое!
Эсфирь Самуиловна дважды за эти месяцы навещала Ксенечку, и оба раза та звонила своему врачу. Врача звали Андрей Бенедиктович, и тетя Фира даже сама собиралась посетить его лечебные сеансы, потому что все уверяли: на женский организм они действуют оздоравливающе. В один из выходных она пристроилась к длиннющей очереди в кинотеатр, куда по воскресным утрам приезжали ради этих сеансов женщины со всего города, но тогда неожиданно полил дождь, и Эсфирь Самуиловна решила, что разумнее будет прийти как-нибудь в другой раз, в хорошую погоду, тем более что в немедленной медицинской помощи она не нуждалась, а пришла только из чистого любопытства.
Ксенечка в последние месяцы стала настоящей красавицей, даже голос ее сделался звонким, совсем не таким, каким был в недавние бесцветные годы. Эсфирь Самуиловна давно уже переживала от того, что молодая женщина, встретившись однажды с каким-то прохвостом, поставила крест на своей личной жизни. И радовалась, когда увидела, как она преображается от одного только телефонного разговора.
К старшему медицинскому персоналу тетя Фира относилась с неизменным уважением, хотя знала, что и среди них тоже встречаются люди с подпорченной репутацией. Но такому человеку не доверили бы проводить оздоровительные сеансы в большом кинотеатре, да еще в самом центре города, на Невском проспекте.
В Петербурге у Ксенечки, то есть Ксении Ноевны не осталось никого из близких родственников, и, когда она решила перевести свою приватизированную двухкомнатную квартиру в Фонд психического здоровья, которым руководил доктор Парамонов, тетя Фира ее одобрила.
– Он такой честный, такой благородный! – говорила Ксенечка о своем докторе. – Он даже заставил меня подписать договор о пожизненном проживании, как будто я и так ему бы не поверила. А если что случится – ну зачем мне там-то квартира, правда, тетя Фирочка?
По привычке внимательно изучать официальные документы тетя Фира изучила и этот договор и осталась им довольна. Фонд доктора Парамонова, который занимался благотворительной помощью людям с отклонениями психики, гарантировал Ксенечке пожизненное проживание в ее квартире.
Доктор даже приобрел ей за счет фонда путевку в пансионат, где, говорят, даже посреди зимы можно купаться в теплом бассейне и загорать в солярии среди красивых растений.
Только что-то там у нее случилось на третий день жизни. Серьезный сердечный приступ. Наверное, оттого, что слишком много купалась и загорала. И она вернулась назад совсем не такая, какой уезжала. Хорошо еще, случайно поблизости оказался врач, с каким-то иностранным именем, вроде как Ассаргадон, который оказал ей медицинскую помощь и даже написал непонятными знаками то ли рецепт, то ли инструкцию, как себя вести. Этот рецепт надо было всегда держать при себе, а при встрече обязательно показать своему городскому доктору.
Эсфирь Самуиловна сильно тогда расстроилась из-за ее сердечного приступа. Врачи всегда говорили, что у Ксенечки здоровое сердце, но и мать и отец ее умерли как раз из-за кардиологии. И поэтому Эсфирь Самуиловна сама наказала не стесняться, а немедленно звонить своему доктору.
– Как же я ему позвоню! – сопротивлялась Ксенечка. – Он мне подарил путевку, а я – такая неблагодарная!
Но потом, после звонка, она снова расцвела, сразу оделась и вышла из дома вместе с тетей Фирой. И не обязательно было быть таким прозорливым человеком, как тетя Фира, чтобы догадаться, к кому Ксенечка поехала! Она даже напевала что-то легкое, так ей стало хорошо после разговора со своим доктором!
И только приехав домой и обнаружив в собственной сумке рецепт, написанный египетским врачом, тетя Фира расстроилась снова. Все-таки годы брали свое, и вот пожалуйста – вместо того чтобы вернуть важную бумагу Ксенечке для показа доктору Парамонову, она увезла ее с собой.
А Ксенечка, которая чувствовала себя совсем здоровой, хотя тетя Фира очень советовала ей беречься и всегда теперь носить при себе нитроглицерин, прямо от врача зачем-то поехала к своей знакомой, которая жила далеко за городом. И там с ней случился новый сердечный приступ. От которого никто уже ее не спас, даже «скорая помощь», которая так и не сумела пробиться к ним сквозь сугробы, и поэтому пожилая женщина-врач явилась через три часа после вызова.
Все это и вспоминала Эсфирь Самуиловна, а потом, когда вернулся ее квартирант Алеша, пересказала ему.
Ксенечку там за городом и похоронили. Так решила знакомая по ее работе. И это было разумно. По крайней мере, будет кому ухаживать за ее могилой. Спасибо, что назад в город Эсфирь Самуиловну подвезли другие Ксенечкины знакомые по работе на своей машине, – не будь их, бедную девочку даже похоронить было бы некому.
Алеша, поглаживая кота Ваську, который мгновенно перебрался к нему, внимательно слушал рассказ тети Фиры, а потом вдруг спросил:
– Дайте-ка взглянуть на рецепт этого Апокалипсиса, тетя Фира.
– Не Апокалипсиса, а Ассаргадона, Алеша, – поправила Эсфирь Самуиловна. – Да что в нем можно понять, Алешенька! Он же не по-латыни, как у нас принято, а какой-то древней письменностью. Может, это и не рецепт вовсе.
– На древнем языке?! – обрадовался Алексей. – Неужели настоящими иероглифами?
– Нет, Алешенька. Там иероглифов нет, – успокоила тетя Фира, но странный рецепт врача достала.
Это было единственное, что у нее осталось на память от взрослой Ксенечки.
Алеша взял исписанный лист желтоватой бумаги, покачал головой и удивленно сказал:
– В самом деле, иероглифов нет. Но значки – очень интересные! Это же надо такие выдумать!
Взгляд его мгновенно охватил весь древневавилонский текст и навсегда запечатлел в памяти. Переведенный на современный русский, текст звучал так:
«ДА ПАДЕТ ГНЕВ СВЕТЛЫХ БОГОВ НА ПРЕСТУПНУЮ ГОЛОВУ!
Да падет гнев светлых богов на преступную голову того, кто обманным путем завладел волей и телом несчастной женщины, заслал ей извне болезнь сердца с помощью средств, запретных не только для тех, кто врачует методами нынешних наук, но и для посвященных, кто проник в круг тайного знания.
Этой записью я останавливаю умысел злодея и проклинаю его деяние, и да оборвется нить его жизни так же скоро, как он желал того для обманутой им жертвы, едва он возьмет в руки этот манускрипт!
Да исполнится воля великих богов!
Ассаргадон, потомок Син-Лики-Уннини».
Это был не рецепт – старинное заклятие, которым пользовались посвященные со времен Древнего Вавилона, а может быть, и еще при древних шумерах.
– Интересный рецептик, – проговорил Алексей, возвращая лист бумаги в руки тети Фиры. – А квартирку свою она, значит, подарила этому своему доктору Парамонову? – повернул он разговор к более низменной теме.
Эсфирь Самуиловну такой вопрос немножечко задел, потому что она и сама после похорон, трясясь на заднем сиденье «Жигулей» между знакомыми Ксенечки, поймала себя на нехорошей мысли: завещала бы Ксенечка эту квартиру ей, вот и переехали бы теперь они с Алешей из своей коммуналки.
– Конечно, Алеша. Квартира отдана благотворительному фонду. Они столько добра сделали для девочки! Ксенечка последние месяцы как на крыльях летала от радости.
И тут тетю Фиру как громом ударило: а вдруг этот самый Парамонов – не такой уж хороший специалист и честный человек?!
Но она тут же пристыдила себя за это подозрение: ее Ксенечка хотя и была восторженным человеком, но не могла до такой степени заблуждаться в людях.
Скажи несколько лет назад Эсфирь Самуиловне Файнберг, что она заведет себе квартиранта, да еще одинокого мужчину средних лет, она бы от возмущения дара речи лишилась. Но теперь всякий раз, когда Алексей Снегирев неожиданно уезжал на дни и даже недели, она была как потерянная, ощущая в сердце давящую пустоту.
Это сейчас она ходит, с трудом переставляя ноги. Особенно если надо подниматься по лестнице, потому что лифт в очередной раз сломали мальчишки. А когда-то все доктора в хирургическом отделении желали, чтобы на операциях им помогала она, в прошлом фронтовая медсестра. И было у нее прозвище Фира Метеор, которое впустую медработнику не дают.
Бывает, что некоторые женщины до старости не набираются ни жизненного опыта, ни ума, а тетя Фира многое понимает в этой жизни с полуслова. Поэтому уже через неделю после того, как она привела абсолютно незнакомого, неизвестно откуда появившегося мужчину с рюкзаком в свою коммуналку, ей стало понятно, что, может, он и инженер, за которого себя выдает, но кроме этого кто-то еще, чья жизнь соединена с опасными и страшными тайнами.
Достаточно было посмотреть на ту зарядку, которую делал Алексей каждое утро в той малюсенькой комнате, почти кладовке, которую Эсфирь Самуиловна ему предоставила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54