— Рахим мой старый товарищ, за его платежеспособность я ручаюсь. Достаточно?
— Вполне. Но ты не можешь ручаться за наличие денег у обеих сторон. Здесь — явный сговор. Будем собирать третейский суд, разбираться. Пусть Дима покажет разыгранные им с такой легкостью пятьсот тысяч, тогда я выкладываю свой проигрыш и ухожу.
— Не пятьсот, а триста пятьдесят. Остальные — твоя забота.
— Нет, Дима должен старику пятьсот, свою часть я сам отдам.
— Ладно, Давид, отвези меня.
— Нет! Давид найдет деньги, но дело-то именно в тебе, мой маленький вонючий друг. Можешь взять мою машину, но деньги привези. Давай, чего кота за хвост тянуть?!
Этим он окончательно вывел Давида из себя.
— Не командуй, не мент! Ты за Диму не переживай, ему каждый поможет. Телефон у меня работает, кому надо — позвоню. Бери, Дима, мою машину и постарайся собрать деньги, раз так получилось.
— Ты возьми кого-нибудь с собой, пригодится, — подал голос из угла Бритва.
Он единственный помалкивал, не влезая в эту историю.
— Алика цепляй и поехали, — продолжал Давид. — А то меня Жорик боится отпускать.
Да, с таким, как Алик, только за деньгами ехать. За такую сумму он мать родную удавит, не поморщится. Заметив мои колебания, Рахим вставил:
— И Серика возьми. Надежная будет охрана.
— Верно! — согласился Давид. — Держи ключ от калитки. Закроешь, когда уедете, и сам же отопрешь. Мы никому открывать не будем, пока ты не вернешься.
На том и порешили. «Девятку» Давида я повел сам, хотя мозги мои были набекрень настолько, что Серик, сидевший рядом, дважды перехватывал руль. Дома, сколько я ни пересчитывал, кроме, спрятанных двадцати трех тысяч, ничего не было. Ира добавила еще тридцать. И на том спасибо. Мы помчались по городу. Блатные давали деньги легко, но суть дела я сообщил только Очкарику, отдавшему свои последние пять тысяч.
Побывав на четырех «мельницах» из пяти намеченных, я возвратился в Малаховку с нужной суммой в портфеле. В кармане лежал сложенный вчетверо список кредиторов. В среднем давали тысяч по десять, но предварительно звонили Давиду.
…Вот и нужный дом. Лай волкодавов звучал, как небесная музыка. Как и договаривались, оба моих провожатых остались на улице, проводив меня через открытую калитку взглядами до самого дома. Я чувствовал эти взгляды спиной. Боятся за меня — значит, уважают. Я вошел в прихожую. Портфель в руке вдруг показался нестерпимо тяжелым: лишь теперь я реально ощутил размеры покоящейся в нем суммы. А если б перекачать в доллары — да за границу!
Слева, с двери туалета, укоризненно смотрел на меня пластмассовый писающий карлик с головой кретина. Именно здесь я отчетливо осознал, что эта история положила конец моей беззаботной столичной жизни — Крах не простит. О чем же думал Давид? Его стаж «черной» жизни побольше.
Но все они выживут — тертые ребята. У Давида — опыт, у Краха — карточный талант, у Ирки — тело, у Бритвы — удача. У одного меня черт по грядкам копытами намесил…
И вот — позади Алик с Сериком, впереди эти волки. Я нехотя сделал шаг к двери, за которой поджидала меня вея компания. Я ничего не чувствовал — только тяжесть, да сухость во рту. И полное равнодушие ко всему, даже к собственной судьбе.
РАХИМ
Да… Рассобачились они тут в столице. Как Давид с ними дело имеет? У нас бы давно язык отрезали за такие словечки. Дешевые фраера. Если правда то, что каждый из них о своих приятелях говорит, как же можно этим людям сидеть за одним столом? Недаром москвичей в зоне не любят — никчемный народ. Вон, Валера подгавкивает, Дима дескать «швырнул» Алика, Так оно или не так — не разевай рот.
А этот, Бритва, чего из угла зыркает? Э, да ты парень себе на уме! За тобой и приглядеть надо, пока не выберусь с деньгами из этой шакальей стаи. Резвые, надо сказать, зверушки. Но, кажется, на них и одного Серика хватит с его пушкой. Из-за нее пришлось парню двое суток в поезде болтаться — не пронесешь в самолет.
Партию разыграли как по нотам. Теперь надо бы деньги в карман — и по домам. Давид не поскупился — тут тебе и коньяк с икоркой, и балычок с лимоном. А чего ему скупиться — имеет в доле пятьдесят тысяч верных — и со всеми в прекрасных отношениях. Сделал Димку козлом отпущения. Надо присмотреться к этому пацану, если ему тут кислород перекроют, заберу к себе. Деньги сейчас стремятся в Азию: там тепло, анаша, чай. И верных людей можно натаскать из таких, как Димка. Голова у него на месте, а здешние корни — отрезать. Если уж из Серика человек вышел…
Давид односложно отвечал на телефонные звонки:
— Да, парень свой… Не подведет… Ну, конечно…
Про угощение забыли… Задымили пахучие папироски с планом. Давид поскучнел, уставясь в черную маску с электрическими глазами. Правый глаз маски подмигнул, мол, такие вот дела, дружище. С кресла поднялся Крах и, прихрамывая на затекшую ногу, подался к выходу.
— Ты куда? — вскинулся Давид. — Куда линяешь?!
— Что, уже и поссать нельзя, или может парашу поставишь в хате?!
— Ты закрой поддувало, — Давид шарахнул по стене так, что маска испуганно заморгала. — Иди, если приперло.
Крах вернулся неожиданно быстро, морда у него была вытянутая. За ним спешили ошарашенные Алик с Сериком. Я сразу понял — Димка слинял.
Так и есть. Крах произнес срывающимся голосом:
— Нету Димы, пропал!
— Ты, сука, что говоришь, — Давид сорвался с кресла, сжимая кулаки. — Ведь он все деньги собрал! Вы его везли!
Серик пожал плечами:
— Ничего не понимаю. Сам видел, как он вошел в дом. Мы остались ждать на улице, как договаривались. К дому никто не подходил, в поселке ни души — ни блатных, ни нищих.
Тут очнулся Алик и затараторил:
— Стоим мы, ждем, а у меня живот схватило — не могу! Хоть на дороге садись. Я и говорю Серику — пойду в дом, куда ж деваться. Вхожу в коридор, тут слева из туалета Жора выходит…
Давид бросился к Алику и схватил его за грудки, затрещала ткань куртки.
— Я тебя сам по кускам буду резать, падла! Вы у меня сейчас за этими деньгами в унитаз нырять будете!
Тут Серик сунул руку в карман:
— Э, ребята, я вижу вы очень нервные. В таких случаях хорошо глотнуть пулю и запить теплой водой! Помогает. Правильно, Рахим?!
Я его притормозил:
— Всему свое время, сынок. А пацана мы найдем. Давид, ты ему объяснил, чем кончают шушары, что у своих тащат?
Вся эта канитель мне начинала надоедать.
— Ну, не в очко же он провалился? — не выдержал Давид. — Идем, глянем. Из коридора путь только на улицу или сюда в комнату. Остается сортир. Больше дверей нет.
Все толпой повалили в просторный клозет, не видавший столь представительного собрания со времен, когда он принадлежал еще матери Давида, закончившей свою бренную жизнь в лагере. После ее ареста (она была крупная фарцовщица) сотрудники милиции посрывали здесь доски, но так ничего и не нашли.
В сортир задувало свежим воздухом из приоткрытой фрамуги вверху. Задрав головы, все изумленно воззрились именно туда. Все стало на свои места. Как говорится, доброму молодцу и окно — дверь. Но кто бы мог подумать? Нормального жулика воровской кодекс держит крепче любых оков. Как решился пацан пойти на такое? Но если рискнул «соскочить» с такой суммой, значит приготовил где-то «лежку». Попробуй, найди! А если ему взбредет в голову закатиться в глушь, купить дом, завести жену с полной пазухой и пару сопливых деток?..
Я, конечно, не смог бы прожить так, но пацан… Рано или поздно он поймет, что ошибся. Пусть залезет в любую дыру, но пройдет годик, потом пять, захочется хотя бы в районном ресторанчике отметиться… И Давид в незавидной ситуации. Деньги-то давали под его ручательство. Может, Краха тряхнуть?
— Давид, пусть ребята пощупают поселок, а ты прозвони гонялам на вокзал и в аэропорт. Подключи ментов, надеюсь, есть там у тебя люди?
Бритва, Валера и Алик пошли искать, но все, кроме туповатого Алика, сознавали бесплодность предприятия.
Крах, перебросив через руку щегольской плащ, тоже двинулся к выходу. Оставался Серик. Смысла посылать его на поиски в незнакомой Москве не было, да и одному оставаться не годилось.
— Счастливо! От души желаю удачи, но сам помочь не могу, опаздываю на игру, — Крах спешил смыться.
Я сделал знак Серику, и тот стал в дверях.
— Не спеши, сынок! Диму мы найдем, но ты ведь тоже должен полтораста тысяч. Или в бега собрался?
— Да я под десятью пистолетами этого фуфла не признаю. Зачем тогда в карты играть, начинайте просто грабить. Не знал я, Давид, что в твоем доме карманы чистят!
— Кто чистит, сука!
— А как же иначе вы с меня можете деньги получить?
— Мне от тебя ничего не надо, у меня свои дела. Ты с Рахимом улаживай.
— Если я кому и должен, так это Диме долю в его проигрыше, а уж он пусть рассчитывается с кем хочет. Дима придет — я свою долю верну.
Серик изумленно таращил глаза: почему нет команды разорвать подлеца в куски? Но что поделаешь, придраться не к чему. А от беспредела ничего хорошего, тем более в чужом городе. Я кивнул Серику, тот отошел от двери, и Крах удалился. Вскоре сквозь стихающий собачий лай послышался шум мотора.
Давид в это время обзванивал знакомых и просил включиться в поиски.
— Да, Давид, — сказал я. — А вот взять бы, да и расколоть тебя самого на все эти тысячи… Чтоб не ручался…
На Давида стало жалко смотреть. Когда он еще пацаном попал в зону, я уже был паханом. Старость — по радость, но и она имеет свои преимущества, если жизнь шла прямо, неважно, по какую сторону закона.
Ну что ж, пусть сами расхлебывают. Мне пора в Петропавловск.

* * *
Q том, что Лемешко найден мертвым, никто из жулья не знал. История с его исчезновением стала известна в отделе, который контролировал картежников, аферистов, «гонял» и прочую нечисть. Информаторы свое дело сделали. Многие из них и не подозревали, что находятся на свободе только благодаря тому, что их преждевременный арест мог бы спугнуть рыбу покрупнее. Относительно вольготное житье «жучков» порождает у жулья легенду о слепоте и бездеятельности милиции. И весьма облегчает оперативную работу.
Бывало, доходило до анекдота.
Как-то возле одного из универмагов остановился бежевый пикапчик. Из него выскочил чернявый разбитной молодец в синем халате с фирменной бляхой магазина. Набежавшим покупателям он возвестил, что продаются чеки на приобретение в универмаге югославских дубленок. В обмен на девятьсот с небольшим рублей (в зависимости от размера) покупатель получал розовый чек, на котором стоял жирный фиолетовый штамп «юг. дубл. разм… цена…» Когда «продавец» насшибал около ста тысяч, пикапчик, взревев мотором, умчался в неизвестном направлении. Конечно, ни о каких дубленках в универмаге и слыхом не слыхивали.
Поступила информация, что аналогичная «распродажа» готовится в югославском «Белграде». Сикач с Добрыниным взялись за это дело. Возле магазина роились «наперсточники». Напрямую ехать к магазину — значит вызвать подозрение — жулье тоже не лыком шито. Лейтенант, входя в роль, проиграл в наперсток полсотни и, рассчитываясь зеленой купюрой, как бы ненароком «засветил» красное удостоверение. «Верхний» подал было знак «крутиле» не брать деньги, но Сикач перехватил руку жулика.
— Стой! Нечего рыть землю. Мы здесь не по вашу душу. Ты мне лучше расскажи, как мне чек на югославскую дубленку купить.
Наперсточник, по-лисьи вытянув нос, слушал. Информация уже просочилась в его сплюснутую головку, он морщил лоб, завешенный косеньким чубчиком.
— Езжайте в «Ядран», ходят такие слухи…
Возле «Ядрана» жулики даже не отпирались, понимая, что чернявого «продавца», который даже галстук не удосужился сменить, опознает сотня потерпевших. Правда, денег вернуть не удалось, непосредственные исполнители работали за процент, значительную часть выделяя воровской верхушке. Свою долю «продавец» успел продуть в карты.
Павел Сикач за годы работы в розыске поднаторел в поимке аферистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22