— Обыскивать его дом — даром время терять. Как стоял опечатанный, так и стоит. Мы с него глаз не спускаем, но надежд, что хозяин объявится, никаких, а теперь, когда он в ваших руках — тем более, — улыбнулся Уйгунов.
— Он и в ваших был, — парировал майор. — М-да, Любопытная история.
— Она станет более любопытной, если я расскажу кое-что о братьях Жангалиевых.
— Ну-ка, капитан!
— Жайгалиев-старший, который арестован вами, пять лет назад купил в Ташкенте дом, где и поселился с двумя братьями. Оба сейчас дома. Почти никуда не выходят. Правда, сегодня младший ездил в магазин — купил буханку хлеба и ящик пива. Сам знаешь, на прилавках одни консервы из морской капусты.
— У нас тоже, — покрутил носом майор.
— Но их братья что-то не жалуют. Живут неплохо, хотя явных доходов нет. Правда, старший работает, или работал в кооперативе «Юлдуз», младшие — бездельничают… В хозяйстве две машины — «Москвич» и синие «Жигули», подозрительно смахивающие на те, что были использованы при похищении Джекки. Конечно, номера другие. Пробовали поэкспериментировать — пририсовывали парики и усы на фотографиях братьев — получалось нечто отдаленно похожее на лица участников налета. Но под такие доказательства ордер на обыск не получишь.
— Но после ареста старшего брата… — Именно!.. Надо срочно выезжать с обыском, а шо двое младших, напуганные задержкой «кормильца», могут уничтожить какие-то улики, если уже не уничтожили…
* * *
Сколько ни нажимали на круглую кнопку звонка на воротах — дом безмолвствовал. Между тем братьям деться было просто некуда — за домом следили.
Учитывая возможность вооруженного отпора, оперативники перелезли через забор с четырех сторон одновременно. На требование выйти наружу никто не реагировал.
Первым влетел в оказавшуюся незапертой дверь на веранду могучий старшина, и тут же распластался на полу, зацепившись за чью-то ногу и получив жестокий удар в глаз. Исмаил Жангалиев тут же стал у стены с поднятыми руками, шаловливо поигрывая пальцами. Он гостеприимно улыбался вбегающим оперативникам, стараясь не наступить на пистолет, выпавший из бесчувственной руки старшины на пол.
На высоком пороге комнаты, тоже с поднятыми руками, сидел младший брат. Это об его протянутые ноги споткнулся неосмотрительный старшина. Врезавшись затылком в косяк после неожиданного удара Жангалиева-среднего, он все еще находился без сознания.
Заполнившие веранду и комнату оперативники бегло обыскивали братьев.
— Вы, чем меня лапать, лучше олуха своего разоружите, а то он очухиваться начинает. Как бы ненароком кого-нибудь не продырявил, — насмешливо сказал средний брат, кивая в сторону старшины. Тот, словно в подтверждении слов Жангалиева, еще не полностью придя в сознание, судорожно нащупал лежащий на полу пистолет и нажал на спуск. Грохнул выстрел, старшина окончательно очнулся, рывком сел, недоуменно поглядывая то на оружие, то на грозящего пальцем Уйгунова.
— Не переживайте, гражданин начальник, жертв нет. За продырявленную стену счет не выставлю. Боюсь ущерба похуже, — потешался Исмаил.
— Почему вы оказали сопротивление? — спросил капитан.
— Какое же это сопротивление? Типичная самозащита. Мы думали, нас посетили обнаглевшие грабители, — притворная улыбочка плавала на лице Исмаила.
— Вам же кричали в мегафон, что это милиция!
— Ай-яй!.. Сказать все можно. Я вон соседа посылаю на три буквы, а он, чурка волосатая, жаловаться бежит. Знать бы, что власть пожалует — красный флаг бы вывесили. А то, понимаете, влетает верзила с пистолетом… Я только в последний момент сообразил, что такие быки могут только в милиции работать, да вот руку не смог удержать, — юродствовал Исмаил. — А теперь, — улыбка мигом слетела с его лица, — зачем пришли?.. Какие бумаги имеете?
— С обыском. Вот постановление.
— Ясно, — Жангалиев мельком взглянул на документ, — отдай это тому менту, что с пистолетом вломился, вместо больничного листа. С чем в сортир сходить я и без твоих бумажек найду. Ладно, работай, сыщик, пока твоя власть…
Младший брат, Закир, застыл в кресле, угрюмо уставившись в пол. Исмаил, выговорившись, устроился рядом, закрыл глаза, вытянул ноги и даже как будто задремал.
Пять часов кряду лучшие специалисты горотдела исследовали собственность братьев. Единственное, что внушило подозрение не столько розыскникам, сколько понятым — двум потертого вида мужчинам — были запасы съестного: икра в миниатюрных стеклянных баночках, крабы и прочие деликатесные консервы, ящик цейлонского чая, три ящика армянского коньяка. Но обвинить братьев в спекуляции не было ни малейших оснований.
Допросы, как и следовало ожидать, ничего не дали. Не только Исмаил, но и мрачный Закир откровенно смеялись над бездоказательными обвинениями. И не было ни одной, даже крохотной, улики. Многочасовая процедура снятия отпечатков пальцев по всему дому тоже не дала результатов. Влажной уборкой здесь не пренебрегали. Не то что «пальчиков» Мустафина, а и вообще никого из посторонних. Ни единого. Затворничество Жангалиевых подтверждалось. Отпечатки пальцев старшего брата, идентифицированные по старым дактилограммам, взятым из дела по ограблению ювелира, попадались редко. Попутно выяснилось, что наказание он отбывал в одной колонии, даже в одном бараке с Мустафиным, а попал туда при переводе с усиленного режима на строгий по приговору суда за попытку побега.
Разморенный жестоким ташкентским зноем, с ног валящийся от усталости, поздним вечером Корнеев вернулся в гостиницу. Наскоро приняв душ, он забылся тяжелым тревожным сном. Только многолетняя привычка заставила его подняться рано утром, чтобы не опоздать на самолет.
К его удивлению, в машине, присланной к гостинице, сидел капитан Рахим Уйгунов.
— Думал, проспишь — будить приехал.
— Так я тебе и поверил!.. Говори — что случилось?.. Мне какая-то чушь всю ночь снилась. И знаешь, только сейчас понял, какой же я дурак!..
— Погоди… Я тут тебе пару небольших дынек организовал. Тут, понимаешь, Алайский базар по дороге. Я и подумал — друг побывал в Ташкенте, а домой — ничего. Не годится.
— Рахмат, Рахим! — Корнеев приобнял капитана за плечи. — Кто бы еще придумал!
— Садись, а то опоздаем… Ты знаешь, я сейчас угадаю, почему ты себя дураком величал.
— Давай!
— Потому что еще на день в Ташкенте не остался. Шашлыки не попробовал. Плов. Манты, — Рахим хитро прищурился.
— Ох… — вздохнул майор. — Слушай, Рахим, я ведь действительно совершил ошибку, и может быть непоправимую… Когда ты мне выложил про Джекки, надо было срочно сообщить в Гурьев, чтобы его в одиночку перевели.
— А что, твои не догадаются?
— Кто его знает, но я-то, осел! Никогда не прощу себе…
— Да брось ты мучиться. Пока долетишь — я свяжусь.
— Спасибо, друг.
* * *
О возвращении своем Корнеев не предупреждал. Зачем? Старенький «жигуленок», надежно пришвартованный возле линейного отделения милиции, вряд, ли мог соблазнить угонщиков.
Домой заезжать было некогда. В управлении он тотчас же поспешил к Тимошину. Худое лицо: лейтенанта, когда он увидел в дверях кабинета своего начальника, как будто еще больше осунулось.
— Поздно! — выдохнул он вместо приветствия.
— Что поздно? — закричал майор.
— Поздно нас предупредили. Мустафин покончил с собой сегодня ночью.
— Не может быть!.. Сам? — заметался по кабинету Корнеев. — Это инсценированное убийство! Немедленно проработать версию соучастия охраны!.. Кто был в камере с ним?
— Игорь Николаевич, — устало сказал Тимошин, — все проверено. Но кто мог знать?.. Мустафин состоял в опасной банде…
— Я об этом и без вас знаю!.. Я спрашиваю — кто был в камере? — с яростью отчеканил майор.
— Двое. Такие, что пробы ставить негде. Клюев и Пашков. Первый из группы торговцев икрой. На нем — убийство: двух рыбинспекторов. Он мне заявил: «Сам порезался, змей. Эту тварь вам на меня, не повесить. Утром встал, а он дохлый валяется…» Клюев не новичок в блатных делах, знает цену каждому слову.
— А этот… как его?.. Пашков?
— Тоже в перспективе тянет на десятку. Не имею понятия, как с этим быть. Если убийство — той Клюев, и Пашков замешаны в равной степени. Да и за что они его могли убить?..
— Ладно. Сейчас мы самого Клюева попросим поведать, что там ему снилось. Поехали… Кстати, а что с таксистом?
— Пропал.
— Как пропал?
— Даже мать не знает, где он… Но она не особенно волнуется. Говорит, что он иногда по несколько дней домой не показывается. У какой-то девицы трется, а где она обитает — неизвестно.
— Ф-фу-у! Подарок за подарком. Вы в автопарке наводили справки?
Тимошин стал накаляться.
— Я сам туда дважды ездил. Диспетчер сказал что-то вроде: «А нам плевать. Вот когда еженедельную выручку вносить перестанет — поищем. Так что — ждите до четверга. А его личные дела нас не интересуют».
— Хоп, майли, — как говорят узбеки. Едем к Клюеву, пока и этот не наложил на себя руки, — усмехнулся майор, .
Тимошин промолчал. Гроза миновала…
Клюев — большеногий, рыжий, небритый, в ответ на предложение закурить сцапал со стола пачку сигарет и спички, аккуратно разместил их в кармане черной куртки и выжидательно уставился на Корнеева мутными заплывшими глазками.
— Клюев, я тут не собираюсь разводить антимонии насчет гражданского долга и прочего. Все это вещи дат тебя далекие. А интересует меня странное самоубийство Мустафина.
— Я уже давал показания.
— Насколько я осведомлен, ваша непричастности к гибели рыбинспекторов все еще не доказана?
— Что это — то «ты», то «вы»?… Давай уж на «ты», что ли?
— Ладно. Так вот, не такой уж ты и зверюга, каким хочешь казаться… Я одного понять не могу. Ты ночей не досыпал, на рожон лез, деньгами, не считая, сорил, подарки дорогие таскал. А теперь, когда тебе худо — некому и передачку принести?
— Почему же? — криво улыбнулся Клюев. — Ты вот мне сигареты и спички принес, И еще… Что это за сверточек там на столе?
— Сахар, — ответил недоуменно майор.
— Вот видишь, а ты говорил — некому. Но это все дешевка, зря денежки потратил.
— Мне на такие подарки государство выделяет, понял?
— Гражданин следователь, не лени люрбатого. Твое государство за копейку удушится. Среди всех воров — главный вор.
— Я вижу, у вас, Клюев, сегодня игривое настроение, — майор встал, подчеркнуто избегая смотреть на пузатый пакет на столе — эквивалент его июньского талона на сахар.
— Ты вскочил чего? — лениво осведомился Клюев. — Что, попал? Да не возьму я твой сахар. Вот сигареты оставлю. Не сдохну, тюрьма — не пустыня… Люди меня знают… А вот бабы — да, суки продажные, твоя правда… Сколько я им перетаскал! А когда червонец впереди замаячил — мигом кто куда… Если ты за меня узнавал, то понял, наверно, что дешевкой я никогда не был… А про этого, которого к нам в камеру подсадили… я скажу. Встречались, было дело. Я его сразу узнал… Про то, что Шамиля ухлопал — на весь Союз гремело. Блатной телефон пошустрее вашего ТАССа. И без брехни… И нашлись же твари, помогли ему бежать. Не поймали?
— Нет, — машинально ответил майор.
— Слабаки… Я этому Джекки, когда он появился, все выложил, что думал. А он стал молоть, что, дескать, не хотел, ничего в темноте не видел, стрелял в ноги, а по причине горбатости Шамиля — в сердце угодил… Ты-то веришь в этот бред?
— Слушай, Клюев, кто кого допрашивает?
— Я просто с тобой беседую. Как это у вас там — имеете право не отвечать на мой вопрос.
— Да нет уж, — отвечу. Думаю, Мустафин узнал Шамиля, и сразу понял, зачем тот к нему пожаловал. Поэтому и открыл огонь.
— Ия того же мнения. Хоть и с горбом был Шамиль, но похлеще любого культуриста… Какую силищу сгубил, паскуда!.. Ну, я и обрадовал Джекки, что наши, гурьевские, в восторге от его визита. Жаль, что камера такая тесная. Побольше бы народу, а то как его пришьешь, когда все на виду?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Он и в ваших был, — парировал майор. — М-да, Любопытная история.
— Она станет более любопытной, если я расскажу кое-что о братьях Жангалиевых.
— Ну-ка, капитан!
— Жайгалиев-старший, который арестован вами, пять лет назад купил в Ташкенте дом, где и поселился с двумя братьями. Оба сейчас дома. Почти никуда не выходят. Правда, сегодня младший ездил в магазин — купил буханку хлеба и ящик пива. Сам знаешь, на прилавках одни консервы из морской капусты.
— У нас тоже, — покрутил носом майор.
— Но их братья что-то не жалуют. Живут неплохо, хотя явных доходов нет. Правда, старший работает, или работал в кооперативе «Юлдуз», младшие — бездельничают… В хозяйстве две машины — «Москвич» и синие «Жигули», подозрительно смахивающие на те, что были использованы при похищении Джекки. Конечно, номера другие. Пробовали поэкспериментировать — пририсовывали парики и усы на фотографиях братьев — получалось нечто отдаленно похожее на лица участников налета. Но под такие доказательства ордер на обыск не получишь.
— Но после ареста старшего брата… — Именно!.. Надо срочно выезжать с обыском, а шо двое младших, напуганные задержкой «кормильца», могут уничтожить какие-то улики, если уже не уничтожили…
* * *
Сколько ни нажимали на круглую кнопку звонка на воротах — дом безмолвствовал. Между тем братьям деться было просто некуда — за домом следили.
Учитывая возможность вооруженного отпора, оперативники перелезли через забор с четырех сторон одновременно. На требование выйти наружу никто не реагировал.
Первым влетел в оказавшуюся незапертой дверь на веранду могучий старшина, и тут же распластался на полу, зацепившись за чью-то ногу и получив жестокий удар в глаз. Исмаил Жангалиев тут же стал у стены с поднятыми руками, шаловливо поигрывая пальцами. Он гостеприимно улыбался вбегающим оперативникам, стараясь не наступить на пистолет, выпавший из бесчувственной руки старшины на пол.
На высоком пороге комнаты, тоже с поднятыми руками, сидел младший брат. Это об его протянутые ноги споткнулся неосмотрительный старшина. Врезавшись затылком в косяк после неожиданного удара Жангалиева-среднего, он все еще находился без сознания.
Заполнившие веранду и комнату оперативники бегло обыскивали братьев.
— Вы, чем меня лапать, лучше олуха своего разоружите, а то он очухиваться начинает. Как бы ненароком кого-нибудь не продырявил, — насмешливо сказал средний брат, кивая в сторону старшины. Тот, словно в подтверждении слов Жангалиева, еще не полностью придя в сознание, судорожно нащупал лежащий на полу пистолет и нажал на спуск. Грохнул выстрел, старшина окончательно очнулся, рывком сел, недоуменно поглядывая то на оружие, то на грозящего пальцем Уйгунова.
— Не переживайте, гражданин начальник, жертв нет. За продырявленную стену счет не выставлю. Боюсь ущерба похуже, — потешался Исмаил.
— Почему вы оказали сопротивление? — спросил капитан.
— Какое же это сопротивление? Типичная самозащита. Мы думали, нас посетили обнаглевшие грабители, — притворная улыбочка плавала на лице Исмаила.
— Вам же кричали в мегафон, что это милиция!
— Ай-яй!.. Сказать все можно. Я вон соседа посылаю на три буквы, а он, чурка волосатая, жаловаться бежит. Знать бы, что власть пожалует — красный флаг бы вывесили. А то, понимаете, влетает верзила с пистолетом… Я только в последний момент сообразил, что такие быки могут только в милиции работать, да вот руку не смог удержать, — юродствовал Исмаил. — А теперь, — улыбка мигом слетела с его лица, — зачем пришли?.. Какие бумаги имеете?
— С обыском. Вот постановление.
— Ясно, — Жангалиев мельком взглянул на документ, — отдай это тому менту, что с пистолетом вломился, вместо больничного листа. С чем в сортир сходить я и без твоих бумажек найду. Ладно, работай, сыщик, пока твоя власть…
Младший брат, Закир, застыл в кресле, угрюмо уставившись в пол. Исмаил, выговорившись, устроился рядом, закрыл глаза, вытянул ноги и даже как будто задремал.
Пять часов кряду лучшие специалисты горотдела исследовали собственность братьев. Единственное, что внушило подозрение не столько розыскникам, сколько понятым — двум потертого вида мужчинам — были запасы съестного: икра в миниатюрных стеклянных баночках, крабы и прочие деликатесные консервы, ящик цейлонского чая, три ящика армянского коньяка. Но обвинить братьев в спекуляции не было ни малейших оснований.
Допросы, как и следовало ожидать, ничего не дали. Не только Исмаил, но и мрачный Закир откровенно смеялись над бездоказательными обвинениями. И не было ни одной, даже крохотной, улики. Многочасовая процедура снятия отпечатков пальцев по всему дому тоже не дала результатов. Влажной уборкой здесь не пренебрегали. Не то что «пальчиков» Мустафина, а и вообще никого из посторонних. Ни единого. Затворничество Жангалиевых подтверждалось. Отпечатки пальцев старшего брата, идентифицированные по старым дактилограммам, взятым из дела по ограблению ювелира, попадались редко. Попутно выяснилось, что наказание он отбывал в одной колонии, даже в одном бараке с Мустафиным, а попал туда при переводе с усиленного режима на строгий по приговору суда за попытку побега.
Разморенный жестоким ташкентским зноем, с ног валящийся от усталости, поздним вечером Корнеев вернулся в гостиницу. Наскоро приняв душ, он забылся тяжелым тревожным сном. Только многолетняя привычка заставила его подняться рано утром, чтобы не опоздать на самолет.
К его удивлению, в машине, присланной к гостинице, сидел капитан Рахим Уйгунов.
— Думал, проспишь — будить приехал.
— Так я тебе и поверил!.. Говори — что случилось?.. Мне какая-то чушь всю ночь снилась. И знаешь, только сейчас понял, какой же я дурак!..
— Погоди… Я тут тебе пару небольших дынек организовал. Тут, понимаешь, Алайский базар по дороге. Я и подумал — друг побывал в Ташкенте, а домой — ничего. Не годится.
— Рахмат, Рахим! — Корнеев приобнял капитана за плечи. — Кто бы еще придумал!
— Садись, а то опоздаем… Ты знаешь, я сейчас угадаю, почему ты себя дураком величал.
— Давай!
— Потому что еще на день в Ташкенте не остался. Шашлыки не попробовал. Плов. Манты, — Рахим хитро прищурился.
— Ох… — вздохнул майор. — Слушай, Рахим, я ведь действительно совершил ошибку, и может быть непоправимую… Когда ты мне выложил про Джекки, надо было срочно сообщить в Гурьев, чтобы его в одиночку перевели.
— А что, твои не догадаются?
— Кто его знает, но я-то, осел! Никогда не прощу себе…
— Да брось ты мучиться. Пока долетишь — я свяжусь.
— Спасибо, друг.
* * *
О возвращении своем Корнеев не предупреждал. Зачем? Старенький «жигуленок», надежно пришвартованный возле линейного отделения милиции, вряд, ли мог соблазнить угонщиков.
Домой заезжать было некогда. В управлении он тотчас же поспешил к Тимошину. Худое лицо: лейтенанта, когда он увидел в дверях кабинета своего начальника, как будто еще больше осунулось.
— Поздно! — выдохнул он вместо приветствия.
— Что поздно? — закричал майор.
— Поздно нас предупредили. Мустафин покончил с собой сегодня ночью.
— Не может быть!.. Сам? — заметался по кабинету Корнеев. — Это инсценированное убийство! Немедленно проработать версию соучастия охраны!.. Кто был в камере с ним?
— Игорь Николаевич, — устало сказал Тимошин, — все проверено. Но кто мог знать?.. Мустафин состоял в опасной банде…
— Я об этом и без вас знаю!.. Я спрашиваю — кто был в камере? — с яростью отчеканил майор.
— Двое. Такие, что пробы ставить негде. Клюев и Пашков. Первый из группы торговцев икрой. На нем — убийство: двух рыбинспекторов. Он мне заявил: «Сам порезался, змей. Эту тварь вам на меня, не повесить. Утром встал, а он дохлый валяется…» Клюев не новичок в блатных делах, знает цену каждому слову.
— А этот… как его?.. Пашков?
— Тоже в перспективе тянет на десятку. Не имею понятия, как с этим быть. Если убийство — той Клюев, и Пашков замешаны в равной степени. Да и за что они его могли убить?..
— Ладно. Сейчас мы самого Клюева попросим поведать, что там ему снилось. Поехали… Кстати, а что с таксистом?
— Пропал.
— Как пропал?
— Даже мать не знает, где он… Но она не особенно волнуется. Говорит, что он иногда по несколько дней домой не показывается. У какой-то девицы трется, а где она обитает — неизвестно.
— Ф-фу-у! Подарок за подарком. Вы в автопарке наводили справки?
Тимошин стал накаляться.
— Я сам туда дважды ездил. Диспетчер сказал что-то вроде: «А нам плевать. Вот когда еженедельную выручку вносить перестанет — поищем. Так что — ждите до четверга. А его личные дела нас не интересуют».
— Хоп, майли, — как говорят узбеки. Едем к Клюеву, пока и этот не наложил на себя руки, — усмехнулся майор, .
Тимошин промолчал. Гроза миновала…
Клюев — большеногий, рыжий, небритый, в ответ на предложение закурить сцапал со стола пачку сигарет и спички, аккуратно разместил их в кармане черной куртки и выжидательно уставился на Корнеева мутными заплывшими глазками.
— Клюев, я тут не собираюсь разводить антимонии насчет гражданского долга и прочего. Все это вещи дат тебя далекие. А интересует меня странное самоубийство Мустафина.
— Я уже давал показания.
— Насколько я осведомлен, ваша непричастности к гибели рыбинспекторов все еще не доказана?
— Что это — то «ты», то «вы»?… Давай уж на «ты», что ли?
— Ладно. Так вот, не такой уж ты и зверюга, каким хочешь казаться… Я одного понять не могу. Ты ночей не досыпал, на рожон лез, деньгами, не считая, сорил, подарки дорогие таскал. А теперь, когда тебе худо — некому и передачку принести?
— Почему же? — криво улыбнулся Клюев. — Ты вот мне сигареты и спички принес, И еще… Что это за сверточек там на столе?
— Сахар, — ответил недоуменно майор.
— Вот видишь, а ты говорил — некому. Но это все дешевка, зря денежки потратил.
— Мне на такие подарки государство выделяет, понял?
— Гражданин следователь, не лени люрбатого. Твое государство за копейку удушится. Среди всех воров — главный вор.
— Я вижу, у вас, Клюев, сегодня игривое настроение, — майор встал, подчеркнуто избегая смотреть на пузатый пакет на столе — эквивалент его июньского талона на сахар.
— Ты вскочил чего? — лениво осведомился Клюев. — Что, попал? Да не возьму я твой сахар. Вот сигареты оставлю. Не сдохну, тюрьма — не пустыня… Люди меня знают… А вот бабы — да, суки продажные, твоя правда… Сколько я им перетаскал! А когда червонец впереди замаячил — мигом кто куда… Если ты за меня узнавал, то понял, наверно, что дешевкой я никогда не был… А про этого, которого к нам в камеру подсадили… я скажу. Встречались, было дело. Я его сразу узнал… Про то, что Шамиля ухлопал — на весь Союз гремело. Блатной телефон пошустрее вашего ТАССа. И без брехни… И нашлись же твари, помогли ему бежать. Не поймали?
— Нет, — машинально ответил майор.
— Слабаки… Я этому Джекки, когда он появился, все выложил, что думал. А он стал молоть, что, дескать, не хотел, ничего в темноте не видел, стрелял в ноги, а по причине горбатости Шамиля — в сердце угодил… Ты-то веришь в этот бред?
— Слушай, Клюев, кто кого допрашивает?
— Я просто с тобой беседую. Как это у вас там — имеете право не отвечать на мой вопрос.
— Да нет уж, — отвечу. Думаю, Мустафин узнал Шамиля, и сразу понял, зачем тот к нему пожаловал. Поэтому и открыл огонь.
— Ия того же мнения. Хоть и с горбом был Шамиль, но похлеще любого культуриста… Какую силищу сгубил, паскуда!.. Ну, я и обрадовал Джекки, что наши, гурьевские, в восторге от его визита. Жаль, что камера такая тесная. Побольше бы народу, а то как его пришьешь, когда все на виду?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28