.." - Валентин зябко передернулся. Он бессильно откинулся на спинку кресла и скрипнул зубами. Ему вдруг вспомнилось, как он в первый раз приехал на пищевкусовую фабрику. Директора на месте не оказалось и Борисова принял главный инженер. Невысокий, худощавый человек в очках деловито осведомился:
- С чего начнем?.. Может, сначала отобедаем?
- Начнем с производственного отдела, - в тон ему ответил Валентин.
Главный инженер поднял трубку и вызвал к себе начальника отдела Терещенко. Через несколько минут в кабинет вошел грузный, седой мужчина. Главный инженер приказал ему подготовить всю необходимую документацию.
Терещенко произвел на Борисова хорошее впечатление. Правда, в самом конце проверки между ними произошел не очень приятный разговор. Терещенко начал жаловаться на жизнь.
- Все рвутся в начальство, но только став им, понимают - какая это жестокая нервотрепка. Кто что ни натворит, а спрос с руководителя. Рабочий отгорбатился свои восемь часов - будь здоров и не кашляй. А я, скажем, не меньше двенадцати часов на производстве, а про сверхурочные и не заикайся - не положено. Вот и крутись-вертись, как умеешь.
- Не могу с вами не согласиться, - сочувственно улыбнулся Борисов. Неразберихи еще пока предостаточно.
Терещенко обобщение Борисова принял на свой счет и принялся оправдываться:
- Валентин Владимирович, простите за бестактность, но войдите в мое положение. Если вы доложите в своих инстанциях результаты проверки в таком неприглядном виде, то мне не сносить головы. А до пенсии осталось всего два года.
Перед Борисовым сидел уставший, седой, потрепанный жизнью человек, чем-то неуловимо похожий на отца.
- Я, разумеется, не собираюсь снимать вас с работы. Это не в моей компетенции. Хотя обнаруженные комиссией нарушения могут сказаться отрицательно. Наша задача - это прежде всего выявление недостатков и помощь в их устранении. Поэтому предупреждаю, что через месяц мы снова с вами встретимся. Если к указанному сроку не будет наведен порядок... то пеняйте на себя... Особенно обратите внимание на технологию.
- Обязательно, Валентин Владимирович. Спасибо за понимание, Терещенко, не стесняясь, облегченно вздохнул, потом смущенно взглянул на Борисова: - Вот голова моя дурная! - озабоченно воскликнул он. - Чуть не забыл!.. Директор просил передать вам какие-то документы. - Терещенко тяжело поднялся и подошел к своему сейфу. - Это ж надо так опростоволоситься, - бормотал он себе под нос, вынимая плотный пакет, перевязанный шпагатом.
Не придав большого значения, Борисов небрежно смахнул его в портфель и только дома обнаружил, что содержалось в нем.
Утром следующего дня он по всей территории фабрики разыскивал директора Леонова, но поймал его только через два часа в кабинете. Резко, без всяких вступлений, Борисов сказал:
- Я возвращаю вам эти "документы". А на будущее предупреждаю... Во избежание нежелательных инцидентов... Надеюсь, вы меня правильно поняли?
Ни один мускул не дрогнул на крупном лице Леонова. Он взял у Борисова пакет, открыл ящик стола и аккуратно вложил его туда.
- А что там у Терещенко? - как ни в чем не бывало поинтересовался Леонов. - Может, проинформируете меня?
- Акт проверки вам передадут, - пообещал Борисов и в подавленном настроении вышел из кабинета.
"Что же со мной произошло потом? - Валентин все чаще и чаще задавал себе такой вопрос, но отвечать на него боялся. - Были же настоящие поступки, чистые мысли, человеческие чувства... Как случилось, что через какой-то год уже готов был заключить с Леоновым тайное соглашение?" Валентин застонал. Его лихорадило. А капризная память услужливо извлекала из темных закоулков давно прошедшие события. Почти в полуобморочном состоянии Борисов метался между воспоминаниями и реальностью...
...Как-то вечером, в конце рабочего дня, Валентина пригласили в кабинет Леонова. Он уже третий день проводил очередную проверку на пищевкусовой фабрике.
- Проходите, Валентин Владимирович. Присаживайтесь, - Леонов был сама любезность. - Что предпочитаете?.. Чай?.. Кофе?.. - он встретил Борисова посреди кабинета, приветливо улыбаясь. - Прошу сюда, - он указал на журнальный столик. - Здесь нам будет удобней. Глубокие кресла, неказенная обстановка располагает к откровенной беседе, не так ли?.. Надеюсь, что вы не сочтете обычное гостеприимство взяткой, или...
- К сожалению, Дмитрий Степанович, я весьма ограничен временем, остановил Борисов словоохотливого Леонова, - поэтому, если у вас возникли какие-то вопросы ко мне, то я готов их выслушать. - Валентин замолчал, увидев входящую секретаршу директора. Она поставила на журнальный столик поднос с двумя чашками кофе и блюдцем с лимоном, аккуратно нарезанным круглыми дольками, и вышла.
- Времени, как известно, всегда не хватает. В этом вы далеко не оригинальны. Но я полагаю, что иногда можно себе позволить отвлечься от работы и поговорить по душам, - начал философствовать Леонов, когда они уселись. - Лично я часто задумываюсь над вроде бы банальным вопросом: почему человек, в сущности, никогда не бывает доволен?.. Ему всегда чего-то недостает.
- По-моему, это закономерно, - заметил Валентин.
- Вся заковыка в том и заключается, что в этой закономерности имеются свои противоречия, в частности, между нашими желаниями и возможностями. И многое зависит от расстояния между этими противоположностями. Смею надеяться, что разрыв между ними в вашей личной практике очень невелик? Леонов, поудобней расположившись, закинул ногу за ногу.
- Человечество на протяжении всей истории стремилось к идеалу. Я - не исключение. Следовательно, у меня тоже есть надежда, - с вызовом ответил Валентин. Он понимал, что такой туманный ответ вряд ли удовлетворит директора.
- Вы еще очень молоды, Валентин Владимирович, - мягким баритоном убеждал Дмитрий Степанович. - И когда вы поймете, что образцово содержать хорошенькую жену и трехкомнатную квартиру нелегко на одну скромную зарплату, хотя положение вас к этому и обязывает, то у нас получится очень славный разговор.
- Не получится, - Борисов рубанул ладонью по столику. - Я уже имею некоторое представление, какой выход вы можете предложить из того затруднительного положения, которое вы мне столь красочно описали... Поэтому давайте-ка лучше поговорим о положении дел на вашей фабрике... Мой возраст не позволяет читать вам нравоучения, но тем не менее, попрошу - не меряйте всех одной меркой, иначе это может очень скверно кончиться... для вас.
- Вы мне решительно нравитесь, - Леонов располагающе и дружелюбно заулыбался. - Со временем мы наверняка станем друзьями, и вы поймете, кто для вас Леонов... - Дмитрий Степанович пристально посмотрел на Валентина, провел пальцами по волосам, поправляя прическу, и мягким голосом продолжил: - Послушайте, голубчик, человека опытного, бывалого, тертого и мятого. Принцип материальной заинтересованности никто еще не отменял. А я лично ставлю этот принцип во главу угла.
- Какого угла? - искренне рассмеялся Борисов, давая понять, что не придает никакого значения увещеваниям Леонова. - Ведь об него, чего доброго, и голову можно расшибить. С углами надо поаккуратней.
- Однако сердитый вы, Валентин Владимирович. Но я не считаю наш разговор оконченным, - Леонов кончиками пальцев подцепил лимонную дольку и отправил в рот. - Кисло, но приятно. Вот так и в нашей работе. Рискованно, но... - Он победоносно взглянул на Борисова и улыбнулся...
...Борисов застонал и провел рукой по влажному от холодного липкого пота лицу, словно отгоняя назойливое видение. "Он нагло прощупывал меня, внутри сосуще заныло. - Скажи я ему тогда пару теплых слов, наш разговор закончился бы, и вся жизнь моя пошла бы иначе. Но не хватило у меня ни решительности, ни силы воли, чтобы до конца отстоять свои принципы, укрепиться на своей позиции. Поэтому и не мог жить так, чтобы открыто ненавидеть Леонова и ему подобных, чтобы прямо смотреть в глаза Ольге..."
Борисов поднялся с кресла и открыл дверцу бара. Ему захотелось напиться до одури, до поросячьего визга и уснуть, хотя прекрасно знал, что утром, после пробуждения, терзания начнутся с еще большей силой. Но натянутые до предела нервы требовали разрядки сейчас, немедленно, и его рука цепко схватила бутылку коньяка. Сделав несколько глотков из горлышка, Валентин вновь погрузился в кресло и, не выпуская бутылку из рук, внутренне заскулил, мотая головой: "Эх, если бы не те звонки из обкома!.. Разве я бы так оставил дело?.. А тот сытый, толстомордый боров, крайним все-таки сделал Терещенко!.. И почему я тогда сразу при Терещенко не посмотрел, что там в пакете?.. Как я потом мог доказать, что вернул деньги Леонову? Кто видел?.. Кто подтвердит?.. А как люто возненавидел меня Терещенко, считая, что только я виноват в его увольнении... Дешевый, но верно рассчитанный шантаж. И я был поставлен в безвыходное положение... Ы-ы-ы-х! - он сделал еще несколько глотков из бутылки. - Оля... Почему ты не захотела меня послушать?.. Милая, добрая моя Оленька. А что мне оставалось делать?.. Ведь они способны на все. Потому что тупая, утробная страсть к деньгам застит этим людям все человеческое. Переступить через чужую судьбу или даже жизнь для них легче, чем плюнуть на тротуар, лишь бы это принесло определенный доход...
Сегодня Валентин проезжал мимо Олиного дома, и за первым же перекрестком вынужден был остановить машину, так как руки вдруг свела судорога.
"Любопытно, на что сейчас надеется Леонов?.. Что изменилось? Смерть Ольги рано или поздно замкнется на фабрике. Неужели он не понимал, что такой рискованный шаг - повод для тщательной проверки... Ему, видать, тоже сейчас не до сна, - мстительно думал Валентин. - Ишь, как голосок у него изменился, когда я позвонил. "Вы с ума сошли! - орал он в трубку. - Вы неправильно меня поняли!.." Нет уж, трижды любезный Дмитрий Степанович, я все прекрасно понял! Неужели..."
Коньяк ударил в голову. Валентин перебрался на диван и, не раздеваясь, с хрустом вытянулся на нем, перевернулся на спину и закинул руки за голову. "Нет, нет!.. Ведь Леонов тогда четко сказал, что "с этим пора кончать"... и не мне одному. Боже мой!.. Он же не случайно пригласил всю компанию к себе домой. Умно и тонко говорил, рассчитывая каждого подтолкнуть к решению. До чего же мне плохо!.. Я рассуждаю так, словно речь идет о постороннем для меня человеке... Оленька, я боюсь... А может быть, люди вот так и сходят с ума!.. Может, у меня уже началось?.. О боже, как страшно! - Борисов в бессильном отчаянии забился, заметался на диване, потом затих. - Хуже всего то, что я утратил смысл жизни. Все нити перепутались... Человек не в состоянии долго существовать, коченея от страха. Он обречен. Рано или поздно он сорвется, не выдержав психической нагрузки... А я?.. Сначала боялся Леонова... потом собственной жены... и, наконец, Ольги... Теперь вот дрожу за свою шкуру. Кончится ли это когда-нибудь?" - Борисов закрыл воспаленные глаза.
"Словно один на выжженной земле..." - еще успел подумать он, перед тем как провалиться в сон без сновидений. Сон темный и глухой, словно дышащая гарью и холодом пропасть.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Никулин в эту ночь не сомкнул глаз. Целый день его продержали в камере предварительного заключения, где вместе с ним находились еще двое арестованных. Один из них оказался малолеткой и проходил по статье сто семнадцатой. Он изнасиловал девочку, которой не исполнилось и четырнадцати. Виктор скоро понял, что это стопроцентный дегенерат. Такие, попадая в зону, частенько становятся "петухами", то есть заменяют верхушке зеков женщин. Зная про это по опыту своей отсидки, Виктор посоветовал, чтобы тот говорил всем, что у него статья двести пятнадцатая - аварийщик. Однако скоро убедился, что дураку что-либо советовать бесполезно.
Звали его Пашей. Малорослый, с болезненно белым лицом и как бы оттянутым книзу тяжелым подбородком, поросшим рыжеватым детским пушком, он никогда не закрывал мокрого, красногубого рта, словно, забыв обо всем, внимал интересному рассказчику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
- С чего начнем?.. Может, сначала отобедаем?
- Начнем с производственного отдела, - в тон ему ответил Валентин.
Главный инженер поднял трубку и вызвал к себе начальника отдела Терещенко. Через несколько минут в кабинет вошел грузный, седой мужчина. Главный инженер приказал ему подготовить всю необходимую документацию.
Терещенко произвел на Борисова хорошее впечатление. Правда, в самом конце проверки между ними произошел не очень приятный разговор. Терещенко начал жаловаться на жизнь.
- Все рвутся в начальство, но только став им, понимают - какая это жестокая нервотрепка. Кто что ни натворит, а спрос с руководителя. Рабочий отгорбатился свои восемь часов - будь здоров и не кашляй. А я, скажем, не меньше двенадцати часов на производстве, а про сверхурочные и не заикайся - не положено. Вот и крутись-вертись, как умеешь.
- Не могу с вами не согласиться, - сочувственно улыбнулся Борисов. Неразберихи еще пока предостаточно.
Терещенко обобщение Борисова принял на свой счет и принялся оправдываться:
- Валентин Владимирович, простите за бестактность, но войдите в мое положение. Если вы доложите в своих инстанциях результаты проверки в таком неприглядном виде, то мне не сносить головы. А до пенсии осталось всего два года.
Перед Борисовым сидел уставший, седой, потрепанный жизнью человек, чем-то неуловимо похожий на отца.
- Я, разумеется, не собираюсь снимать вас с работы. Это не в моей компетенции. Хотя обнаруженные комиссией нарушения могут сказаться отрицательно. Наша задача - это прежде всего выявление недостатков и помощь в их устранении. Поэтому предупреждаю, что через месяц мы снова с вами встретимся. Если к указанному сроку не будет наведен порядок... то пеняйте на себя... Особенно обратите внимание на технологию.
- Обязательно, Валентин Владимирович. Спасибо за понимание, Терещенко, не стесняясь, облегченно вздохнул, потом смущенно взглянул на Борисова: - Вот голова моя дурная! - озабоченно воскликнул он. - Чуть не забыл!.. Директор просил передать вам какие-то документы. - Терещенко тяжело поднялся и подошел к своему сейфу. - Это ж надо так опростоволоситься, - бормотал он себе под нос, вынимая плотный пакет, перевязанный шпагатом.
Не придав большого значения, Борисов небрежно смахнул его в портфель и только дома обнаружил, что содержалось в нем.
Утром следующего дня он по всей территории фабрики разыскивал директора Леонова, но поймал его только через два часа в кабинете. Резко, без всяких вступлений, Борисов сказал:
- Я возвращаю вам эти "документы". А на будущее предупреждаю... Во избежание нежелательных инцидентов... Надеюсь, вы меня правильно поняли?
Ни один мускул не дрогнул на крупном лице Леонова. Он взял у Борисова пакет, открыл ящик стола и аккуратно вложил его туда.
- А что там у Терещенко? - как ни в чем не бывало поинтересовался Леонов. - Может, проинформируете меня?
- Акт проверки вам передадут, - пообещал Борисов и в подавленном настроении вышел из кабинета.
"Что же со мной произошло потом? - Валентин все чаще и чаще задавал себе такой вопрос, но отвечать на него боялся. - Были же настоящие поступки, чистые мысли, человеческие чувства... Как случилось, что через какой-то год уже готов был заключить с Леоновым тайное соглашение?" Валентин застонал. Его лихорадило. А капризная память услужливо извлекала из темных закоулков давно прошедшие события. Почти в полуобморочном состоянии Борисов метался между воспоминаниями и реальностью...
...Как-то вечером, в конце рабочего дня, Валентина пригласили в кабинет Леонова. Он уже третий день проводил очередную проверку на пищевкусовой фабрике.
- Проходите, Валентин Владимирович. Присаживайтесь, - Леонов был сама любезность. - Что предпочитаете?.. Чай?.. Кофе?.. - он встретил Борисова посреди кабинета, приветливо улыбаясь. - Прошу сюда, - он указал на журнальный столик. - Здесь нам будет удобней. Глубокие кресла, неказенная обстановка располагает к откровенной беседе, не так ли?.. Надеюсь, что вы не сочтете обычное гостеприимство взяткой, или...
- К сожалению, Дмитрий Степанович, я весьма ограничен временем, остановил Борисов словоохотливого Леонова, - поэтому, если у вас возникли какие-то вопросы ко мне, то я готов их выслушать. - Валентин замолчал, увидев входящую секретаршу директора. Она поставила на журнальный столик поднос с двумя чашками кофе и блюдцем с лимоном, аккуратно нарезанным круглыми дольками, и вышла.
- Времени, как известно, всегда не хватает. В этом вы далеко не оригинальны. Но я полагаю, что иногда можно себе позволить отвлечься от работы и поговорить по душам, - начал философствовать Леонов, когда они уселись. - Лично я часто задумываюсь над вроде бы банальным вопросом: почему человек, в сущности, никогда не бывает доволен?.. Ему всегда чего-то недостает.
- По-моему, это закономерно, - заметил Валентин.
- Вся заковыка в том и заключается, что в этой закономерности имеются свои противоречия, в частности, между нашими желаниями и возможностями. И многое зависит от расстояния между этими противоположностями. Смею надеяться, что разрыв между ними в вашей личной практике очень невелик? Леонов, поудобней расположившись, закинул ногу за ногу.
- Человечество на протяжении всей истории стремилось к идеалу. Я - не исключение. Следовательно, у меня тоже есть надежда, - с вызовом ответил Валентин. Он понимал, что такой туманный ответ вряд ли удовлетворит директора.
- Вы еще очень молоды, Валентин Владимирович, - мягким баритоном убеждал Дмитрий Степанович. - И когда вы поймете, что образцово содержать хорошенькую жену и трехкомнатную квартиру нелегко на одну скромную зарплату, хотя положение вас к этому и обязывает, то у нас получится очень славный разговор.
- Не получится, - Борисов рубанул ладонью по столику. - Я уже имею некоторое представление, какой выход вы можете предложить из того затруднительного положения, которое вы мне столь красочно описали... Поэтому давайте-ка лучше поговорим о положении дел на вашей фабрике... Мой возраст не позволяет читать вам нравоучения, но тем не менее, попрошу - не меряйте всех одной меркой, иначе это может очень скверно кончиться... для вас.
- Вы мне решительно нравитесь, - Леонов располагающе и дружелюбно заулыбался. - Со временем мы наверняка станем друзьями, и вы поймете, кто для вас Леонов... - Дмитрий Степанович пристально посмотрел на Валентина, провел пальцами по волосам, поправляя прическу, и мягким голосом продолжил: - Послушайте, голубчик, человека опытного, бывалого, тертого и мятого. Принцип материальной заинтересованности никто еще не отменял. А я лично ставлю этот принцип во главу угла.
- Какого угла? - искренне рассмеялся Борисов, давая понять, что не придает никакого значения увещеваниям Леонова. - Ведь об него, чего доброго, и голову можно расшибить. С углами надо поаккуратней.
- Однако сердитый вы, Валентин Владимирович. Но я не считаю наш разговор оконченным, - Леонов кончиками пальцев подцепил лимонную дольку и отправил в рот. - Кисло, но приятно. Вот так и в нашей работе. Рискованно, но... - Он победоносно взглянул на Борисова и улыбнулся...
...Борисов застонал и провел рукой по влажному от холодного липкого пота лицу, словно отгоняя назойливое видение. "Он нагло прощупывал меня, внутри сосуще заныло. - Скажи я ему тогда пару теплых слов, наш разговор закончился бы, и вся жизнь моя пошла бы иначе. Но не хватило у меня ни решительности, ни силы воли, чтобы до конца отстоять свои принципы, укрепиться на своей позиции. Поэтому и не мог жить так, чтобы открыто ненавидеть Леонова и ему подобных, чтобы прямо смотреть в глаза Ольге..."
Борисов поднялся с кресла и открыл дверцу бара. Ему захотелось напиться до одури, до поросячьего визга и уснуть, хотя прекрасно знал, что утром, после пробуждения, терзания начнутся с еще большей силой. Но натянутые до предела нервы требовали разрядки сейчас, немедленно, и его рука цепко схватила бутылку коньяка. Сделав несколько глотков из горлышка, Валентин вновь погрузился в кресло и, не выпуская бутылку из рук, внутренне заскулил, мотая головой: "Эх, если бы не те звонки из обкома!.. Разве я бы так оставил дело?.. А тот сытый, толстомордый боров, крайним все-таки сделал Терещенко!.. И почему я тогда сразу при Терещенко не посмотрел, что там в пакете?.. Как я потом мог доказать, что вернул деньги Леонову? Кто видел?.. Кто подтвердит?.. А как люто возненавидел меня Терещенко, считая, что только я виноват в его увольнении... Дешевый, но верно рассчитанный шантаж. И я был поставлен в безвыходное положение... Ы-ы-ы-х! - он сделал еще несколько глотков из бутылки. - Оля... Почему ты не захотела меня послушать?.. Милая, добрая моя Оленька. А что мне оставалось делать?.. Ведь они способны на все. Потому что тупая, утробная страсть к деньгам застит этим людям все человеческое. Переступить через чужую судьбу или даже жизнь для них легче, чем плюнуть на тротуар, лишь бы это принесло определенный доход...
Сегодня Валентин проезжал мимо Олиного дома, и за первым же перекрестком вынужден был остановить машину, так как руки вдруг свела судорога.
"Любопытно, на что сейчас надеется Леонов?.. Что изменилось? Смерть Ольги рано или поздно замкнется на фабрике. Неужели он не понимал, что такой рискованный шаг - повод для тщательной проверки... Ему, видать, тоже сейчас не до сна, - мстительно думал Валентин. - Ишь, как голосок у него изменился, когда я позвонил. "Вы с ума сошли! - орал он в трубку. - Вы неправильно меня поняли!.." Нет уж, трижды любезный Дмитрий Степанович, я все прекрасно понял! Неужели..."
Коньяк ударил в голову. Валентин перебрался на диван и, не раздеваясь, с хрустом вытянулся на нем, перевернулся на спину и закинул руки за голову. "Нет, нет!.. Ведь Леонов тогда четко сказал, что "с этим пора кончать"... и не мне одному. Боже мой!.. Он же не случайно пригласил всю компанию к себе домой. Умно и тонко говорил, рассчитывая каждого подтолкнуть к решению. До чего же мне плохо!.. Я рассуждаю так, словно речь идет о постороннем для меня человеке... Оленька, я боюсь... А может быть, люди вот так и сходят с ума!.. Может, у меня уже началось?.. О боже, как страшно! - Борисов в бессильном отчаянии забился, заметался на диване, потом затих. - Хуже всего то, что я утратил смысл жизни. Все нити перепутались... Человек не в состоянии долго существовать, коченея от страха. Он обречен. Рано или поздно он сорвется, не выдержав психической нагрузки... А я?.. Сначала боялся Леонова... потом собственной жены... и, наконец, Ольги... Теперь вот дрожу за свою шкуру. Кончится ли это когда-нибудь?" - Борисов закрыл воспаленные глаза.
"Словно один на выжженной земле..." - еще успел подумать он, перед тем как провалиться в сон без сновидений. Сон темный и глухой, словно дышащая гарью и холодом пропасть.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Никулин в эту ночь не сомкнул глаз. Целый день его продержали в камере предварительного заключения, где вместе с ним находились еще двое арестованных. Один из них оказался малолеткой и проходил по статье сто семнадцатой. Он изнасиловал девочку, которой не исполнилось и четырнадцати. Виктор скоро понял, что это стопроцентный дегенерат. Такие, попадая в зону, частенько становятся "петухами", то есть заменяют верхушке зеков женщин. Зная про это по опыту своей отсидки, Виктор посоветовал, чтобы тот говорил всем, что у него статья двести пятнадцатая - аварийщик. Однако скоро убедился, что дураку что-либо советовать бесполезно.
Звали его Пашей. Малорослый, с болезненно белым лицом и как бы оттянутым книзу тяжелым подбородком, поросшим рыжеватым детским пушком, он никогда не закрывал мокрого, красногубого рта, словно, забыв обо всем, внимал интересному рассказчику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24