— Нынче днем у меня был мистер Кларк вместе с гувернанткой своего сына… Он человек довольно влиятельный, у него большие связи… До его посещения ко мне звонили из американского посольства, дали о нем самые благоприятные отзывы… Вы, надеюсь, понимаете?.. При таких обстоятельствах надо избегать промахов… Мистера Кларка сопровождал солиситор, и он настоял, чтобы я записал его заявление… Алло! Вы у телефона, господин комиссар?
— Да, да, господин следователь. Слушаю вас.
Звуковым фоном разговора служило звяканье вилок. Застольная беседа прервалась. Вероятно, гости внимательно слушали монолог следователя.
— Я сейчас в двух словах введу вас в курс дела… Завтра утром мой начальник канцелярии может вам сообщить текст этого заявления… Мистер Кларк действительно должен был поехать по делам в Рим, а затем и в столицы других стран… С некоторого времени он является женихом мисс Эллен Дерромен…
— Простите, господин следователь… Вы сказали — женихом? Я полагал, что мистер Кларк женат…
— Разумеется! Разумеется! Но он рассчитывал в скором времени развестись… Жена его не была поставлена в известность… Мы, следовательно, можем называть его женихом… Он воспользовался поездкой в Рим…
— Для того чтобы предварительно провести ночь в Париже в обществе мисс Дерромен.
— Совершенно верно. Однако вы напрасно, господин комиссар, говорите это ироническим тоном. Кларк произвел на меня прекрасное впечатление. Нравы в его стране не совсем такие, как у нас, и развод там… Словом, он весьма просто сообщил мне, где и с кем провел ночь… Ввиду вашего отсутствия я на всякий случай поручил инспектору Дюкюэну проверить это, но я уверен, что Кларк не солгал… Исходя из этого обстоятельства было бы неудобно…
В действительности это означало: «Мы имеем дело с человеком из высшего общества, находящимся под покровительством американского посольства. Исходя из этого обстоятельства не вмешивайтесь, пожалуйста, так как есть опасность, что вы поведете себя бестактно и заденете обидчивого американца. Ведите расследование среди служащих подвала, слуг и прочей мелкоты. А что касается мистера Кларка, я займусь им самолично!»
— Понял, господин следователь. Всего хорошего, господин следователь. — И, повернувшись к жене, сказал:
— Можно подавать суп, госпожа Мегрэ.
Было около двенадцати часов ночи. В длиннейшем, плохо освещенном и пустынном коридоре Уголовной полиции в воздухе, казалось, висела дымка пыльного тумана. Лакированные парадные штиблеты, которые Мегрэ надевал очень редко, скрипели, как новые ботинки первопричастника.
Войдя в свой кабинет, он прежде всего помешал жар в печке и погрел руки, затем, зажав трубку в зубах, отворил дверь в комнату инспекторов.
Дежурный Дюкюэн рассказывал Торансу какую-то историю, по-видимому, очень забавную, так как оба были в превосходном настроении.
— Ну как, старина?
Мегрэ присел на кончик стола, испещренного застарелыми чернильными пятнами, и выбил на пол пепел из трубки. Здесь можно было держать себя без церемоний, расстегнуться, сбить шляпу на затылок. Инспектора велели принести им нива из соседней пивной «Дофин», и комиссар с удовольствием убедился, что и его при этом не забыли.
— А знаете, патрон, странный тип этот Кларк! Я пошел в бар «Мажестика» понаблюдать за ним и хорошенько запомнить его приметы… С виду он, конечно, деловой человек и не очень-то покладистый господин… Но ведь мне теперь известно, как он провел вчера ночь, и что же? Оказывается, он сущий мальчишка…
Торанс невольно покосился на белоснежную крахмальную манишку Мегрэ, на жемчужные запонки — не часто приходилось ему видеть своего начальника столь элегантным.
— Право, вы только послушайте… Прежде всего он пообедал со своей красоткой в маленьком ресторанчике на улице Лепик, где берут за обед по двенадцати франков… Представляете себе? Хозяин их заметил, так как у него не часто посетители заказывают настоящее шампанское… Затем они спросили, где можно покататься на карусели. Оба очень плохо говорят по-французски… Их в конце концов направили на ярмарку к Тронной заставе… Там я и напал на их след… Не знаю, катались они на карусели или нет, но думаю, что катались… Они также стреляли из карабинов, и Кларк потратил на это развлечение больше ста франков, что несколько удивило хозяйку тира… Представляете себе парочку? Взялись под ручку, бродят в толпе, как влюбленные… Но погодите, погодите, сейчас не то еще услышите… Вы знаете балаган Эжена Железная Рука? Сейчас у него выступает некий великан, мастер американской вольной борьбы. Эжен в конце представления бросил вызов в толпу, кто хочет помериться с ним силами. И что же вы думаете? Нашему мистеру Кларку захотелось подраться с ним… Он пошел в угол, отгороженный грязной парусиной, разделся там, а потом задал трепку великану… Воображаю, как в первом ряду его милочка хлопала в ладоши. Кажется, зрители кричали: «Валяй, англичанин! Задай силачу как следует! Ну а потом влюбленные отправились в „Мулен де ла Галет“, танцевали там… В три часа утра они подкрепились в кафе „Купол“ поджаренными сосисками, а затем, полагаю, угомонились и отправились бай-бай… В гостинице „Орленок“ швейцара не имеется, только ночной сторож, который спит в каморке и, дернув веревку, впускает клиентов, не очень-то интересуясь, кто они такие… Он помнит, что часа в четыре утра на лестнице говорили по-английски… Заявляет, что никто до утра не выходил… Вот оно как! Вам не кажется, что для постояльцев отеля „Мажестик“ вечер был проведен весьма странно?
Мегрэ не сказал ни да, ни нет, посмотрел на свои ручные часы, которые носил лишь в исключительных случаях (это был подарок к двадцатилетию его свадьбы), и спрыгнул со стола, служившего ему сиденьем.
— До свиданья, детки!
У порога он спохватился, повернул обратно и, подойдя к столу, выпил свою кружку пива. На улице ему пришлось порядком пройти пешком, пока он не нашел такси.
— На улицу Фонтен…
Был уже час ночи. В злачных заведениях Монмартра веселье было в разгаре. У входа в «Пеликан» посетителей встречал негр. Мегрэ пришлось сдать на вешалку котелок и пальто Входя в зал, где перебрасывались разноцветными ватными шариками и серпантином, он немного пошатывался, как будто нетвердо стоял на ногах.
— Столик прикажете у танцевальной площадки? Сюда, пожалуйста… Вы одни?
Мегрэ чуть было не буркнул не узнавшему его метрдотелю:
— Болван!
Но бармен издали приметил его и уже что-то шептал, наклоняясь к двум танцовщицам, облокотившимся на стойку красного дерева.
Мегрэ уселся за столик, как клиент, и, поскольку тут неудобно было пить пиво, заказал коньяку и минеральной воды. Не прошло и десяти минут, как к нему подсел встревоженный хозяин заведения.
— Надеюсь, ничего неприятного, господин комиссар?.. Вы же знаете, я всегда соблюдаю правила…
Он оглядел сидевших в зале — кто из них мог оказаться причиной неожиданного появления полиции?
— Ничего, не беспокойтесь… — ответил Мегрэ. — Просто мне захотелось поразвлечься.
Он вытащил из кармана трубку, но, поняв по взгляду хозяина, что она тут неуместна, со вздохом положил ее обратно.
— Может быть, вам нужны какие-нибудь сведения, — подмигнув, заметил хозяин. — Пожалуйста, мы к Вашим услугам. Но я хорошо знаю свой персонал. Не думаю, чтобы кто-нибудь из нынешних моих служащих мог вас заинтересовать… Что касается клиентов… как видите, обычная наша публика… Иностранцы, провинциалы… Поглядите, вон тот, который сидит с Леа, — депутат…
Мегрэ встал и тяжелым шагом направился к лестнице, которая вела в туалетную… Она помещалась в подвале — в большой, ярко освещенной комнате, облицованной голубоватыми изразцами. Рядом находилась телефонная будка из полированного красного дерева. Зеркала. На длинном столе разложены разнообразные мелочи — гребенки, щетки, маникюрные принадлежности, пудра всевозможных оттенков, румяна, губная помада…
— Всегда такая чепуха получается, когда с ним танцуешь. Дай-ка мне парочку чулок, Шарлотта…
Маленькая, кругленькая женщина в вечернем платье, сидевшая на стуле, уже снимала с себя чулки. Высоко подняв юбку, она спокойно разглядывала свою ногу, пока Шарлотта рылась в ящике.
— Какие дать? Двадцать первый номер? Тонкие?
— Годятся. Давай… Раз кавалер не умеет танцевать, так должен бы…
Заметив в зеркале Мегрэ, она умолкла, но продолжала надевать новые чулки, время от времени кокетливо посматривая на него. Шарлотта обернулась и, увидев полицейского комиссара, побледнела.
— А-а! Это вы!..
И она деланно засмеялась. Шарлотта сейчас совсем не походила на ту женщину, которая грела в духовке ноги и лакомилась пирожными на кухне своего домика в Сен-Клу.
Белокурые завитые волосы были так тщательно уложены, что их волны казались недвижными. Лицо стало конфетно-розовым. Простое, но хорошо сшитое платье черного шелка ловко облегало ее пышные формы, а на платье белел крошечный кружевной передничек, какие увидишь только на сцене, у театральных субреток.
— Я тебе потом заплачу, Шарлотта. За все сразу.
— Хорошо, хорошо…
Девица поняла, что посетитель ждет, чтобы она ушла, и, надев свои туфли, побежала по лестнице, которая вела в ресторан.
Шарлотта, притворяясь, что она приводит в порядок разложенные на столе коробочки, решилась наконец спросить:
— Что вам от меня нужно?
Мегрэ не ответил. Он сел на стул, с которого вспорхнула молодая особа, надевшая новые чулки. Воспользовавшись своим пребыванием в подвале, он принялся набивать трубку, делая это не спеша и весьма старательно.
— Вы, вероятно, воображаете, будто я знаю, что-нибудь, но вы глубоко ошибаетесь…
Удивительное дело: женщинам миролюбивого нрава, не в пример темпераментным особам, плохо удается скрывать свое волнение. Шарлотта пыталась сохранить спокойствие, но лицо у нее пошло красными пятнами, а руки так неловко перебирали вещицы, разложенные на столе, что она уронила на пол щеточку для ногтей.
— Когда вы были у нас, я прекрасно поняла по вашим глазам, что вы вообразили, будто…
— И вы, разумеется, никогда не знали танцовщицу по имени Мими! Не знали!
— Никогда.
— А ведь вы долго выступали в Каннах танцоркой в кабаре одновременно с этой самой Мими.
— В Каннах не одно-единственное кабаре, и ведь не будешь со всеми водить знакомство…
— Вы где служили? В «Прекрасной звезде»?
— Ну и что?..
— Ничего… Я просто пришел немножко поговорить с вами…
Наступило, однако, молчание, длившееся не меньше пяти минут. В подвал спустился какой-то посетитель ресторана, мыл руки, причесывался, потом потребовал тряпку, чтобы обтереть свои блестящие лакированные штиблеты. Когда наконец он ушел, оставив на блюдечке пять франков, комиссар возобновил разговор.
— Я чувствую симпатию к Просперу Донжу… Уверен, что он прекраснейший человек…
— Еще бы! Ах, если б вы знали, какой он хороший! — с жаром воскликнула Шарлотта.
— У него было тяжелое детство, и, кажется, ему всегда приходилось бороться за…
— Подумайте, ведь он и школы не кончил, а сколько он знает, и до всего дошел самоучкой. Вот поройтесь у него в кафетерии и найдете там книги, да притом такие книги, какие бедные люди, вроде нас, не привыкли читать. Он всегда стремился к образованию… Он мечтал…
Она вдруг остановилась, видимо, смутившись, не зная, как себя держать.
— Телефон не звонил?
— Нет…
— Так что я говорила?
— Что Проспер мечтал…
— Ну ладно, какой тут секрет! Ему хотелось иметь сына и вывести его в люди… Да вот неудачно жену выбрал, бедняга, — у меня была операция, и я уже не могу иметь детей.
— Вы знаете Жана Рамюэля?
— Нет. Знаю только, что он счетовод и что он болен. Вот и все… Проспер очень мало рассказывает мне о своем «Мажестике»… Не то что я, — я ему обо всем говорю, что у нас в «Пеликане» случается…
Как видно, она немного успокоилась;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20