А еще одна открытка изображала вокзал. Он знал, что гостиница «Франция» находилась по другую сторону площади и соперничала с «Англией».
И он представлял себе улицы городка, сходящие к большим дорогам, подобным той, по которой неровной походкой он брел сам.
— Начальник вокзала у телефона!
— Спроси у него, не сходил ли кто-нибудь с парижского поезда в четверг утром.
— Он говорит, что никто не сходил.
— Это все!
Почти наверняка этот билет принадлежал тому человеку, который спрыгнул с поезда, не доезжая до Бержерака, и который стрелял в комиссара!
— Знаешь, что тебе нужно сделать? Сходи и посмотри на дом господина Дюурсо, прокурора, затем — на дом доктора…
— Зачем?
— Ни за чем! Просто, чтобы потом рассказать мне, что ты увидишь!
Он остался один и воспользовался этим, чтобы выкурить больше трубок, чем ему разрешалось. Медленно смеркалось, и площадь была вся розовая. Коммивояжеры возвращались один за другим из поездок, оставляли машины на стоянке перед гостиницей. Внизу был слышен стук бильярдных шаров.
В светлом зале было время аперитива. Сюда, в белом колпаке шеф-повара, иногда заглядывал хозяин ресторана.
«Почему человек с поезда спрыгнул до остановки, рискуя убиться, и почему он выстрелил, видя, что его преследуют?»
Во всяком случае, ему был знаком этот отрезок пути, так как он спрыгнул именно тогда, когда поезд стал тормозить!
Раз он не доехал до вокзала, значит, служащие там знали его! Впрочем, это еще не доказательство, что он и был убийцей фермерши и дочки начальника вокзала!
Мегрэ вспоминал нервозность своего соседа по купе, его неровное дыхание, паузы вперемешку со вздохами отчаяния.
«В это время Дюурсо, наверное, находился у себя в кабинете, читал парижские газеты и перебирал досье… Доктор вместе с сестрами обходил палаты… Полицейский комиссар…»
Мегрэ не спешил. Обычно в начале следствия его охватывало нетерпение, похожее на головокружение. Неуверенность была тягостна для него. Он успокаивался, лишь когда начинал предчувствовать разгадку.
На этот раз все было наоборот, может быть, из-за состояния его здоровья.
Ведь сказал же ему доктор, что он встанет не раньше, чем через пару недель, да и тогда ему нужно быть очень осторожным.
Время у него было. Долгие дни, которые надо провести в постели, воссоздавая в своем воображении облик Бержерака со всеми ему присущими лицами, и каждое должно быть на своем месте.
«Надо бы позвонить, чтобы включили свет!»
Но ему было лень это сделать, и жена, возвратившись из города, застала его в полной темноте. Окно еще было открыто, впуская в комнату холодный вечерний воздух. Вокруг площади гирляндой горели фонари.
— Ты хочещь схватить воспаление легких? Это же надо придумать: оставить окно открытым, когда…
— Ну как?
— Что — ну как? Видела я их дома! Не понимаю, впрочем, что это тебе даст…
— Рассказывай.
— Господин Дюурсо живет по другую сторону от Дворца правосудия на почти такой же большой площади, как эта. Большой двухэтажный дом. На втором этаже — каменный балкон. Наверное, его кабинет, потому что комната была освещена. Я видела лакея, который закрывал ставни на первом этаже.
— Дом выглядит не мрачно?
— Что ты имеешь в виду? Это большой дом, как все большие дома! Скорее, мрачный… Во всяком случае, на окнах шторы из темного красного бархата, которые стоили, должно быть, тысячи две франков на каждое окно. Бархат мягкий, шелковистый, падает крупными складками…
Мегрэ был в восторге. Мелкими мазками он подправлял свое представление об этом доме.
— А лакей?
— Что лакей?
— На нем полосатый жилет, верно?
— Да!
Мегрэ хотелось хлопать в ладоши от удовольствия: солидный дом, торжественный, с богатыми бархатными шторами, с каменным балконом, со старинной мебелью! Лакей в полосатом жилете! И прокурор — седые волосы бобриком, в визитке, серых брюках, в лакированных туфлях.
— А ведь он и правда носит лакированные туфли!
— Туфли на кнопках. Я заметила это вчера. У человека с поезда тоже были лакированные ботинки. На кнопках? Или на шнурках?
— А дом доктора?
— Он почти на краю города! Вилла, какие бывают на берегу моря…
— Английский коттедж?
— Да-да! С плоской крышей, с газонами, с клумбами, красивый гараж, белый гравий на дорожках, зеленые ставни, кованый железный фонарь. Ставни были открыты… Я заметила его жену, она вязала в гостиной.
— А ее сестра?
— Она возвращалась в машине вместе с доктором. Она очень молодая, очень красивая, очень хорошо одета… Не скажешь, что она живет в маленьком городке, платья ей, наверное, присылают из Парижа…
Какое отношение все это могло иметь к маньяку, который нападал на женщин на дороге, душил их и затем протыкал сердце иглой?
Мегрэ не пытался пока его найти. Довольно того, что он расставлял людей по своим местам.
— Ты никого не встретила?
— Никого из знакомых. Жители, должно быть, совсем не выходят на улицу по вечерам.
— Здесь есть кинотеатр?
— Я заметила один, на какой-то улочке… Там показывают фильм, который я видела в Париже три года назад…
Ледюк приехал к десяти часам утра, поставил свой старенький «форд» перед гостиницей и немного погодя постучал в дверь к Мегрэ. Тот был занят дегустацией бульона, который жена сама приготовила ему на кухне.
— Все в порядке?
— Садись!.. Нет! Не у окна… Ты мне загораживаешь площадь…
С тех пор, как Ледюк ушел из полиции, он пополнел. И стал каким-то более мягким, более пугливым, чем прежде.
— Чем тебя угощала на завтрак твоя кухарка?
— Телячьи котлеты в сметане… Я сейчас вынужден есть понемногу. Слушай, ты не ездил в Париж в последнее время?
Мадам Мегрэ резко обернулась, удивленная этим неожиданным вопросом. А Ледюк смутился, с упреком посмотрел на своего коллегу.
— Что ты имеешь в виду?.. Ты ведь знаешь, что…
Разумеется! Мегрэ знал, что… Однако он наблюдал за Ледюком, у которого были небольшие рыжие усики… Он смотрел на него, на его ноги, обутые в огромные охотничьи башмаки…
— Между нами говоря, как ты здесь обходишься без женщин?
— Да что ты! — вмешалась мадам Мегрэ.
— Ну уж нет! Это очень важный вопрос. В деревне ведь нет всех этих городских удобств… А твоя кухарка? Сколько ей лет?
— Шестьдесят пять! Сам понимаешь…
— А еще кто-нибудь?
Смущала больше всего, наверное, серьезность, с которой Мегрэ задавал эти вопросы, которые обычно задают несерьезным или ироническим тоном.
— Нет никакой пастушки поблизости?
— У кухарки есть племянница, которая иногда приходит ей помогать.
— Лет шестнадцать? Восемнадцать?
— Девятнадцать… Но…
— И ты… у вас… в общем…
Ледюк уже не знал, куда деваться, а мадам Мегрэ, смущенная еще больше, ринулась куда-то в глубь комнаты.
— Ты… бесцеремонен!..
— Другими словами — да?.. Ну что ж, старина! И Мегрэ, казалось, забыл об этом, а через какое-то время проворчал:
— Дюурсо не женат… А как же?..
— Сразу видно, что ты приехал из Парижа. Ты говоришь об этих вещах, как о самом обычном. Думаешь, прокурор каждому рассказывает о своих любовных похождениях?
— Но поскольку все здесь знают все, я уверен, ты в курсе.
— Я знаю лишь то, что люди говорят.
— Вот видишь!
— Мосье Дюурсо ездит раз или два в неделю в Бордо… И там…
Мегрэ продолжал внимательно наблюдать за своим собеседником, и с его губ не сходила странная усмешка. Он знал Ледюка другим, без этих осторожных жестов, без испуганных взглядов.
— Знаешь, что тебе надо сделать, поскольку ты свободно можешь ездить и ходить куда угодно? Начни маленькое расследование: кого не было в городе в прошлую среду! Погоди! Меня прежде всего интересуют доктор Риво, прокурор, полицейский комиссар, ты, ну и так далее.
Ледюк встал. С обиженным видом он смотрел на свою соломенную шляпу, как человек, который сейчас ее наденет резким жестом и выйдет.
— Ну нет! Хватит шуток!.. Не знаю, что с тобой случилось… С тех пор, как тебя ранили, ты… Ну, ты совсем ненормальный!.. Как это я, в таком городе, как этот, где все сразу становится известно, буду вести расследование, выяснять насчет прокурора республики?.. И о комиссаре!.. У меня ведь даже нет официальных полномочий!.. Не говорю уже о твоих намеках…
— Садись, Ледюк!
— У меня нет больше времени.
— Садись, говорю! Сейчас я тебе все объясню! Здесь в Бержераке есть какой-то человек, который ничем не отличается от других, ведет себя, как нормальный, и у него, разумеется, есть какое-то занятие. И вот этот человек вдруг, в приступе сумасшествия…
— И ты меня тоже относишь к числу возможных убийц?! Думаешь, я не понял твоих вопросов? Хотел знать, есть ли у меня любовницы!.. Потому что ты считаешь, что если у мужчины их нет, он больше, чем другие, подвержен…
Ледюк разозлился не на шутку. Покраснел. Глаза сверкали.
— Этим делом занимаются прокуратура и местная полиция! Меня же оно не касается! Ну, а если ты суешь свой нос…
— …Не в свои дела! Ну что же, тем хуже!
А теперь представь себе, что через день-два, через три дня или через неделю найдут твою девятнадцатилетнюю подружку с иглой в сердце…
Ледюк схватил шляпу и с такой силой надел ее на голову, что солома треснула. Затем он вышел, хлопнув дверью. Все это произошло очень быстро.
Мадам Мегрэ, только и ждавшая этого сигнала, вошла Она была возбуждена и встревожена.
— Что тебе сделал Ледюк? Я редко видела, чтобы ты так грубо вел себя с кем-нибудь… можно подумать, что ты его подозреваешь в…
— Знаешь, что тебе надо сделать? Скоро или же завтра он вернется, и, я уверен, будет извиняться за то, что ушел так невежливо. Так вот, я тебя попрошу сходить к нему на обед в Рибодьер…
— Я? Но…
— А теперь, будь так добра, набей мне трубку и немножко приподними подушки.
Через полчаса, когда вошел доктор, Мегрэ счастливо улыбался. Он добродушно спросил Риво:
— Что же он вам сказал?
— Кто?
— Мой коллега Ледюк. Он взволнован! Должно быть, просил вас всерьез проверить мою психику. Нет, доктор, я не спятил… Но…
Он замолчал, так как в рот вставили градусник. Пока он его держал, доктор снял повязку с раны, та зарубцовывалась плохо.
— Вы слишком много двигаетесь!.. Тридцать восемь лет…
Могу и не спрашивать, сколько вы курите: тут туман стоит от дыма.
— Доктор, вы должны ему запретить курить трубку, — вмешалась мадам Мегрэ. Но муж прервал ее.
— Вы можете сказать, через какие промежутки времени совершались преступления нашего сумасшедшего?
— Подождите… Первое было месяц назад… Второе — неделю спустя… Затем — неудавшаяся попытка в следующую пятницу и…
— Знаете, что я думаю, доктор? Очень вероятно, что мы накануне нового покушения. Я бы сказал больше: если оно не произойдет, это значит, без сомнения, что убийца чувствует, что за ним следят. А если оно произойдет…
— Тогда?
— Тогда можно будет действовать методом исключения. Представьте себе, что в момент преступления вы находитесь в этой комнате. Вы сразу же вне подозрения! Представьте, что прокурор — в Бордо, полицейский комиссар — в Париже или еще где-нибудь, мой друг Ледюк — черт знает где…
Врач внимательно посмотрел на больного.
— Короче говоря, вы сокращаете число возможностей…
— Нет! Вероятностей…
— Это все равно! Я говорю, что вы их сводите до той группы людей, которых вы увидели, проснувшись после операции…
— Не совсем так, поскольку я забыл о судебном секретаре! Рассматриваю ту группу людей, которые приходили ко мне вчера днем и могли нечаянно обронить железнодорожный билет. Кстати, где вы были в прошлую среду?
— В среду?
И доктор, смутившись, попытался припомнить. Это был молодой, энергичный, честолюбивый человек. Жесты и походка его были четкими и элегантными.
— Думаю, что… Погодите… Я ездил в Лярошель, чтобы… При виде иронической улыбки комиссара он вдруг весь напрягся.
— Должен ли я считать, что это допрос? В таком случае предупреждаю, что…
— Успокойтесь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
И он представлял себе улицы городка, сходящие к большим дорогам, подобным той, по которой неровной походкой он брел сам.
— Начальник вокзала у телефона!
— Спроси у него, не сходил ли кто-нибудь с парижского поезда в четверг утром.
— Он говорит, что никто не сходил.
— Это все!
Почти наверняка этот билет принадлежал тому человеку, который спрыгнул с поезда, не доезжая до Бержерака, и который стрелял в комиссара!
— Знаешь, что тебе нужно сделать? Сходи и посмотри на дом господина Дюурсо, прокурора, затем — на дом доктора…
— Зачем?
— Ни за чем! Просто, чтобы потом рассказать мне, что ты увидишь!
Он остался один и воспользовался этим, чтобы выкурить больше трубок, чем ему разрешалось. Медленно смеркалось, и площадь была вся розовая. Коммивояжеры возвращались один за другим из поездок, оставляли машины на стоянке перед гостиницей. Внизу был слышен стук бильярдных шаров.
В светлом зале было время аперитива. Сюда, в белом колпаке шеф-повара, иногда заглядывал хозяин ресторана.
«Почему человек с поезда спрыгнул до остановки, рискуя убиться, и почему он выстрелил, видя, что его преследуют?»
Во всяком случае, ему был знаком этот отрезок пути, так как он спрыгнул именно тогда, когда поезд стал тормозить!
Раз он не доехал до вокзала, значит, служащие там знали его! Впрочем, это еще не доказательство, что он и был убийцей фермерши и дочки начальника вокзала!
Мегрэ вспоминал нервозность своего соседа по купе, его неровное дыхание, паузы вперемешку со вздохами отчаяния.
«В это время Дюурсо, наверное, находился у себя в кабинете, читал парижские газеты и перебирал досье… Доктор вместе с сестрами обходил палаты… Полицейский комиссар…»
Мегрэ не спешил. Обычно в начале следствия его охватывало нетерпение, похожее на головокружение. Неуверенность была тягостна для него. Он успокаивался, лишь когда начинал предчувствовать разгадку.
На этот раз все было наоборот, может быть, из-за состояния его здоровья.
Ведь сказал же ему доктор, что он встанет не раньше, чем через пару недель, да и тогда ему нужно быть очень осторожным.
Время у него было. Долгие дни, которые надо провести в постели, воссоздавая в своем воображении облик Бержерака со всеми ему присущими лицами, и каждое должно быть на своем месте.
«Надо бы позвонить, чтобы включили свет!»
Но ему было лень это сделать, и жена, возвратившись из города, застала его в полной темноте. Окно еще было открыто, впуская в комнату холодный вечерний воздух. Вокруг площади гирляндой горели фонари.
— Ты хочещь схватить воспаление легких? Это же надо придумать: оставить окно открытым, когда…
— Ну как?
— Что — ну как? Видела я их дома! Не понимаю, впрочем, что это тебе даст…
— Рассказывай.
— Господин Дюурсо живет по другую сторону от Дворца правосудия на почти такой же большой площади, как эта. Большой двухэтажный дом. На втором этаже — каменный балкон. Наверное, его кабинет, потому что комната была освещена. Я видела лакея, который закрывал ставни на первом этаже.
— Дом выглядит не мрачно?
— Что ты имеешь в виду? Это большой дом, как все большие дома! Скорее, мрачный… Во всяком случае, на окнах шторы из темного красного бархата, которые стоили, должно быть, тысячи две франков на каждое окно. Бархат мягкий, шелковистый, падает крупными складками…
Мегрэ был в восторге. Мелкими мазками он подправлял свое представление об этом доме.
— А лакей?
— Что лакей?
— На нем полосатый жилет, верно?
— Да!
Мегрэ хотелось хлопать в ладоши от удовольствия: солидный дом, торжественный, с богатыми бархатными шторами, с каменным балконом, со старинной мебелью! Лакей в полосатом жилете! И прокурор — седые волосы бобриком, в визитке, серых брюках, в лакированных туфлях.
— А ведь он и правда носит лакированные туфли!
— Туфли на кнопках. Я заметила это вчера. У человека с поезда тоже были лакированные ботинки. На кнопках? Или на шнурках?
— А дом доктора?
— Он почти на краю города! Вилла, какие бывают на берегу моря…
— Английский коттедж?
— Да-да! С плоской крышей, с газонами, с клумбами, красивый гараж, белый гравий на дорожках, зеленые ставни, кованый железный фонарь. Ставни были открыты… Я заметила его жену, она вязала в гостиной.
— А ее сестра?
— Она возвращалась в машине вместе с доктором. Она очень молодая, очень красивая, очень хорошо одета… Не скажешь, что она живет в маленьком городке, платья ей, наверное, присылают из Парижа…
Какое отношение все это могло иметь к маньяку, который нападал на женщин на дороге, душил их и затем протыкал сердце иглой?
Мегрэ не пытался пока его найти. Довольно того, что он расставлял людей по своим местам.
— Ты никого не встретила?
— Никого из знакомых. Жители, должно быть, совсем не выходят на улицу по вечерам.
— Здесь есть кинотеатр?
— Я заметила один, на какой-то улочке… Там показывают фильм, который я видела в Париже три года назад…
Ледюк приехал к десяти часам утра, поставил свой старенький «форд» перед гостиницей и немного погодя постучал в дверь к Мегрэ. Тот был занят дегустацией бульона, который жена сама приготовила ему на кухне.
— Все в порядке?
— Садись!.. Нет! Не у окна… Ты мне загораживаешь площадь…
С тех пор, как Ледюк ушел из полиции, он пополнел. И стал каким-то более мягким, более пугливым, чем прежде.
— Чем тебя угощала на завтрак твоя кухарка?
— Телячьи котлеты в сметане… Я сейчас вынужден есть понемногу. Слушай, ты не ездил в Париж в последнее время?
Мадам Мегрэ резко обернулась, удивленная этим неожиданным вопросом. А Ледюк смутился, с упреком посмотрел на своего коллегу.
— Что ты имеешь в виду?.. Ты ведь знаешь, что…
Разумеется! Мегрэ знал, что… Однако он наблюдал за Ледюком, у которого были небольшие рыжие усики… Он смотрел на него, на его ноги, обутые в огромные охотничьи башмаки…
— Между нами говоря, как ты здесь обходишься без женщин?
— Да что ты! — вмешалась мадам Мегрэ.
— Ну уж нет! Это очень важный вопрос. В деревне ведь нет всех этих городских удобств… А твоя кухарка? Сколько ей лет?
— Шестьдесят пять! Сам понимаешь…
— А еще кто-нибудь?
Смущала больше всего, наверное, серьезность, с которой Мегрэ задавал эти вопросы, которые обычно задают несерьезным или ироническим тоном.
— Нет никакой пастушки поблизости?
— У кухарки есть племянница, которая иногда приходит ей помогать.
— Лет шестнадцать? Восемнадцать?
— Девятнадцать… Но…
— И ты… у вас… в общем…
Ледюк уже не знал, куда деваться, а мадам Мегрэ, смущенная еще больше, ринулась куда-то в глубь комнаты.
— Ты… бесцеремонен!..
— Другими словами — да?.. Ну что ж, старина! И Мегрэ, казалось, забыл об этом, а через какое-то время проворчал:
— Дюурсо не женат… А как же?..
— Сразу видно, что ты приехал из Парижа. Ты говоришь об этих вещах, как о самом обычном. Думаешь, прокурор каждому рассказывает о своих любовных похождениях?
— Но поскольку все здесь знают все, я уверен, ты в курсе.
— Я знаю лишь то, что люди говорят.
— Вот видишь!
— Мосье Дюурсо ездит раз или два в неделю в Бордо… И там…
Мегрэ продолжал внимательно наблюдать за своим собеседником, и с его губ не сходила странная усмешка. Он знал Ледюка другим, без этих осторожных жестов, без испуганных взглядов.
— Знаешь, что тебе надо сделать, поскольку ты свободно можешь ездить и ходить куда угодно? Начни маленькое расследование: кого не было в городе в прошлую среду! Погоди! Меня прежде всего интересуют доктор Риво, прокурор, полицейский комиссар, ты, ну и так далее.
Ледюк встал. С обиженным видом он смотрел на свою соломенную шляпу, как человек, который сейчас ее наденет резким жестом и выйдет.
— Ну нет! Хватит шуток!.. Не знаю, что с тобой случилось… С тех пор, как тебя ранили, ты… Ну, ты совсем ненормальный!.. Как это я, в таком городе, как этот, где все сразу становится известно, буду вести расследование, выяснять насчет прокурора республики?.. И о комиссаре!.. У меня ведь даже нет официальных полномочий!.. Не говорю уже о твоих намеках…
— Садись, Ледюк!
— У меня нет больше времени.
— Садись, говорю! Сейчас я тебе все объясню! Здесь в Бержераке есть какой-то человек, который ничем не отличается от других, ведет себя, как нормальный, и у него, разумеется, есть какое-то занятие. И вот этот человек вдруг, в приступе сумасшествия…
— И ты меня тоже относишь к числу возможных убийц?! Думаешь, я не понял твоих вопросов? Хотел знать, есть ли у меня любовницы!.. Потому что ты считаешь, что если у мужчины их нет, он больше, чем другие, подвержен…
Ледюк разозлился не на шутку. Покраснел. Глаза сверкали.
— Этим делом занимаются прокуратура и местная полиция! Меня же оно не касается! Ну, а если ты суешь свой нос…
— …Не в свои дела! Ну что же, тем хуже!
А теперь представь себе, что через день-два, через три дня или через неделю найдут твою девятнадцатилетнюю подружку с иглой в сердце…
Ледюк схватил шляпу и с такой силой надел ее на голову, что солома треснула. Затем он вышел, хлопнув дверью. Все это произошло очень быстро.
Мадам Мегрэ, только и ждавшая этого сигнала, вошла Она была возбуждена и встревожена.
— Что тебе сделал Ледюк? Я редко видела, чтобы ты так грубо вел себя с кем-нибудь… можно подумать, что ты его подозреваешь в…
— Знаешь, что тебе надо сделать? Скоро или же завтра он вернется, и, я уверен, будет извиняться за то, что ушел так невежливо. Так вот, я тебя попрошу сходить к нему на обед в Рибодьер…
— Я? Но…
— А теперь, будь так добра, набей мне трубку и немножко приподними подушки.
Через полчаса, когда вошел доктор, Мегрэ счастливо улыбался. Он добродушно спросил Риво:
— Что же он вам сказал?
— Кто?
— Мой коллега Ледюк. Он взволнован! Должно быть, просил вас всерьез проверить мою психику. Нет, доктор, я не спятил… Но…
Он замолчал, так как в рот вставили градусник. Пока он его держал, доктор снял повязку с раны, та зарубцовывалась плохо.
— Вы слишком много двигаетесь!.. Тридцать восемь лет…
Могу и не спрашивать, сколько вы курите: тут туман стоит от дыма.
— Доктор, вы должны ему запретить курить трубку, — вмешалась мадам Мегрэ. Но муж прервал ее.
— Вы можете сказать, через какие промежутки времени совершались преступления нашего сумасшедшего?
— Подождите… Первое было месяц назад… Второе — неделю спустя… Затем — неудавшаяся попытка в следующую пятницу и…
— Знаете, что я думаю, доктор? Очень вероятно, что мы накануне нового покушения. Я бы сказал больше: если оно не произойдет, это значит, без сомнения, что убийца чувствует, что за ним следят. А если оно произойдет…
— Тогда?
— Тогда можно будет действовать методом исключения. Представьте себе, что в момент преступления вы находитесь в этой комнате. Вы сразу же вне подозрения! Представьте, что прокурор — в Бордо, полицейский комиссар — в Париже или еще где-нибудь, мой друг Ледюк — черт знает где…
Врач внимательно посмотрел на больного.
— Короче говоря, вы сокращаете число возможностей…
— Нет! Вероятностей…
— Это все равно! Я говорю, что вы их сводите до той группы людей, которых вы увидели, проснувшись после операции…
— Не совсем так, поскольку я забыл о судебном секретаре! Рассматриваю ту группу людей, которые приходили ко мне вчера днем и могли нечаянно обронить железнодорожный билет. Кстати, где вы были в прошлую среду?
— В среду?
И доктор, смутившись, попытался припомнить. Это был молодой, энергичный, честолюбивый человек. Жесты и походка его были четкими и элегантными.
— Думаю, что… Погодите… Я ездил в Лярошель, чтобы… При виде иронической улыбки комиссара он вдруг весь напрягся.
— Должен ли я считать, что это допрос? В таком случае предупреждаю, что…
— Успокойтесь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15