Г-жа Галле держалась почти так же надменно, как и при первой встрече. Ее сестра, моложе ее на два-три года, крашеная блондинка с сильно нарумяненным лицом, выглядела более нервозной и самоуверенной.
– У вас есть новости, комиссар? – усталым голосом спросила вдова. – Прошу вас, садитесь. Знакомьтесь: моя сестра; она вчера приехала из Эпиналя.
– Ваш муж, насколько мне известно, кожевенник?
– Владелец кожевенных заводов, – сухо поправила его Франсуаза.
– Вы не присутствовали на похоронах, не правда ли?
Три дня назад в газетах было напечатано сообщение, что вдова господина Галле получает страховку в триста тысяч франков.
Мегрэ говорил медленно и, не скрывая любопытства, разглядывал все вокруг.
Он приехал в Сен-Фаржо без определенной цели, чтобы еще раз окунуться в эту атмосферу и составить себе окончательное представление о покойном.
Комиссар был бы не прочь встретиться с Анри Галле.
– Я хотел бы задать вам один вопрос, – обратился комиссар к г-же Галле. – Ваш муж, должно быть, знал, что брак с ним приведет вас к разрыву с семьей?
– Вы неправы, комиссар, – вмешалась Франсуаза. – Вначале мы его приняли. Мой муж даже неоднократно советовал ему подыскать другую должность, предлагал помочь. Мы стали избегать его только тогда, когда поняли, что он на всю жизнь останется ни на что не способным ничтожеством. Он позорил нашу семью.
– А вы, сударыня? – тихо спросил Мегрэ, повернувшись к вдове. – Вы убеждали его поменять профессию?
Упрекали его?
– Вам не кажется, что это слишком личный вопрос?
Это касается только меня.
Когда Мегрэ слышал через дверь разговор двух сестер, у него начало складываться впечатление, что горе сделало эту женщину более человечной, что она сбросила с себя гордыню, но, увы, она оказалась такой же, как при первом знакомстве.
– Ваш сын ладил с отцом?
Тут снова вмешалась сестра:
– Ну, Анри-то кое-чего добьется! Это настоящий Прежан, хотя внешне похож на отца. Правильно сделал, что сбежал отсюда, как только вырос. Сегодня, несмотря на то что ночью у него был приступ печени, он вышел на работу в банк.
Мегрэ разглядывал стол, пытаясь представить себе, где сидел в этой комнате Эмиль Галле, но не мог, наверное, потому, что обитатели виллы пользовались гостиной, только когда принимали гостей.
– Вы хотели мне что-то сообщить, комиссар?
– Нет. Я ухожу и прошу прощения, что побеспокоил вас. И все-таки я задам вам один вопрос: у вас есть фотографии мужа в его бытность в Индокитае? Ведь, кажется, он жил там до женитьбы?
– У меня нет ни одной фотографии того времени. Муж почти ничего не рассказывал об этом периоде своей жизни.
– Вы знаете, какое он получил образование?
– Он был очень образован. Помню, как они с отцом часами беседовали о римской литературе.
– Но вы не знаете, какой лицей он окончил?
– Знаю только, что он родился в Нанте.
– Благодарю вас. И еще раз прошу прощения.
Он взял шляпу и пятясь вышел в коридор, не понимая, почему всякий раз, когда он переступает порог дома Галле, у него возникает какое-то щемящее чувство.
– Надеюсь, мое имя не станет пищей для газетчиков, комиссар? – с вызовом произнесла вышедшая вслед за ним Франсуаза. – Вы, должно быть, знаете: мой муж – генеральный советник. Он пользуется большим авторитетом в правительственных кругах, а поскольку вы тоже чиновник…
У него не хватило духу возразить ей. Он только посмотрел куда-то поверх ее головы, вздохнул и попрощался.
Пересекая крохотный садик в сопровождении косоглазой служанки, Мегрэ задумчиво произнес:
– Бедняга Галле!
Мегрэ заглянул на набережную Орфевр забрать почту, но ничего касающегося дела Галле не обнаружил. На всякий случай он зашел к оружейнику, который должен был произвести экспертизу – осмотреть пулю, извлеченную из черепа покойного, а также две другие, предназначавшиеся Мерсу.
– Вы закончили?
– Да. Составил заключение. Все три пули, несомненно, выпущены из одного ствола. Пистолет точного боя, изготовленный, по всей видимости, на херстальских заводах.
Мегрэ пожал руку оружейнику и в мрачном настроении остановил такси:
– Улица Клиньянкур.
– Какой дом?
– Остановитесь на любом углу.
По дороге он пытался отогнать навязчивое воспоминание о вилле в Сен-Фаржо, выбросить из головы преследовавший его разговор двух сестер и сосредоточиться только на самых существенных моментах дела.
Но едва он пытался сопоставить простейшие факты, перед ним возникал образ Франсуазы, жены генерального советника, – разумеется, она не преминула об этом упомянуть. Она примчалась в «Маргаритки», как только узнала, что на сестру свалилось богатство в триста тысяч франков.
«Он позорил нашу семью».
Сразу же после женитьбы Эмилю Галле принялись внушать, нет, просто вбивать в голову, что он должен быть достоин семьи Прежан, как другие зятья.
Представитель фирмы, изготовляющей подарки!
«И у него хватило мужества заключить страховку и платить в течение пяти лет! – восхитился Мегрэ, у которого противоречивый характер покойного вызывал одновременно симпатию и неприязнь. – Любил ли он свою жену, должно быть, не раз попрекавшую его унизительной должностью?»
Странная пара! Странная жизнь! В какую-то минуту Мегрэ уловил в г-же Галле искреннюю привязанность к мужу. Да, пока она не подозревала, что ее подслушивают.
Но как только она появилась перед комиссаром, она снова превратилась в неприятную, надменную мещанку, под стать своей сестре.
А каков Анри, который уже после первого причастия взирал на мир недружелюбно и недоверчиво! В свои двадцать пять лет он не хотел жениться на Элеоноре Бурсан из боязни, что она может лишиться ренты за первого мужа.
Ночью у него был приступ, но он все равно отправился на службу.
Начался дождь. Шофёр поставил машину у тротуара и поднял откидной верх.
Все три пули выпущены из одного пистолета. Отсюда можно заключить, что стрелял один и тот же человек. Но ведь ни Анри, ни Элеонора, ни Сент-Илэр стрелять в Мерса не могли!
– Какой-нибудь бродяга тем более. Бродяги не убивают, они грабят. Но ничего украдено не было.
Следствие застопорилось. Оно вертелось вокруг бледной и меланхолической личности покойного, вызывая у Мегрэ раздражение. С угрюмым видом комиссар вошел в первую попавшуюся привратницкую на улице Клиньянкур.
– Вы не знаете господина Жакоба?
– А чем он занимается?
– Не знаю. Во всяком случае, письма получает на это имя.
По-прежнему шел проливной дождь, но комиссар был даже рад этому: при такой погоде густонаселенная улица с тесными лавчонками и бедными домами больше соответствовала его настроению.
Конечно, хождение из дома в дом можно было поручить любому подчиненному, но Мегрэ, сам не зная почему, не хотел впутывать в это дело никого из сотрудников.
– Господин Жакоб?
– Таких здесь нет. Спросите в соседнем доме…
Сто раз он уже открывал двери или просовывал голову в застекленное окошко привратницких, расспросил по меньшей мере сто привратниц, прежде чем одна из них, крупная густоволосая женщина, презрительно посмотрев на него, бросила:
– Что вам нужно от месье Жакоба? Ведь вы из полиции, верно?
– Да, из уголовной. Он у себя?
– Как бы не так! Что ему делать дома в такое время.
– А где его найти?
– Как всегда, на углу улицы Клиньянкур и бульвара Рошешуар. Но вы-то по крайней мере не будете трепать ему нервы? Бедный старик никому ничего плохого не сделал.
Может, у него нет патента на торговлю?
– Он получает много писем?
Привратница нахмурила брови:
– Ах вот оно что! Я подозревала, что тут что-то нечисто.
Вы не хуже моего знаете, что он получал одно письмо раз в два-три месяца.
– Заказное?
– Нет, скорее даже не письмо, а бандероль.
– С банкнотами, не так ли?
– Ничего я не знаю, – отрезала она.
– Неправда, знаете. Вы прощупывали конверты, и вам тоже показалось, что внутри лежат деньги.
– А если и так?
– Где его комната?
– Вы хотите сказать, мансарда? На самом верху. Очень высоко, ему трудно каждый вечер взбираться туда на костылях.
– Его никогда никто не разыскивал?
– Года три назад. Господин с бородкой, похожий на кюре, только без сутаны. Я ему ответила то же, что и вам.
– В то время господин Жакоб уже получал письма?
– Получил одно, как раз перед этим.
– Этот человек был в визитке?
– Весь в черном, как кюре.
– У Жакоба бывают гости?
– Только дочь. Она работает горничной в меблированных комнатах на улице Лепик и скоро должна родить.
– А сам он чем занимается?
– Как! Вы не знаете? А еще полицейский! Да вы просто меня разыгрываете. Месье Жакоб? Да это самый старый продавец газет в нагнем квартале, старый-престарый, как Мафусаил из Библии.
Мегрэ остановился на углу улицы Клиньянкур и бульвара Рошешуар перед баром «На закате». В глубине террасы расположился продавец арахиса и жареного миндаля, зимой он, должно быть, торговал каштанами.
Со стороны улицы Клиньянкур на табурете сидел старичок и повторял хриплым голосом, терявшимся в утреннем шуме: «Энтран»… «Либерте»… «Пресс»… «Пари-Суар»… «Энтран».
К лотку была прислонена пара костылей. Одна нога у старика была обута в ботинок, другая в стоптанную домашнюю туфлю.
Увидев торговца газетами, Мегрэ сразу понял, что Жакоб – это не имя, а прозвище: старик с длинной торчащей бородкой, разделенной посередине на два клинышка, с большим крючковатым носом походил на персонаж, изображаемый на глиняных трубках, в просторечии именуемых Жакоб.
Комиссар вспомнил несколько слов из письма, восстановленных Мерсом: двадцать тысяч… наличные… понедельник…
И, наклонившись к хромому, резко спросил:
– Получили последнее письмо?
Г-н Жакоб поднял голову и поморгал красноватыми веками.
– Кто вы? – спросил он наконец, протягивая «Энтрансижан» очередному покупателю и выбирая сдачу из самшитовой мисочки.
– Уголовная полиция! Давайте поговорим по-хорошему, иначе мне придется вас увести. Дело грязное.
– Ну и что дальше?
– У вас есть пишущая машинка?
Старик усмехнулся и выплюнул изжеванный окурок, их перед ним уже набралась целая груда.
– Не будем стараться перехитрить друг друга, – произнес он. – Вы прекрасно знаете, что это не я. Мне, конечно, следовало бы держаться в стороне. За такое вознаграждение!..
– Сколько?
– Она давала по сто су за письмо. Значит, дело скверное?
– За него можно угодить на скамью подсудимых.
– Не может быть! Значит, там и вправду были купюры в тысячу франков? Я и не сомневался: когда щупал конверты, они издавали приятный шелест. Пробовал смотреть на свет, но бумага была слишком плотная.
– Что вы с ними делали?
– Приносил сюда. Мне даже не нужно было никого предупреждать. Я точно знал, что около пяти подойдет дамочка, возьмет «Энтрансижан», положит сто су в мисочку, а конверт себе в сумку.
– Маленькая брюнетка?
– Наоборот, крупная блондинка. Волосы с рыжеватым отливом. Хорошо одета, черт возьми! Она выходила из метро…
– Когда она впервые попросила вас оказать ей эту услугу?
– Года три назад… Постойте. Моя дочь родила тогда первого ребенка и отвезла к кормилице в Вильнев-Сен-Жорж. Значит, чуть меньше трех лет назад. Было поздно. Я сложил товар и собирался взвалить его на спину. Она спросила, есть ли у меня постоянное жилье и не смогу ли я ей помочь. Знаете, здесь, на Монмартре, кого только не встретишь… Речь шла о том, что на мое имя будут приходить письма, я должен был по получении приносить их сюда днем.
– Это вы назначили цену в пять франков?
– Она. Я ей заметил, шутки ради, что такая услуга стоит дороже. При нынешних ценах, скажем, на красное вино…
Но тогда она пошла договариваться с торговцем арахисом.
С алжирцем! Они-то уж вообще работают за гроши. Я и согласился.
– Вы не знаете, где она живет?
Жакоб подмигнул.
– Хоть вы из полиции, вам придется хорошенько поломать голову, чтобы на нее выйти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18