Он приходит поздно только в первый понедельник месяца. Когда он спустился вниз, я уж не заметила, только знаю, что ночью я ему открыла дверь.
— Чтобы выпустить?
— Нет, впустить, в том-то и дело!
От этих разговоров она казалась себе все более сообразительной. Алиса покачивала ногой, а инспектор машинально следил за ней. Было жарко. Кофе медленно капал сквозь фильтр. Во всем чувствовался воскресный вечер, усталость от ничегонеделанья, вялость и расслабленность, от того, что минуты сменяют друг друга медленнее, чем в будни.
У служанки ныла поясница, болели ноги в слишком тесных туфлях. Жильцы проходили мимо привратницкой и лениво поднимались по лестнице. Какая-то женщина заглянула в дверь:
— Свекровь не приходила?
— В три часа заходила. Сказала, что встретит вас на кладбище.
Алиса все смотрела на инспектора, потом спросила, держа во рту незажженную сигарету:
— Вы что, арестуете его?
Консьержка так и впилась в нее своими узкими глазками.
— Распутница, вот ты кто, — заявила она. Это не было шуткой. Ее раздражала пышная фигура служанки, ее голые руки, ямочка на подбородке.
— Это еще вопрос, — вздохнул полицейский, протягивая ей спички. — Требуется доказательство.
Консьержка наморщила лоб, будто эти слова были обращены именно к ней, будто ей-то и поручили найти это доказательство.
— Если его не посадят, он опять за свое возьмется. Это так и чувствуется. Я, например, до него бы пальцем не дотронулась, хоть озолоти меня всю. Знаете, я даже боюсь к белью прикоснуться, которое он по средам приносит мне для прачки.
Инспектор бросил сигарету в ведерко для угля. Он тоже устал от безделья, от ожидания, от пребывания день за днем то здесь, на этой кухне, то на перекрестке Вильжюифа.
— Снесите-ка ему, — сказал он, вынимая из кармана конверт.
— Что это такое?
— Повестка от комиссара, на среду. Может быть, это его на что-то подтолкнет.
— Надо пойти к нему?
Консьержке было страшно, но конверт в руке придал ей угрожающий вид.
— Так я пошла!
Служанка тоже направилась к двери. Инспектор посмотрел на нее в упор, кивнул на уходящую консьержку и попытался взять ее за руку. Ему хотелось остаться здесь с ней вдвоем, но она сделала вид, что не поняла, и торопливо побежала через двор. Подморозило еще сильней, и квадрат неба над двором серебрился, несмотря на ночную темноту.
В темной комнате, встав коленями на кровать, чтобы лучше видеть, Алиса не могла услышать, как стучит консьержка в дверь напротив, но догадалась об этом, увидев, как вздрогнул мсье Гир. Он в это время занимался тем, что резал ножницами большие листы серой бумаги, разложенные на столе, сняв воротничок и башмаки.
С ножницами в руках, он повернулся к двери и сперва отшатнулся. Потом торопливо, на цыпочках подошел к ней, наклонился и приник глазом к замочной скважине.
Консьержка, должно быть, нетерпеливо топталась на площадке и что-то говорила, потому что мсье Гир выпрямился, застегнул пиджак, чуть-чуть приотворил дверь и протянул руку, не показываясь сам. С четвертого этажа доносились звуки скрипки, где-то бормотало радио: жильцы включили его, едва вернувшись домой.
Закрыв дверь, мсье Гир рассматривал конверт, вертел его в руках, не распечатывая, потом взял нож в стенном шкафу, где стояла плитка, медленно вскрыл и развернул листок.
Он не сделал ни единого жеста. Лицо его не изменилось. Он уселся у стола, пристально глядя на листы серой бумаги, которыми до того занимался. Он не слышал ни гула машин, бегущих мимо дома, ни скрипки, ни радио. В голове шумело, то ли это от горящей печки, то ли билась в жилах кровь.
Алиса на цыпочках вышла из своей комнаты. А мсье Гир внезапно поднял голову и посмотрел в освещенную комнату служанки. Никогда еще он так ясно не видел эту комнату, до малейших подробностей. Девица вошла обратно, резко захлопнула за собой дверь и сразу же бросилась на кровать, не раздевшись, уткнув лицо в согнутую руку. Мсье Гир и бровью не повел. Она лежала ничком. Все тело ее содрогалось, плечи тряслись от рыданий, ноги неистово колотили розовое одеяло. Она всхлипывала, заливалась слезами. Это зрелище, вероятно, показалось мсье Гиру нелепым и чем-то смутило; он взял со стола один из листов серой бумаги и прикрепил его кнопками к одному из трех стекол окна. Однако он еще видел ее через два других. Работал он медленно, шевеля губами, будто разговаривая сам с собой.
Алиса приподнялась, перевернулась, одним прыжком вскочила на ноги и в ярости сорвала с себя шелковую кофточку, оставшись в одной рубашке. Волосы ее растрепались. Она носилась по комнате, от кровати к туалетному столику, потом схватила гребенку, швырнула ее через всю комнату, но разок-другой при этом бросила взгляд в сторону мсье Гира.
Он взял второй серый лист и еще четыре кнопки. Две он уже прикрепил. Алиса лихорадочно рылась в сумочке, боясь потерять хотя бы секунду, вытащила оттуда карандаш и оторвала клочок бумажной скатерти с кружевной оторочкой, которой была накрыта этажерка.
Мсье Гир отступил к столу, откуда ему уже ничего не было видно. Но тут же снова сделал шаг вперед и, наклонив голову, посмотрел в единственное не закрытое бумагой стекло.
Она кончила писать и, став коленями на кровать, приложила бумажку к стеклу, с тревогой глядя на противоположное окно. Ей было видно, что он прячется, и она щелкала пальцами, как нетерпеливый школьник.
Алисе и в голову не приходило, что он не может прочитать написанного, оттого что свет падал на бумажку сзади и он видел только темный квадрат.
Все больше волнуясь, она постучала в стекло, а он сделал неуверенный шаг вперед и застыл на месте. Наконец помахал рукой в знак отрицания, взял еще один серый лист, отступил назад и поставил его возле лампы.
Она все еще не понимала и указывала пальцем на свою бумажку, в то время как мсье Гир показывал ей на свою лампу коротким, нерешительным жестом. Свободной рукой она вытерла глаза, а он подошел вплотную к окну, приложил к нему листок бумаги, как сделала она, отошел назад и поднял листок к лампе.
Она наконец поняла и спрыгнула с кровати, держа бумажку в обеих вытянутых вперед руках.
У мсье Гира выступили капельки пота. Он нахмурил густые черные брови и наконец прочитал:
“Я должна с вами поговорить”.
Она потрясала в воздухе листком бумаги, при этом груди ее поднимались и казались тяжелее, чем были, и видны были рыжие волосы на подмышках.
Мсье Гир отодвинулся от окна, и она снова бросилась вперед, кивками повторяя: “…Да.., да.., да…”
Он ушел в глубину комнаты, где она уже не видела его, потом вернулся, отошел опять и со строгим выражением лица указал ей пальцем на ее комнату.
“Нет”, — покачала она головой.
И ткнула пальцем в комнату мсье Гира. Потом, не дожидаясь ответа, спрыгнула опять с кровати, подобрала с пола блузку и кое-как набросила ее на себя уже по дороге к двери. И все-таки вернулась, чтобы посмотреть в зеркало, протереть лицо полотенцем, чуть-чуть напудриться и убедиться, что помада не стерлась с губ.
Мсье Гир, чувствуя, что от волнения тело его не слушается, все же прикрепил двумя кнопками третий лист бумаги, подбежал к умывальнику, вылил воду из таза, закрыл стенной шкаф, кинулся к кровати и аккуратно разгладил одеяло. Шагов на лестнице еще не было слышно. Он встал перед зеркалом, пригладил волосы, пощупал пальцем шрам, подкрутил усы. Он уже собирался пристегнуть воротничок и повязать галстук, когда на площадке послышались и замерли шаги.
— Войдите, — выдавил он с невероятным трудом. Он так тяжело дышал, что вздрагивала жесткая щетинка усов. И почувствовал вблизи запах девушки, тот самый запах, который доносился до него порывами холодного ветра там, на трибуне в Буа-Коломб. Это был запах смеси рисовой пудры и резкого аромата каких-то духов, запах ее тела, ее пота.
Она тоже с трудом переводила дыхание, обвела глазами комнату и наконец обнаружила мсье Гира, стоявшего вплотную к закрытой двери.
Сейчас она уже не знала что сказать. Для начала попробовала улыбнуться, подумала даже, не протянуть ли ему руку, — но он стоял неподвижно.
— Как у вас жарко…
Она посмотрела на окно, затемненное сейчас листами серой бумаги. Потом подошла ближе, приподняла один из них и внезапно увидела собственную комнату, а главное — кровать, стоявшую так близко, что казалось, можно до нее дотронуться. Обернувшись, она наконец встретилась взглядом с мсье Гиром и залилась краской, а он отвел глаза.
Только что она притворялась, что плачет, но сейчас слезы действительно жгли ей веки, набегали на глаза. А он и не думал прийти ей на помощь, предоставив Алисе делать что хочет в этой пустой комнате, где любой звук отзывался особенно громко. Он даже отошел подальше, к печке, и взялся за кочергу.
Ждать дольше было невозможно. Алиса заплакала, уселась на его кровать, прилегла наискосок, опершись локтем о подушку.
— Мне так стыдно! — пробормотала она. — Если бы вы только знали!
Наклонясь вперед, не выпуская из рук кочерги, он посмотрел на нее, и розовый румянец окончательно сошел с его лица. А она все плакала, закрыв лицо, и приговаривала, всхлипывая:
— Вы ведь все видели, правда? Ужас какой! Я же не знала. Я была совсем сонная.
Сквозь пальцы, закрывавшие глаза, она видела, как он положил на место кочергу и нерешительно выпрямился. Алиса сильно вспотела. Шелковая блузка стала мокрой под мышками.
— Отсюда же все видно! А я-то каждый день раздевалась и…
Рыдания возобновились еще сильней, лицо побагровело, из перекошенного рта с трудом вылетали слова.
— Мне бы это все равно! Смотрите сколько хотите! Но вот этот ужас…
Медленно, так медленно, что трудно было заметить эту перемену, восковое лицо мсье Гира оживлялось, становилось человечным, взволнованным, жалким…
— Идите сюда, ладно? Тогда мне будет легче… Но он стоял возле кровати, прямой, как манекен. Руку убрать вовремя он не успел, и она сжала ее.
— Что вы тогда подумали? Вы-то лучше всех знаете, что он ведь тогда в первый раз пришел, правда?
Платка у нее с собой не было, и она утерла нос одеялом.
Мсье Гир уставился на потолок. Наверху кто-то ходил не переставая взад и вперед, ровным шагом, вероятно укачивая на руках ребенка.
— Сядьте около меня.
Он еще боролся, пытался ускользнуть из-под власти этого тела.
Чуть успокоившись, она проговорила прерывающимся голосом:
— Это раньше был просто приятель, с кем пойти в воскресенье.
Мсье Гиру это было отлично известно что он ведь всегда шел вслед за ними то на футбол, на велодром в хорошую погоду или же в кино, на площади д'Итали, если шел дождь. Он видел, как они встречаются в половине второго, всегда на одной и той же автобусной остановке. Алиса висела на руке своего спутника. Позже, когда становилось темно, они время от времени останавливались где-нибудь в подворотне, и светлые пятна их лиц сливались в одно.
— Я его теперь ненавижу! — выкрикнула она. Мсье Гир смотрел то на свой умывальник, то на будильник на каминной доске, то на печку, на все эти предметы, которыми он каждый день пользовался в одиночестве, и призывал их, казалось, на помощь. Он постепенно оттаял, но сохранял способность видеть себя со стороны, и ему не нравился этот мсье Гир, которого он сейчас видел.
Алиса тоже украдкой наблюдала за ним, и на мгновение взгляд ее становился холодным и проницательным.
— Сознайтесь, вы тогда стояли здесь!
Окно, прикрытое серой бумагой, казалось враждебным. Лампа по-прежнему горела в комнате напротив, но из-за этих серых листов испускала только бледное сияние.
— Я ведь часто засыпала, не успев ни дверь запереть, ни потушить…
Теперь, когда ему этого не предлагали, мсье Гир уселся на самый краешек кровати, и Алиса все еще держала его руку в своей.
Так ведь оно и было: в ту субботу она уснула, и книжка соскользнула на пол. А мсье Гиру не спалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
— Чтобы выпустить?
— Нет, впустить, в том-то и дело!
От этих разговоров она казалась себе все более сообразительной. Алиса покачивала ногой, а инспектор машинально следил за ней. Было жарко. Кофе медленно капал сквозь фильтр. Во всем чувствовался воскресный вечер, усталость от ничегонеделанья, вялость и расслабленность, от того, что минуты сменяют друг друга медленнее, чем в будни.
У служанки ныла поясница, болели ноги в слишком тесных туфлях. Жильцы проходили мимо привратницкой и лениво поднимались по лестнице. Какая-то женщина заглянула в дверь:
— Свекровь не приходила?
— В три часа заходила. Сказала, что встретит вас на кладбище.
Алиса все смотрела на инспектора, потом спросила, держа во рту незажженную сигарету:
— Вы что, арестуете его?
Консьержка так и впилась в нее своими узкими глазками.
— Распутница, вот ты кто, — заявила она. Это не было шуткой. Ее раздражала пышная фигура служанки, ее голые руки, ямочка на подбородке.
— Это еще вопрос, — вздохнул полицейский, протягивая ей спички. — Требуется доказательство.
Консьержка наморщила лоб, будто эти слова были обращены именно к ней, будто ей-то и поручили найти это доказательство.
— Если его не посадят, он опять за свое возьмется. Это так и чувствуется. Я, например, до него бы пальцем не дотронулась, хоть озолоти меня всю. Знаете, я даже боюсь к белью прикоснуться, которое он по средам приносит мне для прачки.
Инспектор бросил сигарету в ведерко для угля. Он тоже устал от безделья, от ожидания, от пребывания день за днем то здесь, на этой кухне, то на перекрестке Вильжюифа.
— Снесите-ка ему, — сказал он, вынимая из кармана конверт.
— Что это такое?
— Повестка от комиссара, на среду. Может быть, это его на что-то подтолкнет.
— Надо пойти к нему?
Консьержке было страшно, но конверт в руке придал ей угрожающий вид.
— Так я пошла!
Служанка тоже направилась к двери. Инспектор посмотрел на нее в упор, кивнул на уходящую консьержку и попытался взять ее за руку. Ему хотелось остаться здесь с ней вдвоем, но она сделала вид, что не поняла, и торопливо побежала через двор. Подморозило еще сильней, и квадрат неба над двором серебрился, несмотря на ночную темноту.
В темной комнате, встав коленями на кровать, чтобы лучше видеть, Алиса не могла услышать, как стучит консьержка в дверь напротив, но догадалась об этом, увидев, как вздрогнул мсье Гир. Он в это время занимался тем, что резал ножницами большие листы серой бумаги, разложенные на столе, сняв воротничок и башмаки.
С ножницами в руках, он повернулся к двери и сперва отшатнулся. Потом торопливо, на цыпочках подошел к ней, наклонился и приник глазом к замочной скважине.
Консьержка, должно быть, нетерпеливо топталась на площадке и что-то говорила, потому что мсье Гир выпрямился, застегнул пиджак, чуть-чуть приотворил дверь и протянул руку, не показываясь сам. С четвертого этажа доносились звуки скрипки, где-то бормотало радио: жильцы включили его, едва вернувшись домой.
Закрыв дверь, мсье Гир рассматривал конверт, вертел его в руках, не распечатывая, потом взял нож в стенном шкафу, где стояла плитка, медленно вскрыл и развернул листок.
Он не сделал ни единого жеста. Лицо его не изменилось. Он уселся у стола, пристально глядя на листы серой бумаги, которыми до того занимался. Он не слышал ни гула машин, бегущих мимо дома, ни скрипки, ни радио. В голове шумело, то ли это от горящей печки, то ли билась в жилах кровь.
Алиса на цыпочках вышла из своей комнаты. А мсье Гир внезапно поднял голову и посмотрел в освещенную комнату служанки. Никогда еще он так ясно не видел эту комнату, до малейших подробностей. Девица вошла обратно, резко захлопнула за собой дверь и сразу же бросилась на кровать, не раздевшись, уткнув лицо в согнутую руку. Мсье Гир и бровью не повел. Она лежала ничком. Все тело ее содрогалось, плечи тряслись от рыданий, ноги неистово колотили розовое одеяло. Она всхлипывала, заливалась слезами. Это зрелище, вероятно, показалось мсье Гиру нелепым и чем-то смутило; он взял со стола один из листов серой бумаги и прикрепил его кнопками к одному из трех стекол окна. Однако он еще видел ее через два других. Работал он медленно, шевеля губами, будто разговаривая сам с собой.
Алиса приподнялась, перевернулась, одним прыжком вскочила на ноги и в ярости сорвала с себя шелковую кофточку, оставшись в одной рубашке. Волосы ее растрепались. Она носилась по комнате, от кровати к туалетному столику, потом схватила гребенку, швырнула ее через всю комнату, но разок-другой при этом бросила взгляд в сторону мсье Гира.
Он взял второй серый лист и еще четыре кнопки. Две он уже прикрепил. Алиса лихорадочно рылась в сумочке, боясь потерять хотя бы секунду, вытащила оттуда карандаш и оторвала клочок бумажной скатерти с кружевной оторочкой, которой была накрыта этажерка.
Мсье Гир отступил к столу, откуда ему уже ничего не было видно. Но тут же снова сделал шаг вперед и, наклонив голову, посмотрел в единственное не закрытое бумагой стекло.
Она кончила писать и, став коленями на кровать, приложила бумажку к стеклу, с тревогой глядя на противоположное окно. Ей было видно, что он прячется, и она щелкала пальцами, как нетерпеливый школьник.
Алисе и в голову не приходило, что он не может прочитать написанного, оттого что свет падал на бумажку сзади и он видел только темный квадрат.
Все больше волнуясь, она постучала в стекло, а он сделал неуверенный шаг вперед и застыл на месте. Наконец помахал рукой в знак отрицания, взял еще один серый лист, отступил назад и поставил его возле лампы.
Она все еще не понимала и указывала пальцем на свою бумажку, в то время как мсье Гир показывал ей на свою лампу коротким, нерешительным жестом. Свободной рукой она вытерла глаза, а он подошел вплотную к окну, приложил к нему листок бумаги, как сделала она, отошел назад и поднял листок к лампе.
Она наконец поняла и спрыгнула с кровати, держа бумажку в обеих вытянутых вперед руках.
У мсье Гира выступили капельки пота. Он нахмурил густые черные брови и наконец прочитал:
“Я должна с вами поговорить”.
Она потрясала в воздухе листком бумаги, при этом груди ее поднимались и казались тяжелее, чем были, и видны были рыжие волосы на подмышках.
Мсье Гир отодвинулся от окна, и она снова бросилась вперед, кивками повторяя: “…Да.., да.., да…”
Он ушел в глубину комнаты, где она уже не видела его, потом вернулся, отошел опять и со строгим выражением лица указал ей пальцем на ее комнату.
“Нет”, — покачала она головой.
И ткнула пальцем в комнату мсье Гира. Потом, не дожидаясь ответа, спрыгнула опять с кровати, подобрала с пола блузку и кое-как набросила ее на себя уже по дороге к двери. И все-таки вернулась, чтобы посмотреть в зеркало, протереть лицо полотенцем, чуть-чуть напудриться и убедиться, что помада не стерлась с губ.
Мсье Гир, чувствуя, что от волнения тело его не слушается, все же прикрепил двумя кнопками третий лист бумаги, подбежал к умывальнику, вылил воду из таза, закрыл стенной шкаф, кинулся к кровати и аккуратно разгладил одеяло. Шагов на лестнице еще не было слышно. Он встал перед зеркалом, пригладил волосы, пощупал пальцем шрам, подкрутил усы. Он уже собирался пристегнуть воротничок и повязать галстук, когда на площадке послышались и замерли шаги.
— Войдите, — выдавил он с невероятным трудом. Он так тяжело дышал, что вздрагивала жесткая щетинка усов. И почувствовал вблизи запах девушки, тот самый запах, который доносился до него порывами холодного ветра там, на трибуне в Буа-Коломб. Это был запах смеси рисовой пудры и резкого аромата каких-то духов, запах ее тела, ее пота.
Она тоже с трудом переводила дыхание, обвела глазами комнату и наконец обнаружила мсье Гира, стоявшего вплотную к закрытой двери.
Сейчас она уже не знала что сказать. Для начала попробовала улыбнуться, подумала даже, не протянуть ли ему руку, — но он стоял неподвижно.
— Как у вас жарко…
Она посмотрела на окно, затемненное сейчас листами серой бумаги. Потом подошла ближе, приподняла один из них и внезапно увидела собственную комнату, а главное — кровать, стоявшую так близко, что казалось, можно до нее дотронуться. Обернувшись, она наконец встретилась взглядом с мсье Гиром и залилась краской, а он отвел глаза.
Только что она притворялась, что плачет, но сейчас слезы действительно жгли ей веки, набегали на глаза. А он и не думал прийти ей на помощь, предоставив Алисе делать что хочет в этой пустой комнате, где любой звук отзывался особенно громко. Он даже отошел подальше, к печке, и взялся за кочергу.
Ждать дольше было невозможно. Алиса заплакала, уселась на его кровать, прилегла наискосок, опершись локтем о подушку.
— Мне так стыдно! — пробормотала она. — Если бы вы только знали!
Наклонясь вперед, не выпуская из рук кочерги, он посмотрел на нее, и розовый румянец окончательно сошел с его лица. А она все плакала, закрыв лицо, и приговаривала, всхлипывая:
— Вы ведь все видели, правда? Ужас какой! Я же не знала. Я была совсем сонная.
Сквозь пальцы, закрывавшие глаза, она видела, как он положил на место кочергу и нерешительно выпрямился. Алиса сильно вспотела. Шелковая блузка стала мокрой под мышками.
— Отсюда же все видно! А я-то каждый день раздевалась и…
Рыдания возобновились еще сильней, лицо побагровело, из перекошенного рта с трудом вылетали слова.
— Мне бы это все равно! Смотрите сколько хотите! Но вот этот ужас…
Медленно, так медленно, что трудно было заметить эту перемену, восковое лицо мсье Гира оживлялось, становилось человечным, взволнованным, жалким…
— Идите сюда, ладно? Тогда мне будет легче… Но он стоял возле кровати, прямой, как манекен. Руку убрать вовремя он не успел, и она сжала ее.
— Что вы тогда подумали? Вы-то лучше всех знаете, что он ведь тогда в первый раз пришел, правда?
Платка у нее с собой не было, и она утерла нос одеялом.
Мсье Гир уставился на потолок. Наверху кто-то ходил не переставая взад и вперед, ровным шагом, вероятно укачивая на руках ребенка.
— Сядьте около меня.
Он еще боролся, пытался ускользнуть из-под власти этого тела.
Чуть успокоившись, она проговорила прерывающимся голосом:
— Это раньше был просто приятель, с кем пойти в воскресенье.
Мсье Гиру это было отлично известно что он ведь всегда шел вслед за ними то на футбол, на велодром в хорошую погоду или же в кино, на площади д'Итали, если шел дождь. Он видел, как они встречаются в половине второго, всегда на одной и той же автобусной остановке. Алиса висела на руке своего спутника. Позже, когда становилось темно, они время от времени останавливались где-нибудь в подворотне, и светлые пятна их лиц сливались в одно.
— Я его теперь ненавижу! — выкрикнула она. Мсье Гир смотрел то на свой умывальник, то на будильник на каминной доске, то на печку, на все эти предметы, которыми он каждый день пользовался в одиночестве, и призывал их, казалось, на помощь. Он постепенно оттаял, но сохранял способность видеть себя со стороны, и ему не нравился этот мсье Гир, которого он сейчас видел.
Алиса тоже украдкой наблюдала за ним, и на мгновение взгляд ее становился холодным и проницательным.
— Сознайтесь, вы тогда стояли здесь!
Окно, прикрытое серой бумагой, казалось враждебным. Лампа по-прежнему горела в комнате напротив, но из-за этих серых листов испускала только бледное сияние.
— Я ведь часто засыпала, не успев ни дверь запереть, ни потушить…
Теперь, когда ему этого не предлагали, мсье Гир уселся на самый краешек кровати, и Алиса все еще держала его руку в своей.
Так ведь оно и было: в ту субботу она уснула, и книжка соскользнула на пол. А мсье Гиру не спалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17