Дом номер 33 оказался довольно старым трехэтажным зданием; двери его украшало множество медных табличек. Внутри все выглядело, как обычно выглядят конторы, разместившиеся в небольших особняках. Прямо перед комиссаром оказалась лестница, ведущая на второй этаж, и пока Мегрэ искал, к кому обратиться, наверху лестницы появился Дюкро.
— Сюда, пожалуйста.
Он провел комиссара в контору, некогда бывшую залой; в ней еще сохранился потолок с лепниной, зеркала, позолота; все уже давно отжило свой век и не вязалось со строгой мебелью светлого дерева.
— Вы прочли, что написано на медных табличках? — спросил Дюкро, жестом приглашая Мегрэ сесть. — Внизу помещается Общество Марнских карьеров. Здесь — отдел буксировки, а на третьем этаже — отдел водных перевозок. И все это вместе значит — Дюкро.
Однако в словах его не слышалось былой кичливости, словно все это потеряло значение. Он сел спиной к свету; на рукаве темно-синего тяжелого суконного пиджака Мегрэ увидел траурную повязку. Дюкро не побрился, и лицо его казалось дряблым.
Он молча вертел в руках погасшую трубку, и тут Мегрэ понял, что есть два Дюкро: заносчивый, властный, самодовольный богач, снова и снова с наслаждением играющий эту роль — даже без публики, даже наедине с собой, и совсем другой человек — довольно робкий, неловкий, вдруг позабывший о самолюбовании.
Впрочем, отказаться от привычной роли, видимо, было не так-то просто! Дюкро во что бы то ни стало нужно возвышаться над суетой обыденной жизни. И вот уже у него в глазах опять появился особый блеск, предвестник нового спектакля.
— В эту контору я захожу как можно реже, тут достаточно всякого сброда, чтобы и без меня делать, что полагается. А сегодня утром мне просто надо было куда-то скрыться.
Мегрэ молчал, и это злило Дюкро: без реплик партнера играть куда труднее.
— Знаете, где я провел ночь? В гостинице на улице Риволи. Дома, сами понимаете, все в трансе: жена, старуха теща, дочь, ее болван муж. А тут еще соседи! Такой балаган устроили! Вот я оттуда и удрал.
Голос звучал искренне, и в то же время Дюкро явственно смаковал слово «балаган».
— Я терпел-терпел, потом стало совсем невмоготу.
Вам не случалось испытывать такое?
И без всякого перехода он взял со стола и положил перед Мегрэ помятую газету, отчеркнув ногтем какую-то заметку.
— Читали?
«Как стало известно, дивизионный комиссар уголовной полиции Мегрэ, далеко не достигший предельного возраста, подал заявление об отставке, которое и было принято. Он оставляет свой пост на следующей неделе.
Его место, по всей вероятности, займет комиссар Ледан».
— Ну и что? — удивился Мегрэ.
— Значит, у вас остается еще шесть дней, так ведь?
Дюкро больше не сел. Ему нужно было выходиться.
Заложив большие пальцы за проймы жилета, он шагал взад и вперед, то поворачиваясь к окну, то уходя в глубину залы.
— Помните, вчера я спросил, сколько вам платят? А сегодня я вот что хочу сказать: я вас узнал куда лучше, чем вы думаете, и предлагаю вам с будущей недели перейти работать ко мне — за сто тысяч франков в год.
Только не отвечайте сразу.
Он раздраженно открыл одну из дверей и жестом подозвал комиссара. В светлом кабинете перед кучей папок, с длинным мундштуком во рту, сидел человек лет тридцати, уже начавший седеть, а за соседним столом машинистка ждала, когда он начнет диктовать.
— Управляющий буксирной службой, — объявил Дюкро. Представленный стремительно встал со стула, а Дюкро добавил, выделяя слово «господин»: — Не утруждайте себя, господин Жаспар. Да, кстати, напомните-ка мне, чем это вы занимаетесь по вечерам. Ведь вы, кажется, даже завоевали какое-то первенство?
— По кроссвордам.
— Да, да, совершенно верно. Прекрасно. Вы слышите, комиссар, господин Жаспар, управляющий буксирной службой, тридцати двух лет от роду, завоевал первенство по кроссвордам.
Теперь Дюкро подчеркивал каждое слово, а на последнем грубо захлопнул дверь, остановился перед Мегрэ и посмотрел ему в глаза.
— Видели этого придурка? Внизу на третьем этаже таких тоже полно; все хорошо одеты, вежливы, словом, как говорится, преданные делу труженики. И заметьте, сейчас господин Жаспар расстроен и старается понять, чем мне не угодил. Машинистка разнесет сие происшествие по конторе, и дней десять все будут мусолить его, как леденец. Я дал ему звание управляющего, и он воображает, что на самом деле чем-то управляет. Хотите сигару?
На камине стоял ящичек с «гаванами», но комиссар предпочел набить трубку.
— Вам я не предлагаю никаких званий. Вы уже имеете кое-какое представление о моем деле: с одной стороны — перевозки, с другой — буксирная служба; потом еще карьеры и все прочее. Причем это «прочее» очень Растяжимо. Я распоряжусь, чтобы мои службы вас не беспокоили. Приходите и уходите, когда сочтете нужным. И суйте нос во все щели.
Перед глазами Мегрэ снова на мгновение появились длинные, обсаженные деревьями каналы, кумушки в черных соломенных шляпках и вагонетки, сбегающиеся из карьеров к баржам. Дюкро нажал кнопку звонка. Вошла секретарша с блокнотом.
— Пишите: «Мы, нижеподписавшиеся, Эмиль Дюкро и Мегрэ… — а как вас зовут? — и Жозеф Мегрэ, заключили нижеследующее соглашение. Начиная с 18 марта г-н Жозеф Мегрэ поступает на службу…» — Дюкро взглянул на комиссара, нахмурился и бросил секретарше: — Можете идти.
И снова заходил по комнате, только на этот раз заложив руки за спину, то и дело бросая на собеседника беспокойный взгляд. А тот все молчал.
— Ну так что? — наконец решился прервать молчание Дюкро.
— Ничего.
— Сто пятьдесят тысяч? Нет, не то.
Он открыл окно, и в комнату ворвался городской шум. Дюкро вспотел. Вынув изо рта сигару, он швырнул ее вниз.
— Почему вы уходите из полиции?
Попыхивая трубкой, Мегрэ усмехнулся.
— Признайтесь, вы ведь не из тех, кто любит сидеть сложа руки.
Он был обижен, раздражен, зол, однако смотрел на Мегрэ с уважением и вполне доброжелательно.
— Дело не в деньгах.
Комиссар взглянул на дверь соседнего кабинета, на потолок и пол и медленно, вполголоса сказал:
— Возможно, у меня те же причины, что и у вас.
— Значит, у вас тоже хватает придурков?
— Я этого не говорил.
Комиссар чувствовал себя отлично: он был самим собой и в ударе, том особом состоянии, когда обостряется восприятие и мысль легко следует за мыслями собеседника, а то и опережает их.
Но Дюкро не собирался отступать, хотя самоуверенности и жесткости в нем поубавилось, а лицо стало напряженным, и было видно, с каким усилием он держит себя в руках.
— Держу пари, вы считаете, что все еще должны исполнять свои обязанности, — зло буркнул он. И тут же с новой энергией продолжал: — Ну, да, вам может показаться, будто я вас подкупаю. А если я задам вам тот же вопрос через неделю?
Зазвонил телефон. Дюкро сорвал трубку.
— Да, я… Ну а дальше что? Похоронное бюро? Плевать я на него хотел. Если будете ко мне лезть, не приеду на похороны.
И все же Дюкро побледнел.
— Что за дурацкое кривлянье, — вздохнул он и положил трубку. — Так и вьются вокруг малыша. А он, если бы мог, выкинул бы их за дверь! Знаете, вам ни за что не угадать, где я провел эту ночь. Скажи я кому, я тут же прослыву выродком. А ведь мне больше негде выреветься, кроме как у девок в бардаке. Они там решили, что я в дым пьян, и перерыли весь мой бумажник.
Дюкро сел, растопыренными пальцами взъерошил волосы и оперся локтями на стол. Он пытался восстановить ход своих мыслей и смотрел на Мегрэ невидящим взглядом.
А комиссар, дав ему короткую передышку, тихо спросил наконец:
— Вам известно, что в Шарантоне нашли еще одного повешенного?
Дюкро поднял тяжелые веки, ожидая продолжения.
— Вы должны его знать, это один из помощников смотрителя.
— Бебер?
— Имя мне еще не сообщили. Его нашли утром на верхних воротах.
Дюкро устало вздохнул.
— Вам нечего заявить в этой связи?
Дюкро пожал плечами.
— Вероятно, вам придется дать показание, где вы провели ночь.
Губы Дюкро тронула невеселая усмешка. Он хотел было заговорить, но в последний момент передумал и лишь снова пожал плечами.
— Вы совершенно уверены, что вам нечего мне сказать?
— Какой сегодня день?
— Четверг.
— А с какого дня на той неделе вы выходите в отставку?
— Со среды.
— Еще один вопрос: допустим, к тому времени вы еще не закончите расследование. Что тогда?
— Я передам дело сотруднику, который придет на мое место…
Лицо Дюкро расплылось в улыбке, и он по-детски радостно подсказал:
— Придурку?
Мегрэ тоже не сдержал улыбки.
— У нас работают не только придурки.
На этой неожиданной шутливой ноте им и следовало остановиться. Дюкро поднялся и протянул Мегрэ свою лапищу.
— До свидания, комиссар. Мы, конечно, еще увидимся.
Пожимая протянутую руку, Мегрэ пристально посмотрел в ясные глаза Дюкро, но тот по-прежнему улыбался, только улыбка стала, пожалуй, чуть натянутой.
— До свидания.
Дюкро проводил его до площадки и даже перегнулся через перила. Уже на набережной, купаясь в пронизанном солнцем теплом воздухе, Мегрэ почувствовал, что из окна за ним все еще следит пара глаз.
На трамвайной остановке он стоял, расплываясь в улыбке.

По подсказке привратницы, считавшей, что того требуют приличия, все жильцы дома в знак траура закрыли жалюзи. Суда у причала приспустили флаги, отчего канал обрел странный, противоестественный вид.
Даже царившее кругом волнение было каким-то двусмысленным. Там и тут, особенно у стен шлюза, собирались кучки любопытных и смущенно спрашивали, указывая на один из крюков:
— Это там, да?
Труп повесившегося, высокого костлявого человека, хорошо известного старожилам Марны, уже увезли в Институт судебной медицины.
Бебер явился в эти края неизвестно откуда; семьи у него не было, а под жилье он приспособил себе старую землечерпалку ведомства путей сообщения, лет десять ржавевшую в дальнем углу пристани. Он на лету ловил концы и чалил суда, орудовал затворами шлюзов, оказывал кучу мелких услуг и получал чаевые. Вот и все.
Смотритель шлюза с важным видом прохаживался по своим владениям: утром у него взяли интервью три журналиста, а один его даже сфотографировал.
Сойдя с трамвая, Мегрэ направился прямиком в бистро Фернана. Там было полно народу, куда больше обычного, но разговаривали вполголоса. Те, кто знали комиссара в лицо, тут же сообщили о его приходе остальным.
Хозяин подошел к нему как к знакомому.
— Пива?
И взглядом показал на противоположный угол. Там в полном одиночестве сидел злой, как бешеная собака, старик Гассен. Веки у него совсем покраснели. Он уставился на Мегрэ и попытался изобразить на лице отвращение.
А комиссар, отпив большой глоток пива, утер губы и стал заново набивать трубку. В рамке окна за спиной Гассена виднелись тесно прижавшиеся друг к другу суда; Мегрэ был немного разочарован, не увидав там фигурку Алины.
Хозяин, делая вид, что вытирает столик, снова наклонился к нему и шепнул:
— Вы бы что-нибудь с ним сделали. Никак не придет в себя. Видите на полу клочья бумаги? Это приказ идти под погрузку на набережную Турнель. А что он с ним сделал?
Старик прекрасно понял, что разговор идет о нем, кое-как поднялся с места, подошел к Мегрэ, с вызовом посмотрел ему в глаза и побрел прочь, по дороге толкнув локтем хозяина.
На пороге он задержался. Секунду-другую казалось, что он, не заметив приближающегося автобуса, вот-вот ринется на мостовую. Но старик только качнулся и устремился в бистро напротив. Посетители переглянулись.
— Что вы обо всем этом скажете, господин комиссар?
Разговор стал общим. К Мегрэ обращались как к старому знакомому.
— Понимаете, при всем при том старик Гассен человек на редкость порядочный. Только очень сильно переживает ту ночную историю; я даже сомневаюсь, отойдет ли он? А что вы думаете насчет Бебера?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16