Цирк – одно из образований, которые свободно пересекают границы, даже Железный Занавес, но в этой толпе людей, вещей и зверей… Не зная, в чем дело, разобраться – почти безнадежное желание. Я болтался вокруг, был очень полезен, прямо отец родной, но не обнаружил ничего. Мой отчет отрицателен».
«Ну и что будет? Может так случиться, что они захотят, чтобы ты вместе с цирком перешел границу?»
«Не думаю, что они меня пошлют, нет. Но… только за этим Поль и мог настаивать, чтобы здесь появился Ли Элиот. – Он растрепал мои волосы. – Не жги мосты, дорогая, может, еще рано. Но даже если и так, единственный риск – еще один укус желтого коня».
«Почему-то мне кажется, что ты можешь отправиться туда просто для собственного удовлетворения».
«Ты права, может быть… Я знал Денвера, если он хотел мне что-то сказать, это наверняка важно. Прости его. Он не знал, что я собираюсь уезжать и увольняюсь».
«Не переживай. Что важно, то важно. Только на этот раз я тоже еду. Не смейся надо мной, правда. Если ты едешь для собственного удовольствия, можно и меня с собой взять, почему бы и нет, я даже попробую помочь. Моя связь с этим цирком не хуже, чем у тебя – я у них главный ветеринар, и меня пригласили заходить в любое время. Кроме того, у меня есть пациент, за которым я хочу присмотреть».
«Entendu. А виза у тебя тоже есть? Нет? Ну тогда… Да не смеюсь я над тобой, я сказал, что мне нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы ты была с цирком, пока он не уедет. Слушай меня. Утром я уезжаю в Вену, причины быть в цирке у меня уже иссякли, тем более после его отъезда. А тут такая удача – ты здесь и совершенно случайно, невинно и прочно с ним связана. Они пробудут здесь еще две ночи, если бы вы с Тимоти могли путешествовать в ту же сторону… Если бы ты почувствовала тонкий профессиональный интерес к своему пациенту и хотела проследить за состоянием его здоровья… Не задавай вопросов, просто слушай. Ходи, знакомься с людьми и держи глаза открытыми. Я нутром чувствую, что что-то тут не так. А тот или те, к кому это относится, избавившись от друга и коллеги покойного Денвера, немедленно расслабятся, и можно будет что-нибудь увидеть и услышать. Если получится – ничего не делай. Жди меня. Я вернусь сегодня вечером или во вторник».
«А что высматривать, Льюис?»
«Бог его знает. Может, там и нет ничего, но Денвер… Поняла? Я не хочу, чтобы ты что-нибудь делала или, тем более, рисковала. Забудь, что я был здесь, забудь этот разговор и будь с цирком, пока я с тобой не свяжусь. Ясно?»
«Ясно. И не надо меня успокаивать, я не нервная, а счастливая. – Я сильнее прижалась щекой к свитеру. – Ты сказал „такая удача“… Ой, тише, по-моему, Тим зашевелился».
За стеной заскрипела кровать, Тимоти, очевидно, перевернулся на другой бок. Мы лежали, крепко обнявшись. Скоро опять наступила тишина.
Он сказал очень тихо:
«Черт, пора идти. Тиму пока ничего не говори. То, чего он не знает, и вреда ему не принесет. Несчастье в моем чертовом двойнике… Раз ты знаешь его родственников, он все равно узнает, кто я, рано или поздно, поэтому придется ему сказать. Что-нибудь придумаем, например, специальное расследование по удобрениям в связи со страховкой. Я подумаю. Может, он даже сам для себя решит, что я связан с полицией, но это не важно, тем вернее он будет молчать. Он ведь нормальный парень?»
«Я ему доверяю до неограниченных пределов».
«Ну и нормально, но кое-что доверить ему мы не имеем права. Когда я вернусь, я с ним поговорю. Но мне пора идти. Договоримся так. Завтра или, скорее, сегодня будь в Хохенвальде. Тебе лучше быть в контакте. Позвони в Вену по номеру 32-14-60. Не записывай, запомни. Попроси мистера Элиота. Если меня не будет, кто-нибудь ответит, они будут ждать твоего звонка. Следующим вечером ты будешь в Зехштейне, это прямо рядом с границей. Там я к тебе присоединюсь. На несколько миль к северу от деревни есть отель – перестроенный старый замок, весьма роскошное место. Попробуй получить там комнаты. Это далеко от деревни, поэтому, если я к тебе приеду, меня не увидят и не опознают. Денег хватит?»
«На какое-то время. Там очень дорого?»
«Может быть, неважно. Я тебя включу в общие расходы. Попроси номер на двоих, на случай, если я приеду как мистер Марч. Ну все, ухожу».
«Ты, наверное, должен. Льюис мой, без тебя зверски холодно. Я тебя провожу, спать совершенно не хочется».
Я выскочила из кровати, завернулась в халат. Он влез в куртку и натягивал ботинки с резиновыми подметками. Я поцеловала его в макушку.
«Слишком уж ты хорош, Казанова. Ты сумеешь попасть к себе невидимо и неслышимо?»
«Попробую. В любом случае, фрау Шнайдер подумает, что я помогал цирку собираться».
Я тихо открыла окно. Холодный ветер прошуршал по траве и ворвался в комнату, звезды к утру замерзли и дрожали. Льюис тенью проскользнул на веранду, я вышла за ним.
Он сказал: «Ветер заглушит мои шаги, твоя репутация уцелела еще раз».
Я прижалась к его куртке: «Пожалуйста, будь осторожнее…»
И он ушел, я осталась одна.
Я отвернулась от перил и увидела Тимоти в пижаме, глазеющего на меня из окна. На полминуты я оцепенела и оглохла, он тоже не двигался, но явно все видел. Ему еще нельзя было говорить, я получила инструкции, а волна страха при расставании с Льюисом подсказывала, что это, скорее всего, важно. Оставалось только притвориться, что он ничего не видел, и понадеяться, что он не будет задавать лишних вопросов, пока я не намекну на возможность ответа.
Я сказала: «Привет, чего не спишь?»
Он медленно вышел на веранду, изображая полное безразличие. На его лице не было ни любопытства, ни смущения, ни даже удивления. Он собирался играть именно по тем правилам, которые меня устраивали. Я думаю именно его выражение лица меня и убедило. Семнадцатилетние мальчики так выглядеть не должны. Чтобы Кармел Лэйси и Грем до этого с Тимоти не делали, я не хотела усугублять полученный результат. Помочь не могло ничего, кроме правды. Странно для начала спрашивать, что, по его мнению, я тут делала с Ли Элиотом после получасового знакомства. И он видел поцелуй. Кроме того, чтобы я ни сказала, правда все равно до него дойдет. Придется говорить сразу и мне. Льюису придется меня простить, но раз Тимоти можно довериться потом, можно это сделать и сразу. Я вдохнула и оперлась на перила.
«Пожалуй, пора признаться, что я тебе соврала. Помнишь, я сказала тебе, что это двойник моего мужа?»
«Да, конечно».
Его лицо изменилось, стало менее безразличным, выражало облегчение и удовольствие.
«Значит, это все-таки твой муж? Этот парень Элиот – твой муж, был здесь все время?»
«Именно так. Как только я увидела его, я поняла, что он не хочет быть узнанным, а потом Аннализа сказала, что это – мистер Элиот, я заткнулась и ничего не сказала».
Старый добрый Тимоти снова со мной, холодный мужчина исчез.
«Ну, здорово! Я говорил, что он загадочный, да ведь? Ничего тогда странного, что ты не отправляла телеграммы в Стокгольм! Но почему? Значит, с пожаром что-то не в порядке все-таки?»
«Не спрашивай, почему, он не объяснил, это что-то связанное с тем, что его фирма не хочет что-то объяснять общественности, поэтому пока нужно держать это в секрете. – Я засмеялась. – А неплохой удар по его гордости, он-то думал, что его услышать невозможно».
«А я его, между прочим, и не слышал. Проснулся, не мог сразу заснуть и подошел открыть окно пошире. Я вообще-то испугался. Подумал – какого черта он тут шпионит, собрался его атаковать, а тут ты появилась из окна».
«И ты понял, что это сугубо дружественный визит. Спасибо за то, что ты за мной присматриваешь. Теперь ты, как говорится, знаешь все… Только никому не говори. Не предполагалось, что я вообще тебе что-нибудь объясню. Спокойной ночи».
И я ушла в холодную постель.
9
На следующее утро зрелище чистого поля там, где был цирк, почти шокировало. Необыкновенно пустынно, будто кто-то вроде Алладдина потер лампу, и все растворилось в воздухе… Только вытоптанный круг на месте шатра и клочья сена летают на месте конюшен. Тим остановил машину.
«Правда, чудно? Как поле, полное призраков».
Почерневшая трава и несколько обгорелых досок указывали место трагедии. Как конец грустной истории. Они, наверное, рады были уехать.
Мы вылезли из машины и пошли завтракать в Konditorei. Запах свежей выпечки взял бы в плен кого угодно, и Тим не мог пройти мимо. Маленькое окошко с теневой стороны площади заполняли разные сорта хлеба и восхитительно иностранных сластей. Тимоти впился глазами в это зрелище, а я старалась не показать, что все мое внимание сосредоточилось на объявлении сбоку «Zimmer frei», означавшему, что гость уже уехал.
«Ванесса, посмотри, как здорово называются эти штуки. Sandgugelhupf. Как насчет парочки сандгугельхупфов? А вот Polsterzipf. А неужели что-то может называться Spitzbub?»
«Непонятно, почему бы и нет. Если в этом языке существует Schokoladengugelhupf… Мне вообще-то больше нравится Schnittbrot».
«По-моему, это просто хлеб, порезанный на куски. Замечательный язык, правда?»
«Сегодня начинаю его учить. Хорошо бы здесь был книжный магазин, но его нет, у тебя нет учебника?»
«Только разговорник. Обожаю разговорники. Им кажется, что человек может захотеть сказать такое… Это, как греческий в школе.
Помню, первая фраза, которую я выучил, была: «Она несла в корзине кости». Мне до сих пор интересно чьи и зачем».
«Но ты же видишь, что фраза в результате засела у тебя в голове, для этого учебники и пишут».
«Ну да, это единственная фраза по-гречески, которую я помню, причем необыкновенно полезная. А в немецком разговорнике самая лучшая фраза – в разделе „Воздушное путешествие“. Откройте, пожалуйста, окна. Честное слово».
«Доброе утро», – раздался голос Льюиса прямо за нашей спиной. Опять он двигался очень тихо, хотя и оделся уже поприличнее. Но еще не как мой муж, все тот же профессионально незаметный и анонимный мистер Ли Элиот. Всем, кто приобрел привычку подкрадываться, советую от нее избавиться. Не собираюсь умирать от сердечного приступа.
Я сказала: «Доброе утро», – а сама думала, сразу ему сообщить, что Тим все знает, или потом. Но Тимоти был профессионален, я не успела.
«Привет, доброе утро, мистер Элиот. Вы еще не уехали?»
«Слишком рано для меня. Последние фургоны отъехали около пяти, я их даже не слышал».
«Вы, наверное, очень крепко спите, – сказал Тим жизнерадостно. – В деревне, должно быть, очень шумно, неужели это Вам не мешало?»
«Нет, спасибо. У меня была прекрасная ночь, намного лучше, чем я ожидал».
Я быстро отправила Тима за булочками и попросила Льюиса выбирать слова, потому что мальчик все знает. Пришлось ему сказать, потому что он все видел.
«Теряю квалификацию, – сказал он жизнерадостно. – Ну и что он знает?»
«Только кто ты. Он считает, что это тайное коммерческое задание для места твоей основной работы. Можно я скажу ему, что ты велел мне быть в контакте с цирком?»
«Почему бы и нет? Скажи, что фирме нужно больше деталей о смерти Денвера, а я попозже, возможно, опять появлюсь. Это, в конце концов, чистая правда. Все остальные вопросы – ко мне. А сейчас я уезжаю». И он кивнул в сторону желтовато-коричневого Вольво, облезлого, но все равно по виду мощного.
«А зачем вам столько еды, ехать ведь недалеко?.. Перестань на меня так смотреть, моя хорошая».
«Почему? Имею право! А далеко до Хохенвальда? Сколько вообще цирк проезжает в день?»
«Тридцать-сорок миль. До Хохенвальда пятьдесят километров, у вас будет приятное путешествие по красивой местности. Позавтракайте в Линденбауме и наслаждайтесь жизнью».
Когда Тим выскочил из магазина с руками, полными пакетов, мистер Элиот подробно объяснял мне путь, рисовал карту на старом конверте. Адрес на нем: Lee Elliott, Esq., с/о Kalkenbrunner Fertilizer Company, Meerstrasse, Vienna. Потом он попрощался, передал привет Аннализе, и мы уехали.
Первый раз после встречи на веранде мы с Тимом могли поговорить свободно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
«Ну и что будет? Может так случиться, что они захотят, чтобы ты вместе с цирком перешел границу?»
«Не думаю, что они меня пошлют, нет. Но… только за этим Поль и мог настаивать, чтобы здесь появился Ли Элиот. – Он растрепал мои волосы. – Не жги мосты, дорогая, может, еще рано. Но даже если и так, единственный риск – еще один укус желтого коня».
«Почему-то мне кажется, что ты можешь отправиться туда просто для собственного удовлетворения».
«Ты права, может быть… Я знал Денвера, если он хотел мне что-то сказать, это наверняка важно. Прости его. Он не знал, что я собираюсь уезжать и увольняюсь».
«Не переживай. Что важно, то важно. Только на этот раз я тоже еду. Не смейся надо мной, правда. Если ты едешь для собственного удовольствия, можно и меня с собой взять, почему бы и нет, я даже попробую помочь. Моя связь с этим цирком не хуже, чем у тебя – я у них главный ветеринар, и меня пригласили заходить в любое время. Кроме того, у меня есть пациент, за которым я хочу присмотреть».
«Entendu. А виза у тебя тоже есть? Нет? Ну тогда… Да не смеюсь я над тобой, я сказал, что мне нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы ты была с цирком, пока он не уедет. Слушай меня. Утром я уезжаю в Вену, причины быть в цирке у меня уже иссякли, тем более после его отъезда. А тут такая удача – ты здесь и совершенно случайно, невинно и прочно с ним связана. Они пробудут здесь еще две ночи, если бы вы с Тимоти могли путешествовать в ту же сторону… Если бы ты почувствовала тонкий профессиональный интерес к своему пациенту и хотела проследить за состоянием его здоровья… Не задавай вопросов, просто слушай. Ходи, знакомься с людьми и держи глаза открытыми. Я нутром чувствую, что что-то тут не так. А тот или те, к кому это относится, избавившись от друга и коллеги покойного Денвера, немедленно расслабятся, и можно будет что-нибудь увидеть и услышать. Если получится – ничего не делай. Жди меня. Я вернусь сегодня вечером или во вторник».
«А что высматривать, Льюис?»
«Бог его знает. Может, там и нет ничего, но Денвер… Поняла? Я не хочу, чтобы ты что-нибудь делала или, тем более, рисковала. Забудь, что я был здесь, забудь этот разговор и будь с цирком, пока я с тобой не свяжусь. Ясно?»
«Ясно. И не надо меня успокаивать, я не нервная, а счастливая. – Я сильнее прижалась щекой к свитеру. – Ты сказал „такая удача“… Ой, тише, по-моему, Тим зашевелился».
За стеной заскрипела кровать, Тимоти, очевидно, перевернулся на другой бок. Мы лежали, крепко обнявшись. Скоро опять наступила тишина.
Он сказал очень тихо:
«Черт, пора идти. Тиму пока ничего не говори. То, чего он не знает, и вреда ему не принесет. Несчастье в моем чертовом двойнике… Раз ты знаешь его родственников, он все равно узнает, кто я, рано или поздно, поэтому придется ему сказать. Что-нибудь придумаем, например, специальное расследование по удобрениям в связи со страховкой. Я подумаю. Может, он даже сам для себя решит, что я связан с полицией, но это не важно, тем вернее он будет молчать. Он ведь нормальный парень?»
«Я ему доверяю до неограниченных пределов».
«Ну и нормально, но кое-что доверить ему мы не имеем права. Когда я вернусь, я с ним поговорю. Но мне пора идти. Договоримся так. Завтра или, скорее, сегодня будь в Хохенвальде. Тебе лучше быть в контакте. Позвони в Вену по номеру 32-14-60. Не записывай, запомни. Попроси мистера Элиота. Если меня не будет, кто-нибудь ответит, они будут ждать твоего звонка. Следующим вечером ты будешь в Зехштейне, это прямо рядом с границей. Там я к тебе присоединюсь. На несколько миль к северу от деревни есть отель – перестроенный старый замок, весьма роскошное место. Попробуй получить там комнаты. Это далеко от деревни, поэтому, если я к тебе приеду, меня не увидят и не опознают. Денег хватит?»
«На какое-то время. Там очень дорого?»
«Может быть, неважно. Я тебя включу в общие расходы. Попроси номер на двоих, на случай, если я приеду как мистер Марч. Ну все, ухожу».
«Ты, наверное, должен. Льюис мой, без тебя зверски холодно. Я тебя провожу, спать совершенно не хочется».
Я выскочила из кровати, завернулась в халат. Он влез в куртку и натягивал ботинки с резиновыми подметками. Я поцеловала его в макушку.
«Слишком уж ты хорош, Казанова. Ты сумеешь попасть к себе невидимо и неслышимо?»
«Попробую. В любом случае, фрау Шнайдер подумает, что я помогал цирку собираться».
Я тихо открыла окно. Холодный ветер прошуршал по траве и ворвался в комнату, звезды к утру замерзли и дрожали. Льюис тенью проскользнул на веранду, я вышла за ним.
Он сказал: «Ветер заглушит мои шаги, твоя репутация уцелела еще раз».
Я прижалась к его куртке: «Пожалуйста, будь осторожнее…»
И он ушел, я осталась одна.
Я отвернулась от перил и увидела Тимоти в пижаме, глазеющего на меня из окна. На полминуты я оцепенела и оглохла, он тоже не двигался, но явно все видел. Ему еще нельзя было говорить, я получила инструкции, а волна страха при расставании с Льюисом подсказывала, что это, скорее всего, важно. Оставалось только притвориться, что он ничего не видел, и понадеяться, что он не будет задавать лишних вопросов, пока я не намекну на возможность ответа.
Я сказала: «Привет, чего не спишь?»
Он медленно вышел на веранду, изображая полное безразличие. На его лице не было ни любопытства, ни смущения, ни даже удивления. Он собирался играть именно по тем правилам, которые меня устраивали. Я думаю именно его выражение лица меня и убедило. Семнадцатилетние мальчики так выглядеть не должны. Чтобы Кармел Лэйси и Грем до этого с Тимоти не делали, я не хотела усугублять полученный результат. Помочь не могло ничего, кроме правды. Странно для начала спрашивать, что, по его мнению, я тут делала с Ли Элиотом после получасового знакомства. И он видел поцелуй. Кроме того, чтобы я ни сказала, правда все равно до него дойдет. Придется говорить сразу и мне. Льюису придется меня простить, но раз Тимоти можно довериться потом, можно это сделать и сразу. Я вдохнула и оперлась на перила.
«Пожалуй, пора признаться, что я тебе соврала. Помнишь, я сказала тебе, что это двойник моего мужа?»
«Да, конечно».
Его лицо изменилось, стало менее безразличным, выражало облегчение и удовольствие.
«Значит, это все-таки твой муж? Этот парень Элиот – твой муж, был здесь все время?»
«Именно так. Как только я увидела его, я поняла, что он не хочет быть узнанным, а потом Аннализа сказала, что это – мистер Элиот, я заткнулась и ничего не сказала».
Старый добрый Тимоти снова со мной, холодный мужчина исчез.
«Ну, здорово! Я говорил, что он загадочный, да ведь? Ничего тогда странного, что ты не отправляла телеграммы в Стокгольм! Но почему? Значит, с пожаром что-то не в порядке все-таки?»
«Не спрашивай, почему, он не объяснил, это что-то связанное с тем, что его фирма не хочет что-то объяснять общественности, поэтому пока нужно держать это в секрете. – Я засмеялась. – А неплохой удар по его гордости, он-то думал, что его услышать невозможно».
«А я его, между прочим, и не слышал. Проснулся, не мог сразу заснуть и подошел открыть окно пошире. Я вообще-то испугался. Подумал – какого черта он тут шпионит, собрался его атаковать, а тут ты появилась из окна».
«И ты понял, что это сугубо дружественный визит. Спасибо за то, что ты за мной присматриваешь. Теперь ты, как говорится, знаешь все… Только никому не говори. Не предполагалось, что я вообще тебе что-нибудь объясню. Спокойной ночи».
И я ушла в холодную постель.
9
На следующее утро зрелище чистого поля там, где был цирк, почти шокировало. Необыкновенно пустынно, будто кто-то вроде Алладдина потер лампу, и все растворилось в воздухе… Только вытоптанный круг на месте шатра и клочья сена летают на месте конюшен. Тим остановил машину.
«Правда, чудно? Как поле, полное призраков».
Почерневшая трава и несколько обгорелых досок указывали место трагедии. Как конец грустной истории. Они, наверное, рады были уехать.
Мы вылезли из машины и пошли завтракать в Konditorei. Запах свежей выпечки взял бы в плен кого угодно, и Тим не мог пройти мимо. Маленькое окошко с теневой стороны площади заполняли разные сорта хлеба и восхитительно иностранных сластей. Тимоти впился глазами в это зрелище, а я старалась не показать, что все мое внимание сосредоточилось на объявлении сбоку «Zimmer frei», означавшему, что гость уже уехал.
«Ванесса, посмотри, как здорово называются эти штуки. Sandgugelhupf. Как насчет парочки сандгугельхупфов? А вот Polsterzipf. А неужели что-то может называться Spitzbub?»
«Непонятно, почему бы и нет. Если в этом языке существует Schokoladengugelhupf… Мне вообще-то больше нравится Schnittbrot».
«По-моему, это просто хлеб, порезанный на куски. Замечательный язык, правда?»
«Сегодня начинаю его учить. Хорошо бы здесь был книжный магазин, но его нет, у тебя нет учебника?»
«Только разговорник. Обожаю разговорники. Им кажется, что человек может захотеть сказать такое… Это, как греческий в школе.
Помню, первая фраза, которую я выучил, была: «Она несла в корзине кости». Мне до сих пор интересно чьи и зачем».
«Но ты же видишь, что фраза в результате засела у тебя в голове, для этого учебники и пишут».
«Ну да, это единственная фраза по-гречески, которую я помню, причем необыкновенно полезная. А в немецком разговорнике самая лучшая фраза – в разделе „Воздушное путешествие“. Откройте, пожалуйста, окна. Честное слово».
«Доброе утро», – раздался голос Льюиса прямо за нашей спиной. Опять он двигался очень тихо, хотя и оделся уже поприличнее. Но еще не как мой муж, все тот же профессионально незаметный и анонимный мистер Ли Элиот. Всем, кто приобрел привычку подкрадываться, советую от нее избавиться. Не собираюсь умирать от сердечного приступа.
Я сказала: «Доброе утро», – а сама думала, сразу ему сообщить, что Тим все знает, или потом. Но Тимоти был профессионален, я не успела.
«Привет, доброе утро, мистер Элиот. Вы еще не уехали?»
«Слишком рано для меня. Последние фургоны отъехали около пяти, я их даже не слышал».
«Вы, наверное, очень крепко спите, – сказал Тим жизнерадостно. – В деревне, должно быть, очень шумно, неужели это Вам не мешало?»
«Нет, спасибо. У меня была прекрасная ночь, намного лучше, чем я ожидал».
Я быстро отправила Тима за булочками и попросила Льюиса выбирать слова, потому что мальчик все знает. Пришлось ему сказать, потому что он все видел.
«Теряю квалификацию, – сказал он жизнерадостно. – Ну и что он знает?»
«Только кто ты. Он считает, что это тайное коммерческое задание для места твоей основной работы. Можно я скажу ему, что ты велел мне быть в контакте с цирком?»
«Почему бы и нет? Скажи, что фирме нужно больше деталей о смерти Денвера, а я попозже, возможно, опять появлюсь. Это, в конце концов, чистая правда. Все остальные вопросы – ко мне. А сейчас я уезжаю». И он кивнул в сторону желтовато-коричневого Вольво, облезлого, но все равно по виду мощного.
«А зачем вам столько еды, ехать ведь недалеко?.. Перестань на меня так смотреть, моя хорошая».
«Почему? Имею право! А далеко до Хохенвальда? Сколько вообще цирк проезжает в день?»
«Тридцать-сорок миль. До Хохенвальда пятьдесят километров, у вас будет приятное путешествие по красивой местности. Позавтракайте в Линденбауме и наслаждайтесь жизнью».
Когда Тим выскочил из магазина с руками, полными пакетов, мистер Элиот подробно объяснял мне путь, рисовал карту на старом конверте. Адрес на нем: Lee Elliott, Esq., с/о Kalkenbrunner Fertilizer Company, Meerstrasse, Vienna. Потом он попрощался, передал привет Аннализе, и мы уехали.
Первый раз после встречи на веранде мы с Тимом могли поговорить свободно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24