Я не очень хорошо понял, что случилось, когда открывал дверь, — эта часть приключения осталась для меня темным пятном, — но оказалось, что я лечу головой вперед на пол и приземляюсь, словно поверженный бык... на рога.
* * *
Очнулся я, лежа на кушетке, хотя вернее было бы сказать — плавая. Снова меня отделили от моего тела, будто бы ничто физическое не было мне присуще.
Меня переполняла жутчайшая тошнота, желудок выворачивали наизнанку и завязывали узлом. Перекатившись на бок, я упал на пол, и меня тотчас стало безумно тошнить.
Я полежал не двигаясь. Подо мной было что-то твердое, что-то очень неудобное, причинявшее боль, и когда я сел, то увидел «шестнадцатку». Взяв ее в руки, я оперся на приклад, использовав его в качестве костыля, потому что ноги совсем не держали.
Дверь в спальню была открыта, горел свет. Я позвал Шейлу или подумал, что позвал, потому что изо рта не вылетело ни единого звука, а затем полетел в дверной проем.
Меня поджидало что-то страшное, невероятно страшное, но не было способа отвертеться от этой жути, меня тянуло к ней...
Первое, что я увидел, — кровь, расплесканная по белой стене. В центре комнаты лежала Шейла — совершенно голая, с единственной закрутившейся вокруг ноги простыней, словно она хотела убежать, но... не смогла. Череп сзади был размозжен, словно яичная скорлупа.
Сен-Клер лежал на постели с приподнятым коленом. Тоже голый. Лишь солдатские бирки висели на шее — привычка.
Только вот когда я подошел поближе, то увидел, что это вовсе не Сен-Клер. Это был... никто, так как у него не было лица, а лишь кровавое месиво, каша на месте лица, в которое с близкого расстояния вогнали пару зарядов из дробовика.
Я развернулся, чтобы убежать, заметил зажатую в руке «шестнадцатку» и с криком отшвырнул ее прочь. В дверях, наблюдая за моими действиями, кто-то стоял — я знал, но не мог понять, кто именно, ибо все вокруг стало покрываться темной слизью, таять, превращаясь в кромешный мрак.
* * *
Однажды, плавая с аквалангом возле Корнуолла, у меня случилась поломка клапана запасного баллона, и я еле-еле успел выплыть на поверхность вовремя. Сейчас было примерно то же самое: я судорожно молотил руками и ногами, стараясь оттолкнуться от дна и доплыть до крошечного пятнышка света в холодной бездне воды.
Наконец я вынырнул, хватая застывшим ртом воздух, и обнаружил, что валяюсь совершенно голым под ледяным душем, удерживаемый здоровяком с переломанным носом и короткой стрижкой.
Стараясь скинуть с себя его лапищи, я обнаружил, что сил во мне нет ни капли. Казалось, мои руки медленно-медленно, словно в воде, поднимаются вверх, затем, повиснув на мгновение, начинают опускаться.
Мужчина крикнул через плечо:
— Доктор, он приходит в себя!
Голос эхом прозвучал в голове, затем я будто бы перелетел через край ванны — что было невозможно, — и тут в дверях объявился Шон О'Хара.
Он был достаточно и очень по-ирландски красив, эдакий декадент с лицом Оскара Уайльда, а может быть, Нерона, и гривой седых серебристых волос, которые делали его похожим больше на актера, чем на то, чем он на самом деле являлся — одним из лучших психиатров Западной Европы.
Я сказал:
— А вот и ты, сволота старая. Все еще пробавляешься в старушке Англии по пятьдесят гиней за сеанс?
Он не засмеялся и даже не улыбнулся, хотя это и было странно, потому что обычно он мог расхохотаться от одного вида пальца, показанного ему, но сегодня все шло наперекосяк, и удивляться не приходилось. Даже мой голос будто принадлежал другому человеку.
Шон вытащил из-за двери мой купальный халат и распахнул его для меня.
— Надень-ка вот это, Эллис, будь паинькой, и пошли со мной.
Я был совершенно спокоен, ни тени тревоги в мозгу. Просто плыл куда-то, застигнутый врасплох этим странным, чуждым мне ощущением.
Шон терпеливо ждал, пока я справлюсь с поясом, а затем положил мне руку на плечо.
— Хорошо, давай попробуем все прояснить.
Гостиная была переполнена народом. Этих людей я никогда раньше не встречал. Двое в рубашках с короткими рукавами делали на полу какие-то замеры. В дверях стоял полицейский в форме... внезапно пыхнула вспышка. Все как-то сразу прекратили болтать между собой.
Я спокойно ждал, пока Шон и небольшой подвижный темноволосый человек в очках в золоченой оправе не переговорят о чем-то вполтона и Шон не возьмет меня за руку.
— Сейчас мы отправимся с тобой в спальню, хорошо, Эллис?
Там, за полуприкрытыми дверями, меня ожидало... оно... Тот безымянный кошмар, вторгавшийся в мои мысли и сны столько долгих месяцев. Во рту пересохло, я ощущал буханье сердечной мышцы, чувствовал, что не могу дышать. Я было начал упираться, но Шон потянул меня за собой.
Первым делом я увидел кровь, диким полумесяцем расплесканную по белой стене.
Я отвернулся, вцепился в Шона обеими руками, почувствовав, как земля уходит из-под ног.
— Сон, — сказал я надтреснутым голосом. — Я-то думал, что это был сон.
— Нет, Эллис, отнюдь, — произнес Шон мрачно. — Это случилось на самом деле. И ты не можешь отвернуться и забыть.
Он потянул меня в комнату.
* * *
Меня посадили на стул в кухне, и кто-то сунул мне в руки чашку чая. На вкус он походил на канализационный сток, и, подбежав к раковине, я выблевал его. Устало повернувшись, я принял помощь молодого констебля, усадившего меня обратно, и в ту же секунду в дверях появились Шон О'Хара и человек в очках.
— Ну, Эллис, как ты? — спросил Шон.
— Сносно. Думаю, что выживу. — И снова показалось, что голос исходит не из меня, а из какой-то далекой точки вселенной.
Шон вытащил небольшой пузырек и вытряхнул на ладонь знакомые мне лиловые капсулы.
— Я ведь предупреждал, что с этим лекарством шутки плохи. В прошлую среду я выписал Шейле рецепт на двадцать одну пилюлю. Но по остатку можно предположить, что ты принял штук десять — двенадцать зараз. Так что, не прибудь я вовремя, ты был бы покойником.
— Чего, по-видимому, и добивался дражайший мистер Джексон, — вставил человек в золоченых очках. — Ведь так, сэр?
— Как ты знаешь, здесь все находится под контролем Министерства обороны, — сказал Шон. — Здесь присутствует суперинтендант Дикс из Особого отдела.
Судя по всему, когда я повернулся к Диксу, то долго не мог сфокусировать на нем взгляд.
— Что вы хотите сказать? Что я пытался покончить с собой после того, как выпустил Шейле и Сен-Клеру мозги? Да я к этим пилюлям не прикасался.
Последнюю фразу я произнес с такой ненавистью, что молоденький констебль у двери беспокойно зашевелился.
— Так, значит, сэр, вы не помните? — спросил Дикс, доставая маленькую бутылочку. — Это неудивительно, раз вы сидели вот на этом.
Похоже, я впал в следующую фазу ступорозного состояния, когда все перестает волновать. И сказал:
— А что это такое?
— ЛСД. Мы обнаружили это в вашем прикроватном столике.
— У меня для вас приятные новости, — бросил я. — Никогда в жизни к этой дряни не притрагивался.
— Пока вы были в бессознательном состоянии, мы взяли у вас пробы крови, сэр. Так что отпираться бессмысленно.
— Эллис, расскажи мне о вьетконговцах, — попросил Шон спокойно.
Я взглянул на их мрачные рожи, ждущие ответа. Даже констебль непроизвольно сделал шаг вперед. Тогда же я заметил распахнутую дверь и ждущих за ней молчаливых мужчин.
Появился новый персонаж — майор спецназа в форме, по-видимому сшитой на заказ в Сэвил-Роу. Красный берет сбит по уставу набекрень, лицо ленивое, полное, доброжелательное... окромя глаз, недобро сияющих, словно разбитое стекло. Я его знал, вот в чем была загвоздка, знал, но не помнил откуда. Майор слегка кивнул, ободряя.
— Вы, видимо, считаете, что я спятил, да? — спросил я. — Так вот учтите: они здесь были, и мы с Максом обдурили их шатаю. Это, конечно, неприятный факт, но на тропе лежит труп человека. Это доказательство моей правоты.
Дикс покачал головой:
— Ничего на тропе нет, мистер Джексон. Ничегошеньки.
В последовавшей затем немоте я ждал очередного взмаха топора. Который не замедлил случиться.
Дикс сказал:
— Как вам известно, вся эта местность принадлежит Министерству обороны, поэтому мы очень тщательно следим за перемещениями здесь живущих. Например, миссис Уорд каждый четверг ездила в Лондон.
— Навещала своего восьмилетнего сына, — кивнул я. — Она в разводе. Была... Ребенок остался на попечении отца.
Дикс покачал головой:
— Последние два года, сэр, ее муж преподавал в университете Южной Калифорнии. Сына у них не было.
Я тупо смотрел на них, и Шон произнес:
— Всякий раз, вырываясь в город, Эллис, она целый день проводила в квартире Макса.
Меня разрывало на части. Положив руку на колени, я уткнулся в нее головой, чувствуя, как огромные волны перекатываются надо мной.
Я хотел выжить в этом кошмаре.
Сквозь рокот прибоя послышался голос Шона О'Хары:
— Любые другие попытки в данном направлении будут пока бесполезны. Галлюцинаторное состояние после больших доз ЛСД может продолжаться сутками. Типично клинические симптомы. Думаю, следует поместить его в Марсворт-Холл как можно быстрее и начать интенсивную терапию. В данном состоянии этот человек является угрозой самому себе и всем, кто его окружает.
Марсворт-Холл — последняя остановка на пути в клинику для психически ненормальных преступников. Шон раз в неделю проводил там бесплатные консультации. «Какие там встречаются интересные случаи», — восхищался он как-то передо мной. Перспектива очутиться за этими массивными воротами поразила меня в самое сердце. Я поднялся и неверными шагами подошел к Шону, вцепившись в лацканы его пиджака.
— Они действительно были. На самом деле...
— А Фриц? — спросил он мягко. — Ты ведь сказал Шейле, что его пристрелили, однако он сейчас на улице, привязан у своей будки. Может, хочешь взглянуть и убедиться?
И тут я вспомнил. Вспомнил то, чего не могло быть, но что почему-то произошло. Невозможность. Полнейшая.
— Тот, пристреленный, пес, — закричал я, — был не Фриц — не мог бьпъ Фрицем! Он прыгнул с дамбы и проплыл пятьдесят ярдов в глубокой воде. — Они смотрели на меня, ничего не понимая. Я добавил: — Фриц плавать не умеет.
Последовавшая тишина показалась мне пустотой захлопнувшихся за моей спиной железных ворот. Кто-то кашлянул, и Дикс коротко кивнул.
Констебль взял меня за руку:
— Сэр, соблаговолите пройти за мной.
Я развернулся полукругом, одним-единственным ударом сломал ему руку и кинул его в дверной проем, чтобы расчистить дорогу. Страх, паника — называйте как хотите — превратили меня в зверя.
Присутствующие набросились на меня, как стая разъяренных пеликанов, и через несколько секунд мой купальный халат был сорван, и я остался в чем мать родила. Он сходит с ума, напишут завтрашние газеты. После чего меня закуют в кандалы.
Я нанес несколько ввинчивающих ударов, и одного из нападающих отбросило назад с переломанными ребрами — он визжал, как недорезанный поросенок. Другому своротил челюсть, но тут вперед вышел майор, сделавший отменный цуки в живот. Затем поднял бедро на уровень поясницы, распрямил ногу и повторил удар.
Но для владеющего чи такого нападения недостаточно. Я пошел вперед, все время напоминая себе, кого и что являет собой этот человек. Поднял руки. Моя первая итонская половина, его — последняя. Стеночка — так мы называли эту игру. Хилари Воган, вот кто это был, — гордость школы. Мозги и кулаки, поэзия и бокс. Его никто никогда не мог побить, особенно после того как он вступил в ряды вооруженных сил.
Он понял, что я узнал его, — увидел в моих глазах — и непроизвольно нахмурился, как будто это имело какое-то значение, как будто он этого вовсе не ожидал. Все было так, будто ему все расчищали дорогу в регби, а на меня валились всей толпой.
Потребовалось шесть ублюдков для того, чтобы вытащить меня на улицу и посадить в машину — с наручниками или без таковых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24