Было тихо и солнечно.
Я свернул в проулок. По обе стороны тянулся высокий дощатый забор, за которым располагались ветхие гаражи. Я остановился у одного из них с надписью «сдается» и между двух мусорных баков прошел в бетонированный двор «Хобарт Армз». Какой-то человек укладывал в багажник машины клюшки для гольфа. В вестибюле филиппинец таскал по ковру пылесос, а смуглая еврейка у коммутатора что-то деловито записывала.
Поднявшись на лифте, я прокрался по коридору к последней двери на левой стороне. Постучал, подождал ответа, снова постучал и отпер дверь ключом мисс Гленн.
Трупа на полу не было.
Я посмотрелся в зеркало над кроватью, подошел к окну и выглянул наружу.
Под окном шел карниз, ведущий к пожарной лестнице. По нему вполне мог бы пройти и слепой, однако никаких следов на покрывавшей карниз пыли я не обнаружил.
На кухне и в маленькой столовой тоже не было ничего подозрительного. В углу спальни, вокруг мусорной корзины валялось много хлама, в сломанной гребенке на туалете торчало несколько рыжих волосков, в стенных шкафах я нашел несколько бутылок из-под джина – вот и все. Я вернулся в гостиную, заглянул за кровать, постоял в раздумье и покинул квартиру.
Филипинец в вестибюле продвинулся со своим пылесосом метра на три. Я облокотился на стойку возле коммутатора.
– Мисс Гленн?
– Пятьсот двадцать четвертая, – ответила смуглая еврейка – и сделала пометку на квитанции из прачечной.
– Ее нет дома. Давно она ушла? Она взглянула на меня.
– Я не заметила. Что у вас – счет?
Объяснив, что я просто приятель, и поблагодарив ее, я вышел. Выходит, в квартире мисс Гленн никаких волнующих событий не произошло. Я вернулся к машине. Я и раньше не верил рассказу рыжей мисс Гленн.
Я пересек Кордова-стрит, проехал квартал и остановился у неприметной аптеки, которая словно дремала за двумя огромными деревьями и пыльной, захламленной витриной. В углу аптеки стояла телефонная будка. Ко мне зашаркал задумчивый старик аптекарь, но увидев, что мне нужен только телефон, сдвинул очки в стальной оправе на кончик носа и снова уселся с газетой.
Опустив пять центов, я набрал номер. Женский голос ответил:
«Телеграмма» слушает". Я попросил Бэллина.
Узнав меня, Бэллин откашлялся и отчетливо произнес, явно стараясь говорить в самую трубку:
– У меня есть для тебя новости, но плохие. Чертовски сожалею. Твой друг Харджер в морге. Нам сообщили десять минут назад.
Я прислонился к стене будки.
– Что еще сообщили?
– Патрульные полицейские подобрали его в Уэст-Симарроне, в каком-то дворе. Пристрелен, прямо в сердце... Это случилось ночью, но опознали его почему-то только что.
– В Уэст-Симарроне? – переспросил я. Что ж, ясно. Я к тебе заеду.
Поблагодарив Бэллина, я повесил трубку и постоял, глядя сквозь стекло на пожилого седого человека, который вошел в аптеку и копался в журналах на полке.
Потом я опустил еще монету и, набрав «Лотарингию», попросил дежурного клерка.
– Пусть твоя девочка соединит меня с рыженькой, Джим.
В ожидании я вынул сигарету, прикурил, выпустил дым. Дым распластался по стеклу кабины и повис в неподвижном воздухе. Потом в трубке щелкнуло, раздался голос телефонистки:
– Извините, абонент не отвечает.
– Тогда дайте мне Джима, – попросил я. Когда он подошел, я сказал:
– У тебя не найдется времени сбегать наверх и узнать, почему она не подходит?
Может, просто побаивается.
– Ради бога. Сейчас сбегаю со своим ключом.
Я весь обливался потом. Положил трубку на полочку и распахнул дверь.
Седой человек быстро взглянул на меня поверх своих журналов, потом нахмурился и посмотрел на часы. Из будки струился дым. Через минуту я прикрыл ногой дверь и снова взял трубку.
Издалека донесся голос Джима:
– Ее нет. Может, пошла прогуляться.
– Так-так... Или ее повезли прокатиться.
Я повесил трубку и выбрался из будки. Седой швырнул журнал на полку с такой силой, что тот упал на пол. Когда я проходил мимо, незнакомец нагнулся за ним. А когда выпрямился, то оказался вплотную позади меня и сказал спокойным твердым голосом:
– Тихо. Руки не поднимать. Иди к своей машине. Уголком глаза я видел, как близоруко щурится на нас старик. Впрочем, если бы даже у него было хорошее зрение, он все равно ничего бы не заметил. Что-то ткнулось мне в спину. «Наверняка уж не палец», – подумал я. Мы мирно вышли из аптеки.
За моим «мармоном» стояла длинная серая машина. Задняя дверца была открыта, и возле нее, поставив ногу на подножку, стоял человек с квадратным лицом и кривым ртом. Правая его рука оставалась внутри машины. Седой приказал:
– Садись в свою машину и поезжай на запад до первого поворота. Потом – направо. Держи скорость сорок миль, не больше.
Узкая улочка была тихой и солнечной, шепталась листва на перечных деревьях. Вблизи, на Кордове, шумел поток машин. Пожав плечами, я открыл свою машину и уселся за руль. Седой плюхнулся рядом, не отрывая глаз от моих рук и держа наготове короткоствольный пистолет.
– Ключи доставай осторожно, приятель. Я был осторожен. Когда я включил зажигание, позади хлопнула дверца чужой машины, раздались быстрые шаги, и кто-то влез на заднее сиденье «мармона». Я воткнул передачу и выехал за угол. В зеркальце я видел, как повернула и серая машина. Потом она чуть приотстала.
Я поехал на запад по улице, параллельной Кордова-стрит. Когда мы проехали полтора квартала, сзади протянулась рука и вытащила у меня из кармана пистолет. Седой опустил свою короткоствольную пушку на бедро и свободной левой рукой тщательно ощупал мои карманы. Удовлетворенный, он откинулся на спинку сиденья.
– А теперь выезжай на главную магистраль и поддай газу, – велел он.Только если попадется патрульная машина, не пытайся ее прижать. А попробуешь – увидишь, что будет.
Сделав два поворота, я прибавил скорость до шестидесяти. Мы проехали жилые районы и очутились на шоссе. Тут серая машина сбросила скорость, развернулась и умчалась в сторону города.
– Зачем вы меня зацапали? – спросил я.
Седой засмеялся и потер широкий красный подбородок.
– Дело есть. С тобой главный хочет говорить.
– Каналес?
– При чем тут Каналес? Я сказал – главный.
Несколько минут я молча следил за дорогой. Потом спросил:
– Почему вы это не провернули там в квартире или в переулке?
– Хотели проверить, не прикрыт ли ты.
– Кто такой главный?
– Приедешь – узнаешь. Еще что?
– Курить можно?
Он придержал руль, пока я закуривал. Человек на заднем сиденье не произнес за все время ни слова. Вскоре седой велел мне остановиться и поменяться с ним местами.
– Была у меня такая повозка лет шесть назад, когда я был бедный,весело сообщил он, устраиваясь за рулем.
Хорошего ответа я придумать не смог, поэтому затянулся сигаретой и стал размышлять. Если Лу убили в Уэст-Симарроне, почему убийцы не взяли денег? А если его действительно прикончили в квартире мисс Гленн, зачем было трудиться и отвозить его обратно в Уэст-Симаррон?
Минут через двадцать начались горы. Мы взобрались на крутой перевал, спустились по длинной ленте белого бетона, переехали через мост. Потом шоссе опять пошло в гору. Наконец мы свернули на гравиевую дорогу, которая заворачивала за дубовую рощу. По сторонам, словно маленькие фонтанчики, подымались и полоскались на ветру пучки степной травы. Колеса хрустели по гравию, на обочинах нас заносило.
Мы подъехали к дому на каменных бетонированных опорах. В тридцати метрах за ним, на гребне холма, медленно вращалась ветряная мельница электрогенератора. Синяя горная сойка метнулась через дорогу, взмыла вверх, сделала резкий вираж и исчезла с глаз, словно падающий камень.
Седой остановил машину у широкого крыльца, рядом с бежевым «линкольном», выключил зажигание и вытянул ручной тормоз. Вынул ключи, аккуратно вложил их в кожаный футляр и сунул в карман.
Человек, который сидел сзади, вышел из машины и придержал переднюю дверцу. В руке у него был револьвер. Я выбрался из машины, Седой тоже. Мы вошли в дом.
Стены большой комнаты были облицованы прекрасно отполированной сосной.
Мы прошли по индейским коврикам, и Седой осторожно постучал в дверь.
– Кто там? – послышался приглушенный голос. Седой приблизил лицо к двери и сказал:
– Это Бизли... и тот парень, с которым вы хотели говорить.
Нам велели войти. Бизли открыл дверь, втолкнул меня внутрь и захлопнул ее за мной.
Точно такая же комната – большая, отделанная сосной, с индейскими ковриками на полу. В камине потрескивал огонь.
За плоским письменным столом сидел Фрэнк Дорр, всем известный политический босс.
Он был из тех, кому нравится, чтобы перед ним стоял стол, в который можно так уютно упереться толстым животом. У него было толстое, с нечистой кожей лицо, жидкая седая челка, из которой выбивались торчащие прядки, острые глазки, маленькие аккуратные руки.
Он был облачен в серый, не слишком опрятный костюм, перед ним на столе развалилась большая черная персидская кошка. Маленькой ручкой он почесывал ей за ухом, и та прижималась к руке, свесив хвост через край стола.
– Садитесь, – сказал он, не отрывая глаз от кошки. Я сел в очень низкое кожаное кресло. Дорр сказал:
– Как вам здесь нравится? Славно, правда? Это Тоби, моя подружка.
Единственная. Верно, Тоби?
– Мне здесь нравится, но не нравится, как я сюда попал.
Дорр приподнял голову и взглянул на меня, полуоткрыв рот. Зубы у него были прекрасные, только уж больно хороши, чтобы быть настоящими.
– Я человек занятой, братец. Так было проще и быстрее. Выпьете что-нибудь?
– Конечно, выпью.
Он нежно сжал ладонями голову кошки, потом оттолкнул ее и положил руки на подлокотники кресла. Он сдавил их так, что лицо у него слегка покраснело, и с усилием поднялся на ноги. Вперевалку Дорр подошел к встроенному бару и извлек приземистый графин и два стакана с золотыми прожилками.
– Льда сегодня нет, – объявил он, возвращаясь к столу. – Придется пить так.
Он налил, жестом пригласил меня взять стакан, взял свой и сел. Сел со стаканом и я. Дорр зажег длинную коричневую сигару, подвинул сигарную коробку на пару дюймов в мою сторону, откинулся и уставился на меня в полном блаженстве.
– Вы тот самый парень, который показал против Мэнни Тиннена, – сказал он. – Это не дело. Я пригубил виски. Он был достаточно хорош, чтобы пить маленькими глотками.
– Жизнь иногда сложная штука, – продолжал Дорр тем же ровным, расслабленным голосом. – Политика – занятие интересное, но сильно действует на нервы. Вы же меня знаете. Я человек крутой и добиваюсь, чего мне нужно.
Теперь у меня не так уж много желаний, но если я чего-нибудь хочу, то всерьез. И не слишком при этом миндальничаю.
– Репутация у вас известная, – вежливо согласился я.
Глаза Дорра блеснули. Он огляделся в поисках кошки, притянул ее к себе за хвост, перевалил на бок и стал гладить ей живот. Кошке это как будто нравилось.
Дорр посмотрел на меня и довольно мягко сказал:
– Вы прикончили Лу Харджера.
– Почему вы так решили? – спросил я без особых эмоций.
– Вы прикончили Лу Харджера. Может, он этого заслуживал – но сделали это вы. У него дырка в сердце тридцать восьмого калибра. А у вас того же калибра пушка, и стреляете вы, как известно, без промаха. Вчера вечером вы были с Харджером в Лас Олиндасе и видели, как он выиграл кучу денег.
Предполагалось, что вы будете его охранять, но вам пришла мысль получше. Вы догнали его и эту девушку в Уэст-Симарроне, влепили в Харджера пулю и забрали деньги.
Я допил виски, встал и налил себе еще.
– С девушкой вы договорились, – продолжал Дорр. – Но что-то у вас не сладилось, и она решила вас перехитрить. Впрочем, это не так важно, потому что полиция нашла около Харджера ваш пистолет. А деньги у вас.
– И уже подписан ордер на арест?
– Нет, я пока не велел... И пистолет ваш еще не приобщили к делу.
1 2 3 4 5 6 7 8