Она болезненно чувствительна и одновременно совершенно бескорыстна. История ее жизни очень курьезна: она подкидыш, не имеющий ни гроша, и сэр Артур взял ее под свою опеку, обращаясь с ней очень предупредительно и с полным уважением. Это ставило в тупик очень многих, так как совершенно не было похоже на него. Но когда ей исполнилось семнадцать лет, все стало ясным, потому что опекун просил ее руки.
Теперь я подхожу к самой любопытной части всей этой истории. Тем или иным путем Сибилла узнала от когото (как я подозреваю - от старого Эббота), что сэр Артур Водрей совершил в юные бурные годы какое-то преступление или, по крайней мере, допустил какой-то серьезный проступок, причинивший другому лицу крупные неприятности. Я не знаю, что это было. Но для мисс Рэй, сентиментальной и не имевшей жизненного опыта, это показалось каким-то кошмаром, и сэр Артур превратился в ее глазах в ужасное чудовище, брак с которым невозможен ни при каких обстоятельствах. То, что она сделала потом, было очень характерно для нее:
с ужасом беззащитного существа и с героической смелостью убежденного человека она сообщила ему свое решение. Дрожащими губами она говорила, что допускает ненормальность, болезненность, даже скрытое безумие в своем отвращении к нему, но иначе поступить не может. К великому ее удивлению и облегчению, он выслушал ее спокойно и вежливо, и, по-видимому, больше никогда не говорил с ней об этом.
И, конечно, Водрей очень вырос в ее глазах, особенно после следующего обстоятельства: в ее одинокую жизнь вошел другой такой же одинокий мужчина. Он жил анахоретом в палатке на одном из островов реки. Загадочность его появления сделала его в глазах Сибиллы еще более привлекательным, хотя я допускаю, что он и так был достаточно красив. Это был джентльмен, остроумный и в то же время грустный, что, как я думаю, только усиливало романтизм этого эпизода.
Разумеется, он был не кто иной, как Дэлмон. Не знаю, как далеко зашло дело у них к этому времени, но факт тот, что она разрешила ему поговорить с опекуном. Могу себе представить, с каким трепетом ждала она результата этой встречи, задавая себе вопрос, как воспримет появление соперника ее старый поклонник. И тут она почувствовала, что снова оказалась несправедливой в отношении сэра Артура.
Последний принял Дэлмона с сердечным радушием и, казалось, полностью поддерживал планы молодой четы. Они с Дэлмоном вместе охотились, ловили рыбу, - словом, стали лучшими друзьями. Но однажды Сибиллу постигло тяжелое разочарование:
Дэлмон как-то в разговоре сказал, что старик мало изменился за тридцать лет.
Перед глазами Сибиллы разверзлась бездна: эти люди, очевидно, отлично знали друг друга прежде; все знакомство и радушие было только маской. Вот почему Дэлмон так загадочно появился в этой местности, и вот почему старик так легко согласился содействовать браку. А теперь позвольте вас спросить, что вы об этом думаете? - обратился Ивэн Смит к своему собеседнику.
- Я знаю, что думаете об этом вы, - сказал, улыбаясь, патер Браун, что ж, ваши мысли совершенно логичны. Перед нами Водрей с какой-то некрасивой историей в прошлом, таинственный незнакомец, преследующий его и вымогающий все, что только пожелает. Попросту говоря, вы думаете, что Дэлмон шантажист.
- Да, - сказал Смит, - это так, хотя я и не имею права так думать.
- Ну, мне нужно будет пойти побеседовать с доктором Эбботом, - сказал патер Браун после непродолжительного размышления.
Неизвестно, состоялась ли беседа между доктором Эбботом и патером Брауном, но, когда последний вышел из дома часа через два, с ним была Сибилла Рэй, бледная девушка с рыжеватыми волосами и тонким нежным профилем. Все сказанное Смитом о ее трепетной прямоте становилось понятным с одного взгляда на Сибиллу. Только ее робость могла стать такой смелой во имя совести.
Смит подошел к ним. Некоторое время все трое разговаривали на лужайке. День, прелесть которого можно было угадать с самого восхода солнца, теперь ослепительно сиял и сверкал. Но патер Браун в черной широкополой шляпе был, казалось, застегнут на все пуговицы как бы в ожидании бури. Но, быть может, это была лишь привычка, а может быть, речь шла о какой-нибудь другой буре?
- Больше всего мне отвратительны сплетни, - тихо сказала Сибилла, - а они уже начинаются. Все друг друга подозревают. Джон и Ивэн, я думаю, смогут поручиться друг за друга, но у доктора Эббота уже была ужасная сцена с мясником. Тот подумал, что его обвиняют, и сам обрушился с обвинениями на доктора.
Ивэн Смит, казалось, чувствовал себя очень неловко. Наконец он выпалил:
- Я не имею права много говорить, но думаю, что все это ни к чему. Это все отвратительно, но мы уверены, что убийства здесь не было.
- У вас уже создалось свое мнение об этом? - спросила девушка, пристально глядя на священника.
- Я слышал одно мнение, которое кажется мне очень убедительным,ответил он.
Патер Браун стоял, мечтательно глядя на реку. Смит и Сибилла оживленно заговорили друг с другом вполголоса. Погруженный в размышления священник направился вдоль реки. Скоро он оказался среди молодых деревьев, нависающих над водой. Жаркое солнце ярко освещало тонкую завесу колеблющихся листьев, и то тут, то там появлялись блики, подобно маленьким зеленым огонькам; птицы пели на сотни голосов. Через две-три минуты Ивэн услышал свое имя, произнесенное вполголоса, но четко в зеленых зарослях, и вскоре увидел возвращающегося патера Брауна.
- Не позволяйте мисс Рэй идти сюда, - сказал тихо священник. Постарайтесь как-нибудь отправить ее домой.
Ивэн Смит подошел к девушке с довольно неумело наигранной беспечностью. Через несколько минут мисс Рэй скрылась в доме, и Смит вернулся к тому месту, где только что был патер Браун, но того уже не было, он скрылся в чаще. Сразу за небольшой группой деревьев была расщелина, подмытая водой. Здесь торф осел до уровня прибрежного песка. Патер Браун стоял на краю расщелины и смотрел вниз.
Случайно или по какой-либо причине он держал шляпу в руках, хотя яркое солнце заливало его голову.
- Взгляните сами, - сказал он серьезным тоном. - Но предупреждаю вас подготовьтесь.
- К чему? - спросил Смит.
- К самому ужасному зрелищу, которое я когда-либо видел в жизни, сказал патер Браун.
Ивэн Смит подошел к краю торфяного берега и с трудом сдержал вопль ужаса.
Сэр Артур Водрей, скаля зубы, пристально глядел на него снизу. Лицо было совсем близко: Смит мог бы наступить на него. Голова была откинута назад, желтоватосеребристые волосы разметались и находились у ног Смита, а лицо перевернуто. Все это казалось каким-то кошмаром, как если бы сэр Артур вздумал разгуливать с перевернутой головой. Что он там делал? Возможно ли, что Водрей действительно прятался здесь, заполз в расщелины берега и выглядывает в такой странной, неестественной позе? Все тело Водрея было согнуто, скрючено, как бы изуродовано. Чем дольше Смит глядел на сэра Артура, тем более странной и скованной казалась ему поза сквайра.
- Вам оттуда не видно как следует, - сказал патер Браун, - но у него перерезано горло.
Смит содрогнулся.
- Да, я охотно верю, что это самое страшное зрелище, которое вы когда-либо видели, - сказал он. - И я думаю, это потому, что его лицо перевернуто. Я много раз видел это самое лицо за завтраком, обедом, каждый день в течение десяти лет, и оно было очень приятным, любезным. А когда оно перевернуто, оно кажется лицом дьявола.
- Он улыбнулся, - сдержанно сказал патер Браун. - И это одна из существенных частей загадки. Ведь немногие улыбаются, когда им перерезают горло, даже если они сами это делают. Эта улыбка в сочетании с вылезающими из орбит глазами, которые всегда были у него навыкате, - этого достаточно, чтобы объяснить причину выразительности такого зрелища. Но ведь действительно предмет в перевернутом виде выглядит совсем иначе, и художники часто поворачивают свои картины вверх ногами, чтобы проверить их правильность. Иногда, когда объект трудно перевернуть, они сами становятся на голову или, по крайней мере, смотрят картину, просовывая голову между ногами.
Священник, говоривший все это для того, чтобы дать возможность своему собеседнику прийти в себя, напоследок сказал:
- Я прекрасно понимаю, как это вывело вас из равновесия. К несчастью, это вывело из равновесия и кое-что другое.
- Что вы хотите этим сказать?.. - растерянно спросил секретарь.
- Это опрокинуло всю вашу так тщательно разработанную теорию, - ответил священник и стал спускаться вниз к узкой полоске песка на берегу реки.
- Но, может быть, он сделал это сам? - сказал Смит отрывисто. - В конце концов, ведь это самый лучший вид бегства, а если так, то это вполне подтверждает нашу теорию. Он искал спокойствия, пришел сюда и перерезал себе глотку.
- Он вовсе не приходил сюда, - сказал патер Браун.- Во всяком случае, не при жизни и не по суше. Его убили не здесь: для этого слишком мало крови. Солнце неплохо подсушило его волосы и одежду, но здесь на песке есть следы двух тонких струек воды. Как раз до этих пор доходит с моря прилив и образует водоворот.
Прилив и занес из моря в устье реки тело, которое осталось, когда прилив ушел.
Но тело должно было сначала попасть в воду - где-нибудь выше, предположим, в деревне: ведь река протекает как раз позади ряда домиков и лавок. Бедный Водрей, очевидно, погиб в деревушке, и я не думаю, что это было самоубийство. Весь вопрос в том, кто захотел или кто смог убить его в этом маленьком захудалом местечке.
Патер Браун стал чертить зонтиком на песке.
- Посмотрим, как расположены лавки. Во-первых, мясная. Ну, конечно, мясник мог бы считаться идеальным убийцей: ведь у него большой нож для резания мяса. Но вы видели, что Водрей вышел из мясной. И вряд ли он стоял на пороге и слушал, как мясник говорит ему: "Доброе утро, сэр. Разрешите мне перерезать вашу глотку.
Благодарю вас. А что еще прикажете?" Я думаю, сэр Артур не относится к такому типу людей, которые приятно улыбаются во время всей этой процедуры. Он сильный, энергичный и довольно вспыльчивый человек. Но кто еще, кроме мясника, мог бы одолеть его? Следующую лавку содержит одна старушка, затем торговец табачными изделиями, мужчина, но, как говорят, небольшого роста и очень робкий. Затем идет мастерская дамского платья, хозяйки которой - две старые девы, затем буфет, который содержит мужчина, но сейчас он лежит в больнице, его заменяет жена. В буфете есть два-три парня - продавцы, но в тот день их не было, они работали в другом месте. Буфетом улица заканчивается, дальше нет ничего, кроме постоялого двора, а на дороге стоит полицейский.
Патер Браун сделал углубление наконечником зонтика, чтобы отметить, где стоит полицейский, и угрюмо уставился на реку. Потом вдруг сделал легкое движение рукой, быстро подошел и склонился над трупом.
- А, - сказал он, выпрямляясь и вздыхая с облегчением, - торговля табачными изделиями! Как это мне сразу не пришло в голову?
- Что с вами? - спросил Смит с некоторым раздражением.
Патер Браун вращал глазами и что-то бормотал. Слова "торговля табачными изделиями" он произнес как какое-то заклинание.
- Не заметили ли вы чего-нибудь особенного в лице сэра Артура? - сказал священник, помолчав.
- Особенлого! Боже мой! - сказал Ивэн, вздрогнув при одном воспоминании. - Да ведь у него перерезана глотка.
- Я говорил о лице, - сказал спокойно священник. - Кроме того, не обратили ли вы внимания на то, что у него была порезана и забинтована рука?
- О, это не относится к делу, - поспешил сказать Ивэн. - Он еще раньше, когда мы работали вместе, порезал себе руку разбитой чернильницей.
- И все-таки некоторое отношение к делу это имеет, - сказал патер Браун.
Наступило продолжительное молчание, и священник стал угрюмо бродить по песку, волоча за собою зонтик и иногда бормоча слова "торговля табачными изделиями", пока одни эти слова не стали приводить в дрожь его собеседника.
1 2 3 4
Теперь я подхожу к самой любопытной части всей этой истории. Тем или иным путем Сибилла узнала от когото (как я подозреваю - от старого Эббота), что сэр Артур Водрей совершил в юные бурные годы какое-то преступление или, по крайней мере, допустил какой-то серьезный проступок, причинивший другому лицу крупные неприятности. Я не знаю, что это было. Но для мисс Рэй, сентиментальной и не имевшей жизненного опыта, это показалось каким-то кошмаром, и сэр Артур превратился в ее глазах в ужасное чудовище, брак с которым невозможен ни при каких обстоятельствах. То, что она сделала потом, было очень характерно для нее:
с ужасом беззащитного существа и с героической смелостью убежденного человека она сообщила ему свое решение. Дрожащими губами она говорила, что допускает ненормальность, болезненность, даже скрытое безумие в своем отвращении к нему, но иначе поступить не может. К великому ее удивлению и облегчению, он выслушал ее спокойно и вежливо, и, по-видимому, больше никогда не говорил с ней об этом.
И, конечно, Водрей очень вырос в ее глазах, особенно после следующего обстоятельства: в ее одинокую жизнь вошел другой такой же одинокий мужчина. Он жил анахоретом в палатке на одном из островов реки. Загадочность его появления сделала его в глазах Сибиллы еще более привлекательным, хотя я допускаю, что он и так был достаточно красив. Это был джентльмен, остроумный и в то же время грустный, что, как я думаю, только усиливало романтизм этого эпизода.
Разумеется, он был не кто иной, как Дэлмон. Не знаю, как далеко зашло дело у них к этому времени, но факт тот, что она разрешила ему поговорить с опекуном. Могу себе представить, с каким трепетом ждала она результата этой встречи, задавая себе вопрос, как воспримет появление соперника ее старый поклонник. И тут она почувствовала, что снова оказалась несправедливой в отношении сэра Артура.
Последний принял Дэлмона с сердечным радушием и, казалось, полностью поддерживал планы молодой четы. Они с Дэлмоном вместе охотились, ловили рыбу, - словом, стали лучшими друзьями. Но однажды Сибиллу постигло тяжелое разочарование:
Дэлмон как-то в разговоре сказал, что старик мало изменился за тридцать лет.
Перед глазами Сибиллы разверзлась бездна: эти люди, очевидно, отлично знали друг друга прежде; все знакомство и радушие было только маской. Вот почему Дэлмон так загадочно появился в этой местности, и вот почему старик так легко согласился содействовать браку. А теперь позвольте вас спросить, что вы об этом думаете? - обратился Ивэн Смит к своему собеседнику.
- Я знаю, что думаете об этом вы, - сказал, улыбаясь, патер Браун, что ж, ваши мысли совершенно логичны. Перед нами Водрей с какой-то некрасивой историей в прошлом, таинственный незнакомец, преследующий его и вымогающий все, что только пожелает. Попросту говоря, вы думаете, что Дэлмон шантажист.
- Да, - сказал Смит, - это так, хотя я и не имею права так думать.
- Ну, мне нужно будет пойти побеседовать с доктором Эбботом, - сказал патер Браун после непродолжительного размышления.
Неизвестно, состоялась ли беседа между доктором Эбботом и патером Брауном, но, когда последний вышел из дома часа через два, с ним была Сибилла Рэй, бледная девушка с рыжеватыми волосами и тонким нежным профилем. Все сказанное Смитом о ее трепетной прямоте становилось понятным с одного взгляда на Сибиллу. Только ее робость могла стать такой смелой во имя совести.
Смит подошел к ним. Некоторое время все трое разговаривали на лужайке. День, прелесть которого можно было угадать с самого восхода солнца, теперь ослепительно сиял и сверкал. Но патер Браун в черной широкополой шляпе был, казалось, застегнут на все пуговицы как бы в ожидании бури. Но, быть может, это была лишь привычка, а может быть, речь шла о какой-нибудь другой буре?
- Больше всего мне отвратительны сплетни, - тихо сказала Сибилла, - а они уже начинаются. Все друг друга подозревают. Джон и Ивэн, я думаю, смогут поручиться друг за друга, но у доктора Эббота уже была ужасная сцена с мясником. Тот подумал, что его обвиняют, и сам обрушился с обвинениями на доктора.
Ивэн Смит, казалось, чувствовал себя очень неловко. Наконец он выпалил:
- Я не имею права много говорить, но думаю, что все это ни к чему. Это все отвратительно, но мы уверены, что убийства здесь не было.
- У вас уже создалось свое мнение об этом? - спросила девушка, пристально глядя на священника.
- Я слышал одно мнение, которое кажется мне очень убедительным,ответил он.
Патер Браун стоял, мечтательно глядя на реку. Смит и Сибилла оживленно заговорили друг с другом вполголоса. Погруженный в размышления священник направился вдоль реки. Скоро он оказался среди молодых деревьев, нависающих над водой. Жаркое солнце ярко освещало тонкую завесу колеблющихся листьев, и то тут, то там появлялись блики, подобно маленьким зеленым огонькам; птицы пели на сотни голосов. Через две-три минуты Ивэн услышал свое имя, произнесенное вполголоса, но четко в зеленых зарослях, и вскоре увидел возвращающегося патера Брауна.
- Не позволяйте мисс Рэй идти сюда, - сказал тихо священник. Постарайтесь как-нибудь отправить ее домой.
Ивэн Смит подошел к девушке с довольно неумело наигранной беспечностью. Через несколько минут мисс Рэй скрылась в доме, и Смит вернулся к тому месту, где только что был патер Браун, но того уже не было, он скрылся в чаще. Сразу за небольшой группой деревьев была расщелина, подмытая водой. Здесь торф осел до уровня прибрежного песка. Патер Браун стоял на краю расщелины и смотрел вниз.
Случайно или по какой-либо причине он держал шляпу в руках, хотя яркое солнце заливало его голову.
- Взгляните сами, - сказал он серьезным тоном. - Но предупреждаю вас подготовьтесь.
- К чему? - спросил Смит.
- К самому ужасному зрелищу, которое я когда-либо видел в жизни, сказал патер Браун.
Ивэн Смит подошел к краю торфяного берега и с трудом сдержал вопль ужаса.
Сэр Артур Водрей, скаля зубы, пристально глядел на него снизу. Лицо было совсем близко: Смит мог бы наступить на него. Голова была откинута назад, желтоватосеребристые волосы разметались и находились у ног Смита, а лицо перевернуто. Все это казалось каким-то кошмаром, как если бы сэр Артур вздумал разгуливать с перевернутой головой. Что он там делал? Возможно ли, что Водрей действительно прятался здесь, заполз в расщелины берега и выглядывает в такой странной, неестественной позе? Все тело Водрея было согнуто, скрючено, как бы изуродовано. Чем дольше Смит глядел на сэра Артура, тем более странной и скованной казалась ему поза сквайра.
- Вам оттуда не видно как следует, - сказал патер Браун, - но у него перерезано горло.
Смит содрогнулся.
- Да, я охотно верю, что это самое страшное зрелище, которое вы когда-либо видели, - сказал он. - И я думаю, это потому, что его лицо перевернуто. Я много раз видел это самое лицо за завтраком, обедом, каждый день в течение десяти лет, и оно было очень приятным, любезным. А когда оно перевернуто, оно кажется лицом дьявола.
- Он улыбнулся, - сдержанно сказал патер Браун. - И это одна из существенных частей загадки. Ведь немногие улыбаются, когда им перерезают горло, даже если они сами это делают. Эта улыбка в сочетании с вылезающими из орбит глазами, которые всегда были у него навыкате, - этого достаточно, чтобы объяснить причину выразительности такого зрелища. Но ведь действительно предмет в перевернутом виде выглядит совсем иначе, и художники часто поворачивают свои картины вверх ногами, чтобы проверить их правильность. Иногда, когда объект трудно перевернуть, они сами становятся на голову или, по крайней мере, смотрят картину, просовывая голову между ногами.
Священник, говоривший все это для того, чтобы дать возможность своему собеседнику прийти в себя, напоследок сказал:
- Я прекрасно понимаю, как это вывело вас из равновесия. К несчастью, это вывело из равновесия и кое-что другое.
- Что вы хотите этим сказать?.. - растерянно спросил секретарь.
- Это опрокинуло всю вашу так тщательно разработанную теорию, - ответил священник и стал спускаться вниз к узкой полоске песка на берегу реки.
- Но, может быть, он сделал это сам? - сказал Смит отрывисто. - В конце концов, ведь это самый лучший вид бегства, а если так, то это вполне подтверждает нашу теорию. Он искал спокойствия, пришел сюда и перерезал себе глотку.
- Он вовсе не приходил сюда, - сказал патер Браун.- Во всяком случае, не при жизни и не по суше. Его убили не здесь: для этого слишком мало крови. Солнце неплохо подсушило его волосы и одежду, но здесь на песке есть следы двух тонких струек воды. Как раз до этих пор доходит с моря прилив и образует водоворот.
Прилив и занес из моря в устье реки тело, которое осталось, когда прилив ушел.
Но тело должно было сначала попасть в воду - где-нибудь выше, предположим, в деревне: ведь река протекает как раз позади ряда домиков и лавок. Бедный Водрей, очевидно, погиб в деревушке, и я не думаю, что это было самоубийство. Весь вопрос в том, кто захотел или кто смог убить его в этом маленьком захудалом местечке.
Патер Браун стал чертить зонтиком на песке.
- Посмотрим, как расположены лавки. Во-первых, мясная. Ну, конечно, мясник мог бы считаться идеальным убийцей: ведь у него большой нож для резания мяса. Но вы видели, что Водрей вышел из мясной. И вряд ли он стоял на пороге и слушал, как мясник говорит ему: "Доброе утро, сэр. Разрешите мне перерезать вашу глотку.
Благодарю вас. А что еще прикажете?" Я думаю, сэр Артур не относится к такому типу людей, которые приятно улыбаются во время всей этой процедуры. Он сильный, энергичный и довольно вспыльчивый человек. Но кто еще, кроме мясника, мог бы одолеть его? Следующую лавку содержит одна старушка, затем торговец табачными изделиями, мужчина, но, как говорят, небольшого роста и очень робкий. Затем идет мастерская дамского платья, хозяйки которой - две старые девы, затем буфет, который содержит мужчина, но сейчас он лежит в больнице, его заменяет жена. В буфете есть два-три парня - продавцы, но в тот день их не было, они работали в другом месте. Буфетом улица заканчивается, дальше нет ничего, кроме постоялого двора, а на дороге стоит полицейский.
Патер Браун сделал углубление наконечником зонтика, чтобы отметить, где стоит полицейский, и угрюмо уставился на реку. Потом вдруг сделал легкое движение рукой, быстро подошел и склонился над трупом.
- А, - сказал он, выпрямляясь и вздыхая с облегчением, - торговля табачными изделиями! Как это мне сразу не пришло в голову?
- Что с вами? - спросил Смит с некоторым раздражением.
Патер Браун вращал глазами и что-то бормотал. Слова "торговля табачными изделиями" он произнес как какое-то заклинание.
- Не заметили ли вы чего-нибудь особенного в лице сэра Артура? - сказал священник, помолчав.
- Особенлого! Боже мой! - сказал Ивэн, вздрогнув при одном воспоминании. - Да ведь у него перерезана глотка.
- Я говорил о лице, - сказал спокойно священник. - Кроме того, не обратили ли вы внимания на то, что у него была порезана и забинтована рука?
- О, это не относится к делу, - поспешил сказать Ивэн. - Он еще раньше, когда мы работали вместе, порезал себе руку разбитой чернильницей.
- И все-таки некоторое отношение к делу это имеет, - сказал патер Браун.
Наступило продолжительное молчание, и священник стал угрюмо бродить по песку, волоча за собою зонтик и иногда бормоча слова "торговля табачными изделиями", пока одни эти слова не стали приводить в дрожь его собеседника.
1 2 3 4