Трейл не хотел сказать нам в тот день, каким именно изменениям оно подверглось, но я впоследствии узнал, что большая часть состояния, отказанная сперва сыну, была переписана на дочь. Я вам уже говорил, что Дрюс был очень недоволен рассеянным образом жизни моего друга Дональда.
- Проблема метода заслонила проблему мотива, - задумчиво вымолвил патер Браун. - Итак, в данный момент только мисс Дрюс извлекла непосредственную выгоду из смерти полковника Дрюса?
- Господи, как можно говорить хладнокровно такие вещи? - воскликнул Фьенн, удивленно глядя на него. - Уж не хотите ли вы сказать, что она...
- Она выходит замуж за доктора Валантена? - спросил священник.
- Кое-кто против этого брака, - ответил Фьенн, - но Валантена любят и уважают в округе, и он опытный и весьма ревностный хирург.
- Столь ревностный, что он взял с собой свои хирургические инструменты, идя в гости на чашку чая, - заметил патер Браун. - Ведь ему, по-видимому, пришлось пустить в ход ланцет или что-нибудь в этом роде, а он не отлучался из поместья домой.
Фьенн вскочил на ноги и недоуменно уставился на священника.
- Вы допускаете, что он пустил в ход тот самый ланцет...
Браун покачал головой.
- Все эти допущения до поры до времени ничего не стоят, - сказал он. Вопрос сейчас не в том, кто совершил преступление, а в том, как оно было совершено. Можно отыскать сколько угодно людей и инструментов тоже булавок, ножниц, ланцетов. Но как человек проник в беседку? Как проникла в неб хотя бы булавка?
Во время этой тирады он задумчиво смотрел на потолок. Когда же он произнес последнюю фразу, его глаза внезапно сузились и заблестели, словно он увидал на потолке муху какой-нибудь необычайной породы.
- Ну-с, так что же вы обо всем этом скажете? - спросил Фьенн. - Вы человек опытный, что вы посоветуете?
- Боюсь, что мой совет в данный момент принесет вам мало пользы, вздохнул патер Браун. - Я ничего не могу посоветовать, не повидав места преступления и не познакомившись с тамошними жителями. В данный момент нужно, по-моему, продолжать следствие. Я думаю, ваш приятель из индийской полиции ведет его усиленным темпом. Надо бы мне поехать туда и посмотреть, как он справляется со своей ролью сыщика-любителя и что он вообще делает. Пока последите за ним вы. Может быть, тем временем там выяснилось что-нибудь новое.
Когда гости - двуногий и четвероногий - удалились, патер Браун взялся за перо и уселся за прерванный труд: он писал конспект лекции о новой энциклике. Тема эта была чрезвычайно серьезная и обширная, так что через два дня, когда в комнату вновь вбежал большой черный сеттер, патер Браун все еще был занят своим трудом. Собака бросилась к нему, охваченная возбуждением и восторгом. Хозяин ее, следовавший за ней, разделял ее возбуждение, но отнюдь не восторг. Его голубые глаза положительно вылезали из орбит, а узкое лицо было бледно.
- Вы посоветовали мне следить за тем, что делает Гарри Дрюс, - сказал он отрывисто и без всякого вступления. - Знаете, что он сделал?
Священник ничего не ответил, и молодой человек продолжал:
- Я вам скажу, что он сделал. Он покончил с собой.
Губы Брауна слабо дрогнули, и он произнес несколько слов, не имеющих никакого житейского значения и никак не связанных с нашим повествованием.
- Вы мне иногда внушаете суеверный ужас, - сказал Фьенн. - Неужели вы этого ждали?
- Я полагал, что это возможно. Потому я и просил вас последить за ним. Я надеялся, что вы не опоздаете.
- Я первый нашел его, - хрипло сказал Фьенн. - Это было самое ужасное и самое жуткое зрелище, какое я видел за всю мою жизнь. Когда я приехал в поместье и вновь пошел по аллее старого сада, я сразу понял, что в поместье случилось еще что то страшное, кроме убийства полковника Дрюса. Цветы все еще громоздились голубыми купами по обе стороны черного входа в старую серую беседку. Но мне эти голубые цветы казались голубыми бесами, пляшущими у входа в адские врата. Я поглядел по сторонам - все, казалось, было на месте, но в моей душе поднималось какое-то странное чувство: мне чудилось, очертания неба изменились. И вдруг я увидел, что случилось. За изгородью сада на фоне моря всегда виднелась Скала Судьбы. И вот Скала Судьбы исчезла!
Патер Браун поднял голову в слушал с напряженным вниманием.
- На меня это произвело такое впечатление, словно гора снялась с места и вышла из пейзажа, словно луна упала с неба, хотя я знал, что эту скалу можно было опрокинуть самым слабым толчком. Меня охватило какое-то безумие; я помчался по аллее, как ветер, и прорвался сквозь изгородь, точно это была паутина. Эта изгородь и в самом деле была очень хрупкой, хотя она содержалась в таком идеальном порядке, что вполне заменяла стену. Когда я прибежал на берег, я увидел, что гора свалилась со своего пьедестала, и бедный Гарри Дрюс лежал, раздавленный ею. Одной рукой он обнимал скалу, словно он сам опрокинул ее на себя. А на желтом прибрежном песке он начертил перед смертью огромными пляшущими буквами: "Скала Судьбы да падет на безумца!"
- Всему виной завещание полковника, - заметил патер Браун. - Этот юноша сделал все, чтобы извлечь выгоду из недовольства полковника Дональдом - в особенности в тот день, когда полковник вызвал его одновременно со стряпчим и так тепло приветствовал его. У него не было выхода. Он потерял службу в полиции; проигрался дотла в Монте-Карло. И убил себя, когда понял, что убил своего дядю бесцельно.
- Подождите минуту! - крикнул Фьенн. - Я не поспеваю за вами.
- Кстати, о завещании, - спокойно продолжал патер Браун. - Пока мы не перешли: к более серьезным вещам, я объясню вам! недоразумение с фамилией доктора. Все: это очень просто. Я, кажется, уже где-то слыхал обе его фамилии. Этот доктор - французский дворянин, маркиз де Вийон, но, кроме того, он ярый республиканец; он отрекся от своего титула и переменим фамилию. "Ваш гражданин Рикетти Мирабо (полная фамилия - граф Мирабо де Рикетти) отказался от своего титула. - Примеч. перев. на десять дней поверг в изумление всю Европу".
- Что это значит? - недоуменно спросил молодой человек.
- Не обращайте внимания, - сказал Браун. - В девяти случаях из десяти человек, меняющий фамилию, - прохвост. Но в данном случае он порядочен до фанатизма. Что касается его разговора с мисс Дрюс об убийстве, то тут, я думаю, мы опять-таки встречаемся с проявлением французского духа. Доктор говорил о том, что он вызовет Флойда на дуэль, а Джэнет пыталась отговорить его.
- Понимаю! - воскликнул Фьепн. - Теперь мне ясно все, что она говорила!
- А что именно она говорила? - улыбаясь, спросил священник.
- Понимаете, - сказал Фьенн, - это случилось еще до того, как я нашел труп Гарри Дрюса. Но потом, когда я обнаружил катастрофу, это вылетело у меня из головы. Трудно, знаете ли, удержать в памяти романтическую идиллию, когда трагедия достигла кульминационной точки. Дело были так: идя по аллее, ведущей к беседке, я встретил дочь полковника и доктора Валантена. Она, разумеется, была в трауре; он тоже был в черном костюме, точно он шел на похороны. Но лица у них были отнюдь не похоронные. Я никогда в жизни не видал более счастливой парочки. Они остановились и приветствовали меня, а затеи она сообщила мне, что они поженились м живут в маленьком домике на окраине города, где у доктора есть практика. Все это меня изрядно удивило, так как я знал, что отец завещал ей все свое состояние; я деликатно намекнул ей на это, сказав, что приехал в поместье ее покойного отца, надеясь встретить ее там в качестве хозяйки. Но она только рассмеялась и сказала: "Мы от всего отказались. Мой муж не любит богатых наследниц". И я, к немалому моему удивлению, узнал, что они действительно уступили все наследство бедняге Дональду. Я надеюсь, что после такого урока он будет вести себя благоразумней. В сущности он всегда был неплохим парнем, он просто был еще очень молод, а отец его не отличался большим умом. И именно в связи этим она сказала несколько фраз - я тогда не совсем понял их, но теперь они для меня ясны. Она вдруг заявила: "Я полагаю, что теперь этот рыжий безумец перестанет бунтовать по поводу завещания. Неужели он думает, что человек, отказавшийся из принципа от древнего титула, способен убить старика ради наследства?" Она опять рассмеялась и добавила: "Если мой муж и убьет кого-нибудь, то только на операции. Ему даже в голову не придет посылать к Флойду своих секундантов". Теперь я понимаю, что она хотела этим сказать.
- А я понимаю только часть, - вставил патер Браун. - Что она имела в виду, говоря, что секретарь бунтует по поводу завещания?
Фьенн усмехнулся.
- Жалко, что вы незнакомы с секретарем, патер Браун. Вам доставило бы удовольствие понаблюдать за ним. Он распоряжался на похоронах с шумом и треском, точно на спортивном празднике. Когда стряслось несчастье, ему положительно удержу не было. Я вам уже рассказывал, как он раньше перебивал работу у садовника и поучал стряпчего по части законоведения. Точно так же он учил хирурга хирургии. А так как этим хирургом был доктор Валантен, то дело кончилось плохо: он обвинил того в преступлении более тяжком, чем неумелая хирургическая операция. Секретарь вбил себе в свою рыжую голову, что полковника убил доктор, и, когда явилась полиция, он был прямо-таки великолепен. Он тут же на месте превратился в величайшего из детективов-любителей. Никогда ни один Шерлок Холмс так не подавлял Скотланд-Ярд своим титаническим интеллектуальным превосходством, как личный секретарь полковника Дрюса подавлял полицию, производившую дознание. Я вам говорю, это было сплошное удовольствие смотреть на него! Он бродил взад и вперед, ероша свою рыжую гриву и роняя короткие, нетерпеливые фразы. Именно это поведение так восстановило против него дочь Дрюса. У него, разумеется, была своя теория - знаете, из тех, какие бывают только в книгах. Флойду самому следовало бы быть в Книге. Там он был бы гораздо смешнее и скандалил бы меньше.
- Какая же у него была теория? - спросил Браун.
- О, чрезвычайно остроумная, - мрачно ответил Фьенн. - Он заявил, что полковник был еще жив, когда его нашли в беседке на полу, и что доктор убил его своим хирургическим инструментом, разрезая на нем платье.
- Ага! - сказал Браун. - Полковник, кажется, лежал ничком на полу?
- Доктора спасла быстрая смена событий, - продолжал Фьенн. - Я уверен, что Флойд протолкнул бы свою гениальную теорию в газету и доктора, пожалуй, арестовали бы, если бы все предположения не разлетелись вдребезги благодаря самоубийству Гарри Дрюса. И тут мы опять возвращаемся к началу. Я полагаю, что это самоубийство равносильно признанию. Но подробностей трагедии никто никогда не узнает.
Наступило молчание, а потом Браун очень скромно заметил:
- Мне кажется, что я знаю все подробности.
Фьенн был ошеломлен.
- Но послушайте, - воскликнул он, - каким образом вы можете знать все подробности? Вы все время находились на расстоянии сотни миль от места происшествия. Или вы уже тогда все знали? Если вы действительно дошли до самого конца, то когда же вы начали? Что дало вам первый толчок?
Патер Браун вскочил на ноги, охваченный необычным для него возбуждением.
- Собака! - воскликнул он. - Собака, разумеется! Вся история была бы у вас на ладони, если бы вы как следует подумали о поведении собаки на берету!
Фьенн был окончательно сбит с толку.
- Но ведь вы сами говорили, что все мои домыслы относительно собаки сущий вздор и что собака не имела к делу никакого отношения.
- Собака имела к делу самое прямое отношение, - ответил патер Браун, и вы поняли бы это, если бы относились к собаке просто как к собаке, а не как к всемогущему богу, творящему суд над людьми.
Он на мгновение смущенно замолк, потом заговорил вновь извиняющимся тоном:
- Дело в том, что я ужасно люблю собак. И мне кажется, что люди в своем поклонении собакам, в своем увлечении всевозможными суевериями, связанными с собаками, забывают о бедном псе как о таковом.
1 2 3 4 5