Дай мне чертов доллар!
Эллиот сунул руку в карман, достал пригорышню мелочи. Нищий пренебрежительно глянул на монеты, которые Эллиот высыпал ему в ладонь, но потом решил, пожертвование не такое уж маленькое.
– Премного вам благодарен. Приятного вам вечера.
Это ж надо, приятного вам вечера. Эллиот вошел в подъезд, кивнул швейцару, на лифте поднялся на двенадцатый этаж. И только открывая замки заметил, что у него гулко бьется сердце и дрожат руки.
Он налил в стакан виски. Спиртное помогло прийти в себя, но ничего не изменило.
Его ограбили? Вроде бы нет, нищий не переступил черту, отделяющую попрошайничество от грабежа. Он не просил денег, он их требовал, но требование не сопровождалось угрозами. Он, конечно, отдал деньги со страху. Его унизили. Не желая доставать бумажник, он выгреб всю мелочь, включая пару четвертаков и жетон на подземку, никак не меньше доллара и пятнадцати центов.
Расход крошечный, но не в этом дело. А в том, что его заставили заплатить. Нищий мог с тем же успехом сказать: "Кошелек или жизнь". Он, Эллиот, отдал кошелек, чтобы не расстаться с жизнью.
В квартале от своего дома! Хорошая улица в хорошем районе. И ведь еще не стемнело!
Заявить он никуда не мог. В нынешние времена никто никуда не заявлял. Один приятель с работы сообщил в полицию об ограблении его квартиры, потому что без этого невозможно получить страховку. Он позвонил в полицейский участок и дежурный ответил ему открытым текстом: "Если хотите, я к вам кого-нибудь пришлю, но должен предупредить, что вы лишь потратите зря и свое, и наше время". У кого-то еще, пригрозив пистолетом, сняли часы и забрали бумажник. В полицию он обращаться не стал. Какой смысл?
Впрочем, если бы в обращении в полицию и имелся смысл, что мог заявить Эллиот? Нищий попросил денег и он, Эллиот, дал их ему. Какой-то судья постановил, что они имеют полное право просить денег. Свобода слова закреплена в конституции Первой поправкой. Невысказанная угроза таковой не является, мало ли что подумал Эллиот. Если он решил, что его ограбили, это никого, кроме него самого, не касается.
Первая поправка. Может, ему пора реализовывать собственные права, определенные Второй поправкой, в частности, право на ношение оружия!
В тот же вечер он достал револьвер из ящика прикроватной тумбочки, разрядил и начал засовывать в разные карманы, за пояс, спереди и сзади. Попробовал доставать его из разных положений. В итоге нашел оптимальный вариант: в правом брючном кармане: с револьвером за поясом неудобно шагать, карман пиджака револьвер очень уж оттягивал. Именно из правого брючного кармана он достал мелочь, которая перекочевала на ладонь нищего. А если бы он достал револьвер?
Услышал бы он: "Премного вам благодарен. Приятного вам вечера?"
Потом, после еды, он пошел в магазин видеокассет, расположенный в соседнем квартале, хотел посмотреть вечером какой-нибудь фильм. И уже переступил порог, когда вспомнил, что револьвер по-прежнему у него в кармане. Незаряженный, шесть патронов лежали на кровати. Он сунул руку за ключами и наткнулся на револьвер.
Достал ключи, запер дверь и вышел на улицу, с револьвером в кармане.
Шагать с револьвером в кармане ему понравилось. Ему казалось, что он знает секрет, более никому не известный, и секрет этот каким-то образом возвышал его над другими. В видеомагазине он задержался дольше, чем обычно. Два шальных видения возникли перед его мысленным взором и исчезли. В первом случае он наставлял на продавца револьвер, забирал выручку и уходил. Во втором кто-то еще хотел ограбить видеомагазин, но он, Эллиот, выхватывал револьвер и срывал планы грабителя.
Вернувшись домой, он посмотрел кинофильм, но мысли его то и дело возвращались ко второму видению. В одном из вариантов грабитель, тоже вооруженный, подступал к нему, а Эллиот мог противопоставить ему лишь незаряженный револьвер.
Когда фильм закончился, он вновь зарядил револьвер и убрал его в ящик прикроватной тумбочки.
На следующий вечер он вышел из дома с заряженным револьвером. Случилось это в пятницу и, вернувшись с работы, он сразу сунул револьвер в карман. Пообедал в ресторане, потом поиграл в карты у приятеля, который жил в десятке кварталов от него. Играли они, как обычно, по маленькой, но Эллиоту в этот раз везло, как никогда. Другой игрок посоветовал ему, по случаю крупного выигрыша, ехать домой на такси.
– Нет нужды, – отмахнулся Эллиот. – Я вооружен и опасен.
И действительно, пошел пешком, по пути заглянул в бар, выпил пива. Какие-то люди за соседнем столиком обсуждали недавнее происшествие: молодого сотрудника рекламной фирмы застрелили в Гринвич-Виллидж, когда он звонил из телефонной будке в двух шагах от собственного дома.
– Вот что я тебе скажу, – вещал один из сидевших за столиком. – Дело идет к тому, что я скоро обзаведусь пистолетом.
– Это же незаконно, – предупреждал его второй.
– К черту такие законы.
– Если кто-то на тебя наедет, а ты его подстрелишь, тебя же и посадят.
– По-моему разумению, пусть лучше меня судят двенадцать человек, чем несут шестеро.
Револьвер он протаскал весь уик-энд. Не вынимал его из кармана. Большую часть времени он провел дома, смотрел телевизор, разбирался со счетами, но каждый день несколько раз выходил и всегда брал с собой револьвер.
Ни разу не вытаскивал, но ему нравилось засовывать руку в карман и сжимать пальцами рукоятку. Если что-то случится, он готов к любым неожиданностям.
О случайном выстреле он мог не беспокоится: соосное со стволом гнездо барабана пустовало. Он решил, что у него будет время взвести курок. А барабан при этом поворачивался автоматически.
К понедельнику он уже привык к револьверу. И, естественно, пошел с ним на работу. Почему нет?
По дороге домой, не в понедельник, а во вторник, ему встретился тот же агрессивный нищий. Его манеры не изменились.
– Эй, мистер, дайте-ка мне доллар.
Рука Эллиота скользнула в карман, пальцы сжались на металлической рукоятке.
– Не сегодня.
Возможно, нищий что-то прочитал в его глазах.
– Ну и ладно. Все равно, приятного вам вечера, – и отступил в сторону.
Неделю спустя он ехал в подземке, возвращаясь после обеда у своих друзей в Форест-Хиллз. Читал книгу в бумажном переплете, но никак не мог сосредоточиться на тексте, заметив, что двое парней уж очень внимательно разглядывают его. В старых кроссовках, джинсовых куртках, они очень уж смахивали на грабителей. Он-то ехал в костюме, в котором ходил на работу, рядом с ним на сидении стоял брифкейс. Его вполне могли принять за легкую добычу.
В вагоне практически никого не было. В дальнем конце сидела женщина с ребенком, на соседней скамье спал старик. Один из парней толкнул другого, шагнул к Эллиоту.
Эллиот достал из кармана револьвер, подержал его на коленях, чтобы они его заметили, снова убрал в карман.
На следующей остановке парни сошли, оставив Эллиота в покое.
Дома он вытащил револьвер из кармана и положил на прикроватную тумбочку. В ящик он его уже не убирал. Пошел в ванную, встал перед зеркалом.
– Эта чертова штуковина спасла мне жизнь, – громко произнес он.
Как-то раз он пригласил женщину на обед. Потом поехали к ней, оказались в ее постели. В какой-то момент она встала, прогулялась в ванную, а потом повесила в шкаф свою одежду и принялась за его.
– Чего у тебя такие тяжелые брюки? – спросила она. – Что у тебя в карманах?
– Посмотри сама. Только осторожно.
– Господи. Он заряжен?
– Какой от него толк, незаряженного?
– Господи!
Он рассказал ей, как купил револьвер во Флориде, как привык носить его с собой.
– Без него я чувствую себя голым, – признался он.
– А ты не боишься, что из-за него у тебя будут неприятности?
– Я смотрю на это просто: пусть меня судят двенадцать, чем несут шестеро, – ответил он.
Однажды, когда он возвращался домой после карточной игры, двое мужчин пересекли улицу, направившись к нему. Без малейшего колебания он выхватил револьвер.
– О-ля-ля! – пропел один из мужчин. – Остынь, парень. Мы обознались, приняли тебя за другого, ничего больше.
И они сошли на мостовую.
Конечно, за другого, подумал он. Решили, что я жертва, и ошиблись.
В городе были магазины, торгующие полицейской амуницией. Там же продавались учебники, необходимые для сдачи экзаменов на звание сержанта, последние издания уголовного законодательства, футболки с надписью на груди: "ОТДЕЛ УБИЙСТВ УПНЙ. НАШ ДЕНЬ НАЧИНАЕТСЯ, КОГДА ТВОЙ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ". Поначалу он ничего не купил, вышел, вернулся и приобрел комплект для чистки личного оружия. Из своего револьвера он стрелял только во Флориде, но пришел к выводу, что время от времени его надо чистить. Дома разрядил револьвер и вычистил его, прошелся по стволу шомполом. Потом убрал комплект, зарядил револьвер.
Ему нравилось, как он пахнет, смазанный оружейным маслом.
Неделей позже он вновь появился в магазине и купил пуленепробиваемый жилет. Ему предложили две модели, обе из кевлара, но одна стоила гораздо дороже другой.
– Более дорогой надежнее, – объяснил хозяин магазина. – Оба не защитят от выстрела из винтовки. Пуля, вылетающая из ствола с высокой скоростью, их пробьет. Но тот, что подороже, хорошо защищает и от ножа.
Он купил более дорогой жилет.
Как-то вечером, одинокий и подавленный, он разрядил револьвер и приставил дуло к виску. Указательный палец аккуратно лег на спусковой крючок.
Негоже нажимать на спусковой крючок, когда в патроннике нет патрона, вспомнились ему наставления Хюбнера: портится ударник.
Хватит дурить, сказал он себе.
Взвел курок, опустил руку с револьвером. Спустил курок, сунул дуло в рот. Так, кажется, поступают полицейские, когда чувствуют, что жизнь им обрыдла. У них это называется съесть свой револьвер.
Ему не понравился вкус: металл, масло. Запах нравился, вкус – нет.
Чуть позже он вышел на улицу. Не хотелось сидеть одному в квартире. В кевларовом жилете, в последнее время он носил его постоянно, разумеется, с револьвером в кармане.
Заглянул в соседний бар, заказал пива, но выпил лишь несколько глотков, вновь зашагал вдоль домов. Поднялась луна, большая, круглая.
Он сунул руку в карман, коснулся револьвера. Когда он набирал полную грудь воздуха, жилет обжимал ребра. Ему это нравилось.
Поравнявшись с парком, он остановился. Давным-давно, когда город еще не воевал с его добропорядочными жителями, по парку ночью не гуляли. Считалось, что это опасно. Если с тех пор что изменилось, то только к худшему. Даже жилые кварталы превратились в джунгли.
И что? Если что-то случится, если кто-то попытается что-то сделать, он к этому готов. Готов к любым неожиданностям.
1 2
Эллиот сунул руку в карман, достал пригорышню мелочи. Нищий пренебрежительно глянул на монеты, которые Эллиот высыпал ему в ладонь, но потом решил, пожертвование не такое уж маленькое.
– Премного вам благодарен. Приятного вам вечера.
Это ж надо, приятного вам вечера. Эллиот вошел в подъезд, кивнул швейцару, на лифте поднялся на двенадцатый этаж. И только открывая замки заметил, что у него гулко бьется сердце и дрожат руки.
Он налил в стакан виски. Спиртное помогло прийти в себя, но ничего не изменило.
Его ограбили? Вроде бы нет, нищий не переступил черту, отделяющую попрошайничество от грабежа. Он не просил денег, он их требовал, но требование не сопровождалось угрозами. Он, конечно, отдал деньги со страху. Его унизили. Не желая доставать бумажник, он выгреб всю мелочь, включая пару четвертаков и жетон на подземку, никак не меньше доллара и пятнадцати центов.
Расход крошечный, но не в этом дело. А в том, что его заставили заплатить. Нищий мог с тем же успехом сказать: "Кошелек или жизнь". Он, Эллиот, отдал кошелек, чтобы не расстаться с жизнью.
В квартале от своего дома! Хорошая улица в хорошем районе. И ведь еще не стемнело!
Заявить он никуда не мог. В нынешние времена никто никуда не заявлял. Один приятель с работы сообщил в полицию об ограблении его квартиры, потому что без этого невозможно получить страховку. Он позвонил в полицейский участок и дежурный ответил ему открытым текстом: "Если хотите, я к вам кого-нибудь пришлю, но должен предупредить, что вы лишь потратите зря и свое, и наше время". У кого-то еще, пригрозив пистолетом, сняли часы и забрали бумажник. В полицию он обращаться не стал. Какой смысл?
Впрочем, если бы в обращении в полицию и имелся смысл, что мог заявить Эллиот? Нищий попросил денег и он, Эллиот, дал их ему. Какой-то судья постановил, что они имеют полное право просить денег. Свобода слова закреплена в конституции Первой поправкой. Невысказанная угроза таковой не является, мало ли что подумал Эллиот. Если он решил, что его ограбили, это никого, кроме него самого, не касается.
Первая поправка. Может, ему пора реализовывать собственные права, определенные Второй поправкой, в частности, право на ношение оружия!
В тот же вечер он достал револьвер из ящика прикроватной тумбочки, разрядил и начал засовывать в разные карманы, за пояс, спереди и сзади. Попробовал доставать его из разных положений. В итоге нашел оптимальный вариант: в правом брючном кармане: с револьвером за поясом неудобно шагать, карман пиджака револьвер очень уж оттягивал. Именно из правого брючного кармана он достал мелочь, которая перекочевала на ладонь нищего. А если бы он достал револьвер?
Услышал бы он: "Премного вам благодарен. Приятного вам вечера?"
Потом, после еды, он пошел в магазин видеокассет, расположенный в соседнем квартале, хотел посмотреть вечером какой-нибудь фильм. И уже переступил порог, когда вспомнил, что револьвер по-прежнему у него в кармане. Незаряженный, шесть патронов лежали на кровати. Он сунул руку за ключами и наткнулся на револьвер.
Достал ключи, запер дверь и вышел на улицу, с револьвером в кармане.
Шагать с револьвером в кармане ему понравилось. Ему казалось, что он знает секрет, более никому не известный, и секрет этот каким-то образом возвышал его над другими. В видеомагазине он задержался дольше, чем обычно. Два шальных видения возникли перед его мысленным взором и исчезли. В первом случае он наставлял на продавца револьвер, забирал выручку и уходил. Во втором кто-то еще хотел ограбить видеомагазин, но он, Эллиот, выхватывал револьвер и срывал планы грабителя.
Вернувшись домой, он посмотрел кинофильм, но мысли его то и дело возвращались ко второму видению. В одном из вариантов грабитель, тоже вооруженный, подступал к нему, а Эллиот мог противопоставить ему лишь незаряженный револьвер.
Когда фильм закончился, он вновь зарядил револьвер и убрал его в ящик прикроватной тумбочки.
На следующий вечер он вышел из дома с заряженным револьвером. Случилось это в пятницу и, вернувшись с работы, он сразу сунул револьвер в карман. Пообедал в ресторане, потом поиграл в карты у приятеля, который жил в десятке кварталов от него. Играли они, как обычно, по маленькой, но Эллиоту в этот раз везло, как никогда. Другой игрок посоветовал ему, по случаю крупного выигрыша, ехать домой на такси.
– Нет нужды, – отмахнулся Эллиот. – Я вооружен и опасен.
И действительно, пошел пешком, по пути заглянул в бар, выпил пива. Какие-то люди за соседнем столиком обсуждали недавнее происшествие: молодого сотрудника рекламной фирмы застрелили в Гринвич-Виллидж, когда он звонил из телефонной будке в двух шагах от собственного дома.
– Вот что я тебе скажу, – вещал один из сидевших за столиком. – Дело идет к тому, что я скоро обзаведусь пистолетом.
– Это же незаконно, – предупреждал его второй.
– К черту такие законы.
– Если кто-то на тебя наедет, а ты его подстрелишь, тебя же и посадят.
– По-моему разумению, пусть лучше меня судят двенадцать человек, чем несут шестеро.
Револьвер он протаскал весь уик-энд. Не вынимал его из кармана. Большую часть времени он провел дома, смотрел телевизор, разбирался со счетами, но каждый день несколько раз выходил и всегда брал с собой револьвер.
Ни разу не вытаскивал, но ему нравилось засовывать руку в карман и сжимать пальцами рукоятку. Если что-то случится, он готов к любым неожиданностям.
О случайном выстреле он мог не беспокоится: соосное со стволом гнездо барабана пустовало. Он решил, что у него будет время взвести курок. А барабан при этом поворачивался автоматически.
К понедельнику он уже привык к револьверу. И, естественно, пошел с ним на работу. Почему нет?
По дороге домой, не в понедельник, а во вторник, ему встретился тот же агрессивный нищий. Его манеры не изменились.
– Эй, мистер, дайте-ка мне доллар.
Рука Эллиота скользнула в карман, пальцы сжались на металлической рукоятке.
– Не сегодня.
Возможно, нищий что-то прочитал в его глазах.
– Ну и ладно. Все равно, приятного вам вечера, – и отступил в сторону.
Неделю спустя он ехал в подземке, возвращаясь после обеда у своих друзей в Форест-Хиллз. Читал книгу в бумажном переплете, но никак не мог сосредоточиться на тексте, заметив, что двое парней уж очень внимательно разглядывают его. В старых кроссовках, джинсовых куртках, они очень уж смахивали на грабителей. Он-то ехал в костюме, в котором ходил на работу, рядом с ним на сидении стоял брифкейс. Его вполне могли принять за легкую добычу.
В вагоне практически никого не было. В дальнем конце сидела женщина с ребенком, на соседней скамье спал старик. Один из парней толкнул другого, шагнул к Эллиоту.
Эллиот достал из кармана револьвер, подержал его на коленях, чтобы они его заметили, снова убрал в карман.
На следующей остановке парни сошли, оставив Эллиота в покое.
Дома он вытащил револьвер из кармана и положил на прикроватную тумбочку. В ящик он его уже не убирал. Пошел в ванную, встал перед зеркалом.
– Эта чертова штуковина спасла мне жизнь, – громко произнес он.
Как-то раз он пригласил женщину на обед. Потом поехали к ней, оказались в ее постели. В какой-то момент она встала, прогулялась в ванную, а потом повесила в шкаф свою одежду и принялась за его.
– Чего у тебя такие тяжелые брюки? – спросила она. – Что у тебя в карманах?
– Посмотри сама. Только осторожно.
– Господи. Он заряжен?
– Какой от него толк, незаряженного?
– Господи!
Он рассказал ей, как купил револьвер во Флориде, как привык носить его с собой.
– Без него я чувствую себя голым, – признался он.
– А ты не боишься, что из-за него у тебя будут неприятности?
– Я смотрю на это просто: пусть меня судят двенадцать, чем несут шестеро, – ответил он.
Однажды, когда он возвращался домой после карточной игры, двое мужчин пересекли улицу, направившись к нему. Без малейшего колебания он выхватил револьвер.
– О-ля-ля! – пропел один из мужчин. – Остынь, парень. Мы обознались, приняли тебя за другого, ничего больше.
И они сошли на мостовую.
Конечно, за другого, подумал он. Решили, что я жертва, и ошиблись.
В городе были магазины, торгующие полицейской амуницией. Там же продавались учебники, необходимые для сдачи экзаменов на звание сержанта, последние издания уголовного законодательства, футболки с надписью на груди: "ОТДЕЛ УБИЙСТВ УПНЙ. НАШ ДЕНЬ НАЧИНАЕТСЯ, КОГДА ТВОЙ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ". Поначалу он ничего не купил, вышел, вернулся и приобрел комплект для чистки личного оружия. Из своего револьвера он стрелял только во Флориде, но пришел к выводу, что время от времени его надо чистить. Дома разрядил револьвер и вычистил его, прошелся по стволу шомполом. Потом убрал комплект, зарядил револьвер.
Ему нравилось, как он пахнет, смазанный оружейным маслом.
Неделей позже он вновь появился в магазине и купил пуленепробиваемый жилет. Ему предложили две модели, обе из кевлара, но одна стоила гораздо дороже другой.
– Более дорогой надежнее, – объяснил хозяин магазина. – Оба не защитят от выстрела из винтовки. Пуля, вылетающая из ствола с высокой скоростью, их пробьет. Но тот, что подороже, хорошо защищает и от ножа.
Он купил более дорогой жилет.
Как-то вечером, одинокий и подавленный, он разрядил револьвер и приставил дуло к виску. Указательный палец аккуратно лег на спусковой крючок.
Негоже нажимать на спусковой крючок, когда в патроннике нет патрона, вспомнились ему наставления Хюбнера: портится ударник.
Хватит дурить, сказал он себе.
Взвел курок, опустил руку с револьвером. Спустил курок, сунул дуло в рот. Так, кажется, поступают полицейские, когда чувствуют, что жизнь им обрыдла. У них это называется съесть свой револьвер.
Ему не понравился вкус: металл, масло. Запах нравился, вкус – нет.
Чуть позже он вышел на улицу. Не хотелось сидеть одному в квартире. В кевларовом жилете, в последнее время он носил его постоянно, разумеется, с револьвером в кармане.
Заглянул в соседний бар, заказал пива, но выпил лишь несколько глотков, вновь зашагал вдоль домов. Поднялась луна, большая, круглая.
Он сунул руку в карман, коснулся револьвера. Когда он набирал полную грудь воздуха, жилет обжимал ребра. Ему это нравилось.
Поравнявшись с парком, он остановился. Давным-давно, когда город еще не воевал с его добропорядочными жителями, по парку ночью не гуляли. Считалось, что это опасно. Если с тех пор что изменилось, то только к худшему. Даже жилые кварталы превратились в джунгли.
И что? Если что-то случится, если кто-то попытается что-то сделать, он к этому готов. Готов к любым неожиданностям.
1 2