Но вы уж меня потерпите. Если устали, можем продолжить завтра. У вас был трудный день.
Я покачала головой:
— Наоборот, я хочу сделать все как можно быстрее.
— Замечательно. — Он открыл буклет с печатным текстом. — Начали?
— Да.
— Как ваше имя?
— Это часть теста?
— Своего рода философский вопрос. Так вы согласны меня потерпеть?
— Эбигейл Элизабет Девероу.
— Когда вы родились?
— 21 августа 1976 года.
— Как фамилия премьер-министра?
— Вы серьезно? Я не настолько плоха.
— Я проверяю разные виды памяти. Дальше будет труднее.
Я сказала ему, как фамилия премьер-министра, какой сегодня день недели и что мы находимся в больнице Святого Антония. Сосчитала назад от двадцати до одного, затем вперед до тридцати, прибавляя по тройке, и назад от ста, отнимая по семерке. Я была вполне собой довольна. Но затем начались испытания труднее. Маллиган показал мне страницу с фигурами, некоторое время болтал о разных пустяках, затем показал другую страницу с фигурами и попросил назвать две одинаковые. Немного смущенно прочитал рассказ о том, как мальчик вез на рынок свинью, и попросил пересказать. Демонстрировал звезды и треугольники одинаковых цветов, парные слова, а затем все более сложные фигуры, последняя из которых напоминала изуродованную опору электролинии. На нее было неприятно смотреть, не то что удерживать в памяти.
— Она вызывает жуткую головную боль, — сказала я, пытаясь подавить неприятное ощущение.
— Вы в порядке? — забеспокоился Чарлз.
— У меня от нее кружится голова.
— Понимаю. А я дурею, когда считаю назад. Ничего, осталась всего парочка тестов.
Он начал называть группы цифр — повторить сочетания из трех и четырех показалось мне пустяком, но на восьми я чуть не споткнулась. Затем пришлось воспроизводить их в обратном порядке — это уже было настоящей головоломкой. Потом он раскладывал цветные квадраты, а я называла их порядок. Снова от одного до восьми и назад.
— Черт! — не выдержала я, когда он убрал листы.
— Все, — успокоил меня Маллиган. — Тест кончен.
— Я прошла? Мозг не поврежден?
Он мягко улыбнулся:
— Не знаю. У меня нет тестов для периода до наступления амнезии. Могу сказать, что вы справились лучше, чем я думал. У вас прекрасная память. Особенно пространственная. Ручаюсь, можете работать на моем месте.
Я невольно покраснела.
— Конечно, спасибо, Чарлз. Однако...
Он на мгновение стал серьезным и внимательно на меня посмотрел:
— О чем вы думаете?
— Я прекрасно себя чувствую... То есть не очень. Мучают кошмары, и я все снова прокручиваю в голове. Но не могу ясно думать. Какие-то провалы в памяти. Стараюсь что-то вспомнить, но это все равно что всматриваться в темноту.
Маллиган начал укладывать бумаги обратно в папки.
— Постарайтесь заглянуть за пределы, — предложил он. — Представьте область тьмы. И вы поймете, что есть участки абсолютно черные и абсолютно светлые. Сосредоточьтесь на тех местах, где они граничат.
— Я это уже проделывала, Чарли, много раз. Никаких проблем с тем, что после. Я очнулась — и вот я там, в том самом месте. Но до того все по-другому. Я не могу вспомнить самого последнего. Никакой точки обрыва. Только смутные воспоминания о том, как была на работе. Словно, сама не замечая, медленно окунулась в темноту.
— Понятно, — проговорил Чарлз и сделал какую-то пометку. Меня почему-то нервировало, когда он писал.
— Скажите, ну не смешно ли? Та самая вещь, которую я должна была запомнить лучше всего, ушла из сознания. Меня не волнует, кто у нас премьер-министр. Я хочу знать, как меня захватили и как выглядит мой похититель. Вот что я думаю: может быть, это событие настолько меня расстроило, что я подавила его в памяти?
Чарлз щелчком убрал стержень в ручке. А когда отвечал, мне показалось, что старался спрятать едва заметную улыбку.
— А если я потрясу у вас перед глазами своими часами, время не пойдет вспять?
— Было бы очень полезно.
— Не исключено. Но я уверен, ваша амнезия никак не связана с каким-либо посттравматическим синдромом. Иначе наблюдались бы психологические симптомы.
— Когда я разговаривала с Кроссом, то есть полицейским, все казалось смешным.
— Это печально, обескураживающе, но никак не смешно, — возразил Маллиган. — Посттравматическая амнезия в результате скрытого повреждения черепа, как у вас, — распространенное явление. Особенно характерно для автомобильных аварий. Во время столкновения люди ударяются головами, а когда приходят в себя, не способны вспомнить происшествия. А часто — несколько предшествующих аварии часов или даже дней.
Я коснулась своей головы. И внезапно ощутила, какая она хрупкая.
— Посттравматическая, — повторила я. — Мне почудилось, вы сказали, что это не что-то психологическое.
— Нет, — подтвердил Чарлз. — Амнезия псигенезиса, то есть такая, которая вызвана психологическими причинами, а не повреждением мозга, в таких случаях, как ваш, явление редкое. И, как бы получше выразиться, сомнительное.
— Что вы хотите сказать?
Маллиган осторожно прокашлялся.
— Я не психотерапевт и поэтому могу заблуждаться. Но вот вам пример: существенный процент убийц заявляют, что они не помнят момента совершения преступления. Однако у них не наблюдалось никаких физических повреждений. Объяснения могут быть разными. Они напились — отсюда провалы в памяти. Подразумевается, что совершение убийства — в высшей степени стрессовая ситуация. Гораздо серьезнее всего, что можно себе представить. Поэтому она может повлиять на память. Но некоторые скептики вроде меня предполагают, что убийцам выгодно внушить, будто они совершили преступление в состоянии аффекта.
— Но похищение и постоянная угроза смерти — чертовски стрессовая ситуация, — заметила я. — Разве не логично предположить, что потеря памяти вызвана у меня психологическими причинами?
— На мой взгляд, нет. Но если бы я выступал в суде, а вы бы были адвокатом, то вполне могли бы принудить меня это признать. Боюсь, чтобы решить такой вопрос, потребуется подвергнуть аналогичному испытанию еще нескольких человек — в качестве подопытных свинок.
Чарлз встал и не без труда зажал свои папки под мышкой.
— Эбигейл... — начал он.
— Эбби.
— Эбби, ваш случай меня заинтриговал. Я не сумею удержаться, чтобы снова не побывать у вас.
— Пожалуйста, — отозвалась я. — Судя по всему, времени у меня вдоволь. Но могу я задать вопрос? Есть какой-нибудь шанс, что моя память вернется?
Чарлз помолчал и состроил странную мину, которая должна была означать, что он думает. И наконец ответил:
— Это возможно.
— Может быть, меня загипнотизировать?
Это его почему-то разволновало, и он стал рыться в карманах, что оказалось совсем непросто, поскольку под мышкой у него была кипа папок. Вытащил и подал кусочек картона.
— Здесь несколько номеров. Если к вам заявятся люди и начнут трясти перед глазами всякими предметами и говорить умиротворяющим тоном, немедленно звоните.
И с этим ушел. А я легла на постель и осторожно положила на подушку свою больную голову.
* * *
— Вы говорили со своим приятелем?
Я что-то пробормотала в ответ — еще как следует не проснулась, когда надо мной заботливо склонился полицейский инспектор Кросс.
— Мне кому-нибудь позвонить? — спросил он.
— Нет, — ответила я. — И не говорила.
— Мы столкнулись с известными трудностями, пытаясь его обнаружить.
— Я тоже. Оставила три сообщения на автоответчике. Это все из-за его работы.
— Он часто бывает в отлучке?
— Он консультант по антиквариату, хотя я не очень представляю, что это значит. Постоянно летает в Бельгию, Австралию и в другие места, где идет работа над специальными проектами.
— И вы не можете вспомнить, когда виделись с ним в последний раз?
— Нет.
— Хотите поговорить со своими родителями?
— Нет. Пожалуйста, не надо.
Возникла пауза. Я подумала, что ничем не сумела помочь Кроссу, и попыталась это исправить:
— Вы не хотели бы взглянуть на нашу квартиру? Я буду там через день или два, не исключено, что в ней может оказаться что-нибудь полезное. Может быть, меня захватили именно там и я оставила записку.
Ничего не выражающая мина на лице Кросса тут же исчезла.
— Вы хотите сказать, что у вас есть ключ от квартиры и вы согласны дать его? — живо спросил он.
— Как вы знаете, у меня нет ничего, кроме той одежды, в которой я спаслась, — ответила я. — Но в садике перед фасадом, слева от парадного, есть два предмета, которые выглядят как обычные камни. На самом деле это такие выписанные по каталогу хитроумные штуковины — один из камней пустой, и внутри его лежит запасной ключ. Можете им воспользоваться.
* * *
— Мисс Девероу, вы страдаете аллергией на что-нибудь?
— Не думаю. Однажды покрылась сыпью, поев устриц.
— Вы не болеете эпилепсией?
— Нет.
— Вы беременны?
Я так сильно помотала головой, что заболела шея.
— Опасности почти не существует, но мы обязаны вам сообщить, что при магниторезонансном сканировании возможны побочные эффекты, хотя их вероятность ничтожно мала. Вы подпишете согласие на исследование? Вот здесь и здесь.
Сестра вдруг заговорила с интонациями стюардессы, и я вспомнила демонстрации спасательных жилетов, которые следует надевать в случае маловероятной посадки на воду.
— Я даже не знаю, что такое магниторезонансное сканирование, — сказала я, подписывая.
— Не беспокойтесь, техник через минуту вам все объяснит.
Меня привели в большую освещенную комнату. И я увидела тележку — продукт высоких технологий, обитую мягким и вогнутую в середине, на которую меня собирались уложить и отправить в сердце машины — белоснежный тоннель, что-то вроде поваленного на бок унитаза.
— Мисс Девероу, меня зовут Йен Карлтон. Не присядете на минуту? — Долговязая женщина в комбинезоне показала мне на стул. — Вы знаете, что такое магниторезонансное сканирование?
— Слышала название, но не более, — легкомысленно ответила я.
— Мы хотим, чтобы вы были подготовлены. Есть что-нибудь такое, что вызывает у вас неуверенность?
— Практически все.
— Это исследование напоминает обычное просвечивание, которое усиливается находящимся в соседнем помещении компьютером. Представьте, что ваше тело — огромный батон хлеба.
— Батон?
— Ну да. Сканирование рассматривает определенный участок вашего тела послойно. Затем компьютер складывает ломтики и создает трехмерное изображение.
— Теперь понятно — я нарезанный ломтиками батон.
— Просто сравнение.
— Я считала, такого рода исследования служат для выявления рака.
— В том числе. Сканирование позволяет заглянуть внутрь человеческого тела. Обычная процедура при ранениях, травмах и головных болях.
— Что мне следует делать?
— Мы просто положим вас на стол и задвинем в эту штуку, которая похожа на белый пончик. Вы услышите гудение и, возможно, увидите спиральный след, но это будет продолжаться недолго. Все, что от вас требуется, — абсолютно неподвижно лежать.
Я снова обрядилась в больничный халат, легла на стол и уставилась в потолок.
— Немного холодно.
Сестра втерла мне в виски гель и смочила им только что вымытые волосы. А затем надвинула на голову твердый металлический шлем.
— Я закручиваю винты. Это может вызвать некоторое неудобство. — Она набросила ремни на руки, плечи и живот и натянула.
— Стол сейчас начнет двигаться.
— Стол? — слабо отозвалась я, въезжая в тоннель. Теперь я лежала в металлической камере и, как меня и предупреждали, услышала гудение. Я проглотила слюну. Темнота внутри была неабсолютной. Надо мной скручивались спиралями мерцающие полосы. В нескольких футах ярко горел свет. Неподалеку стояла квалифицированная сестра, которая обеспечит все необходимое, чтобы процедура протекала как надо. А рядом находилось другое помещение, где компьютер демонстрировал картину моих мозгов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Я покачала головой:
— Наоборот, я хочу сделать все как можно быстрее.
— Замечательно. — Он открыл буклет с печатным текстом. — Начали?
— Да.
— Как ваше имя?
— Это часть теста?
— Своего рода философский вопрос. Так вы согласны меня потерпеть?
— Эбигейл Элизабет Девероу.
— Когда вы родились?
— 21 августа 1976 года.
— Как фамилия премьер-министра?
— Вы серьезно? Я не настолько плоха.
— Я проверяю разные виды памяти. Дальше будет труднее.
Я сказала ему, как фамилия премьер-министра, какой сегодня день недели и что мы находимся в больнице Святого Антония. Сосчитала назад от двадцати до одного, затем вперед до тридцати, прибавляя по тройке, и назад от ста, отнимая по семерке. Я была вполне собой довольна. Но затем начались испытания труднее. Маллиган показал мне страницу с фигурами, некоторое время болтал о разных пустяках, затем показал другую страницу с фигурами и попросил назвать две одинаковые. Немного смущенно прочитал рассказ о том, как мальчик вез на рынок свинью, и попросил пересказать. Демонстрировал звезды и треугольники одинаковых цветов, парные слова, а затем все более сложные фигуры, последняя из которых напоминала изуродованную опору электролинии. На нее было неприятно смотреть, не то что удерживать в памяти.
— Она вызывает жуткую головную боль, — сказала я, пытаясь подавить неприятное ощущение.
— Вы в порядке? — забеспокоился Чарлз.
— У меня от нее кружится голова.
— Понимаю. А я дурею, когда считаю назад. Ничего, осталась всего парочка тестов.
Он начал называть группы цифр — повторить сочетания из трех и четырех показалось мне пустяком, но на восьми я чуть не споткнулась. Затем пришлось воспроизводить их в обратном порядке — это уже было настоящей головоломкой. Потом он раскладывал цветные квадраты, а я называла их порядок. Снова от одного до восьми и назад.
— Черт! — не выдержала я, когда он убрал листы.
— Все, — успокоил меня Маллиган. — Тест кончен.
— Я прошла? Мозг не поврежден?
Он мягко улыбнулся:
— Не знаю. У меня нет тестов для периода до наступления амнезии. Могу сказать, что вы справились лучше, чем я думал. У вас прекрасная память. Особенно пространственная. Ручаюсь, можете работать на моем месте.
Я невольно покраснела.
— Конечно, спасибо, Чарлз. Однако...
Он на мгновение стал серьезным и внимательно на меня посмотрел:
— О чем вы думаете?
— Я прекрасно себя чувствую... То есть не очень. Мучают кошмары, и я все снова прокручиваю в голове. Но не могу ясно думать. Какие-то провалы в памяти. Стараюсь что-то вспомнить, но это все равно что всматриваться в темноту.
Маллиган начал укладывать бумаги обратно в папки.
— Постарайтесь заглянуть за пределы, — предложил он. — Представьте область тьмы. И вы поймете, что есть участки абсолютно черные и абсолютно светлые. Сосредоточьтесь на тех местах, где они граничат.
— Я это уже проделывала, Чарли, много раз. Никаких проблем с тем, что после. Я очнулась — и вот я там, в том самом месте. Но до того все по-другому. Я не могу вспомнить самого последнего. Никакой точки обрыва. Только смутные воспоминания о том, как была на работе. Словно, сама не замечая, медленно окунулась в темноту.
— Понятно, — проговорил Чарлз и сделал какую-то пометку. Меня почему-то нервировало, когда он писал.
— Скажите, ну не смешно ли? Та самая вещь, которую я должна была запомнить лучше всего, ушла из сознания. Меня не волнует, кто у нас премьер-министр. Я хочу знать, как меня захватили и как выглядит мой похититель. Вот что я думаю: может быть, это событие настолько меня расстроило, что я подавила его в памяти?
Чарлз щелчком убрал стержень в ручке. А когда отвечал, мне показалось, что старался спрятать едва заметную улыбку.
— А если я потрясу у вас перед глазами своими часами, время не пойдет вспять?
— Было бы очень полезно.
— Не исключено. Но я уверен, ваша амнезия никак не связана с каким-либо посттравматическим синдромом. Иначе наблюдались бы психологические симптомы.
— Когда я разговаривала с Кроссом, то есть полицейским, все казалось смешным.
— Это печально, обескураживающе, но никак не смешно, — возразил Маллиган. — Посттравматическая амнезия в результате скрытого повреждения черепа, как у вас, — распространенное явление. Особенно характерно для автомобильных аварий. Во время столкновения люди ударяются головами, а когда приходят в себя, не способны вспомнить происшествия. А часто — несколько предшествующих аварии часов или даже дней.
Я коснулась своей головы. И внезапно ощутила, какая она хрупкая.
— Посттравматическая, — повторила я. — Мне почудилось, вы сказали, что это не что-то психологическое.
— Нет, — подтвердил Чарлз. — Амнезия псигенезиса, то есть такая, которая вызвана психологическими причинами, а не повреждением мозга, в таких случаях, как ваш, явление редкое. И, как бы получше выразиться, сомнительное.
— Что вы хотите сказать?
Маллиган осторожно прокашлялся.
— Я не психотерапевт и поэтому могу заблуждаться. Но вот вам пример: существенный процент убийц заявляют, что они не помнят момента совершения преступления. Однако у них не наблюдалось никаких физических повреждений. Объяснения могут быть разными. Они напились — отсюда провалы в памяти. Подразумевается, что совершение убийства — в высшей степени стрессовая ситуация. Гораздо серьезнее всего, что можно себе представить. Поэтому она может повлиять на память. Но некоторые скептики вроде меня предполагают, что убийцам выгодно внушить, будто они совершили преступление в состоянии аффекта.
— Но похищение и постоянная угроза смерти — чертовски стрессовая ситуация, — заметила я. — Разве не логично предположить, что потеря памяти вызвана у меня психологическими причинами?
— На мой взгляд, нет. Но если бы я выступал в суде, а вы бы были адвокатом, то вполне могли бы принудить меня это признать. Боюсь, чтобы решить такой вопрос, потребуется подвергнуть аналогичному испытанию еще нескольких человек — в качестве подопытных свинок.
Чарлз встал и не без труда зажал свои папки под мышкой.
— Эбигейл... — начал он.
— Эбби.
— Эбби, ваш случай меня заинтриговал. Я не сумею удержаться, чтобы снова не побывать у вас.
— Пожалуйста, — отозвалась я. — Судя по всему, времени у меня вдоволь. Но могу я задать вопрос? Есть какой-нибудь шанс, что моя память вернется?
Чарлз помолчал и состроил странную мину, которая должна была означать, что он думает. И наконец ответил:
— Это возможно.
— Может быть, меня загипнотизировать?
Это его почему-то разволновало, и он стал рыться в карманах, что оказалось совсем непросто, поскольку под мышкой у него была кипа папок. Вытащил и подал кусочек картона.
— Здесь несколько номеров. Если к вам заявятся люди и начнут трясти перед глазами всякими предметами и говорить умиротворяющим тоном, немедленно звоните.
И с этим ушел. А я легла на постель и осторожно положила на подушку свою больную голову.
* * *
— Вы говорили со своим приятелем?
Я что-то пробормотала в ответ — еще как следует не проснулась, когда надо мной заботливо склонился полицейский инспектор Кросс.
— Мне кому-нибудь позвонить? — спросил он.
— Нет, — ответила я. — И не говорила.
— Мы столкнулись с известными трудностями, пытаясь его обнаружить.
— Я тоже. Оставила три сообщения на автоответчике. Это все из-за его работы.
— Он часто бывает в отлучке?
— Он консультант по антиквариату, хотя я не очень представляю, что это значит. Постоянно летает в Бельгию, Австралию и в другие места, где идет работа над специальными проектами.
— И вы не можете вспомнить, когда виделись с ним в последний раз?
— Нет.
— Хотите поговорить со своими родителями?
— Нет. Пожалуйста, не надо.
Возникла пауза. Я подумала, что ничем не сумела помочь Кроссу, и попыталась это исправить:
— Вы не хотели бы взглянуть на нашу квартиру? Я буду там через день или два, не исключено, что в ней может оказаться что-нибудь полезное. Может быть, меня захватили именно там и я оставила записку.
Ничего не выражающая мина на лице Кросса тут же исчезла.
— Вы хотите сказать, что у вас есть ключ от квартиры и вы согласны дать его? — живо спросил он.
— Как вы знаете, у меня нет ничего, кроме той одежды, в которой я спаслась, — ответила я. — Но в садике перед фасадом, слева от парадного, есть два предмета, которые выглядят как обычные камни. На самом деле это такие выписанные по каталогу хитроумные штуковины — один из камней пустой, и внутри его лежит запасной ключ. Можете им воспользоваться.
* * *
— Мисс Девероу, вы страдаете аллергией на что-нибудь?
— Не думаю. Однажды покрылась сыпью, поев устриц.
— Вы не болеете эпилепсией?
— Нет.
— Вы беременны?
Я так сильно помотала головой, что заболела шея.
— Опасности почти не существует, но мы обязаны вам сообщить, что при магниторезонансном сканировании возможны побочные эффекты, хотя их вероятность ничтожно мала. Вы подпишете согласие на исследование? Вот здесь и здесь.
Сестра вдруг заговорила с интонациями стюардессы, и я вспомнила демонстрации спасательных жилетов, которые следует надевать в случае маловероятной посадки на воду.
— Я даже не знаю, что такое магниторезонансное сканирование, — сказала я, подписывая.
— Не беспокойтесь, техник через минуту вам все объяснит.
Меня привели в большую освещенную комнату. И я увидела тележку — продукт высоких технологий, обитую мягким и вогнутую в середине, на которую меня собирались уложить и отправить в сердце машины — белоснежный тоннель, что-то вроде поваленного на бок унитаза.
— Мисс Девероу, меня зовут Йен Карлтон. Не присядете на минуту? — Долговязая женщина в комбинезоне показала мне на стул. — Вы знаете, что такое магниторезонансное сканирование?
— Слышала название, но не более, — легкомысленно ответила я.
— Мы хотим, чтобы вы были подготовлены. Есть что-нибудь такое, что вызывает у вас неуверенность?
— Практически все.
— Это исследование напоминает обычное просвечивание, которое усиливается находящимся в соседнем помещении компьютером. Представьте, что ваше тело — огромный батон хлеба.
— Батон?
— Ну да. Сканирование рассматривает определенный участок вашего тела послойно. Затем компьютер складывает ломтики и создает трехмерное изображение.
— Теперь понятно — я нарезанный ломтиками батон.
— Просто сравнение.
— Я считала, такого рода исследования служат для выявления рака.
— В том числе. Сканирование позволяет заглянуть внутрь человеческого тела. Обычная процедура при ранениях, травмах и головных болях.
— Что мне следует делать?
— Мы просто положим вас на стол и задвинем в эту штуку, которая похожа на белый пончик. Вы услышите гудение и, возможно, увидите спиральный след, но это будет продолжаться недолго. Все, что от вас требуется, — абсолютно неподвижно лежать.
Я снова обрядилась в больничный халат, легла на стол и уставилась в потолок.
— Немного холодно.
Сестра втерла мне в виски гель и смочила им только что вымытые волосы. А затем надвинула на голову твердый металлический шлем.
— Я закручиваю винты. Это может вызвать некоторое неудобство. — Она набросила ремни на руки, плечи и живот и натянула.
— Стол сейчас начнет двигаться.
— Стол? — слабо отозвалась я, въезжая в тоннель. Теперь я лежала в металлической камере и, как меня и предупреждали, услышала гудение. Я проглотила слюну. Темнота внутри была неабсолютной. Надо мной скручивались спиралями мерцающие полосы. В нескольких футах ярко горел свет. Неподалеку стояла квалифицированная сестра, которая обеспечит все необходимое, чтобы процедура протекала как надо. А рядом находилось другое помещение, где компьютер демонстрировал картину моих мозгов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44