Тогда я открыла дверь — там никого не было.
Поскольку в библиотеку вела лишь одна дверь из небольшого кабинета, не считая входной двери, то я и пошла к ней. Однако я очень удивилась, так как никогда, еще никогда до этого не входила в кабинет мсье Латуша. И хозяин в нем никогда никого не принимал, он просто был помешан на этом. Он там писал и хотел быть уверенным в том, что его никто не побеспокоит. Он часто уступал мне во многом, но ни разу не разрешил войти в кабинет. Даже заказал специальный ключ, и никто другой не мог туда войти. И сам убирался в своем кабинете. А мне говорил: «Это мой уголок, Бабетта, все остальное твое, и там ты можешь тереть и чистить сколько угодно». А тогда он заперся внутри с этими двумя мужчинами, а я их и в глаза не видела.
Ну вот я и стала прислушиваться. Я пыталась понять, что там говорят и что там происходит. Но они говорили очень тихо. Меня злило, что я не могу ничего разобрать. Наконец я поняла, что там ИДЕТ какой-то спор. И вдруг услышала, как мой хозяин, повысив голос, сказал, это я четко разобрала: «Не может быть! Это было бы самым большим преступлением на свете!» Вот что я услышала! Собственными ушами… Я еще не опомнилась от этих слов, как дверь вдруг открылась… И те двое незнакомцев буквально набросились на меня… «Не делайте ей ничего плохого! — воскликнул мсье Латуш, плотно закрывая двери своего кабинета. — Я за нее отвечаю как за себя самого!» Он подошел ко мне и сказал: «Бабетта, я не стану тебя спрашивать, слышала ли ты что-нибудь или нет Но ты должна поклясться на коленях перед Богом, что никогда не расскажешь ни одной живой душе о том, что могла слышать и что увидела. Тебя не должно было быть дома. Значит, ты не видела, как эти два мсье входили ко мне. Ты их не знаешь. Поклянись в этом, Бабетта».
Я смотрела на своего хозяина. Никогда еще у него не было такого выражения лица. Обычно он такой мягкий, из него можно веревки вить, а в тот момент ярость сквозила во всех его чертах. Он дрожал! Оба незнакомца тоже наклонились ко мне с угрожающими лицами. Я рухнула на колени и поклялась во всем, чего они требовали… Тогда те двое по очереди ушли, с опаской оглядываясь по сторонам. Еле живая, я спустилась на кухню посмотреть, как они уходят. И вдруг заметила., в первый раз., шарманщика! Он стоял, вот как сейчас, под фонарем… Я перекрестилась… В дом пришла беда.
Мсье постоянный секретарь, внимательно слушая Бабетту, одновременно следил за шарманщиком. Он был весьма поражен, увидев, как тот делает какие-то таинственные знаки поверх своего ящика. Но вот, уже в который раз, шагающий ящик растворился в темноте.
Бабетта встала с колен.
— Все, — произнесла она горько. — В дом пришла беда.
— А эти люди? — спросил мсье Патар, чрезвычайно взволнованный рассказом служанки. — Вы их еще раз видели?
— С одним из них я никогда бы не смогла увидеться вновь, мсье Постоянный, потому что он умер. Я видела его фотографию в газетах… Это мсье Мортимар.
Постоянный секретарь так и подскочил.
— Мортимар?! А тот, другой?
— Другой? Его фотографию я тоже видела в газетах… Это мсье д'Ольнэ…
— Д'Ольнэ! А его вы еще раз видели?
— Да. Этого я еще раз видела. Он приходил сюда снова перед смертью, мсье Постоянный.
— Перед смертью… Позавчера?
— Позавчера! Ах, я еще не все вам сказала! А надо бы. Только он пришел, как я увидела во дворе шарманщика. Тот, заметив меня, как всегда, убежал, А я еще подумала: «Плохой знак, плохой знак!» Моя двоюродная бабка, мсье Постоянный, мне всегда говорила: «Бабетта, остерегайся шарманщиков!» А она, мсье Постоянный, дожив до глубокой старости, в этом разбиралась. Она жила как раз напротив Банкалей, в моем родном краю, в Родезе, и в ту ночь, когда убили Фюальдеса, слышала мотив убийства — мелодию, которую шарманщики крутили на улице, пока Банкали, Бастид и другие перерезали горло тому бедняге. Это такая мелодия… Она ее запомнила… Бедная старушка. И однажды очень тихо мне напела… Это такая мелодия.., такая мелодия…
Бабетта вдруг выпрямилась. Ее лицо, освещенное бледноватым красным светом уличного фонаря напротив, выражало неописуемый ужас. Протянутая рука ее указывала на улицу, откуда доносилась едва слышная, однообразная, заунывная мелодия.
— Это та самая мелодия! — прохрипела Бабетта. — Слышите? Та же мелодия!
Глава 4
Мартен Латуш
Вдруг сверху, из комнаты, находившейся прямо над кухней, послышался страшный грохот и шум падающей мебели, как будто там шло настоящее сражение. Потолок в кухне сотрясался от глухих ударов.
— Его убивают! На помощь! — завопила Бабетта. Она подбежала к плите, схватила кочергу и, бросившись из кухни, промчалась под сводами коридора, несясь по ступеням на второй этаж. Мсье Ипполит Патар только и смог пробормотать:
— Бог мой!
Он так и стоял на месте, в висках у него стучало. Он был придавлен страхом, скован ужасом происходящего. А проклятая мелодия, простая и страшная, продолжала спокойно крутиться, как сообщница нового преступления… Дьявольская музыка, заглушавшая крики жертв… Она звучала как бы сама собой, перекрывая все остальные звуки в ушах мсье Ипполита Патара, достигая его скованного ледяным холодом ужаса сердца.
Ему казалось, что сейчас он потеряет сознание. И лишь жгучий стыд за собственное малодушие удерживал его на краю пропасти, куда может упасть от головокружительного страха человеческая душа. Он вовремя вспомнил о том, что является постоянным секретарем Бессмертия, и, принеся уже во второй раз за этот полный треволнений вечер свою жалкую жизнь в жертву, сделал огромное физическое и моральное усилие, заставившее его спустя несколько секунд, вооружившись зонтом и каминными щипцами, подойти к двери второго этажа. Бабетта уже вовсю стучала в нее кочергой.. Впрочем, дверь тут же открылась.
— Ты по-прежнему не в себе, бедняжка Бабетта? — проговорил слабый, но спокойный голос.
На пороге с лампой в руках стоял мужчина лет шестидесяти, еще крепкий, с седеющими вьющимися волосами и красивой белой бородой, обрамлявшей свежее, румяное лицо с добрыми глазами. Это был Мартен Латуш.
Заметив Ипполита Патара между каминными щипцами и зонтом, он не сдержал улыбки.
— Это вы, мсье постоянный секретарь! Что случилось? — осведомился он, вежливо поклонившись.
— Ах, мсье! Это мы хотим у вас спросить! — воскликнула Бабетта, отбросив свою кочергу. — Ну можно ли устраивать такой шум? Мы подумали, что вас тут убивают! А тут еще шарманщик крутит под нашими окнами тот мотив Фюальдеса…
— Лучше бы он отправился спать, — спокойно ответил Мартен Латуш, — да и ты тоже, милая Вабетта… — И обратился к Патару: — Мсье постоянный секретарь, хотелось бы узнать, чему обязан высокой чести видеть вас в этот час…
С этими словами Мартен Латуш провел мсье Патара в библиотеку и забрал у него каминные щипцы. Бабетта шла следом, оглядываясь по сторонам. Мебель стояла на своих местах.., столики, ящики никто не передвигал..
— Но все-таки мсье Патару и мне — нам же не приснилось это! — серьезно заявила она. — Можно было подумать, что здесь дерутся или передвигают мебель.
— Успокойся, Бабетта, это я неловко передвинул кресло в своем кабинете… А теперь пожелай нам доброй ночи.
Бабетта недоверчиво посмотрела на дверь кабинета, которая никогда не открывалась для нее, и вздохнула:
— Мне здесь ни в чем не доверяют!
— Бабетта, уйди!
— Вы же сказали, что больше не хотите быть академиком…
— Бабетта, уходи отсюда!
— И все-таки вы хотите…
— Бабетта!
— Вы пишите письма, а потом их не отправляете…
— Мсье постоянный секретарь, эта старая служанка невыносима!
— Запираетесь у себя в библиотеке и не открываете до тех пор, пока чуть дверь не взломаешь…
— Я запираюсь там, где хочу! И открываю, когда хочу! Я здесь хозяин!
— Вы не об этом сейчас говорите, сам себе хозяин.., ну и наделали глупостей…
— Бабетта, хватит!
— Вы можете тайно принимать неизвестных…
— Что?
— …Неизвестных из Академии…
— Бабетта, в Академии нет неизвестных!
— О, уж эти известны, потому что они умерли!
Едва служанка успела произнести последние слова, как добряк Латуш вцепился ей в горло.
— Замолчи!
Впервые Мартен Латуш поднял руку на свою служанку. И тут же пожалел об этом. Ему стало совестно перед мсье Ипполитом Патаром, и он стал извиняться.
— Я прошу прощения, — проговорил он, пытаясь укротить чувства, которые, видимо, переполняли его, — но эта старая глупая Бабетта сегодня весь вечер меня просто выводит из себя. Бывают моменты, когда даже самые спокойные… О, женское упрямство поистине ужасно! Прошу вас, садитесь, мсье…
И Латуш подвинул Патару кресло, повернутое к Бабетте спинкой. Сам он тоже сел спиной к ней, видимо решив просто забыть о ее присутствии, поскольку она не хотела уходить.
— Мсье, — вдруг сказала Бабетта, — после того что вы сделали, я могу ожидать от вас всего, и, может быть, вы меня убьете, но я все рассказала мсье Постоянному!
Мартен Латуш резко обернулся. Его лицо в этот момент оказалось в тени, и Ипполиту Патару не удалось узнать, какие чувства оно выражало, но рука хозяина дома, опиравшаяся на стол, явно задрожала. Мартен Латуш оставался несколько секунд неподвижным, не в силах произнести ни слова. Наконец, поборов волнение, он изменившимся голосом спросил:
— Что вы рассказали мсье постоянному секретарю?
Он впервые при мсье Патаре обратился к старой служанке на «вы». Отметил это как явный признак важности момента.
— Я сказала, что мсье Мортимар и мсье д'Ольнэ, перед тем как умереть, выступая с хвалебными словами в Академии, пришли к вам и закрылись с вами в кабинете.
— Вы поклялись молчать, Бабетта.
— Да, но я ведь рассказала только для того, чтобы спасти вас. Потому что, если бы не я, вы пошли бы туда умирать, как и другие.
— Ладно, — упавшим голосом бросил Мартен Латуш. — Что еще вы сказали мсье постоянному секретарю?
— Рассказала о том, что услышала, стоя у двери.
— Бабетта, послушай-ка! — забеспокоился Мартен Латуш, снова перейдя на «ты», что показалось мсье Патару признаком еще большей серьезности момента. — Бабетта, я тебя никогда не спрашивал, что именно ты слышала под дверью, верно?
— Верно, хозяин.
— Ты поклялась, что все забудешь, и я никогда не задавал тебе вопросов, полагая, что это не нужно. Но раз уж ты вспомнила о том, что слышала тогда… Скажи, о чем ты рассказала мсье постоянному секретарю.
— Я только сказала ему, мсье, что слышала ваш голос. Вы говорили: «Нет! Нет! Не может быть! Это было бы самым большим преступлением на свете!»
После этих слов Бабетты Мартен Латуш ничего не сказал. Казалось, он размышлял. Рука уже не лежала на столе, да и его самого больше не было видно, он отошел в самый темный угол. И от этой давящей тишины, внезапно наступившей в старом тесном кабинете, мсье Патар испугался больше, чем тогда, когда услышал с улицы звуки шарманки. Теперь шарманки больше не было слышно. И вообще больше не было слышно никого и ничего.
Наконец Мартен Латуш произнес:
— Ты ничего другого не слышала, Бабетта, и больше ни о чем не рассказывала мсье постоянному секретарю?
— Ни о чем, хозяин!
— Я уже не решаюсь больше просить тебя поклясться — это бесполезно.
— Если бы я услышала что-нибудь еще, то рассказала бы об этом мсье Постоянному, потому что хочу вас спасти. И если я ему больше ничего не сказала, так только потому, что больше ничего не слышала.
И тогда, к великому изумлению служанки и мсье Патара, Мартен Латуш громко и весело расхохотался. Он подошел к Бабетте и потрепал ее по щеке:
— Ладно! Я тебя просто хотел попугать, старушка! Ты славная женщина, и я тебя очень люблю, но сейчас мне нужно поговорить с мсье постоянным секретарем. До завтра, Бабетта!
— До завтра, мсье. И храни вас Господь! Я исполнила свой долг!
Она церемонно поклонилась мсье Патару и вышла, заботливо прикрыв за собой дверь библиотеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Поскольку в библиотеку вела лишь одна дверь из небольшого кабинета, не считая входной двери, то я и пошла к ней. Однако я очень удивилась, так как никогда, еще никогда до этого не входила в кабинет мсье Латуша. И хозяин в нем никогда никого не принимал, он просто был помешан на этом. Он там писал и хотел быть уверенным в том, что его никто не побеспокоит. Он часто уступал мне во многом, но ни разу не разрешил войти в кабинет. Даже заказал специальный ключ, и никто другой не мог туда войти. И сам убирался в своем кабинете. А мне говорил: «Это мой уголок, Бабетта, все остальное твое, и там ты можешь тереть и чистить сколько угодно». А тогда он заперся внутри с этими двумя мужчинами, а я их и в глаза не видела.
Ну вот я и стала прислушиваться. Я пыталась понять, что там говорят и что там происходит. Но они говорили очень тихо. Меня злило, что я не могу ничего разобрать. Наконец я поняла, что там ИДЕТ какой-то спор. И вдруг услышала, как мой хозяин, повысив голос, сказал, это я четко разобрала: «Не может быть! Это было бы самым большим преступлением на свете!» Вот что я услышала! Собственными ушами… Я еще не опомнилась от этих слов, как дверь вдруг открылась… И те двое незнакомцев буквально набросились на меня… «Не делайте ей ничего плохого! — воскликнул мсье Латуш, плотно закрывая двери своего кабинета. — Я за нее отвечаю как за себя самого!» Он подошел ко мне и сказал: «Бабетта, я не стану тебя спрашивать, слышала ли ты что-нибудь или нет Но ты должна поклясться на коленях перед Богом, что никогда не расскажешь ни одной живой душе о том, что могла слышать и что увидела. Тебя не должно было быть дома. Значит, ты не видела, как эти два мсье входили ко мне. Ты их не знаешь. Поклянись в этом, Бабетта».
Я смотрела на своего хозяина. Никогда еще у него не было такого выражения лица. Обычно он такой мягкий, из него можно веревки вить, а в тот момент ярость сквозила во всех его чертах. Он дрожал! Оба незнакомца тоже наклонились ко мне с угрожающими лицами. Я рухнула на колени и поклялась во всем, чего они требовали… Тогда те двое по очереди ушли, с опаской оглядываясь по сторонам. Еле живая, я спустилась на кухню посмотреть, как они уходят. И вдруг заметила., в первый раз., шарманщика! Он стоял, вот как сейчас, под фонарем… Я перекрестилась… В дом пришла беда.
Мсье постоянный секретарь, внимательно слушая Бабетту, одновременно следил за шарманщиком. Он был весьма поражен, увидев, как тот делает какие-то таинственные знаки поверх своего ящика. Но вот, уже в который раз, шагающий ящик растворился в темноте.
Бабетта встала с колен.
— Все, — произнесла она горько. — В дом пришла беда.
— А эти люди? — спросил мсье Патар, чрезвычайно взволнованный рассказом служанки. — Вы их еще раз видели?
— С одним из них я никогда бы не смогла увидеться вновь, мсье Постоянный, потому что он умер. Я видела его фотографию в газетах… Это мсье Мортимар.
Постоянный секретарь так и подскочил.
— Мортимар?! А тот, другой?
— Другой? Его фотографию я тоже видела в газетах… Это мсье д'Ольнэ…
— Д'Ольнэ! А его вы еще раз видели?
— Да. Этого я еще раз видела. Он приходил сюда снова перед смертью, мсье Постоянный.
— Перед смертью… Позавчера?
— Позавчера! Ах, я еще не все вам сказала! А надо бы. Только он пришел, как я увидела во дворе шарманщика. Тот, заметив меня, как всегда, убежал, А я еще подумала: «Плохой знак, плохой знак!» Моя двоюродная бабка, мсье Постоянный, мне всегда говорила: «Бабетта, остерегайся шарманщиков!» А она, мсье Постоянный, дожив до глубокой старости, в этом разбиралась. Она жила как раз напротив Банкалей, в моем родном краю, в Родезе, и в ту ночь, когда убили Фюальдеса, слышала мотив убийства — мелодию, которую шарманщики крутили на улице, пока Банкали, Бастид и другие перерезали горло тому бедняге. Это такая мелодия… Она ее запомнила… Бедная старушка. И однажды очень тихо мне напела… Это такая мелодия.., такая мелодия…
Бабетта вдруг выпрямилась. Ее лицо, освещенное бледноватым красным светом уличного фонаря напротив, выражало неописуемый ужас. Протянутая рука ее указывала на улицу, откуда доносилась едва слышная, однообразная, заунывная мелодия.
— Это та самая мелодия! — прохрипела Бабетта. — Слышите? Та же мелодия!
Глава 4
Мартен Латуш
Вдруг сверху, из комнаты, находившейся прямо над кухней, послышался страшный грохот и шум падающей мебели, как будто там шло настоящее сражение. Потолок в кухне сотрясался от глухих ударов.
— Его убивают! На помощь! — завопила Бабетта. Она подбежала к плите, схватила кочергу и, бросившись из кухни, промчалась под сводами коридора, несясь по ступеням на второй этаж. Мсье Ипполит Патар только и смог пробормотать:
— Бог мой!
Он так и стоял на месте, в висках у него стучало. Он был придавлен страхом, скован ужасом происходящего. А проклятая мелодия, простая и страшная, продолжала спокойно крутиться, как сообщница нового преступления… Дьявольская музыка, заглушавшая крики жертв… Она звучала как бы сама собой, перекрывая все остальные звуки в ушах мсье Ипполита Патара, достигая его скованного ледяным холодом ужаса сердца.
Ему казалось, что сейчас он потеряет сознание. И лишь жгучий стыд за собственное малодушие удерживал его на краю пропасти, куда может упасть от головокружительного страха человеческая душа. Он вовремя вспомнил о том, что является постоянным секретарем Бессмертия, и, принеся уже во второй раз за этот полный треволнений вечер свою жалкую жизнь в жертву, сделал огромное физическое и моральное усилие, заставившее его спустя несколько секунд, вооружившись зонтом и каминными щипцами, подойти к двери второго этажа. Бабетта уже вовсю стучала в нее кочергой.. Впрочем, дверь тут же открылась.
— Ты по-прежнему не в себе, бедняжка Бабетта? — проговорил слабый, но спокойный голос.
На пороге с лампой в руках стоял мужчина лет шестидесяти, еще крепкий, с седеющими вьющимися волосами и красивой белой бородой, обрамлявшей свежее, румяное лицо с добрыми глазами. Это был Мартен Латуш.
Заметив Ипполита Патара между каминными щипцами и зонтом, он не сдержал улыбки.
— Это вы, мсье постоянный секретарь! Что случилось? — осведомился он, вежливо поклонившись.
— Ах, мсье! Это мы хотим у вас спросить! — воскликнула Бабетта, отбросив свою кочергу. — Ну можно ли устраивать такой шум? Мы подумали, что вас тут убивают! А тут еще шарманщик крутит под нашими окнами тот мотив Фюальдеса…
— Лучше бы он отправился спать, — спокойно ответил Мартен Латуш, — да и ты тоже, милая Вабетта… — И обратился к Патару: — Мсье постоянный секретарь, хотелось бы узнать, чему обязан высокой чести видеть вас в этот час…
С этими словами Мартен Латуш провел мсье Патара в библиотеку и забрал у него каминные щипцы. Бабетта шла следом, оглядываясь по сторонам. Мебель стояла на своих местах.., столики, ящики никто не передвигал..
— Но все-таки мсье Патару и мне — нам же не приснилось это! — серьезно заявила она. — Можно было подумать, что здесь дерутся или передвигают мебель.
— Успокойся, Бабетта, это я неловко передвинул кресло в своем кабинете… А теперь пожелай нам доброй ночи.
Бабетта недоверчиво посмотрела на дверь кабинета, которая никогда не открывалась для нее, и вздохнула:
— Мне здесь ни в чем не доверяют!
— Бабетта, уйди!
— Вы же сказали, что больше не хотите быть академиком…
— Бабетта, уходи отсюда!
— И все-таки вы хотите…
— Бабетта!
— Вы пишите письма, а потом их не отправляете…
— Мсье постоянный секретарь, эта старая служанка невыносима!
— Запираетесь у себя в библиотеке и не открываете до тех пор, пока чуть дверь не взломаешь…
— Я запираюсь там, где хочу! И открываю, когда хочу! Я здесь хозяин!
— Вы не об этом сейчас говорите, сам себе хозяин.., ну и наделали глупостей…
— Бабетта, хватит!
— Вы можете тайно принимать неизвестных…
— Что?
— …Неизвестных из Академии…
— Бабетта, в Академии нет неизвестных!
— О, уж эти известны, потому что они умерли!
Едва служанка успела произнести последние слова, как добряк Латуш вцепился ей в горло.
— Замолчи!
Впервые Мартен Латуш поднял руку на свою служанку. И тут же пожалел об этом. Ему стало совестно перед мсье Ипполитом Патаром, и он стал извиняться.
— Я прошу прощения, — проговорил он, пытаясь укротить чувства, которые, видимо, переполняли его, — но эта старая глупая Бабетта сегодня весь вечер меня просто выводит из себя. Бывают моменты, когда даже самые спокойные… О, женское упрямство поистине ужасно! Прошу вас, садитесь, мсье…
И Латуш подвинул Патару кресло, повернутое к Бабетте спинкой. Сам он тоже сел спиной к ней, видимо решив просто забыть о ее присутствии, поскольку она не хотела уходить.
— Мсье, — вдруг сказала Бабетта, — после того что вы сделали, я могу ожидать от вас всего, и, может быть, вы меня убьете, но я все рассказала мсье Постоянному!
Мартен Латуш резко обернулся. Его лицо в этот момент оказалось в тени, и Ипполиту Патару не удалось узнать, какие чувства оно выражало, но рука хозяина дома, опиравшаяся на стол, явно задрожала. Мартен Латуш оставался несколько секунд неподвижным, не в силах произнести ни слова. Наконец, поборов волнение, он изменившимся голосом спросил:
— Что вы рассказали мсье постоянному секретарю?
Он впервые при мсье Патаре обратился к старой служанке на «вы». Отметил это как явный признак важности момента.
— Я сказала, что мсье Мортимар и мсье д'Ольнэ, перед тем как умереть, выступая с хвалебными словами в Академии, пришли к вам и закрылись с вами в кабинете.
— Вы поклялись молчать, Бабетта.
— Да, но я ведь рассказала только для того, чтобы спасти вас. Потому что, если бы не я, вы пошли бы туда умирать, как и другие.
— Ладно, — упавшим голосом бросил Мартен Латуш. — Что еще вы сказали мсье постоянному секретарю?
— Рассказала о том, что услышала, стоя у двери.
— Бабетта, послушай-ка! — забеспокоился Мартен Латуш, снова перейдя на «ты», что показалось мсье Патару признаком еще большей серьезности момента. — Бабетта, я тебя никогда не спрашивал, что именно ты слышала под дверью, верно?
— Верно, хозяин.
— Ты поклялась, что все забудешь, и я никогда не задавал тебе вопросов, полагая, что это не нужно. Но раз уж ты вспомнила о том, что слышала тогда… Скажи, о чем ты рассказала мсье постоянному секретарю.
— Я только сказала ему, мсье, что слышала ваш голос. Вы говорили: «Нет! Нет! Не может быть! Это было бы самым большим преступлением на свете!»
После этих слов Бабетты Мартен Латуш ничего не сказал. Казалось, он размышлял. Рука уже не лежала на столе, да и его самого больше не было видно, он отошел в самый темный угол. И от этой давящей тишины, внезапно наступившей в старом тесном кабинете, мсье Патар испугался больше, чем тогда, когда услышал с улицы звуки шарманки. Теперь шарманки больше не было слышно. И вообще больше не было слышно никого и ничего.
Наконец Мартен Латуш произнес:
— Ты ничего другого не слышала, Бабетта, и больше ни о чем не рассказывала мсье постоянному секретарю?
— Ни о чем, хозяин!
— Я уже не решаюсь больше просить тебя поклясться — это бесполезно.
— Если бы я услышала что-нибудь еще, то рассказала бы об этом мсье Постоянному, потому что хочу вас спасти. И если я ему больше ничего не сказала, так только потому, что больше ничего не слышала.
И тогда, к великому изумлению служанки и мсье Патара, Мартен Латуш громко и весело расхохотался. Он подошел к Бабетте и потрепал ее по щеке:
— Ладно! Я тебя просто хотел попугать, старушка! Ты славная женщина, и я тебя очень люблю, но сейчас мне нужно поговорить с мсье постоянным секретарем. До завтра, Бабетта!
— До завтра, мсье. И храни вас Господь! Я исполнила свой долг!
Она церемонно поклонилась мсье Патару и вышла, заботливо прикрыв за собой дверь библиотеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22