Всю ночь она грезила о предстоящем счастливом свидании и о той радости, какую доставит ее приезд бедным, всеми забытым старикам. Пускаясь наутро в путь, она едва могла сдержать нетерпение. И вот, наконец, впереди показалась убогая хижина пасечника посреди покрытой цветами лужайки, окруженной лесными великанами. Анеля выпрыгнула из кареты, чтобы быть как можно ближе к этим цветам и деревьям, каждое из которых казалось ей знакомым и родным. Погода в тот день выдалась великолепная. Девушка с наслаждением вдыхала чистейший лесной воздух, отождествлявшийся в ее сознании с поцелуями и ласками ее покойного родителя. Она не рассчитывала увидеть приемного отца — в это время дня тот, скорее всего, находился на пасеке, а вот его жена должна быть дома…
Анелька отворила дверь хижины и поразилась тишине и запустению внутри, Перевернутое кресло, на котором так любила отдыхать ее приемная мать, валялось в углу. Страшное предчувствие коснулось души девушки ледяным крылом. С трудом передвигая ставшие непослушными ноги, она отправилась на пасеку. Незнакомый мальчуган хлопотал возле ульев, а старый пасечник лежал на земле рядом. Даже под яркими лучами солнца его лицо оставалось болезненно бледным — без сомнения, пасечника одолевал тяжкий недуг. Склонившись над ним, девушка горячо заговорила:
— Это я, твоя Анелька, твоя девочка, которая всегда тебя любила!
Старик приподнял голову, пристально поглядел на нее с жуткой усмешкой на устах и снял шапку.
— А мама? Скажи скорее, где моя милая старая мама? — продолжала Анелька.
— Умерла! — ответил пасечник, откинувшись назад и разразившись бессмысленным смехом. Анеля зарыдала. Сквозь слезы она с горечью вглядывалась в изможденную фигуру и бледное, изборожденное морщинами лицо, на котором уже нельзя было уловить признаков жизни, но девушке показалось, будто старик просто заснул. Не желая тревожить его внезапный сон, она отправилась к карете за привезенными гостинцами, но когда вернулась и взяла приемного отца за руку, та была холодна, как лед. Старый пасечник испустил свой последний вздох!
Лишившуюся чувств Анельку на руках отнесли в экипаж и со всей поспешностью доставили обратно в замок. Там она пришла в себя, но сознание того, что теперь на всем белом свете у нее больше никого нет, повергло девушку в глубокое отчаяние.
Свадьба госпожи и последующее путешествие во Флоренцию прошли для Анели, словно во сне. Новые впечатления в незнакомом городе помогли вернуть прежнюю остроту чувств, но не могли вернуть прежней жизнерадостности. Она больше не в силах была выносить тяготы жизни и молилась о ниспослании ей забвения в смерти.
— Что за печаль тебя гнетет? — как-то раз участливо спросил девушку Леон, но что могла ответить ему несчастная Анеля, для которой признание было бы равносильно смертному приговору?
— У меня есть для тебя поручение, — продолжал Леон, не дождавшись ответа. — Сегодня в здешнем театре должна петь заезжая знаменитость. Я пошлю тебя послушать ее пение, а после ты споешь мне все, что запомнишь из ее выступления.
И Анелька пошла, В ее существовании открылась новая эра. Сама к этому времени превратившись в артистку, она смогла позабыть былые печали и всей душой окунуться в прекрасный мир искусства. Впервые слышала она столь совершенное исполнение, заставляющее созвучно трепетать в груди незнакомые прежде струны. Во время концерта она так чутко реагировала на происходящее, что то сидела, едва дыша, бледная, дрожащая, и слезы струились по ее щекам, то готова была в экстатическом восторге броситься к стопам солистки. «Примадонна» — так вызывали певицу благодарные зрители, чтобы вновь и вновь наградить аплодисментами, и Анеле вдруг вспомнилось, что синьор Джустиниани называл ее тем же словом. Неужели она тоже способна стать примадонной? О, какая великолепная, божественная судьба! Быть в состоянии передавать свои чувства и эмоции толпам очарованных слушателей, магией собственного голоса будить в них попеременно печаль, любовь, радость, страх…
Странные мысли продолжали тревожить ее и по дороге домой. В ту ночь она так и не смогла заснуть. Отчаянные планы роились у нее в голове. И наконец настала минута, когда Анеля твердо решилась сбросить ярмо рабства, а вместе с ним — куда более тяжкое ярмо духовной закрепощенности, ранящее достоинство и чувства много глубже, чем физические страдания. Узнав адрес примадонны, она в одно прекрасное утро направилась к ней домой.
Представ перед певицей, девушка едва смогла пролепетать по-французски — так велико было владевшее ею возбуждение:
— Мадам, я несчастная крепостная, принадлежащая одной знатной польской семье, недавно прибывшей во Флоренцию. Я убежала от них и теперь молю вас оказать мне помощь и покровительство. Говорят, я умею петь.
Синьору Терезину, итальянскую певицу, обладавшую добрым сердцем и чувствительной душой, не оставила равнодушной безыскусная искренность просительницы.
— Бедное дитя! — воскликнула она, беря Анельку за руку. — Боже! Как ты, должно быть, много выстрадала! Ты говоришь, что умеешь петь? Позволь мне послушать тебя.
Девушка присела на оттоманку, сплела пальцы, положила руки на колени и запела, не успев до конца осушить слезы. Высокий пафос и совершенная манера исполнения слились воедино в проникновенном гимне, обращенном к Деве. Потрясенной Терезине казалось, будто на поющую снизошло вдохновение свыше.
— Где ты училась петь? — в изумлении спросила итальянка.
Анелька поведала ей свою историю. Выслушав девушку, синьора Терезина отнеслась к ней с такой теплотой, что бедной Анельке показалось, будто она всю жизнь знакома с этой женщиной. Ни в тот день, ни на следующий Анеля не покидала дома певицы. А на третий день, выступив в концерте, Терезина усадила Анельку рядом с собой и сказала:
— Ты замечательная девушка, моя милая, и я думаю, что нам с тобой никогда не следует расставаться.
Надо ли говорить, что бедняжка была вне себя от радости, услышав эти слова.
— Ты всегда будешь рядом со мной, — продолжала примадонна. — Ты согласна, Анелька?
— Только не называйте меня больше Анелькой! Дайте мне взамен какое-нибудь итальянское имя.
— Ну что ж, будь тогда Джованной. Так звали мою лучшую подругу, которую я, увы, потеряла, — пояснила итальянка свой выбор.
— Очень хорошо. Отныне я стану для вас второй Джованной!
— И вот еще что, девочка моя, — добавила Терезина. — Сначала я опасалась принять тебя к себе, беспокоясь о твоей безопасности, но сегодня тебе нечего больше бояться. Я узнала, что твои хозяева, отчаявшись отыскать тебя, отправились обратно в Польшу.
С тех пор для Анельки началась совершенно другая жизнь. Сама синьора Терезина каждый день давала ей уроки вокала, а в театре предложили выступать на вторых ролях. Теперь у нее появился независимый источник доходов и даже собственная служанка, тогда как раньше ей приходилось обслуживать себя самой. Итальянский язык она выучила в кратчайший срок и вскоре вполне могла сойти за уроженку этой солнечной страны.
Так пролетело три года, однако ни новые города, ни новые впечатления не смогли заслонить былых переживаний. В искусстве пения Анеля достигла высокой степени совершенства и даже начала превосходить в мастерстве свою наставницу, понемногу терявшую прежний голос вследствие болезни груди. Это печальное обстоятельство совершенно изменило жизнерадостную натуру Терезины. Она прекратила петь на публике, будучи не в силах выносить презрительную жалость поклонявшихся ей прежде зрителей.
Она твердо решила уйти на покой.
— Теперь ты должна занять место среди лучших современных певиц, — сказала она Анельке. — Оно принадлежит тебе по праву. Ты уже поешь лучше меня.. Стыдно признаться, но порой, слушая твое пение, я с трудом удерживаюсь от зависти.
Анелька обняла Терезину за плечи и нежно поцеловала.
— Да! Мы с тобой поедем в Вену, — продолжала рисовать блестящее будущее, уготованное ее юной подруге, стареющая певица, — в Вену, где тебя оценят и примут должным образом. Ты будешь петь в Итальянской Опере, а я — я буду всегда рядом, никому больше не известная, никому не нужная, никем не превозносимая, но зато разделяющая твой будущий триумф, Твои успехи станут повторением моих — разве не я научила тебя всему? Разве не будет твоя слава результатом и моих трудов?
Слова наставницы разожгли в груди Анельки жажду славы и успеха, но сердце ее осталось добрым и мягким, поэтому она бурно расплакалась в объятиях синьоры Терезины.
Не прошло и пяти месяцев со времени описываемых событий, как появление на сцене Венской Итальянской Оперы новой певицы по имени синьора Джованна произвело самый настоящий фурор. Фантастическое жалованье позволяло ей совершать самые невообразимые и экстравагантные траты. Высокомерное третирование ею многочисленных поклонников-мужчин только привлекало к ней легионы новых. Но даже находясь на гребне волны успеха и популярности, певица часто обращалась мыслью к тем временам, когда никому не было дела до несчастной маленькой сиротки из Побереже. Эти воспоминания позволяли ей с ироничной усмешкой на устах встречать лесть толпы и обращенные к ней восторги; изысканные комплименты почитателей она научилась пропускать мимо ушей; даже самые красивые поклонники не оставляли ни малейшего следа в ее сердце, и никакие перемены, никакое искушение не могли ни на йоту изменить ее отношения к мужчинам.
В самый разгар феерической, головокружительной карьеры на Анелю обрушилось новое, сокрушительное несчастье. После приезда в Вену здоровье Терезины начало быстро ухудшаться. Не прошло и полугода с момента воцарения новой оперной звезды на музыкальном троне, как Терезина тихо отошла в мир иной, оставив все немалое состояние своей подруге и ученице.
Опять Анелька осталась одна на свете. Несмотря на громкую славу и преимущества ее положения, прежнее чувство тоскливой заброшенности овладело девушкой с новой силой. Тяжкая потеря подорвала ее здоровье и заставила отказаться от публичных выступлений. Пение причиняло ей физические страдания. Постепенно она сделалась равнодушной ко всему, что ее окружало. Единственным утешением стала для нее помощь бедным и обездоленным, причем особую щедрость Анеля проявляла в отношении молодых девушек, главным образом, сироток-бесприданниц. Она по-прежнему сохраняла в душе страстную любовь к родимой стороне и если выбиралась в свет, то только для того, чтобы встретиться с земляками, а когда случалось запеть, пела она исключительно по-польски.
Прошел год со дня смерти синьоры Терезины. Граф Силко, богатый польский вельможа, приехавший в Вену, пригласил Анелю на прием. Отказать графу и его супруге, всегда относившимся к ней с большим участием, не было никакой возможности. Анеля отправилась в гости. Роскошные залы салона заполняла самая модная и аристократическая публика австрийской столицы, но когда было объявлено о прибытии синьоры Джованны, это вызвало всеобщее волнение. С отсутствующим видом проследовала она по проходу, образованному двумя рядами собравшихся ценителей ее таланта к самому почетному месту рядом с хозяйкой дома. Примадонна была невероятно бледна.
Спустя некоторое время граф Силко пригласил Анелю за фортепиано. Она уселась за инструмент и, не решив еще, что будет петь, окинула взглядом аудиторию. На окружающих ее лицах читалось открытое восхищение, вдвойне приятное тем, что оно было следствием долгого и упорного труда певицы, ибо никто не стал бы восторгаться самым ценным природным даром Анели — ее голосом, не приложи она столько усилий для его развития и шлифовки. Щеки ее разрумянились, в глазах засияла законная гордость за свое мастерство, пальцы уверенно взяли первые аккорды, и из груди певицы, кажущейся такой слабой и хрупкой, полилась трогательная польская мелодия.
1 2 3 4 5
Анелька отворила дверь хижины и поразилась тишине и запустению внутри, Перевернутое кресло, на котором так любила отдыхать ее приемная мать, валялось в углу. Страшное предчувствие коснулось души девушки ледяным крылом. С трудом передвигая ставшие непослушными ноги, она отправилась на пасеку. Незнакомый мальчуган хлопотал возле ульев, а старый пасечник лежал на земле рядом. Даже под яркими лучами солнца его лицо оставалось болезненно бледным — без сомнения, пасечника одолевал тяжкий недуг. Склонившись над ним, девушка горячо заговорила:
— Это я, твоя Анелька, твоя девочка, которая всегда тебя любила!
Старик приподнял голову, пристально поглядел на нее с жуткой усмешкой на устах и снял шапку.
— А мама? Скажи скорее, где моя милая старая мама? — продолжала Анелька.
— Умерла! — ответил пасечник, откинувшись назад и разразившись бессмысленным смехом. Анеля зарыдала. Сквозь слезы она с горечью вглядывалась в изможденную фигуру и бледное, изборожденное морщинами лицо, на котором уже нельзя было уловить признаков жизни, но девушке показалось, будто старик просто заснул. Не желая тревожить его внезапный сон, она отправилась к карете за привезенными гостинцами, но когда вернулась и взяла приемного отца за руку, та была холодна, как лед. Старый пасечник испустил свой последний вздох!
Лишившуюся чувств Анельку на руках отнесли в экипаж и со всей поспешностью доставили обратно в замок. Там она пришла в себя, но сознание того, что теперь на всем белом свете у нее больше никого нет, повергло девушку в глубокое отчаяние.
Свадьба госпожи и последующее путешествие во Флоренцию прошли для Анели, словно во сне. Новые впечатления в незнакомом городе помогли вернуть прежнюю остроту чувств, но не могли вернуть прежней жизнерадостности. Она больше не в силах была выносить тяготы жизни и молилась о ниспослании ей забвения в смерти.
— Что за печаль тебя гнетет? — как-то раз участливо спросил девушку Леон, но что могла ответить ему несчастная Анеля, для которой признание было бы равносильно смертному приговору?
— У меня есть для тебя поручение, — продолжал Леон, не дождавшись ответа. — Сегодня в здешнем театре должна петь заезжая знаменитость. Я пошлю тебя послушать ее пение, а после ты споешь мне все, что запомнишь из ее выступления.
И Анелька пошла, В ее существовании открылась новая эра. Сама к этому времени превратившись в артистку, она смогла позабыть былые печали и всей душой окунуться в прекрасный мир искусства. Впервые слышала она столь совершенное исполнение, заставляющее созвучно трепетать в груди незнакомые прежде струны. Во время концерта она так чутко реагировала на происходящее, что то сидела, едва дыша, бледная, дрожащая, и слезы струились по ее щекам, то готова была в экстатическом восторге броситься к стопам солистки. «Примадонна» — так вызывали певицу благодарные зрители, чтобы вновь и вновь наградить аплодисментами, и Анеле вдруг вспомнилось, что синьор Джустиниани называл ее тем же словом. Неужели она тоже способна стать примадонной? О, какая великолепная, божественная судьба! Быть в состоянии передавать свои чувства и эмоции толпам очарованных слушателей, магией собственного голоса будить в них попеременно печаль, любовь, радость, страх…
Странные мысли продолжали тревожить ее и по дороге домой. В ту ночь она так и не смогла заснуть. Отчаянные планы роились у нее в голове. И наконец настала минута, когда Анеля твердо решилась сбросить ярмо рабства, а вместе с ним — куда более тяжкое ярмо духовной закрепощенности, ранящее достоинство и чувства много глубже, чем физические страдания. Узнав адрес примадонны, она в одно прекрасное утро направилась к ней домой.
Представ перед певицей, девушка едва смогла пролепетать по-французски — так велико было владевшее ею возбуждение:
— Мадам, я несчастная крепостная, принадлежащая одной знатной польской семье, недавно прибывшей во Флоренцию. Я убежала от них и теперь молю вас оказать мне помощь и покровительство. Говорят, я умею петь.
Синьору Терезину, итальянскую певицу, обладавшую добрым сердцем и чувствительной душой, не оставила равнодушной безыскусная искренность просительницы.
— Бедное дитя! — воскликнула она, беря Анельку за руку. — Боже! Как ты, должно быть, много выстрадала! Ты говоришь, что умеешь петь? Позволь мне послушать тебя.
Девушка присела на оттоманку, сплела пальцы, положила руки на колени и запела, не успев до конца осушить слезы. Высокий пафос и совершенная манера исполнения слились воедино в проникновенном гимне, обращенном к Деве. Потрясенной Терезине казалось, будто на поющую снизошло вдохновение свыше.
— Где ты училась петь? — в изумлении спросила итальянка.
Анелька поведала ей свою историю. Выслушав девушку, синьора Терезина отнеслась к ней с такой теплотой, что бедной Анельке показалось, будто она всю жизнь знакома с этой женщиной. Ни в тот день, ни на следующий Анеля не покидала дома певицы. А на третий день, выступив в концерте, Терезина усадила Анельку рядом с собой и сказала:
— Ты замечательная девушка, моя милая, и я думаю, что нам с тобой никогда не следует расставаться.
Надо ли говорить, что бедняжка была вне себя от радости, услышав эти слова.
— Ты всегда будешь рядом со мной, — продолжала примадонна. — Ты согласна, Анелька?
— Только не называйте меня больше Анелькой! Дайте мне взамен какое-нибудь итальянское имя.
— Ну что ж, будь тогда Джованной. Так звали мою лучшую подругу, которую я, увы, потеряла, — пояснила итальянка свой выбор.
— Очень хорошо. Отныне я стану для вас второй Джованной!
— И вот еще что, девочка моя, — добавила Терезина. — Сначала я опасалась принять тебя к себе, беспокоясь о твоей безопасности, но сегодня тебе нечего больше бояться. Я узнала, что твои хозяева, отчаявшись отыскать тебя, отправились обратно в Польшу.
С тех пор для Анельки началась совершенно другая жизнь. Сама синьора Терезина каждый день давала ей уроки вокала, а в театре предложили выступать на вторых ролях. Теперь у нее появился независимый источник доходов и даже собственная служанка, тогда как раньше ей приходилось обслуживать себя самой. Итальянский язык она выучила в кратчайший срок и вскоре вполне могла сойти за уроженку этой солнечной страны.
Так пролетело три года, однако ни новые города, ни новые впечатления не смогли заслонить былых переживаний. В искусстве пения Анеля достигла высокой степени совершенства и даже начала превосходить в мастерстве свою наставницу, понемногу терявшую прежний голос вследствие болезни груди. Это печальное обстоятельство совершенно изменило жизнерадостную натуру Терезины. Она прекратила петь на публике, будучи не в силах выносить презрительную жалость поклонявшихся ей прежде зрителей.
Она твердо решила уйти на покой.
— Теперь ты должна занять место среди лучших современных певиц, — сказала она Анельке. — Оно принадлежит тебе по праву. Ты уже поешь лучше меня.. Стыдно признаться, но порой, слушая твое пение, я с трудом удерживаюсь от зависти.
Анелька обняла Терезину за плечи и нежно поцеловала.
— Да! Мы с тобой поедем в Вену, — продолжала рисовать блестящее будущее, уготованное ее юной подруге, стареющая певица, — в Вену, где тебя оценят и примут должным образом. Ты будешь петь в Итальянской Опере, а я — я буду всегда рядом, никому больше не известная, никому не нужная, никем не превозносимая, но зато разделяющая твой будущий триумф, Твои успехи станут повторением моих — разве не я научила тебя всему? Разве не будет твоя слава результатом и моих трудов?
Слова наставницы разожгли в груди Анельки жажду славы и успеха, но сердце ее осталось добрым и мягким, поэтому она бурно расплакалась в объятиях синьоры Терезины.
Не прошло и пяти месяцев со времени описываемых событий, как появление на сцене Венской Итальянской Оперы новой певицы по имени синьора Джованна произвело самый настоящий фурор. Фантастическое жалованье позволяло ей совершать самые невообразимые и экстравагантные траты. Высокомерное третирование ею многочисленных поклонников-мужчин только привлекало к ней легионы новых. Но даже находясь на гребне волны успеха и популярности, певица часто обращалась мыслью к тем временам, когда никому не было дела до несчастной маленькой сиротки из Побереже. Эти воспоминания позволяли ей с ироничной усмешкой на устах встречать лесть толпы и обращенные к ней восторги; изысканные комплименты почитателей она научилась пропускать мимо ушей; даже самые красивые поклонники не оставляли ни малейшего следа в ее сердце, и никакие перемены, никакое искушение не могли ни на йоту изменить ее отношения к мужчинам.
В самый разгар феерической, головокружительной карьеры на Анелю обрушилось новое, сокрушительное несчастье. После приезда в Вену здоровье Терезины начало быстро ухудшаться. Не прошло и полугода с момента воцарения новой оперной звезды на музыкальном троне, как Терезина тихо отошла в мир иной, оставив все немалое состояние своей подруге и ученице.
Опять Анелька осталась одна на свете. Несмотря на громкую славу и преимущества ее положения, прежнее чувство тоскливой заброшенности овладело девушкой с новой силой. Тяжкая потеря подорвала ее здоровье и заставила отказаться от публичных выступлений. Пение причиняло ей физические страдания. Постепенно она сделалась равнодушной ко всему, что ее окружало. Единственным утешением стала для нее помощь бедным и обездоленным, причем особую щедрость Анеля проявляла в отношении молодых девушек, главным образом, сироток-бесприданниц. Она по-прежнему сохраняла в душе страстную любовь к родимой стороне и если выбиралась в свет, то только для того, чтобы встретиться с земляками, а когда случалось запеть, пела она исключительно по-польски.
Прошел год со дня смерти синьоры Терезины. Граф Силко, богатый польский вельможа, приехавший в Вену, пригласил Анелю на прием. Отказать графу и его супруге, всегда относившимся к ней с большим участием, не было никакой возможности. Анеля отправилась в гости. Роскошные залы салона заполняла самая модная и аристократическая публика австрийской столицы, но когда было объявлено о прибытии синьоры Джованны, это вызвало всеобщее волнение. С отсутствующим видом проследовала она по проходу, образованному двумя рядами собравшихся ценителей ее таланта к самому почетному месту рядом с хозяйкой дома. Примадонна была невероятно бледна.
Спустя некоторое время граф Силко пригласил Анелю за фортепиано. Она уселась за инструмент и, не решив еще, что будет петь, окинула взглядом аудиторию. На окружающих ее лицах читалось открытое восхищение, вдвойне приятное тем, что оно было следствием долгого и упорного труда певицы, ибо никто не стал бы восторгаться самым ценным природным даром Анели — ее голосом, не приложи она столько усилий для его развития и шлифовки. Щеки ее разрумянились, в глазах засияла законная гордость за свое мастерство, пальцы уверенно взяли первые аккорды, и из груди певицы, кажущейся такой слабой и хрупкой, полилась трогательная польская мелодия.
1 2 3 4 5