Эта дата не была и не будет забыта.
Затем я узнал, что мать мисс Лидс умерла 9 декабря, три месяца назад. Миссис Чак оповестила округу, что это наказание божье за прежние грехи, о чем стало известно полиции, которая провела осторожное расследование, не давшее никаких результатов. За этим, почувствовал я, что-то кроется, но не более того. Не желала она и рассказывать о своем женихе, даже признавшись, что он существует. По-видимому, она продолжала считать, что я просто красивый малый.
И вдруг где-то около полуночи я кое-что сообразил. Привлек к этому мое снимание тот факт, что я, когда мы танцевали, почувствовал запах ее волос. Я их нюхал. Это так удивило меня, что я врезался в какую-то пару справа от нас, отчего они чуть не упали. Вот вам – я считаю, что выполняю обязанности, работаю и сержусь на нее за то, что она упрямится и не хочет открыться, а сам нюхаю ее волосы. Разозлившись на себя, я подвел ее к краю площадки для танцев, помог сойти на пол, и мы вернулись к нашему столику, где я попросил у официанта счет.
– Вот как? – удивилась она. – Нам пора уходить?
– Послушайте, – сказал я, глядя в ее широко раскрытые глаза, – вы только водите меня за нос. Может быть, точно так вы поступили и с Лили Роуэн, либо она со мной. У вас в самом деле неприятности или нет?
– Да. Да, Арчи, у меня неприятности.
– Какого рода? На чулке спустилась петля?
– Нет. Это вправду неприятности. Даю слово.
– Но мне рассказать о них вы не хотите?
– Не могу, – покачала она головой. – Честное слово, не могу. И, если честно, не хочу. Дело в том, что вы слишком молоды и красивы. Я подозреваю нечто ужасное. Не по отношению ко мне… Это нечто страшное про одного человека.
– Это касается смерти матери мисс Лидс?
– Да… – Она помолчала и затем продолжала: – Да. И больше я вам ничего не скажу. Если вы будете настаивать…
Официант принес сдачу. Я взял деньги и дал ему чаевые.
– Ладно, – сказал я. – Дело в том, что я поймал себя на том, что нюхаю ваши волосы. И не только. За последние полчаса я испытываю совершенно другое отношение к нашим танцам. Возможно, вы это заметили.
– Пожалуй… Да, заметила.
– Очень хорошо. А я обратил на это внимание только сейчас. Понял, что между нами может быть роман. Или вы разобьете мне сердце и разрушите мне жизнь. Может случиться все, что угодно. Ни пока все в порядке. Мне хочется задать вам вопрос. Во сколько вы кончаете работать?
– Я ухожу из конторы в пять часов, – улыбнулась она.
– И что? Идете домой?
Она кивнула.
– Обычно я прихожу домой около половины шестого. Принимаю ванну и начинаю готовить ужин. В это время года бабушка приходит из парка около семи, и ужин для нее уже готов. Иногда Рой или Леон едят вместе с нами.
– Не смогли бы вы завтра поужинать пораньше и прийти к Ниро Вулфу в семь часов? Чтобы рассказать ему о нашей беде?
Нахмурившись, она задумалась. Я положил руку ей на плечо.
– Послушайте, сестренка, – сказал я, – вполне возможно, что вам лично тоже угрожает беда. Я не пытаюсь делать вид…
Я умолк, потому что почувствовал присутствие постороннего, который смотрит на нас. Я поднял глаза и увидел, что на меня смотрят два глаза – каждый по стороне хорошенького носика Лили Роуэн.
– Привет… Откуда ты… – попытался улыбнуться ей я.
– Ты… – сказала Лили таким голосом, будто собиралась перерезать мне глотку. – Так ты занят своими обязанностями? Вошь – вот, кто ты!
Сейчас она даст мне пощечину, решил я. Мне было ясно, что ей наплевать на посторонних и что она будет действовать решительно, поэтому проблема сводилась только к тому, чтобы осуществить движение первым и не задерживаться. За полсекунды я вскочил, очутившись на противоположной стороне стола, махнув Энн, которая сдала этот экзамен превосходно. Не успела Лили Роуэн поднять скандал, как мы, взяв мою фуражку из гардероба, очутились на улице.
Когда наше такси отъехало от ресторана, я похлопал Энн по руке.
– Вы умница. Она, наверное, была по какому-то поводу очень расстроена.
– Она ревнует, – хихикнула Энн. – Боже мой, Лили Роуэн ревнует ко мне!
Когда я высадил ее у дома э 316 по Барнум-стрит, мы уже договорились, что на следующий день она придет к Ниро Вулфу в семь вечера. Но и при этом, пока такси везло меня обратно на Тридцать пятую улицу, я пребывал в плохом настроении которое отнюдь не улучшилось, когда я нашел записку, приколотую к наволочке.
Дорогой Арчи, мисс Роуэн звонила тебе четыре раза, и, когда я сказал ей, что тебя нет, она назвала меня лжецом. Очень сожалею, что в доме нет бекона, ветчины, блинной муки и всего прочего.
6
Я спал, потому что ночью всегда сплю, но нервы у меня были в плохом состоянии, ибо когда я открыл глаза и увидел, что часы показывают 6.50, я немедленно проснулся. Я был готов отказаться от двух продвижений по службе ради удовольствия очутиться внизу в прихожей и сердито уставиться на Вулфа и Фрица, когда они будут уходить из дома на свою тренировочную площадку, но, понимая, что это будет серьезной ошибкой в стратегии, сумел сдержаться. Я открыл дверь, чтобы мне были слышны звуки, и когда ровно в семь часов открылась и закрылась парадная дверь, я подошел к окну и посмотрел вниз. Они двинулись по направлению к реке. Вулф без головного убора в голубых саржевых брюках, в моем темно-бордовом свитере и тяжелых башмаках шагал так, как, по его мнению, ходят солдаты, и размахивал руками. Жалкое это было зрелище.
Тем темно-серым мартовским утром моя операция привлечь его внимание к делу Энн Эймори выглядела почти безнадежной, но ничего другого у меня не было, поэтому я подготовился пустить ее в ход. После стакана апельсинового сока, яиц с ветчиной, оладьев и двух чашек кофе у Сэма я вернулся домой и провел час за машинкой и у телефона, занимаясь собственными делами, которые накопились в мое отсутствие, и уже заканчивая их, когда чуть позже девяти вернулись будущие солдаты. Я было решил совершенно не обращать на них внимания, поэтому не обернулся, когда кто-то прошел через прихожую и остановился у распахнутых настежь дверей нашей конторы.
– Доброе утро, Арчи, – послышался голос Вулфа. – Я провожу дни наверху. Ты хорошо спал?
Таким вопросом он обычно встречал меня по утрам и задал сейчас, наверное в 4000 раз, заставив лишний раз осознать, что я скучаю по дому. Я размяк и повернулся в кресле лицом к нему, но бросив на него лишь взгляд, снова разозлился.
– Нормально, спасибо, – холодно отозвался я. – Вы устроили настоящий бедлам в ящиках моего комода, когда искали, насколько я понимаю этот свитер. Я должен вам кое-что сказать Я говорю от имени Соединенных Штатов. Есть один вид деятельности, которую вы способны выполнить гораздо лучше, чем кто-либо другой, а именно, бороться с подпольной активностью врага у нас в Америке, на что требуется наличие мозгов, которые вы порой заставляли трудиться. Верховный главнокомандующий, министр обороны, генеральный штаб, а также сержант Йорк почтительно просят вас перестать ломать комедию и приступить к делу. Вы ошибаетесь, считая, что ваше внезапное появление на фронте заставит немцев умереть от смеха. У них нет чувства юмора.
Я надеялся, что он разозлится утратит самообладание и войдет в кабинет, а коли так, можно считать, что есть очко в мою пользу, но он продолжал стоять в двери и хмуро смотрел на меня.
– Ты сказал, – прорычал он, – что у тебя отпуск.
– Нет, я этого не говорил. Стыдитесь! Это только доказывает, в каком вы состоянии. Тысячу раз в этой комнате я слышал как вы выговаривали людям за их неточные формулировки. Я сказал, что отпуск у меня двухнедельный. Я не сказал, что нахожусь в отпуске. Кроме того, я не упоминал…
– Пф! – презрительно брызнул он слюной, повернулся и пошел по лестнице наверх. Что было еще одним феноменом, которою мне раньше не доводилось видеть. Установка лифта обошлась ему в семь тысяч долларов.
Я надел фуражку, вышел из дома и приступил к работе.
Я попытался выполнять то, что мне предстояло, с энтузиазмом и старался из всех сил, но за весь день не появилось никакой возможности, которой я мог бы воспользоваться и качестве рычага, чтобы заставить Вулфа отказаться от своих намерений. С подобной проблемой мне еще не доводилось встречаться, потому что раз он был настроен на проявление героизма, значит, ни одно обращение к его алчности не возымеет действия. В том состоянии, и какое он себя вогнал, единственным слабым местом, благодаря которому можно было его уговорить, оставалось лишь честолюбие.
Через приятелей на Сенгер-стрит я узнал, что расследование по делу смерти миссис Лидс не ушло за пределы участка, поэтому я отравился туда, чтобы навести справки. Сержант даже не потрудился посмотреть протокол. Нечего там смотреть. Заключение врача: смерть вызвана коронарным тромбозом в восьмидесятилетнем возрасте, и соседские сплетни о миссис Чак, утверждающей, будто старуху прибрал господь за обвинение его в том, что он заставил ее столько ждать, были абсолютной ахинеей.
Около полудня я зашел в дом э 316 по Барнум-стрит и застал Леона Фьюри в постели. Во всяком случае, он был в пижаме. Он объяснил, что поздно встает, потому что ему приходится охотиться на ястребов большей частью ночью. Я выяснил, что живет он только на те деньги, которые получает за убийство ястребов, что армия от него отказалась по причине какого-то дефекта в сердечном клапане, что Рой Дуглас обитает этажом выше прямо под крышей и еще кое-какие сведения, но ничего существенного. Роя я нашел на крыше, в его голубятне. Он не позволил мне войти и не поддержал разговора. Объяснил, что работает над методом вязки голубей, который состоит в том, чтобы держать голубя подальше от голубки во время периода, предшествующего соревнованиям, потом перед тем, как везти голубя туда, где их запускают, поместить его к голубке на пару минут, тогда он стремится обратно с невиданной скоростью. Я ни в коем случае не мог одобрить этот метод с точки зрения морали, но Роя мои суждения ни в коем случае не интересовали, поэтому я оставил его за работой, спустился вниз, вышел на улицу и начал опрашивать соседей.
В течение трех часов я собирал слухи и сплетни, но ничего толкового не выяснил. Даже из злословия ничего нельзя было извлечь, не говоря уже о полезной информации. На вопрос о смерти миссис Лидс, четырнадцать соседей ответили следующим образом:
4 – Миссис Чак ее убила.
1 – Мисс Лидс ее убила.
6 – Она умерла от старости.
3 – Она умерла от скаредности.
Абсолютного большинства не оказалось. Ничего не выяснив, я поехал домой, прибыв туда около половины шестого, обдумывая все события и решения, стоит ли вообще напустить Энн на Вулфа, и пока я стоял, хмуро глядя на запыленный стол Вулфа, прозвенел звонок. Я пошел открывать, но прежде откинул занавеску, чтобы сквозь стеклянную панель посмотреть, кто звонит, и увидел у двери Роя Дугласа. Сердце у меня на секунду замерло. Может, что-нибудь проявится? Я открыл дверь и впустил его.
Он вел себя как-то смущенно, словно хотел что-то сказать, но не был уверен, стоит ли так поступить. Я повел его и кабинет, вытер пыль с одного из стульев, он сел, пару раз вздохнул и затем скачал:
– По-моему, сегодня на голубятне я вел себя не очень-то любезно. Я забываю про любезность, когда работаю с птицами. Дело в том, что они нервничают, завидев незнакомого человека.
– Я тоже, – сочувственно улыбнулся я. – Между прочим, как поживает Диана?
– Ей гораздо лучше. Она поправится. – Он прищурился, глядя на меня. Мисс Эймори, наверное, сказала вам про нее?
– Да, она поведала мне множество интересных вещей.
Он передвинулся на своем стуле, прочистив себе горло.
– Вы провели с ней весь вечер?
– Да. Я крутился там же.
– Я видел вас, когда вы вернулись. Когда привезли ее домой. В окно.
– Правда? Было довольно поздно.
– Я знаю. Но я… Видите ли, я беспокоился за нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Затем я узнал, что мать мисс Лидс умерла 9 декабря, три месяца назад. Миссис Чак оповестила округу, что это наказание божье за прежние грехи, о чем стало известно полиции, которая провела осторожное расследование, не давшее никаких результатов. За этим, почувствовал я, что-то кроется, но не более того. Не желала она и рассказывать о своем женихе, даже признавшись, что он существует. По-видимому, она продолжала считать, что я просто красивый малый.
И вдруг где-то около полуночи я кое-что сообразил. Привлек к этому мое снимание тот факт, что я, когда мы танцевали, почувствовал запах ее волос. Я их нюхал. Это так удивило меня, что я врезался в какую-то пару справа от нас, отчего они чуть не упали. Вот вам – я считаю, что выполняю обязанности, работаю и сержусь на нее за то, что она упрямится и не хочет открыться, а сам нюхаю ее волосы. Разозлившись на себя, я подвел ее к краю площадки для танцев, помог сойти на пол, и мы вернулись к нашему столику, где я попросил у официанта счет.
– Вот как? – удивилась она. – Нам пора уходить?
– Послушайте, – сказал я, глядя в ее широко раскрытые глаза, – вы только водите меня за нос. Может быть, точно так вы поступили и с Лили Роуэн, либо она со мной. У вас в самом деле неприятности или нет?
– Да. Да, Арчи, у меня неприятности.
– Какого рода? На чулке спустилась петля?
– Нет. Это вправду неприятности. Даю слово.
– Но мне рассказать о них вы не хотите?
– Не могу, – покачала она головой. – Честное слово, не могу. И, если честно, не хочу. Дело в том, что вы слишком молоды и красивы. Я подозреваю нечто ужасное. Не по отношению ко мне… Это нечто страшное про одного человека.
– Это касается смерти матери мисс Лидс?
– Да… – Она помолчала и затем продолжала: – Да. И больше я вам ничего не скажу. Если вы будете настаивать…
Официант принес сдачу. Я взял деньги и дал ему чаевые.
– Ладно, – сказал я. – Дело в том, что я поймал себя на том, что нюхаю ваши волосы. И не только. За последние полчаса я испытываю совершенно другое отношение к нашим танцам. Возможно, вы это заметили.
– Пожалуй… Да, заметила.
– Очень хорошо. А я обратил на это внимание только сейчас. Понял, что между нами может быть роман. Или вы разобьете мне сердце и разрушите мне жизнь. Может случиться все, что угодно. Ни пока все в порядке. Мне хочется задать вам вопрос. Во сколько вы кончаете работать?
– Я ухожу из конторы в пять часов, – улыбнулась она.
– И что? Идете домой?
Она кивнула.
– Обычно я прихожу домой около половины шестого. Принимаю ванну и начинаю готовить ужин. В это время года бабушка приходит из парка около семи, и ужин для нее уже готов. Иногда Рой или Леон едят вместе с нами.
– Не смогли бы вы завтра поужинать пораньше и прийти к Ниро Вулфу в семь часов? Чтобы рассказать ему о нашей беде?
Нахмурившись, она задумалась. Я положил руку ей на плечо.
– Послушайте, сестренка, – сказал я, – вполне возможно, что вам лично тоже угрожает беда. Я не пытаюсь делать вид…
Я умолк, потому что почувствовал присутствие постороннего, который смотрит на нас. Я поднял глаза и увидел, что на меня смотрят два глаза – каждый по стороне хорошенького носика Лили Роуэн.
– Привет… Откуда ты… – попытался улыбнуться ей я.
– Ты… – сказала Лили таким голосом, будто собиралась перерезать мне глотку. – Так ты занят своими обязанностями? Вошь – вот, кто ты!
Сейчас она даст мне пощечину, решил я. Мне было ясно, что ей наплевать на посторонних и что она будет действовать решительно, поэтому проблема сводилась только к тому, чтобы осуществить движение первым и не задерживаться. За полсекунды я вскочил, очутившись на противоположной стороне стола, махнув Энн, которая сдала этот экзамен превосходно. Не успела Лили Роуэн поднять скандал, как мы, взяв мою фуражку из гардероба, очутились на улице.
Когда наше такси отъехало от ресторана, я похлопал Энн по руке.
– Вы умница. Она, наверное, была по какому-то поводу очень расстроена.
– Она ревнует, – хихикнула Энн. – Боже мой, Лили Роуэн ревнует ко мне!
Когда я высадил ее у дома э 316 по Барнум-стрит, мы уже договорились, что на следующий день она придет к Ниро Вулфу в семь вечера. Но и при этом, пока такси везло меня обратно на Тридцать пятую улицу, я пребывал в плохом настроении которое отнюдь не улучшилось, когда я нашел записку, приколотую к наволочке.
Дорогой Арчи, мисс Роуэн звонила тебе четыре раза, и, когда я сказал ей, что тебя нет, она назвала меня лжецом. Очень сожалею, что в доме нет бекона, ветчины, блинной муки и всего прочего.
6
Я спал, потому что ночью всегда сплю, но нервы у меня были в плохом состоянии, ибо когда я открыл глаза и увидел, что часы показывают 6.50, я немедленно проснулся. Я был готов отказаться от двух продвижений по службе ради удовольствия очутиться внизу в прихожей и сердито уставиться на Вулфа и Фрица, когда они будут уходить из дома на свою тренировочную площадку, но, понимая, что это будет серьезной ошибкой в стратегии, сумел сдержаться. Я открыл дверь, чтобы мне были слышны звуки, и когда ровно в семь часов открылась и закрылась парадная дверь, я подошел к окну и посмотрел вниз. Они двинулись по направлению к реке. Вулф без головного убора в голубых саржевых брюках, в моем темно-бордовом свитере и тяжелых башмаках шагал так, как, по его мнению, ходят солдаты, и размахивал руками. Жалкое это было зрелище.
Тем темно-серым мартовским утром моя операция привлечь его внимание к делу Энн Эймори выглядела почти безнадежной, но ничего другого у меня не было, поэтому я подготовился пустить ее в ход. После стакана апельсинового сока, яиц с ветчиной, оладьев и двух чашек кофе у Сэма я вернулся домой и провел час за машинкой и у телефона, занимаясь собственными делами, которые накопились в мое отсутствие, и уже заканчивая их, когда чуть позже девяти вернулись будущие солдаты. Я было решил совершенно не обращать на них внимания, поэтому не обернулся, когда кто-то прошел через прихожую и остановился у распахнутых настежь дверей нашей конторы.
– Доброе утро, Арчи, – послышался голос Вулфа. – Я провожу дни наверху. Ты хорошо спал?
Таким вопросом он обычно встречал меня по утрам и задал сейчас, наверное в 4000 раз, заставив лишний раз осознать, что я скучаю по дому. Я размяк и повернулся в кресле лицом к нему, но бросив на него лишь взгляд, снова разозлился.
– Нормально, спасибо, – холодно отозвался я. – Вы устроили настоящий бедлам в ящиках моего комода, когда искали, насколько я понимаю этот свитер. Я должен вам кое-что сказать Я говорю от имени Соединенных Штатов. Есть один вид деятельности, которую вы способны выполнить гораздо лучше, чем кто-либо другой, а именно, бороться с подпольной активностью врага у нас в Америке, на что требуется наличие мозгов, которые вы порой заставляли трудиться. Верховный главнокомандующий, министр обороны, генеральный штаб, а также сержант Йорк почтительно просят вас перестать ломать комедию и приступить к делу. Вы ошибаетесь, считая, что ваше внезапное появление на фронте заставит немцев умереть от смеха. У них нет чувства юмора.
Я надеялся, что он разозлится утратит самообладание и войдет в кабинет, а коли так, можно считать, что есть очко в мою пользу, но он продолжал стоять в двери и хмуро смотрел на меня.
– Ты сказал, – прорычал он, – что у тебя отпуск.
– Нет, я этого не говорил. Стыдитесь! Это только доказывает, в каком вы состоянии. Тысячу раз в этой комнате я слышал как вы выговаривали людям за их неточные формулировки. Я сказал, что отпуск у меня двухнедельный. Я не сказал, что нахожусь в отпуске. Кроме того, я не упоминал…
– Пф! – презрительно брызнул он слюной, повернулся и пошел по лестнице наверх. Что было еще одним феноменом, которою мне раньше не доводилось видеть. Установка лифта обошлась ему в семь тысяч долларов.
Я надел фуражку, вышел из дома и приступил к работе.
Я попытался выполнять то, что мне предстояло, с энтузиазмом и старался из всех сил, но за весь день не появилось никакой возможности, которой я мог бы воспользоваться и качестве рычага, чтобы заставить Вулфа отказаться от своих намерений. С подобной проблемой мне еще не доводилось встречаться, потому что раз он был настроен на проявление героизма, значит, ни одно обращение к его алчности не возымеет действия. В том состоянии, и какое он себя вогнал, единственным слабым местом, благодаря которому можно было его уговорить, оставалось лишь честолюбие.
Через приятелей на Сенгер-стрит я узнал, что расследование по делу смерти миссис Лидс не ушло за пределы участка, поэтому я отравился туда, чтобы навести справки. Сержант даже не потрудился посмотреть протокол. Нечего там смотреть. Заключение врача: смерть вызвана коронарным тромбозом в восьмидесятилетнем возрасте, и соседские сплетни о миссис Чак, утверждающей, будто старуху прибрал господь за обвинение его в том, что он заставил ее столько ждать, были абсолютной ахинеей.
Около полудня я зашел в дом э 316 по Барнум-стрит и застал Леона Фьюри в постели. Во всяком случае, он был в пижаме. Он объяснил, что поздно встает, потому что ему приходится охотиться на ястребов большей частью ночью. Я выяснил, что живет он только на те деньги, которые получает за убийство ястребов, что армия от него отказалась по причине какого-то дефекта в сердечном клапане, что Рой Дуглас обитает этажом выше прямо под крышей и еще кое-какие сведения, но ничего существенного. Роя я нашел на крыше, в его голубятне. Он не позволил мне войти и не поддержал разговора. Объяснил, что работает над методом вязки голубей, который состоит в том, чтобы держать голубя подальше от голубки во время периода, предшествующего соревнованиям, потом перед тем, как везти голубя туда, где их запускают, поместить его к голубке на пару минут, тогда он стремится обратно с невиданной скоростью. Я ни в коем случае не мог одобрить этот метод с точки зрения морали, но Роя мои суждения ни в коем случае не интересовали, поэтому я оставил его за работой, спустился вниз, вышел на улицу и начал опрашивать соседей.
В течение трех часов я собирал слухи и сплетни, но ничего толкового не выяснил. Даже из злословия ничего нельзя было извлечь, не говоря уже о полезной информации. На вопрос о смерти миссис Лидс, четырнадцать соседей ответили следующим образом:
4 – Миссис Чак ее убила.
1 – Мисс Лидс ее убила.
6 – Она умерла от старости.
3 – Она умерла от скаредности.
Абсолютного большинства не оказалось. Ничего не выяснив, я поехал домой, прибыв туда около половины шестого, обдумывая все события и решения, стоит ли вообще напустить Энн на Вулфа, и пока я стоял, хмуро глядя на запыленный стол Вулфа, прозвенел звонок. Я пошел открывать, но прежде откинул занавеску, чтобы сквозь стеклянную панель посмотреть, кто звонит, и увидел у двери Роя Дугласа. Сердце у меня на секунду замерло. Может, что-нибудь проявится? Я открыл дверь и впустил его.
Он вел себя как-то смущенно, словно хотел что-то сказать, но не был уверен, стоит ли так поступить. Я повел его и кабинет, вытер пыль с одного из стульев, он сел, пару раз вздохнул и затем скачал:
– По-моему, сегодня на голубятне я вел себя не очень-то любезно. Я забываю про любезность, когда работаю с птицами. Дело в том, что они нервничают, завидев незнакомого человека.
– Я тоже, – сочувственно улыбнулся я. – Между прочим, как поживает Диана?
– Ей гораздо лучше. Она поправится. – Он прищурился, глядя на меня. Мисс Эймори, наверное, сказала вам про нее?
– Да, она поведала мне множество интересных вещей.
Он передвинулся на своем стуле, прочистив себе горло.
– Вы провели с ней весь вечер?
– Да. Я крутился там же.
– Я видел вас, когда вы вернулись. Когда привезли ее домой. В окно.
– Правда? Было довольно поздно.
– Я знаю. Но я… Видите ли, я беспокоился за нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11