Однако, несмотря на тесноту, никто этого даже не заметил. Мысли у всех были заняты другим.
Вулф обвел шестерку пристальным взглядом и заговорил:
- До сих пор я блуждал в потемках, выжидая, когда обнаружится нечто такое, что позволит мне установить имя убийцы Лео Хеллера. Теперь я, наконец, знаю, как это сделать.
Джон Р. Уинслоу прочистил горло, но это оказалось единственной реакцией собравшихся на услышанное.
Вулф соединил пальцы на своем обширном животе.
- Для начала я расскажу кое-что, безусловно вам неизвестное. Вчера, то есть во вторник, Хеллер позвонил мне и сообщил, что подозревает одного из своих клиентов в совершении серьезного преступления. Он хотел нанять меня для расследования этого дела. Я отказался, но мистер Гудвин, который считает себя лицом, не имеющим права голоса, только тогда, когда ему это удобно, решил с утра посетить его офис, чтобы обсудить возникшую у Хеллера проблему.
Наши взгляды встретились почти инстинктивно. Вулф продолжал:
- Он вошел в кабинет Хеллера, но там никого не было. Он прождал несколько минут, впрочем, не теряя времени даром, так как тренировал свою и без того чрезвычайно развитую наблюдательность. Ему удалось заметить, что несколько карандашей и ластик, высыпавшись из опрокинутого стакана, образовали на столе своеобразную фигуру. Позднее, когда в шкафу был найден труп Хеллера, это же самое, разумеется, обнаружила полиция. Собственно, упомянутая фигура и стала причиной визита ко мне мистера Кремера. Он предположил, что, сидя за столом и глядя в направленное на него дуло пистолета, Хеллер, уверенный в неминуемой смерти, пытался определенным образом сложить карандаши и оставить миру тайное послание, которое после расшифровки позволило бы установить личность убийцы. В данной части я полностью согласен с мистером Кремером.
Прошу вас приблизиться к столу и взглянуть на эту фигуру. Карандаши и ластик лежат так же, как их расположил Хеллер, и видны вам сейчас так, как были видны ему.
Все шестеро свидетелей столпились у стола. Офицеры Отдела по расследованию убийств повскакивали со своих мест, и даже сам Кремер встал и взглянул - вероятно, желая не допустить со стороны Вулфа какого-нибудь жульничества. Я же удовлетворился беглым взглядом поверх голов.
Когда все вернулись на свои места, Вулф продолжал:
- Мистер Кремер выдвинул свой вариант расшифровки этого сообщения, который я отверг и говорить о котором не собираюсь. Благодаря моей хорошей памяти, собственная версия возникла у меня почти мгновенно. Это было своего рода coup d'eclat*. То, что я увидел на столе, напомнило мне нечто, виденное ранее. Приняв во внимание тот факт, что Хеллер был математиком, получившим академическое образование, я догадался, почему фигура показалась мне знакомой. Я стал рыться на полках в поисках книги, которую читал лет десять назад. Это была "Популярная математика" Хогбена. Когда мои предположения подтвердились, я запер книгу в стол, чтобы у мистера Кремера не возникло соблазна ее полистать.
* Внезапное озарение (франц.)
- Может, пора перейти к делу? - проворчал Кремер.
И Вулф перешел.
- В книге Хогбена сказано, что более двух тысяч лет тому назад в Индии существовал так называемый "спичечный" способ записи цифр - три горизонтальные линии означали тройку; две - двойку и так далее. Способ, конечно, примитивный, но в нем таились значительно большие возможности, нежели в системах, применявшихся древними евреями, греками и римлянами. В начале прошлого тысячелетия какой-то гениальный индус еще более его усовершенствовал, добавив к горизонтальным линиям диагональные, что позволило безошибочно читать каждую цифру.
Он указал на лежащие на столе карандаши.
- Пять карандашей в левом ряду сложены именно так, как индусы обозначали число "три", а три карандаша в правом обозначают "два". Эти индийские символы являются большим вкладом в историю систем записи цифр. Вы легко можете заметить, что современное начертание цифр "три" и "два" непосредственно заимствовано у древних индусов.
Несколько человек подошли посмотреть, и Вулф вежливо дождался, когда они вернутся на свои места.
- Итак, поскольку Хеллер был математиком, а эти символы были среди математиков широко известны, я предположил, что в его послании содержались цифры "три" и "два". Однако следовало учесть, что и ластик являлся частью сообщения. Установить его роль оказалось несложным. Обычно для обозначения умножения математики используют точку, то есть пишут не 4х6, как это делаем мы, а 4*6. Этот прием настолько распространен, что Хогбен использует его в своей книге без пояснений. Таким образом я решил, что, если ластик обозначал точку, сообщение расшифровывалось как "3*2", то есть "шесть".
Вулф пожевал губами и покачал головой.
- Это была непростительная глупость. Семь часов кряду я блуждал в потемках, пытаясь с помощью числа "шесть" определить причастность одного из вас к преступлению, или даже к двум преступлениям сразу. В разговорах с каждым из вас с завидным постоянством всплывало число "шесть", но это не давало ни малейшей зацепки. К трем часам ночи я так и не сдвинулся с мертвой точки. Даже не знаю, как долго я бы еще находился в плену этого позорного заблуждения, если бы не прозрение, виновником которого стал мистер Буш, упомянувший о лошади по кличке Ноль.
Вулф воздел ладонь к потолку.
- Ну разумеется, - Ноль! Только безмозглый тупица мог предположить, что точка в послании Хеллера означала знак умножения! Ведь это современный символ. Числа "три" и "два" были написаны по-древнеиндийски, значит, и точку следовало трактовать как-то аналогично. Да, я допустил непростительную ошибку. Индусы действительно использовали точку, и, как отмечено в книге Хогбена, это было одной из самых великолепных и образных находок во всей истории записи чисел.
Положим, вы решили, как обозначить "три" и "два". Но как вы будете различать числа "тридцать два", "триста два", "три тысячи два"?.. Эта проблема оказалась одной из сложнейших, и ни греки, ни римляне, при всем их величии, не смогли с ней справиться. Но двадцать веков назад ее разрешил один гениальный индус. Он понял, что весь смысл заключался в позиции, которую занимала та или иная цифра. И сегодня мы ставим ноль точно так же, как когда-то его ставил он. Только вместо нуля он использовал точку. Таким образом в ранней индийской системе счисления точка служила для тех же целей, что и ноль в наши дни.
Значит, сообщение Хеллера следовало расшифровывать не как "трижды два", то есть шесть, а как "три-ноль-два", то есть "триста два".
Сьюзен Матуро вздрогнула, подняла голову и издала негромкий стон. Вулф задержал на ней взгляд.
- Да, мисс Матуро. Именно триста два человека погибли месяц назад при взрыве в больнице Монтроуз. Вы упомянули эту цифру в разговоре со мной, но даже если бы вы ее не назвали, она бы все равно всплыла. Ведь каждый из нас читает газеты, и я, разумеется, не исключение.
- Но неужели... - пролепетала она, не сводя с него глаз. - Неужели вы считаете, что здесь есть какая-то связь?
- Я начал разрабатывать свою гипотезу. Все вы снабдили Хеллера информацией для его формул. Я предположил, что, исходя из этой информации, он заподозрил одного из вас в совершении серьезного преступления, и цифра "триста два" в его послании означала, что этим преступлением был террористический акт в больнице Монтроуз, в результате которого погибло триста два человека. И один из вас повинен в его совершении.
В комнате воцарилась напряженная, почти физически ощутимая тишина. Многие из присутствовавших в кабинете полицейских, несомненно, принимали участие в расследовании взрыва в больнице Монтроуз. Кремер сидел, сжав кулаки. Пэрли Стеббинс вынул из кобуры свой пистолет и положил его на колени, подавшись вперед, чтобы лучше видеть всю шестерку.
- Итак, - продолжал Вулф, - своим сообщением Хеллер указывал не на личность убийцы, не на преступника, совершившего злодеяние в больнице, а на само преступление. Он сделал это на удивление оригинально и, если можно так выразиться, остроумно, что, принимая во внимание ситуацию, в которой он находился, заслуживает глубокого уважения и восхищения. Я беру назад все нелестные слова, когда-либо сказанные мною в его адрес.
Наиболее естественным было бы сконцентрировать внимание на мисс Матуро, которая работала в больнице Монтроуз в момент катастрофы, но мне все же хотелось бы кое-что уточнить. Я обращаюсь к каждому из вас: посещали ли вы когда-либо больницу Монтроуз, и были ли как-либо связаны с самой больницей или с ее персоналом? Прошу отвечать откровенно.
Его взгляд пробежал по шестерке свидетелей.
- Миссис Тиллотсон?
- Нет, - еле слышно ответила та.
- Пожалуйста, громче.
- Нет!
Мистер Эннис?
- Я не был там. Никогда.
- Вас, мисс Матуро, мы, пожалуй, пропустим. Мистер Буш?
- Я никогда не был в этой больнице.
- Вы ответили только на первую часть вопроса. Ответьте, пожалуйста, на весь.
- Отвечаю: нет, шеф.
- Мисс Эбби?
- Я была там однажды, примерно два года назад. Я навещала подругу, которая там лежала. - Она облизала губы кончиком языка. - А больше я никак не была связана ни с этой больницей, ни с персоналом.
- Ясно. Мистер Уинслоу?
- Мой ответ "нет". Категорическое "нет"
- Хорошо. - Вулф отнюдь не выглядел растерянным. - Мистер Кремер, обратился он, - если среди этих шести человек находится тот, кто не только убил Лео Хеллера, но и подложил бомбу в больницу, надеюсь, вы позаботитесь о том, чтобы исключить всякий риск упустить его? У меня есть одно предложение.
- Я вас слушаю, - прохрипел Кремер.
- Задержите всех этих людей в качестве подозреваемых и, если возможно, без права освобождения под залог. Немедленно разыщите всех, кого только можно, из бывшего персонала больницы. Возможно, человек десять смогли уцелеть, и еще десять и тот день не работали. Соберите их всех, не пожалейте сил. Покажите им этих людей и спросите, видели ли они кого-либо из них. Одновременно вы, конечно же, будете проверять мисс Матуро, но вы только что слышали отрицательные ответы остальных пяти свидетелей, и если вам удастся получить убедительное доказательство того, что один из них лгал, надеюсь, мои дальнейшие инструкции вам не понадобятся Я сожалею...
- Подождите!
Все взгляды скрестились в одной точке. И ею был Джек Эннис, изобретатель. Его тонкие бесцветные губы дрожали, один угол рта вздернулся кверху, но выражение его глаз не оставляло сомнения в том, что улыбаться он не собирался.
- Я ответил не совсем точно, - сказал он.
Вулф чуть шире раскрыл глаза.
- Тогда уточните свой ответ, мистер Эннис.
- Я имел в виду, что не посещал больницы Монтроуз в качестве пациента. Я не заводил отношений с персоналом. Я лишь пытался установить деловые контакты и хотел предложить им испытать мои рентгеновский генератор. Я вел переговоры с тремя врачами. Один был, похоже, согласен пойти мне навстречу, но двое других возражали.
- Когда это было?
- Я приходил туда трижды, два раза в декабре и один раз в январе.
- Но ведь вы же говорили, что с этим генератором у вас что-то не ладилось?
- Да, он далек от совершенства, но он работал, и был лучше тех, которые использовались в больнице. Я не сомневался, что смогу успешно внедрить свою установку, и доктор Хэсли - один из троих - сперва меня даже поддерживал, но двум другим удалось его переубедить. Они категорически возражали, а один так даже заявил... он...
Эннис замолк. Казалось, силы его иссякли.
- Заявил что, мистер Эннис? - переспросил Вулф.
- Он не желал понимать меня! Он меня сразу невзлюбил!
- Да, такое случается. Ведь люди бывают разные, А вот, положим, бомбу вам изобретать никогда не доводилось?
- Бомбу? - Губы Энниса пришли в движение, и я чуть было не подумал, что он пытается улыбнуться. - Зачем мне было изобретать бомбу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10