— Боже мой! — воскликнул Чейз, обернувшись.
Девушка в темном платье быстро встала с каменного парапета, окружавшего маленький фонтанчик.
Внутри было гораздо более тепло и душно, чем предполагал Сандерс. Скупой свет проникал туда через стеклянный купол крыши. Огромные тропические растения — развесистые папоротники и пальмы — еще больше сгущали полумрак. Мелкие, как пыль, капли воды с тихим шумом разбрызгивались фонтаном. Часть каменного пола была покрыта пушистым ковром. На этом старомодном фоне необычно выглядел современный переносной электрический камин, оранжево-красные отблески которого ложились на пол, отражались в каплях воды и в стеклянной крыше.
— Это старина Сандерс, — как бы с недоверием сказал наконец Чейз. — Господи, послушай, мне так неудобно из-за этого автомобиля. Похоже, что этот уик-энд начался достаточно скверно. Но, позволь, я тебя представлю: доктор Сандерс — мисс Виктория Кин.
Он бросил на Сандерса многозначительный взгляд: «и-без-глупых-шуток-понятно?». Его лицо, достаточно длинное от природы, вытянулось еще больше. Лоуренс Чейз был высоким, худощавым молодым человеком, несколько флегматичным по натуре, но обладавшим истинным талантом юриста. Слова просто сами текли у него из уст. В тот период, когда был построен этот дом, бытовало модное выражение: «Выглядит так, как будто его только что вынули из коробки». Однако сейчас определяющей чертой его поведения была серьезность.
— К сожалению, все разладилось, — объяснил он. — Поэтому никто за тобой не поехал. У нас была авария.
— Авария?
— Да. Мина, Виктория, Сэм и я приехали поездом. То же самое сделал наш ясновидящий приятель, Пенник. Прислуга — все четверо, ехали с нашими вещами на автомобиле Сэма. Вещи нам доставили, но, что весьма неприятно, без прислуги.
— Без прислуги? Почему?
— Никто точно ничего не знает. Ходжес, шофер Сэма, видимо, пытался на большой скорости повернуть и врезался в грузовик. Не могу ничего понять, потому что Ходжес — самый осторожный водитель из всех, с которыми я когда-либо ездил.
— Ты хочешь сказать, что с ними ничего серьезного не произошло?
— Нет, нет, никто серьезно не ранен. В худшем случае, ушиб и шок, но и этого достаточно, чтобы задержать их в госпитале на всю ночь. Таким образом, у нас нет никого, кто, по крайней мере, мог бы сварить яйца. Очень неприятно. Но, разумеется, им гораздо неприятнее, беднягам… — добавил он поспешно.
— Гораздо неприятнее, — признала Вики Кин. — А, кроме того, я могу сварить яйца. Добрый день, доктор!
Сандерс ждал этих слов, чтобы иметь возможность завершить приветственные формальности. Он поклонился и с интересом взглянул на девушку. Хотя она была примерно в его возрасте, то есть около тридцати лет, свойственная ей теплая, мягкая жизнерадостность делала ее значительно моложе: она ощущалась и в ее фигуре, и в манерах, и даже в голосе. При этом она не производила впечатления изнеженной особы. Ее также нельзя было назвать красавицей, потому что она не обладала классическими признаками красоты. Ее голубые глаза и темно-каштановые, коротко подстриженные волосы были настолько обыкновенными, что вы никогда не обратили бы на нее внимания, если бы не удивительное обаяние, исходящее от всей ее особы. И, взглянув на нее один раз, трудно было отвести взгляд. Кроме того, Сандерсу редко случалось встретить человека с такой свободой дружеского общения и такими спокойными движениями. Она сидела на краешке фонтана в своем темном и просторном платьице, но о ее присутствии невозможно было забыть. К тому же у нее была очень приятная улыбка.
— Удивительно, — задумчиво продолжал Чейз, — каким одиноким выглядит дом без прислуги. Странно, вся наша шестерка оказалась замкнутой здесь на весь уик-энд, и нет никого, кто мог бы вести этот корабль!
— Да? — заинтересовалась Вики. — И что ты видишь здесь странного?
Хотя она возражала против этого, Сандерс ощущал ту же самую атмосферу, которую не смог точно определить Чейз. Куртины Форвейза как будто отгородили их от мира. Из комнаты, прилегающей к оранжерее, доносился мерный стук часов. Чейз поколебался какое-то мгновение.
— Хм-м, сам не знаю. Может быть, я поддаюсь общей склонности к метафизике? А кроме того, бедный старина Сэм заработает инфаркт, если будет отсутствовать его бесценный Паркер. Кто приготовит ему ванну или вставит запонки в манжеты? Виктория, — быстро добавил он, меняя тему, — из одной компании с нами. Она работает в прокуратуре. Она готовит материалы для юристов, ты режешь покойников, я защищаю или обвиняю. Как удастся! Мы прекрасная стайка стервятников, не так ли?
— Ты прав, — серьезно согласилась Вики. Она повернулась к Сандерсу. — Вы приятель сэра Генри Мерривейла, правда?
— Да, во всяком случае, один из многих.
— Я слышала, он приезжает сюда в воскресенье?
— Вероятно.
— Вики опасается, что могут быть неприятности с нашим приятелем, ясновидящим, — заметил Чейз. Он говорил с какой-то откровенной нежностью, как будто объяснял что-то маленькой девочке.
— Меня уже обвинили в излишке воображения, помешательстве и мании преследования. — Вики с интересом рассматривала собственные ногти. — Позвольте мне задать вам один вопрос. Я хочу вам представить одну гипотетическую ситуацию. Допустим, Пенник обладает способностями, на которые претендует, и при соответственном усилии может прочитать любую мысль, которая придет нам в голову. Я не поручусь заранее, что мы не имеем дело с подлинным ясновидящим, хотя ни на одном представлении подобного рода мне не было так… так не по себе. Но допустим, что он обладает подобным даром. Вы отдаете себе отчет в том, что из этого может выйти?
На лице Сандерса, должно быть, мелькнуло недоверие, потому что Вики отбила его взгляд с ловкостью опытного фехтовальщика. При этом она усмехнулась.
— Доктор не верит в ясновидящих?
— Сам не знаю, — искренне признался Сандерс. — Но продолжайте дальше. Если мы примем вашу гипотезу, что из этого вытекает?
Она пристально смотрела в фонтан.
— Я говорила с Ларри по поводу пьесы «Опасный поворот». Ее главная мысль, если вы помните, заключается в том, что во всех разговорах с друзьями или родственниками, любое, даже самое банальное замечание может превратить невинную болтовню в истинное бедствие. Большей частью мы успешно минуем эти опасные повороты, но иногда колеса случайно соскальзывают. И тогда выходит наружу какая-либо тайна. Но если ты уже оказался на этом повороте, то тебе приходится съезжать по дороге в самый низ. Раскрытие этого секрета ведет к раскрытию следующего, касающегося другого человека, и, в конце концов, тайная, внутренняя жизнь каждого оказывается вытащенной на дневной свет. Это не самое приятное зрелище.
Такой поворот достаточно опасен. Но это только поворот, взятый случайно или в результате стечения обстоятельств. Но допустим, что существует кто-то, сделавший это сознательно, зная, где находится такой поворот и к чему он может привести? Допустим, что есть человек, способный читать мысли. И он может узнать самые сокровенные из них. Лучше вообще не думать о том, к чему это может привести. Может быть, я не права?
Она говорила спокойно, как бы объясняя. И только в конце подняла глаза. На лице Лоуренса Чейза было написано удивление, сомнение и некоторое раздражение.
— Это для меня слишком из области теории…
— Нет, Ларри. Сам знаешь, что нет.
— А, кроме того, я начинаю подозревать, моя дорогая, что ты слишком обобщаешь.
— Может быть. Честно говоря, сама не знаю. Но я заметила, что люди всегда обвиняют оппонента в том, что с его рассуждениями что-то не в порядке, когда он вынуждает их к размышлениям.
— Я имел в виду, что ты слишком далеко заходишь в своих обобщениях, — сказал Ларри.
До сих пор он говорил небрежным тоном, бросая взгляды на Сандерса, как бы внушая ему, что не следует серьезно относиться к высказываниям девушки. Теперь он внезапно выпрямился, и его острые лопатки четко обозначились под пиджаком.
— Ты права. Мы будем смертельно серьезными. Обратимся к пьесе, которую ты упоминала: насколько я помню, прежде чем они закончили разгребание тайн, обнаружилось, что герои пьесы нарушили практически все Десять Заповедей. Черт бы все это побрал! Не думаешь же ты серьезно, что это может относиться к какой-либо группе людей?
— Нарушили заповеди! — Вики усмехнулась. — Я задам тебе один вопрос. Допустим, что каждая мысль, которая придет тебе в голову в течение дня, будет записана, а потом прочитана перед твоими приятелями…
— Сохрани Бог!
— Ты не был бы от этого в восторге?
— Я бы скорее предпочел, что бы меня сварили в масле, — заявил Чейз.
— А ведь ты не совершил никакого преступления, я, разумеется, имею в виду настоящее преступление?
— Нет. Во всяком случае, ничего такого, что бы не давало мне спать спокойно.
Наступила тишина.
— И еще одно, — с упрямым блеском в глазах продолжала Вики. — Оставим преступления в стороне. Можем даже исключить ваши мужские победы или намеченные завоевания. Ты можешь даже не признаваться в таких грешках, как то: познакомился с какой-либо девушкой, она понравилась тебе, ты пригласил ее куда-нибудь и подумал: «Все идет хорошо, легкая добыча», хотя в самом деле ничего о ней не знал. Люди говорят о секретах, но обычно имеют в виду тайные мысли о пережитых, либо не пережитых, любовных приключениях…
— Ты как всегда права, — признал Чейз обезоруживающе. Но даже в темноте можно было заметить ясный румянец, заливший его лицо.
— Ну и что? Исключив преступления и все дела, связанные с сексом, ты согласился бы, чтобы…
— Сейчас, сейчас! — прервал ее Чейз. — Это уже заходит слишком далеко. Мы собирались вести теоретический спор, а не играть в «правду». Кроме того, почему именно мои пороки и слабости должны выйти наружу? Разве ты сама хотела бы, чтобы все мысли, пришедшие тебе в голову в течение дня, были выставлены на публичное обозрение?
— Ни в коем случае, — бурно запротестовала Вики.
— Ага! Даже отбросив преступления и секс, у тебя имеются мысли, которых ты не хотела бы открыть?
— Да.
— И ты действительно думала даже о преступлениях и сексе?
— Разумеется.
— Что ж, тогда все в порядке, — сказал смягчившийся Ларри. — Знаете, давайте оставим в покое эту тему, прежде чем дело дойдет до скандала.
— Мы не можем этого сделать. В том-то и заключается самое главное, понял, наконец? Видишь, как легко начать подобную историю и трудно закончить… И не потому, что мы являемся преступниками, а потому, что все мы люди. Вот причина, по которой мы должны убедить Мину избавиться от Пенника.
Чейз заколебался, прежде чем ответить, и Вики повернулась к Сандерсу.
— Он причинит массу неприятностей. При этом я совершенно не думаю, что у него злые намерения, на мой взгляд, он не является кем-то вроде интригана. Нет. Наоборот, его намерения самые добрые и в его работе много очарования…
— Из-за чего же ты волнуешься? — недовольно спросил Чейз, хотя у самого при этом отсутствовало беззаботное выражение лица.
— Именно в этом и заключается основная сложность. Он в самом деле верит, что обладает даром ясновидящего, и мне не кажется, что он шарлатан. Он производит впечатление мягкого человека, но под этой маской скрывается дикое упрямство, желание убедить, заставить людей поверить в него, ясновидящего Божьей милостью! Особенно с того времени, когда мистер Констебль…
— Сэм.
— Пусть будет Сэм. Особенно с того времени, когда Сэм начал противоречить ему при каждой возможности. Помнишь, к чему приводили его «выступления» в лондонской квартире Констеблей? Ты можешь себе вообразить результаты, если он будет демонстрировать свои способности перед такой группой людей, как мы? Или вообще перед какой-либо группой людей в мире? Что вы думаете об этом, доктор?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37