— Мне кажется, что Лейстред был прав, — заметил я, — у вас на самом деле необычная профессия.
Во время нашего разговора Холмс лениво поднял тяжелую трость нашего клиента и начал рассматривать ее с некоторым вниманием.
— Мне думается, что вы возвратились в Англию около трех лет тому назад, — заметил он.
— Да.
— Из Кубы, не так ли?
Тиболд Уилсон вздрогнул, и на мгновение, мне кажется, я заметил что-то вроде настороженности в том быстром взгляде, который он бросил на Холмса.
— Это так, — сказал он, — но как вы узнали?
— Ваша трость вырезана из той породы черного дерева, которая растет только на Кубе. Нельзя ошибиться при взгляде на этот зеленоватый оттенок и исключительно блестящую полировку.
— Но трость могла быть куплена в Лондоне после моего возвращения, скажем, из Африки.
— Нет, она принадлежала вам в течение нескольких лет.
Холмс поднес трость к окну экипажа и наклонил ее так, что дневной свет упал на ее, ручку.
— Вы можете заметить, — продолжал он, — что здесь есть легкие, но правильной формы царапины, которые нарушили полировку ручки с левой стороны, как раз там, где кольцо безымянного пальца левой руки соприкасается с ее поверхностью. Черное дерево — одно из самых твердых пород дерева, и требуется значительное время, чтобы причинить ему такой износ. Кольцо же на пальце, очевидно, сделано из металла более твердого, чем золото. Отсюда я делаю также вывод, мистер Уилсон, что вы левша и носите серебряное кольцо на безымянном пальце левой руки.
— Боже мой, как это просто! А я-то подумал, что вы узнали это каким-то более тонким способом. Действительно, я был занят в сахарном промысле на Кубе и по возвращении оттуда привез с собой мою старую трость. Но вот мы уже у нашего дома, и, если вы сможете успокоить мою запуганную племянницу столь же быстро, как вы проследили мое прошлое, я буду вашим должником, мистер Шерлок Холмс.
Выйдя из экипажа, мы оказались в переулке с жалкими, неряшливыми домами, спускавшимися под уклон к реке; желтая дымка тумана уже поднималась от берега вверх по переулку. Перед нами тянулась высокая стена из осыпавшегося кирпича. Через железные ворота мы мельком разглядели довольно внушительный особняк, расположенный в саду.
— Старый дом знавал лучшие дни, — сказал наш спутник, когда мы прошли через ворота и последовали за ним по садовой дорожке. — Он был построен в тот самый год, когда Петр Великий посетил Скэлс-Корт. Из верхних окон дома можно разглядеть запущенный парк этого владения.
Окружающая обстановка обычно редко производит на меня впечатление, но надо признаться, что я ощутил чувство некоторой подавленности при виде той грустной картины, которая предстала перед нами. Дом, хотя и имел величественный вид и внушительные размеры, был обращен к нам стеной, штукатурка которой была покрыта пятнами, а местами отпала, обнажив древнюю кирпичную кладку. Спутанная масса плюща, покрывавшая одну стену, простирала свои длинные усики через остроконечную крышу и обвивалась вокруг дымовой трубы. Заросший сад представлял собой картину полной запущенности, а окружающий воздух был насыщен сырым, затхлым запахом реки.
Тиболд Уилсон провел нас через маленький зал, в комфортабельно обставленную гостиную. Молодая женщина с каштановыми волосами и веснушчатым лицом, разбиравшая за письменным столом какие-то бумаги, вскочила при нашем появлении.
— Это мистер Шерлок Холмс и доктор Уотсон, — объявил Тиболд Уилсон. — А это моя племянница Джэнет, чьи интересы вы собирались защищать, несмотря на ее неразумное поведение.
Молодая леди смело взглянула на нас, но мне удалось заметить легкое дрожание и подергивание ее губ, что говорило о сильном волнении.
— Завтра я уезжаю, дядя, — воскликнула она, — и что бы ни сказали эти джентльмены, это не изменит моего решения! Здесь только печаль и страх — и больше всего страх!
— Страх чего? — спросил я.
Она провела рукой по глазам:
— Я не могу объяснить… Мне действуют на нервы тени и странные, неясные звуки.
— Вы унаследовали и деньги и имущество, Джэнет, — сказал мистер Уилсон серьезно. — Неужели из-за каких-то теней вы готовы покинуть дом ваших предков? Будьте же благоразумны!
— Мы здесь как раз для того, чтобы помочь вам, молодая леди, — сказал Холмс с некоторой мягкостью в голосе, — постарайтесь же успокоиться. В жизни мы так часто вредим собственным интересам, принимая опрометчивые решения…
— Вы смеетесь над женской интуицией, сэр?
— Ни в коем случае, ведь она часто является для нас путеводной нитью. Вы можете уехать или остаться — как вы сочтете нужным. Но поскольку мы здесь, может быть, вы покажете нам свой дом и несколько отвлечетесь от своих переживаний?
— Превосходное предложение! — весело воскликнул Тиболд Уилсон. — Идемте, Джэнет, и мы вскоре избавим вас от загадочных звуков и теней.
Наша маленькая процессия переходила из одной меблированной комнаты в другую.
— Теперь я провожу вас в спальни, — сказала мисс Уилсон, когда мы наконец остановились перед лестницей.
— Нет ли подвалов в этом старинном доме?
— Есть здесь один подвал, мистер Холмс, но он мало используется, если не считать того, что там хранятся дрова и какие-то дядины ящики… Вот сюда, пожалуйста.
Мы находились в мрачном каменном помещении. Около одной стены был сложен штабель дров, а в дальнем углу стояла пузатая голландская печь с железной трубой, идущей по потолку. Через застекленную дверь, которая открывалась в сад, тусклый свет падал на пол, выложенный из каменных плит.
Холмс понюхал окружающий воздух, и я тоже ощутил сильный затхлый запах от находящейся поблизости реки.
— Вам, наверное, досаждают крысы — они часто навещают дома на берегу Темзы.
— Да, они здесь водились, но когда дядя приехал сюда, он избавил нас от них.
— Так, так. Черт возьми! — продолжал Холмс, взглянув на пол. — Что за деловитый маленький народец!
Посмотрев вниз, я заметил, что внимание Шерлока Холмса было привлечено садовыми муравьями, сновавшими по полу из-под нижней печки и вверх по ступенькам, ведущим к двери в сад.
— Как хорошо, Уотсон, — усмехнулся он, указывая тростью на крошечные крупинки, которые тащили муравьи, — что нам не нужно, добывая себе пищу, волочить кладь размерами раза в три больше нас самих. Неплохой урок в терпении и настойчивости.
Он погрузился в молчание, задумчиво смотря на пол.
— Урок, — повторил он медленно.
Тонкие губы м-ра Уилсона сжались.
— К чему эти шутки?! — воскликнул он. — Муравьи здесь потому, что слуги бросали мусор в печку, вместо того чтобы выносить его в мусорный ящик.
— А вы поэтому и повесили замок на дверцу?
— Да, да! Если хотите, я могу принести ключ. Нет? Тогда, если вы здесь закончили, разрешите мне проводить вас в спальни.
— Мне хотелось бы осмотреть комнату, в которой скончался ваш брат, мисс Уилсон, — попросил Холмс, когда мы поднялись этажом выше.
— Вот здесь, — ответила она, открывая дверь.
Это была большая комната, обставленная со вкусом и даже некоторой роскошью и освещенная двумя окнами в глубоких нишах. С окнами граничила другая голландская печка, украшенная желтыми кафельными плитками, хорошо гармонировавшими с общим тоном комнаты. К печной трубе была подвешена пара птичьих клеток.
— Куда ведет эта боковая дверь? — спросил Холмс.
— Ко мне в комнату, где прежде жила мои мать, — ответила мисс Уолсон.
Несколько минут Холмс с равнодушным видом бродил по комнате.
— Ваш брат, я полагаю, любил читать по ночам, — заметал он.
— Да, он страдал бессонницей, но как вы…
— Пустяки, на поверхности ковра по правую сторону кресла имеются следы свечного воска. Ага! Что это здесь?
Холмс остановился у окна и внимательно посмотрел на верхнюю часть стены. Затем, поднявшись на подоконник, он протянул руку и слегка потрогал штукатурку в разных местах, после чего понюхал кончики своих пальцев. Когда он спустился вниз, его лицо было нахмурено и озадачено. Он начал медленно двигаться по комнате, не отрывая взгляда от потолка.
— Очень странно, — бормотал он.
— Что-нибудь не в порядке, мистер Холмс? — нерешительно спросила мисс Уилсон.
— Меня просто интересует происхождение этих странных линий и завитков на верхней части стены и штукатурке.
— Это, должно быть, проклятые тараканы, которые притащили на своих лапках пыль! — извиняющимся тоном воскликнул Уилсон. — Я уже говорил вам, Джэнет, что вы должны внимательнее следить за работой слуг. Ну а что теперь, мистер Холмс?
Мой друг, который направился к боковой двери и заглянул внутрь, снова закрыл ее и шагнул к окну.
— Наш визит оказался бесполезным, — сказал он, и так как я вижу, что туман все поднимается, боюсь, что нам придется отправиться домой. Здесь, наверно, ваши знаменитые канарейки? — добавил он, указывая на клетки над печью.
— Нет, просто образцы. Но взгляните сюда.
Уилсон повел нас по коридору и открыл дверь.
— Вот! — сказал он. Очевидно, это была его собственная спальня, и она не была похожа ни на одну из спален, которые я когда-либо видел. От пола до потолка комната была увешана множеством клеток, и маленькие золотистые певуньи в них наполняли воздух нежным пением и трелями.
— Дневной или ламповый свет — это для них все равно. Ну, Кэрри, Кэрри! — Уилсон просвистал короткую мелодию, которая показалась мне знакомой. Птичка подхватила ее и залилась восхитительным пением.
— Это песнь жаворонка! — воскликнул я.
— Совершенно верно. Как я говорил уже раньше, фринджиллская канарейка при соответствующей дрессировке может превосходно имитировать звуки.
— Я должен признаться, что не моту разобрать эту мелодию, — заметал я, когда одна из птичек разразилась низким, все нарастающим свистом.
Мистер Уилсон поспешно набросил полотенце на клетку.
— Это песенка тропической ночной птицы, — коротко отрезал он, — и, так как я предпочитаю, чтобы мои птички днем пели дневные песенки, придется наказать Пеперино, оставив его в темноте.
— Меня удивляет, что вы в спальне предпочитаете открытый камин печке, — заметил Холмс, — ведь это может вызвать сильный сквозняк.
— Я не замечал этого… Боже мой, туман в самом деле усиливается. Я боюсь, мистер Холмс, что вам предстоит довольно неприятное путешествие.
— Да, нам пора отправляться.
Когда мы спустились по лестнице и задержались в зале, в то время как Уилсон пошел за нашими шляпами, Холмс наклонился к молодой хозяйке.
— Мне хотелось бы напомнить вам, мисс Уилсон, о том, что я сказал раньше насчет женской интуиции, — спокойно заметил он. — Бывают случаи, когда правду легче ощутить, чем увидеть глазами… Доброй ночи!
Мгновением позже мы ощупью пробирались по садовой дорожке к ожидавшему нас экипажу, свет которого тускло пробивался через поднимающийся туман. Мой друг был погружен в свои мысли, пока мы мчались в западном направлении через грязные улицы, убожество которых стало еще заметнее при ярком свете газовых фонарей, горевших около многочисленных трактиров. Ночь обещала быть скверной, и случайный путник, пробиравшийся сквозь желтый туман, нависший над тротуарами, казался лишь смутной тенью.
— Мне хотелось бы, мой дорогой друг, — заметал я, — чтобы вы впредь воздерживались от столь бесполезной траты сил. Вы и так уже достаточно истощены.
— Ну, ну, Уотсон. Я так и полагал, что семейные дела Уилсонов не заинтересуют вас. И все же, — он откинулся назад, погруженный в собственные мысли, — и все же здесь что-то не в порядке, наверняка не в порядке!
Я услыхал его тихое бормотание.
— Я ничего зловещего не заметил.
— И я тоже, но любой, самый смутный сигнал об опасности является для меня предостережением. Для чего, например, в спальне камин, Уотсон, для чего камин? Я думаю, вы заметили, что труба из погреба связана с печками в других спальнях?
1 2 3 4