- Я это сделаю лучше.
- Вы гостья, - сказал Станислав. - Кроме того, я не понимаю, почему вы умеете мыть посуду лучше, чем я? Вы специально этому учились?
Он не шутил. Он просто интересовался.
- Нет, - засмеялась Регина. - Я следую традиции.
- Вы не ответили мне о койке, - сказал Станислав.
- Я очень люблю спать наверху, - сказала Регина.
- Этим вы сняли с моих плеч большую проблему, - сказал Станислав. - Я открою вам правду - я боюсь спать наверху. Боюсь упасть.
И опять непонятно - шутит или слишком серьезен. Где у него грань между юмором и наивностью?
- Я не упаду, - в тон ему ответила Регина.
- Если вы не возражаете, я бы теперь немного поработал, - сказал Станислав.
- Разумеется. У вас не найдется какой-нибудь женской работы для меня?
- Что вы имеет в виду под женской работой?
- Штопка, шитье, стирка...
- Зон там, на полке, последние номера "Биологического вестника Ваялы". Вы их, наверно, еще не видели.
- Нет. Вы их привезли с собой?
- Полистайте. Наверно, это лучший вид женской работы.
Регина рассеянно проглядывала номера журнала, беззастенчиво исчерченные, с восклицательными знаками на полях, с загнутыми углами страниц...
- Вы интересуетесь и биологией?
- Умеренно, - сказал Станислав. - Это плоды деятельности моего брата. Он работает на Ваяле, прилетал ко мне и оставил.
- Тогда понятно, - сказала Регина. - Не в вашем характере так обращаться с журналами.
- Это не зависит от характера, - возразил Станислав. - Брату так удобнее.
- Но не вам.
- Не мне.
Семейная сцена, подумала вдруг Регина. Он за рабочим столом, она в кресле. За окнами буря, бессильная нарушить уют и спокойствие... И что за чепуха лезет в голову?
- Хотите, я вас постригу?
- Что?
Станислав не сразу смог переключиться - видно, предложение пришлось некстати. Покачал головой.
- Если будет нужно, - сказал он, - сам справлюсь. Вам скучно?
Регина хотела было согласиться, но тут же вспомнила, как Станислав относится к скуке.
- Нет, что вы, - сказала она. - Где моя сумка с лишайниками? Наверно, от них ничего не осталось.
- Я ее поставил в тамбуре. Достать?
- Не надо. Я вам постараюсь больше не мешать.
- Мешайте, - сказал Станислав. - Я ничего не имею против. Мне приятно, что вы ко мне пришли.
К вечеру буря внезапно прекратилась. Станислав сказал, что надо выйти поглядеть, надежно ли стоит вездеход.
- Вы отвезете меня? - спросила Регина.
- Нет. Через час, а может раньше, буря разыграется куда сильнее. Мы сейчас с вами попали в глаз тайфуна. Вам приходилось слышать о таком?
- Это самый центр бури? Глаз тайфуна - это почему-то связано у меня с Конрадом, Эдгаром По...
- Ветер в снастях, сломана грот-мачта, во втором трюме помпы не справляются с течью...
- Правильно. А можно с вами выйти наружу?
- Я буду рад. Только позвольте мне самому проверить ваши баллоны.
- Вы злопамятный.
- Я осторожный.
Они сидели на большом плоском камне у входа в пост. Было очень тихо, лишь над низинами висела, никак не могла улечься сизая в вечернем воздухе пыль. Блики заходящего солнца скользили по округлому забралу шлема и, попадая в серые глаза Станислава, превращали зрачки в маленькие круглые прозрачные озера.
Он сказал:
- Когда я получил известие с базы, что вы потерялись в моем районе, то сначала рассердился. Извините, но именно так рассердился. Ну как же можно: взять легкий флаер и отправиться в Пустыню, когда в любой момент может начаться буря? А буря такая, что по доброй воле я бы и на сто метров от поста не отошел... Нет, я рассказываю не затем, чтобы вызвать в вас раскаяние. Наоборот, я виноват в том, что был груб. А потом вы пришли ко мне, и я обрадовался тому, что вы здесь.
Солнце исчезло за краем стены пыли, стало темно. Порыв ветра подхватил горсть песка и кинул его в лицо Регине. Песчинки взвизгнули, царапая забрало шлема.
- Пора прятаться, - сказал Станислав и протянул ей руку.
Регина поняла, что ждала этого. Чтобы он протянул ей руку. Она не могла почувствовать теплоту его ладони, но это не так важно...
В тамбуре, ставя на полку шлем, Регина спросила:
- Вы любите свою работу?
- Вряд ли это вопрос любви или нелюбви, - сказал Станислав. - Но, очевидно, я получаю удовлетворение от процесса исследования.
- И от результатов?
Его лицо было совсем близко. В полутьме тамбура глаза были светлее кожи. Регина непроизвольно подняла руку и дотронулась кончиками пальцев до щеки Станислава.
Его глаза расширились удивленно.
- Простите, - сказала Регина. - Я нечаянно.
- Нечаянно?
Он улыбнулся. И добавил:
- Я думал, что испачкал щеку. Или вы соринку сняли...
- Считайте, что соринку. / Регина бросила на полку перчатки.
- Ужином занимаюсь я, - сказала она. - Могу я за вами поухаживать?
- Вряд ли, - сказал Станислав, открывая внутреннюю дверь. - Это неразумно. Мне легче самому сделать ужин, чем рассказывать, где что лежит.
И конечно, он настоял на своем.
Ночью Регина долго не могла заснуть.
Маленькая каютка - спальный отсек, - казалось, плыла по бурному морю. Если приложить к стене ладонь, то ощутишь, как бьются о стену волны песка и ветра. С верхней койки виден освещенный прямоугольник двери и угол стола, за которым работает Станислав. Вот он откинул голову, переворачивает страницу, поднялась рука, поправила лампу. Вот он взглянул в сторону Регины - он не видит ее, не знает, что встретился с ней глазами. Прислушивается, спит ли она. Окликнуть его? Зачем? А может быть, он догадается, придет, скажет ей "спокойной ночи", можно будет опустить руку и найти в темноте его пальцы... Он снова отвернулся, подвинул к себе спектрограф. Он не придет пожелать ей спокойной ночи, разве это принято, когда у тебя случайный гость, заблудившийся чичако, который исчезнет вместе с бурей? Последняя мысль вдруг разозлила Регину неравноправием чувств. Не думай глупостей, приказала она себе и отвернулась к стене. Но пока не заснула, старалась представить себе, что сейчас делает Станислав. Проснулась она поздно. Станислав не стал ее будить.
- Выспались? - спросил он, услышав, что она соскочила с койки.
За иллюминаторами несется желтая мгла. Круглые часы над рабочим столом показывают 11.34. Регина задержалась в жилом отсеке, вспоминая, где щетка для волос, - меньше всего на свете ей хотелось появляться перед Станиславом взъерошенной, как щенок после драки. Но щетка лежит у мойки, в том отсеке...
Широкая ладонь Станислава возникла в дверном проеме. На ладони лежала щетка.
Станислав сказал из-за двери:
- Я пойду приберу в тамбуре. Вернусь через десять минут. Чтобы к этому времени вы были в полном порядке и готовы завтракать. Вы едите манную кашу?
- Ем! Обожаю! - сказала Регина, принимая щетку и со сладкой безнадежностью понимая, что безумно, безнадежно влюблена в этого вежливого сухаря...
- А потом что? - Стас закурил, и Станислав, не любивший табачного дыма кашлянул, разгоняя дым перед лицом.
- Она прожила у меня в курятнике еще два дня. Вернее, два с половиной дня.
- Кончилась буря?
- Нет. Мимо шел большой вездеход. Они завернули к нам и взяли Регину.
- И что она сказала на прощание?
- Ничего. Она вежливо попрощалась. Как и принято. Поблагодарила меня за гостеприимство.
- И все?
- Она была сердита на меня.
- Почему?
- Мне кажется, в глубине души она полагала, что я нарочно вызвал вездеход, чтобы отделаться от нее.
- А ты вызывал вездеход?
- Нет, я тут совершенно ни при чем. Но если бы я мог вызвать его, я бы это сделал. Так что ее догадки были недалеки от истины.
- Ты испугался?
- Мне было жалко девочку.
- Она не девочка. Она взрослый человек. Ей подошло время полюбить. И тут попался ты. Не очень красивый, но вполне самостоятельный мужчина, притом спаситель. Ты же не проявлял никакой инициативы: безотказный капкан.
- Не старайся показаться циником.
- Я не стараюсь. Это не цинизм, брат. Это констатация факта. Вполне вероятно, что, увидь она тебя здесь, на Ваяле" прошла бы мимо, не обратив внимания. Таких мужчин, как мы, здесь тысячи.
- Она бывала на Ваяле, она выросла на Земле. Но полюбила меня.
- Она о тебе уже забыла.
- Нет.
Станислав достал письмо, протянул его брату.
Стас развернул его и заметил:
- Банальный почерк.
- Не в почерке дело, - терпеливо сказал Станислав. Стас небрежно пробежал глазами строчки, перевернул лист на другую сторону - не написано ли там чего-нибудь.
- Что ж, - сказал он наконец, - очень трогательно.
- И все?
- Что же еще я могу сказать? Не я внушал ей эти чувства.
- Ты шутишь?
- Нет, я серьезен.
- Порой я не знаю, когда ты шутишь, а когда серьезен. Я видел ее глаза, когда мы прощались. Она писала искренне.
- Ни на минуту в этом не сомневаюсь. Да и не мои сомнения тебя тревожат.
- Нет, не они. Но, клянусь тебе, я не предпринял никаких шагов для того, чтобы...
- Соблазнить ее?
- На этот раз ты шутишь.
- Шучу.
Станислав поднялся с кресла и подошел к окну. Там копьями поднимались небоскребы Ваялы, на фоне большого красного солнца роем мошкары мельтешили флаеры. Станислав приблизил лицо к стеклу, глядя вниз, в пропасть улицы.
- Послушай, брат, - сказал Стас. - Ты бессилен ей помочь. И, клянусь тебе, пройдет неделя, месяц, она утешится, она молода и обо всем забудет. Пусть же тебя не мучат угрызения совести. Я повторяю: ей пришло время полюбить, и ты вовремя попался ей на пути.
- Ты не видел ее, - сказал Станислав. - Она очень милая и умная. Она искренняя. Мне очень жаль ее.
- Иному на твоем месте я предложил бы на ней жениться.
- Опять шутишь?
Станислав резко обернулся. Густые черные брови сошлись к переносице одной изломанной черной линией.
- Ты сердишься, Цезарь, - сказал Стас. - Значит, ты не прав.
- Ты должен увидеть ее, - сказал Станислав.
- Я ждал этой просьбы.
Брови Стаса сошлись в такую же черную изломанную линию. Те же серые глаза с секунду выдерживали взгляд андроида, метнулись в сторону, рука с длинными плоскими пальцами отыскала на столе пачку сигарет.
- Не кури, - сказал Станислав. - Я не люблю этого. Мне вредно.
- Ты унаследовал мои достоинства, но знаешь, чего тебе не хватает, чтобы стать человеком?
- Знаю. Слышал. Недостатков.
- Я повторяюсь.
- Да. Порой я задумываюсь о жестокости людей. Нет, не отдельных индивидуумов, а людей в целом. Я понимаю, что, создавая андроида, вы идете по пути наименьшего сопротивления - максимальное дублирование оригинала. Замечательного, выдающегося оригинала. И забываете о недостатках. Забываете о том, что я не только неполноценен, но и настолько совершенен, что сознаю свою неполноценность. Мне претит тщеславие биоконструкторов. Я должен быть примитивнее. Биоробот, и все тут. Робот, от слова "работать".
- Станислав, не пытайся быть несправедливым к людям.
- Почему я несправедлив?
- Потому что ты человек.
- Андроид. Почти человек, притом без недостатков.
- Хорошо, андроид. Возьми письмо обратно. Оно адресовано тебе.
- Неужели ты до сих пор не понял, что не мне, а тебе. Я же не могу испытывать любви...
- А ты задумывался, как близка к любви жалость?
- Жалость - функция мозга. Это доступно даже моему, наполовину электронному, мозгу. Стас погасил сигарету.
- Она пишет, что ждет тебя...
- Да.
- Хотя бы на минуту...
- Да.
- У входа в зоопарк...
- Да.
- А на сколько процентов твоя филиппика против жестокого человечества была театральным представлением?
- Не более чем на десять процентов, - улыбнулся Станислав. - Не более. И не хмурься, брат. Я не лгу. Это мне не по зубам.
- Ну уж что-что... Станислав сказал:
- Она будет там через десять минут. Ты только успеешь дойти до зоопарка.
- Как ты все рассчитал, - сказал Стас. - Я бы не смог.
- У тебя нет нужды заставлять свой оригинал действовать по-человечески.
- Как я ее узнаю?
- Она тебя сама узнает.
- И все-таки?
- Твое сердце тебе подскажет.
- Твое ведь не подсказало?
- Оно не могло подсказать. Оно почти синтетическое.
1 2 3
- Вы гостья, - сказал Станислав. - Кроме того, я не понимаю, почему вы умеете мыть посуду лучше, чем я? Вы специально этому учились?
Он не шутил. Он просто интересовался.
- Нет, - засмеялась Регина. - Я следую традиции.
- Вы не ответили мне о койке, - сказал Станислав.
- Я очень люблю спать наверху, - сказала Регина.
- Этим вы сняли с моих плеч большую проблему, - сказал Станислав. - Я открою вам правду - я боюсь спать наверху. Боюсь упасть.
И опять непонятно - шутит или слишком серьезен. Где у него грань между юмором и наивностью?
- Я не упаду, - в тон ему ответила Регина.
- Если вы не возражаете, я бы теперь немного поработал, - сказал Станислав.
- Разумеется. У вас не найдется какой-нибудь женской работы для меня?
- Что вы имеет в виду под женской работой?
- Штопка, шитье, стирка...
- Зон там, на полке, последние номера "Биологического вестника Ваялы". Вы их, наверно, еще не видели.
- Нет. Вы их привезли с собой?
- Полистайте. Наверно, это лучший вид женской работы.
Регина рассеянно проглядывала номера журнала, беззастенчиво исчерченные, с восклицательными знаками на полях, с загнутыми углами страниц...
- Вы интересуетесь и биологией?
- Умеренно, - сказал Станислав. - Это плоды деятельности моего брата. Он работает на Ваяле, прилетал ко мне и оставил.
- Тогда понятно, - сказала Регина. - Не в вашем характере так обращаться с журналами.
- Это не зависит от характера, - возразил Станислав. - Брату так удобнее.
- Но не вам.
- Не мне.
Семейная сцена, подумала вдруг Регина. Он за рабочим столом, она в кресле. За окнами буря, бессильная нарушить уют и спокойствие... И что за чепуха лезет в голову?
- Хотите, я вас постригу?
- Что?
Станислав не сразу смог переключиться - видно, предложение пришлось некстати. Покачал головой.
- Если будет нужно, - сказал он, - сам справлюсь. Вам скучно?
Регина хотела было согласиться, но тут же вспомнила, как Станислав относится к скуке.
- Нет, что вы, - сказала она. - Где моя сумка с лишайниками? Наверно, от них ничего не осталось.
- Я ее поставил в тамбуре. Достать?
- Не надо. Я вам постараюсь больше не мешать.
- Мешайте, - сказал Станислав. - Я ничего не имею против. Мне приятно, что вы ко мне пришли.
К вечеру буря внезапно прекратилась. Станислав сказал, что надо выйти поглядеть, надежно ли стоит вездеход.
- Вы отвезете меня? - спросила Регина.
- Нет. Через час, а может раньше, буря разыграется куда сильнее. Мы сейчас с вами попали в глаз тайфуна. Вам приходилось слышать о таком?
- Это самый центр бури? Глаз тайфуна - это почему-то связано у меня с Конрадом, Эдгаром По...
- Ветер в снастях, сломана грот-мачта, во втором трюме помпы не справляются с течью...
- Правильно. А можно с вами выйти наружу?
- Я буду рад. Только позвольте мне самому проверить ваши баллоны.
- Вы злопамятный.
- Я осторожный.
Они сидели на большом плоском камне у входа в пост. Было очень тихо, лишь над низинами висела, никак не могла улечься сизая в вечернем воздухе пыль. Блики заходящего солнца скользили по округлому забралу шлема и, попадая в серые глаза Станислава, превращали зрачки в маленькие круглые прозрачные озера.
Он сказал:
- Когда я получил известие с базы, что вы потерялись в моем районе, то сначала рассердился. Извините, но именно так рассердился. Ну как же можно: взять легкий флаер и отправиться в Пустыню, когда в любой момент может начаться буря? А буря такая, что по доброй воле я бы и на сто метров от поста не отошел... Нет, я рассказываю не затем, чтобы вызвать в вас раскаяние. Наоборот, я виноват в том, что был груб. А потом вы пришли ко мне, и я обрадовался тому, что вы здесь.
Солнце исчезло за краем стены пыли, стало темно. Порыв ветра подхватил горсть песка и кинул его в лицо Регине. Песчинки взвизгнули, царапая забрало шлема.
- Пора прятаться, - сказал Станислав и протянул ей руку.
Регина поняла, что ждала этого. Чтобы он протянул ей руку. Она не могла почувствовать теплоту его ладони, но это не так важно...
В тамбуре, ставя на полку шлем, Регина спросила:
- Вы любите свою работу?
- Вряд ли это вопрос любви или нелюбви, - сказал Станислав. - Но, очевидно, я получаю удовлетворение от процесса исследования.
- И от результатов?
Его лицо было совсем близко. В полутьме тамбура глаза были светлее кожи. Регина непроизвольно подняла руку и дотронулась кончиками пальцев до щеки Станислава.
Его глаза расширились удивленно.
- Простите, - сказала Регина. - Я нечаянно.
- Нечаянно?
Он улыбнулся. И добавил:
- Я думал, что испачкал щеку. Или вы соринку сняли...
- Считайте, что соринку. / Регина бросила на полку перчатки.
- Ужином занимаюсь я, - сказала она. - Могу я за вами поухаживать?
- Вряд ли, - сказал Станислав, открывая внутреннюю дверь. - Это неразумно. Мне легче самому сделать ужин, чем рассказывать, где что лежит.
И конечно, он настоял на своем.
Ночью Регина долго не могла заснуть.
Маленькая каютка - спальный отсек, - казалось, плыла по бурному морю. Если приложить к стене ладонь, то ощутишь, как бьются о стену волны песка и ветра. С верхней койки виден освещенный прямоугольник двери и угол стола, за которым работает Станислав. Вот он откинул голову, переворачивает страницу, поднялась рука, поправила лампу. Вот он взглянул в сторону Регины - он не видит ее, не знает, что встретился с ней глазами. Прислушивается, спит ли она. Окликнуть его? Зачем? А может быть, он догадается, придет, скажет ей "спокойной ночи", можно будет опустить руку и найти в темноте его пальцы... Он снова отвернулся, подвинул к себе спектрограф. Он не придет пожелать ей спокойной ночи, разве это принято, когда у тебя случайный гость, заблудившийся чичако, который исчезнет вместе с бурей? Последняя мысль вдруг разозлила Регину неравноправием чувств. Не думай глупостей, приказала она себе и отвернулась к стене. Но пока не заснула, старалась представить себе, что сейчас делает Станислав. Проснулась она поздно. Станислав не стал ее будить.
- Выспались? - спросил он, услышав, что она соскочила с койки.
За иллюминаторами несется желтая мгла. Круглые часы над рабочим столом показывают 11.34. Регина задержалась в жилом отсеке, вспоминая, где щетка для волос, - меньше всего на свете ей хотелось появляться перед Станиславом взъерошенной, как щенок после драки. Но щетка лежит у мойки, в том отсеке...
Широкая ладонь Станислава возникла в дверном проеме. На ладони лежала щетка.
Станислав сказал из-за двери:
- Я пойду приберу в тамбуре. Вернусь через десять минут. Чтобы к этому времени вы были в полном порядке и готовы завтракать. Вы едите манную кашу?
- Ем! Обожаю! - сказала Регина, принимая щетку и со сладкой безнадежностью понимая, что безумно, безнадежно влюблена в этого вежливого сухаря...
- А потом что? - Стас закурил, и Станислав, не любивший табачного дыма кашлянул, разгоняя дым перед лицом.
- Она прожила у меня в курятнике еще два дня. Вернее, два с половиной дня.
- Кончилась буря?
- Нет. Мимо шел большой вездеход. Они завернули к нам и взяли Регину.
- И что она сказала на прощание?
- Ничего. Она вежливо попрощалась. Как и принято. Поблагодарила меня за гостеприимство.
- И все?
- Она была сердита на меня.
- Почему?
- Мне кажется, в глубине души она полагала, что я нарочно вызвал вездеход, чтобы отделаться от нее.
- А ты вызывал вездеход?
- Нет, я тут совершенно ни при чем. Но если бы я мог вызвать его, я бы это сделал. Так что ее догадки были недалеки от истины.
- Ты испугался?
- Мне было жалко девочку.
- Она не девочка. Она взрослый человек. Ей подошло время полюбить. И тут попался ты. Не очень красивый, но вполне самостоятельный мужчина, притом спаситель. Ты же не проявлял никакой инициативы: безотказный капкан.
- Не старайся показаться циником.
- Я не стараюсь. Это не цинизм, брат. Это констатация факта. Вполне вероятно, что, увидь она тебя здесь, на Ваяле" прошла бы мимо, не обратив внимания. Таких мужчин, как мы, здесь тысячи.
- Она бывала на Ваяле, она выросла на Земле. Но полюбила меня.
- Она о тебе уже забыла.
- Нет.
Станислав достал письмо, протянул его брату.
Стас развернул его и заметил:
- Банальный почерк.
- Не в почерке дело, - терпеливо сказал Станислав. Стас небрежно пробежал глазами строчки, перевернул лист на другую сторону - не написано ли там чего-нибудь.
- Что ж, - сказал он наконец, - очень трогательно.
- И все?
- Что же еще я могу сказать? Не я внушал ей эти чувства.
- Ты шутишь?
- Нет, я серьезен.
- Порой я не знаю, когда ты шутишь, а когда серьезен. Я видел ее глаза, когда мы прощались. Она писала искренне.
- Ни на минуту в этом не сомневаюсь. Да и не мои сомнения тебя тревожат.
- Нет, не они. Но, клянусь тебе, я не предпринял никаких шагов для того, чтобы...
- Соблазнить ее?
- На этот раз ты шутишь.
- Шучу.
Станислав поднялся с кресла и подошел к окну. Там копьями поднимались небоскребы Ваялы, на фоне большого красного солнца роем мошкары мельтешили флаеры. Станислав приблизил лицо к стеклу, глядя вниз, в пропасть улицы.
- Послушай, брат, - сказал Стас. - Ты бессилен ей помочь. И, клянусь тебе, пройдет неделя, месяц, она утешится, она молода и обо всем забудет. Пусть же тебя не мучат угрызения совести. Я повторяю: ей пришло время полюбить, и ты вовремя попался ей на пути.
- Ты не видел ее, - сказал Станислав. - Она очень милая и умная. Она искренняя. Мне очень жаль ее.
- Иному на твоем месте я предложил бы на ней жениться.
- Опять шутишь?
Станислав резко обернулся. Густые черные брови сошлись к переносице одной изломанной черной линией.
- Ты сердишься, Цезарь, - сказал Стас. - Значит, ты не прав.
- Ты должен увидеть ее, - сказал Станислав.
- Я ждал этой просьбы.
Брови Стаса сошлись в такую же черную изломанную линию. Те же серые глаза с секунду выдерживали взгляд андроида, метнулись в сторону, рука с длинными плоскими пальцами отыскала на столе пачку сигарет.
- Не кури, - сказал Станислав. - Я не люблю этого. Мне вредно.
- Ты унаследовал мои достоинства, но знаешь, чего тебе не хватает, чтобы стать человеком?
- Знаю. Слышал. Недостатков.
- Я повторяюсь.
- Да. Порой я задумываюсь о жестокости людей. Нет, не отдельных индивидуумов, а людей в целом. Я понимаю, что, создавая андроида, вы идете по пути наименьшего сопротивления - максимальное дублирование оригинала. Замечательного, выдающегося оригинала. И забываете о недостатках. Забываете о том, что я не только неполноценен, но и настолько совершенен, что сознаю свою неполноценность. Мне претит тщеславие биоконструкторов. Я должен быть примитивнее. Биоробот, и все тут. Робот, от слова "работать".
- Станислав, не пытайся быть несправедливым к людям.
- Почему я несправедлив?
- Потому что ты человек.
- Андроид. Почти человек, притом без недостатков.
- Хорошо, андроид. Возьми письмо обратно. Оно адресовано тебе.
- Неужели ты до сих пор не понял, что не мне, а тебе. Я же не могу испытывать любви...
- А ты задумывался, как близка к любви жалость?
- Жалость - функция мозга. Это доступно даже моему, наполовину электронному, мозгу. Стас погасил сигарету.
- Она пишет, что ждет тебя...
- Да.
- Хотя бы на минуту...
- Да.
- У входа в зоопарк...
- Да.
- А на сколько процентов твоя филиппика против жестокого человечества была театральным представлением?
- Не более чем на десять процентов, - улыбнулся Станислав. - Не более. И не хмурься, брат. Я не лгу. Это мне не по зубам.
- Ну уж что-что... Станислав сказал:
- Она будет там через десять минут. Ты только успеешь дойти до зоопарка.
- Как ты все рассчитал, - сказал Стас. - Я бы не смог.
- У тебя нет нужды заставлять свой оригинал действовать по-человечески.
- Как я ее узнаю?
- Она тебя сама узнает.
- И все-таки?
- Твое сердце тебе подскажет.
- Твое ведь не подсказало?
- Оно не могло подсказать. Оно почти синтетическое.
1 2 3