Было ли простым совпадением, что все это случилось так скоро после прибытия Эллиса в долину? А если нет, каковы были намерения Эллиса? Возможно, спецслужбы США содействовали Масуду в организации массового наступления? Ведь если все восставшие будут действовать совместно, они добьются успеха, может быть, сумеют на время захватить Кабул.
Джейн, вернувшись домой, бросила карты в сундук. Шанталь еще не просыпалась, а Фара собирала нехитрый ужин: хлеб, йогурт, яблоки. Джейн спросила:
– Зачем твой брат поехал в Джелалабад?
– Его туда послали, – произнесла Фара с таким видом, будто это было очевидно само собой.
– Кто послал?
– Масуд.
– Зачем?
– Не знаю. – Фара была удивлена, что Джейн задавала подобный вопрос. Кто мог быть настолько глуп, чтобы думать, будто мужчина станет сообщать сестре причину своей поездки?
– Что, у него там какое-то дело, или он должен передать послание, или что-нибудь еще?
– Не знаю, – повторила Фара, поглядев на нее тревожно.
– Ну, неважно, – улыбнувшись, поспешила успокоить ее Джейн. Из всего женского населения деревни Фара, наверное, менее всех могла знать, что же в действительности происходит. А кто же знает больше всех? Конечно, Захара.
Джейн, взяв полотенце, отправилась на реку.
Захара перестала носить траур по мужу, хотя почти утратила прежнюю шумливость. Джейн подумала, скоро ли она снова выйдет замуж. Захара и Ахмед были единственной афганской парой среди встреченных Джейн, кто, казалось, были по-настоящему влюблены друг в друга. Однако Захара очень чувственная женщина, и ей будет трудно долго обходиться без мужчины. Младший брат Ахмеда Юсиф, певец, жил в одном доме с Захарой и еще не был женат, хотя ему уже исполнилось восемнадцать. Женщины деревни начали поговаривать, что Юсиф может жениться на Захаре.
Здесь братья всегда жили одной семьей, а сестры – всегда отдельно. Невеста по традиции поселялась с мужем в доме его родителей. Это была еще одна область, где мужчины этой страны ущемляли права женщин.
Джейн торопливо шагала по тропинке через поле. При свете вечернего солнца в поле еще кое-кто работал. Сбор урожая заканчивался. Скоро будет слишком поздно идти «масляным путем», подумала Джейн: Мохаммед сказал, что он открыт только летом.
Она подошла к пляжу, где купались женщины. Восемь или десять женщин из деревни плескались в реке или в затончиках у берега. Захара плавала на середине, где было сильное течение, как обычно, сильно брызгая, но без смеха или шуток.
Джейн, бросив полотенце на песок, вошла в воду. Она решила про себя говорить с Захарой осторожнее, чем с Фарой. Конечно, Захару не провести, но надо оставить впечатление, что Джейн не выспрашивает, а просто сплетничает. И она не стала сразу приближаться к Захаре. Когда другие женщины вышли из воды, Джейн последовала за ними лишь через одну-две минуты и стала молча вытираться. Лишь когда Захара в сопровождении нескольких женщин отправилась обратно в деревню, Джейн обратилась к ней на дари:
– А скоро вернется Юсиф?
– Сегодня или завтра. Он ушел в Логарскую долину.
– Я знаю. Он что, пошел один?
– Да, но он сказал, что, может, приведет кого-нибудь домой.
– Кого?
Захара пожала плечами.
– Может быть, жену.
Джейн была на мгновение сбита с толку. Захара говорила слишком холодно и равнодушно, а это говорило о внутреннем беспокойстве, ей не хотелось, чтобы Юсиф приводил жену. Похоже, что деревенские сплетницы правы. Джейн надеялась, что это так – Захара нуждалась в мужчине.
– Не думаю, чтобы он отправился жениться, – сказала Джейн.
– Почему?
– Сейчас явно происходит что-то важное. Масуд разослал повсюду людей. Не может быть, чтобы все они отправились жениться.
Захара сохраняла внешнее равнодушие, но Джейн поняла, что она довольна ее словами. Есть ли какой-то скрытый смысл, подумала Джейн, в том, что Юсиф отправился в Логарскую долину, чтобы кого-то оттуда привести?
Когда они приблизились к деревне, уже темнело. Со стороны мечети доносилось негромкое ритмичное пение, жутковатые голоса людей, которых можно назвать самыми кровожадными на молитве. Мусульманская молитва всегда напоминала Джейн об Иосифе, молодом русском солдате, оставшемся в живых после падения вертолета за горой неподалеку от Бэнды. Какие-то женщины принесли его в дом владельца магазина – это было зимой, еще до того, как они перевели лазарет в пещеру – и, в то время как Жан-Пьер и Джейн занялись обработкой его ран, к Масуду прислали гонца спросить, что делать с пленным. Джейн узнала ответ Масуда однажды вечером, когда Алишан-Карим, войдя в переднюю комнату дома владельца магазина, где лежал забинтованный Иосиф, приставил дуло винтовки к его уху и выстрелом разнес голову. Это случилось в тот же вечерний час, и под звуки молитвенного пения Джейн пришлось смывать со стены кровь и собирать с пола мозги убитого юноши.
Женщины одолели последний подъем тропинки, ведущей от реки, и замедлили шаг у мечети, оканчивая свои разговоры, прежде чем разойтись по домам. Джейн глянула внутрь мечети. Мужчины молились, сидя на коленях, под руководством муллы Абдуллы. Их оружие, старинные винтовки вперемежку с современными ручными пулеметами, было сложено в углу. Молитва подходила к концу. Когда мужчины начали подниматься, Джейн заметила среди них незнакомцев и спросила у Захары:
– А это кто?
– Судя по тюрбанам, они, наверное, пришли из Пичской долины и Джелалабада, – ответила Захара. – Это пушту, и обычно мы с ними враждуем. Зачем они здесь? – Пока она говорила, из толпы вышел один очень высокий мужчина с повязкой на глазу. – Это, наверное, Джахан-Камил – великий враг Масуда!
– Но посмотри, Масуд спокойно с ним разговаривает! – заметила Джейн и добавила по-английски – Подумать только!
Захара передразнила ее:
– Паадумат толка!
Это была первая шутка Захары, услышанная Джейн после гибели ее мужа. Хороший знак: Захара утешается. Мужчины начали выходить на улицу, и женщины заспешили домой все, кроме Джейн. Она начинала понимать, что происходит, и хотела подтверждения своей догадки. Когда вышел Мохаммед, она приблизилась к нему и заговорила по-французски:
– Я забыла спросить, успешное ли было у вас путешествие в Файзабад?
– Да, – ответил он, не замедляя шагов, ему не хотелось, чтобы товарищи или пушту увидели, что он отвечает на вопрос женщины.
Джейн торопливо пошла рядом с ним по направлению к его дому.
– Значит, руководитель отряда восставших из Файзабада тоже здесь?
– Да.
Джейн угадала верно: Масуд пригласил сюда всех руководителей.
– Что вы об этом думаете? – спросила она. Ей хотелось выудить еще какие-нибудь подробности.
Мохаммед, задумавшись, забыл о необходимости выказывать высокомерие, как всегда, когда разговор по-настоящему интересовал его.
– Все зависит от того, что Эллис сделает завтра, – сказал он. – Если он произведет должное впечатление, как человек чести и сумеет завоевать их уважение, думаю, они согласятся на его план.
– И вы думаете, что его план хорош?
– Очевидно, хорош, если силы сопротивления объединятся и получат оружие из Соединенных Штатов.
Значит, вот что! Американское оружие для восставших, при условии, что они будут бороться совместно против русских, вместо того, чтобы столько времени и сил тратить на междоусобицы.
Они дошли до дома Мохаммеда, и Джейн повернула к себе. Грудь ее распирало молоко, настало время кормления Шанталь. Правая грудь была заметно тяжелее, последнее кормление она начала с левой груди, а Шанталь всегда опорожняла ту грудь, которую сосала первой, более основательно.
Джейн, войдя в дом, направилась в спальню. Шанталь лежала в своей колыбели голенькая на свернутом полотенце. В жарком воздухе афганского лета ребенок не нуждался в одежде, ночью ее накрывали простыней – вот и все. Восставшие, война, Эллис, Мохаммед, Масуд – все отошло на второй план, стоило Джейн взглянуть на своего ребенка. Раньше грудные младенцы всегда казались ей уродцами, но Шанталь выглядела очень хорошенькой. Пока Джейн смотрела на нее, Шанталь пошевелилась, открыла ротик и закричала. В ответ на это из правой груди Джейн сразу потекло молоко, и на блузке проступило теплое влажное пятно. Расстегнув пуговицы, она взяла Шанталь на руки.
Жан-Пьер говорил, что перед кормлением следует протирать грудь хирургическим спиртом, но Джейн никогда не делала этого, зная, что Шанталь не понравится вкус. Она уселась на ковре спиной к стене, придерживая Шанталь правой рукой. Ребенок, замахав толстенькими ручками, задвигал головкой из стороны в сторону, отчаянно ища раскрытым ротиком сосок. Джейн подала ей сосок. Беззубые десны крепко сомкнулись, и ребенок усиленно засосал. Джейн вздрогнула, когда ребенок сильно потянул за сосок, раз, затем другой, третий глоток стал уже мягче, маленькая полная ручонка потянулась вверх и дотронулась сбоку до округлой наполненной молоком груди, гладя ее слепым ласкающим движением. Джейн постепенно успокоилась.
Кормление ребенка вызывало у нее неимоверную нежность и желание защищать это крошечное существо, и кроме того, что удивительно, эротические ощущения. Поначалу Джейн было неловко оттого, что процесс кормления сексуально возбуждал ее, но вскоре, решив, что естественное ощущение не может быть дурным, она уже спокойно ему отдавалась.
Джейн подумала о том, как будет хвастаться дочкой, если когда-нибудь все-таки попадет в Европу. Несомненно, мать Жан-Пьера будет говорить, что Джейн все делает не так, а ее собственная мать захочет окрестить ребенка. Отец будет восхищаться Шанталь сквозь алкогольный дурман, а сестра отнесется с гордым энтузиазмом. Кто еще? Отца Жан-Пьера нет в живых.
Со двора донесся голос:
– Есть кто-нибудь дома?
Это был Эллис.
– Заходи! – крикнула Джейн, она не считала нужным запираться, Эллис – не афганец, и к тому же был когда-то ее любовником.
Он вошел и, увидев, что она кормит ребенка, замер.
– Мне уйти?
Она покачала головой.
– Ты ведь уже видел мои груди раньше.
– Не думаю, – заметил он. – Ты, видно, что-то с ними сделала.
Она засмеялась. От беременности груди разбухают. Эллис, она знала, когда-то был женат, и у него был ребенок, хотя, судя по всему, он больше не виделся ни с ребенком, ни с его матерью. Это была одна из тем, о которых он никогда особенно не распространялся.
– Разве ты не помнишь, как это было у твоей жены во время беременности?
– Все это прошло мимо меня, – ответил он лаконично, как делал всегда, когда хотел, чтобы собеседник заткнулся – Я был в отъезде.
Она слишком расслабилась и не могла отвечать ему в том же тоне. Более того, ей было его жалко. Он испортил себе жизнь и лишь по собственной вине, – несомненно, он уже достаточно был наказан за свои грехи – в том числе в немалой степени ею.
– Значит, Жан-Пьер не вернулся, – сказал Эллис.
– Нет. – Ребенок сосал все медленнее по мере того, как у Джейн оставалось все меньше молока. Она осторожно вынула сосок из ротика Шанталь и подняла девочку на уровень своего плеча, похлопывая узенькую спинку, чтобы она срыгнула.
– Масуд хотел бы взять у тебя свои карты, – сказал Эллис.
– Разумеется. Ты знаешь, где они лежат. – Шанталь громко срыгнула. – Хорошая девочка, – сказала Джейн и приложила ее к левой груди. Почувствовав голод после срыгивания, Шанталь снова начала сосать. Под влиянием неожиданного порыва, Джейн спросила: – Почему ты не видишься со своим ребенком?
Достав карты из сундука, он захлопнул крышку и выпрямился.
– Вижусь, – проговорил он, – но не часто.
Джейн была поражена. Я почти целых шесть месяцев не расставалась с ним, подумала она, но так и не узнала его по-настоящему.
– У тебя мальчик или девочка?
– Девочка.
– Ей сейчас, наверное…
– Тринадцать.
– Боже мой, совсем большая! – Джейн внезапно охватило сильное любопытство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Джейн, вернувшись домой, бросила карты в сундук. Шанталь еще не просыпалась, а Фара собирала нехитрый ужин: хлеб, йогурт, яблоки. Джейн спросила:
– Зачем твой брат поехал в Джелалабад?
– Его туда послали, – произнесла Фара с таким видом, будто это было очевидно само собой.
– Кто послал?
– Масуд.
– Зачем?
– Не знаю. – Фара была удивлена, что Джейн задавала подобный вопрос. Кто мог быть настолько глуп, чтобы думать, будто мужчина станет сообщать сестре причину своей поездки?
– Что, у него там какое-то дело, или он должен передать послание, или что-нибудь еще?
– Не знаю, – повторила Фара, поглядев на нее тревожно.
– Ну, неважно, – улыбнувшись, поспешила успокоить ее Джейн. Из всего женского населения деревни Фара, наверное, менее всех могла знать, что же в действительности происходит. А кто же знает больше всех? Конечно, Захара.
Джейн, взяв полотенце, отправилась на реку.
Захара перестала носить траур по мужу, хотя почти утратила прежнюю шумливость. Джейн подумала, скоро ли она снова выйдет замуж. Захара и Ахмед были единственной афганской парой среди встреченных Джейн, кто, казалось, были по-настоящему влюблены друг в друга. Однако Захара очень чувственная женщина, и ей будет трудно долго обходиться без мужчины. Младший брат Ахмеда Юсиф, певец, жил в одном доме с Захарой и еще не был женат, хотя ему уже исполнилось восемнадцать. Женщины деревни начали поговаривать, что Юсиф может жениться на Захаре.
Здесь братья всегда жили одной семьей, а сестры – всегда отдельно. Невеста по традиции поселялась с мужем в доме его родителей. Это была еще одна область, где мужчины этой страны ущемляли права женщин.
Джейн торопливо шагала по тропинке через поле. При свете вечернего солнца в поле еще кое-кто работал. Сбор урожая заканчивался. Скоро будет слишком поздно идти «масляным путем», подумала Джейн: Мохаммед сказал, что он открыт только летом.
Она подошла к пляжу, где купались женщины. Восемь или десять женщин из деревни плескались в реке или в затончиках у берега. Захара плавала на середине, где было сильное течение, как обычно, сильно брызгая, но без смеха или шуток.
Джейн, бросив полотенце на песок, вошла в воду. Она решила про себя говорить с Захарой осторожнее, чем с Фарой. Конечно, Захару не провести, но надо оставить впечатление, что Джейн не выспрашивает, а просто сплетничает. И она не стала сразу приближаться к Захаре. Когда другие женщины вышли из воды, Джейн последовала за ними лишь через одну-две минуты и стала молча вытираться. Лишь когда Захара в сопровождении нескольких женщин отправилась обратно в деревню, Джейн обратилась к ней на дари:
– А скоро вернется Юсиф?
– Сегодня или завтра. Он ушел в Логарскую долину.
– Я знаю. Он что, пошел один?
– Да, но он сказал, что, может, приведет кого-нибудь домой.
– Кого?
Захара пожала плечами.
– Может быть, жену.
Джейн была на мгновение сбита с толку. Захара говорила слишком холодно и равнодушно, а это говорило о внутреннем беспокойстве, ей не хотелось, чтобы Юсиф приводил жену. Похоже, что деревенские сплетницы правы. Джейн надеялась, что это так – Захара нуждалась в мужчине.
– Не думаю, чтобы он отправился жениться, – сказала Джейн.
– Почему?
– Сейчас явно происходит что-то важное. Масуд разослал повсюду людей. Не может быть, чтобы все они отправились жениться.
Захара сохраняла внешнее равнодушие, но Джейн поняла, что она довольна ее словами. Есть ли какой-то скрытый смысл, подумала Джейн, в том, что Юсиф отправился в Логарскую долину, чтобы кого-то оттуда привести?
Когда они приблизились к деревне, уже темнело. Со стороны мечети доносилось негромкое ритмичное пение, жутковатые голоса людей, которых можно назвать самыми кровожадными на молитве. Мусульманская молитва всегда напоминала Джейн об Иосифе, молодом русском солдате, оставшемся в живых после падения вертолета за горой неподалеку от Бэнды. Какие-то женщины принесли его в дом владельца магазина – это было зимой, еще до того, как они перевели лазарет в пещеру – и, в то время как Жан-Пьер и Джейн занялись обработкой его ран, к Масуду прислали гонца спросить, что делать с пленным. Джейн узнала ответ Масуда однажды вечером, когда Алишан-Карим, войдя в переднюю комнату дома владельца магазина, где лежал забинтованный Иосиф, приставил дуло винтовки к его уху и выстрелом разнес голову. Это случилось в тот же вечерний час, и под звуки молитвенного пения Джейн пришлось смывать со стены кровь и собирать с пола мозги убитого юноши.
Женщины одолели последний подъем тропинки, ведущей от реки, и замедлили шаг у мечети, оканчивая свои разговоры, прежде чем разойтись по домам. Джейн глянула внутрь мечети. Мужчины молились, сидя на коленях, под руководством муллы Абдуллы. Их оружие, старинные винтовки вперемежку с современными ручными пулеметами, было сложено в углу. Молитва подходила к концу. Когда мужчины начали подниматься, Джейн заметила среди них незнакомцев и спросила у Захары:
– А это кто?
– Судя по тюрбанам, они, наверное, пришли из Пичской долины и Джелалабада, – ответила Захара. – Это пушту, и обычно мы с ними враждуем. Зачем они здесь? – Пока она говорила, из толпы вышел один очень высокий мужчина с повязкой на глазу. – Это, наверное, Джахан-Камил – великий враг Масуда!
– Но посмотри, Масуд спокойно с ним разговаривает! – заметила Джейн и добавила по-английски – Подумать только!
Захара передразнила ее:
– Паадумат толка!
Это была первая шутка Захары, услышанная Джейн после гибели ее мужа. Хороший знак: Захара утешается. Мужчины начали выходить на улицу, и женщины заспешили домой все, кроме Джейн. Она начинала понимать, что происходит, и хотела подтверждения своей догадки. Когда вышел Мохаммед, она приблизилась к нему и заговорила по-французски:
– Я забыла спросить, успешное ли было у вас путешествие в Файзабад?
– Да, – ответил он, не замедляя шагов, ему не хотелось, чтобы товарищи или пушту увидели, что он отвечает на вопрос женщины.
Джейн торопливо пошла рядом с ним по направлению к его дому.
– Значит, руководитель отряда восставших из Файзабада тоже здесь?
– Да.
Джейн угадала верно: Масуд пригласил сюда всех руководителей.
– Что вы об этом думаете? – спросила она. Ей хотелось выудить еще какие-нибудь подробности.
Мохаммед, задумавшись, забыл о необходимости выказывать высокомерие, как всегда, когда разговор по-настоящему интересовал его.
– Все зависит от того, что Эллис сделает завтра, – сказал он. – Если он произведет должное впечатление, как человек чести и сумеет завоевать их уважение, думаю, они согласятся на его план.
– И вы думаете, что его план хорош?
– Очевидно, хорош, если силы сопротивления объединятся и получат оружие из Соединенных Штатов.
Значит, вот что! Американское оружие для восставших, при условии, что они будут бороться совместно против русских, вместо того, чтобы столько времени и сил тратить на междоусобицы.
Они дошли до дома Мохаммеда, и Джейн повернула к себе. Грудь ее распирало молоко, настало время кормления Шанталь. Правая грудь была заметно тяжелее, последнее кормление она начала с левой груди, а Шанталь всегда опорожняла ту грудь, которую сосала первой, более основательно.
Джейн, войдя в дом, направилась в спальню. Шанталь лежала в своей колыбели голенькая на свернутом полотенце. В жарком воздухе афганского лета ребенок не нуждался в одежде, ночью ее накрывали простыней – вот и все. Восставшие, война, Эллис, Мохаммед, Масуд – все отошло на второй план, стоило Джейн взглянуть на своего ребенка. Раньше грудные младенцы всегда казались ей уродцами, но Шанталь выглядела очень хорошенькой. Пока Джейн смотрела на нее, Шанталь пошевелилась, открыла ротик и закричала. В ответ на это из правой груди Джейн сразу потекло молоко, и на блузке проступило теплое влажное пятно. Расстегнув пуговицы, она взяла Шанталь на руки.
Жан-Пьер говорил, что перед кормлением следует протирать грудь хирургическим спиртом, но Джейн никогда не делала этого, зная, что Шанталь не понравится вкус. Она уселась на ковре спиной к стене, придерживая Шанталь правой рукой. Ребенок, замахав толстенькими ручками, задвигал головкой из стороны в сторону, отчаянно ища раскрытым ротиком сосок. Джейн подала ей сосок. Беззубые десны крепко сомкнулись, и ребенок усиленно засосал. Джейн вздрогнула, когда ребенок сильно потянул за сосок, раз, затем другой, третий глоток стал уже мягче, маленькая полная ручонка потянулась вверх и дотронулась сбоку до округлой наполненной молоком груди, гладя ее слепым ласкающим движением. Джейн постепенно успокоилась.
Кормление ребенка вызывало у нее неимоверную нежность и желание защищать это крошечное существо, и кроме того, что удивительно, эротические ощущения. Поначалу Джейн было неловко оттого, что процесс кормления сексуально возбуждал ее, но вскоре, решив, что естественное ощущение не может быть дурным, она уже спокойно ему отдавалась.
Джейн подумала о том, как будет хвастаться дочкой, если когда-нибудь все-таки попадет в Европу. Несомненно, мать Жан-Пьера будет говорить, что Джейн все делает не так, а ее собственная мать захочет окрестить ребенка. Отец будет восхищаться Шанталь сквозь алкогольный дурман, а сестра отнесется с гордым энтузиазмом. Кто еще? Отца Жан-Пьера нет в живых.
Со двора донесся голос:
– Есть кто-нибудь дома?
Это был Эллис.
– Заходи! – крикнула Джейн, она не считала нужным запираться, Эллис – не афганец, и к тому же был когда-то ее любовником.
Он вошел и, увидев, что она кормит ребенка, замер.
– Мне уйти?
Она покачала головой.
– Ты ведь уже видел мои груди раньше.
– Не думаю, – заметил он. – Ты, видно, что-то с ними сделала.
Она засмеялась. От беременности груди разбухают. Эллис, она знала, когда-то был женат, и у него был ребенок, хотя, судя по всему, он больше не виделся ни с ребенком, ни с его матерью. Это была одна из тем, о которых он никогда особенно не распространялся.
– Разве ты не помнишь, как это было у твоей жены во время беременности?
– Все это прошло мимо меня, – ответил он лаконично, как делал всегда, когда хотел, чтобы собеседник заткнулся – Я был в отъезде.
Она слишком расслабилась и не могла отвечать ему в том же тоне. Более того, ей было его жалко. Он испортил себе жизнь и лишь по собственной вине, – несомненно, он уже достаточно был наказан за свои грехи – в том числе в немалой степени ею.
– Значит, Жан-Пьер не вернулся, – сказал Эллис.
– Нет. – Ребенок сосал все медленнее по мере того, как у Джейн оставалось все меньше молока. Она осторожно вынула сосок из ротика Шанталь и подняла девочку на уровень своего плеча, похлопывая узенькую спинку, чтобы она срыгнула.
– Масуд хотел бы взять у тебя свои карты, – сказал Эллис.
– Разумеется. Ты знаешь, где они лежат. – Шанталь громко срыгнула. – Хорошая девочка, – сказала Джейн и приложила ее к левой груди. Почувствовав голод после срыгивания, Шанталь снова начала сосать. Под влиянием неожиданного порыва, Джейн спросила: – Почему ты не видишься со своим ребенком?
Достав карты из сундука, он захлопнул крышку и выпрямился.
– Вижусь, – проговорил он, – но не часто.
Джейн была поражена. Я почти целых шесть месяцев не расставалась с ним, подумала она, но так и не узнала его по-настоящему.
– У тебя мальчик или девочка?
– Девочка.
– Ей сейчас, наверное…
– Тринадцать.
– Боже мой, совсем большая! – Джейн внезапно охватило сильное любопытство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61