Встретили меня в ней равнодушно, хотя и не враждебно. После ужина я поинтересовался, можно ли сейчас подняться на вершину Монте-Верита.
Мой собеседник, стоявший за стойкой бара, который одновременно являлся и кафе (там и поужинал я, единственный посетитель), окинул меня безучастным взглядом и выпил предложенный мной стакан вина.
– Думаю, что можно. Во всяком случае, до деревушки. Что там выше, я не знаю, – ответил он.
– Много ли ваших людей из долины бывает в деревне и спускаются ли к вам оттуда? – спросил я.
– Иногда. Наверное. Только не в это время года, – отозвался он.
– А туристов в ваших краях много?
– Очень мало. Они идут на север. На севере лучше.
– Могу ли я завтра переночевать у кого-нибудь в деревне? – задал я новый вопрос.
– Не знаю.
Я помолчал минуту, глядя на его тяжелое, неприветливое лицо, а затем сказал:
– A sacerdotesse, они что, все еще живут в монастыре, на вершине Монте-Верита?
Он был поражен. Его глаза так и впились в меня, он даже перегнулся через стойку бара.
– Кто вы такой? Что вы о них знаете?
– Значит, они по-прежнему существуют? – спросил я.
Он недоверчиво посмотрел на меня. Много событий произошло в этой стране за двадцать лет – восстания, насилие, вражда отцов и детей, все это должно было отразиться даже в заброшенном, диком уголке. Оттого-то, наверное, люди в нем стали еще более замкнуты.
– Слухи ходят всякие, – медленно проговорил он, – я в такие дела предпочитаю не вмешиваться. Оно опасно. Могут и навредить.
– Кто может навредить?
– Да эти, из деревни, или те, что в Монте-Верита живут, я их никого не знаю, нам тут в долине ничего не известно. А если я их не знаю, меня и не тронут.
Он выпил вино, вымыл стакан и протер стойку бара тряпкой. Ему не терпелось избавиться от меня.
– Когда вам утром завтрак лучше подать? – спросил он напоследок.
Я сказал, что лучше всего в семь утра, и пошел к себе в комнату. Я отворил двойные окна и постоял немного на узком балконе. В городке было тихо. В темноте мерцали редкие огни. Ночь выдалась холодная и ясная. Взошла луна, которая через день или два станет полной. Она освещала вершины огромного горного кряжа, заслонявшего от меня горизонт. Я чувствовал необъяснимое волнение, как будто уже вступил назад, в прошлое. Не исключено, что в комнате, где я расположился на ночлег, много лет назад, в 1913 году, останавливались Виктор и Анна. Возможно, Анна стояла здесь, на балконе, глядя на Монте-Верита, пока Виктор, не догадываясь о трагедии, которая произойдет всего через несколько часов, звал ее в комнату.
И теперь по их следам я пришел на Монте-Верита.
На следующее утро я позавтракал в баре-кафе. Хозяина, с которым я разговаривал вечером, там не было. Кофе и хлеб мне подала девушка, как я понял, его дочь. Она держалась спокойно, вежливо и пожелала мне доброго дня.
– Я собираюсь подняться в горы, – начал я. – Сегодня вроде бы хорошая погода. Скажите, вы бывали когда-нибудь на Монте-Верита?
Она тут же отвела от меня взгляд.
– Нет, – ответила она, – я никогда не покидала долину.
Я говорил с ней подчеркнуто небрежно. Рассказал что-то о моих друзьях, путешествовавших здесь очень давно, даже и не припомню точно когда, о том, что они добрались до вершины горы, обнаружили между двух пиков высеченную из скалы крепость и хотели побольше узнать о секте за стенами.
– Вы не знаете, они все еще живут там? – спросил я и закурил, чтобы скрыть волнение.
Она нервно оглянулась, очевидно предполагая, что нас могут услышать.
– Так говорят, – ответила она. – Отец со мной подобные вещи не обсуждает. Молодым это знать не положено.
Я продолжал курить.
– Я живу в Америке, – сказал я, – и там, как и в других странах, молодежь при встречах больше всего любит говорить о том, что ей знать не положено.
Она едва заметно улыбнулась и промолчала.
– Думаю, что вы с подружками часто шепчетесь о том, что творится на Монте-Верита.
Я немного устыдился своего коварства, но почувствовал, что таким способом скорее смогу что-то узнать.
– Да, – понизив голос, промолвила она, – верно, но мы об этом громко не говорим. Вот недавно, – она снова оглянулась и, убедившись, что вокруг никого нет, добавила еще тише, – я хорошо знаю одну девушку, она вскоре должна была выйти замуж, так вот, она однажды ушла и не вернулась, и все считают, что ее позвали на Монте-Верита.
– И никто не видел, как она скрылась?
– Нет, она ушла ночью. Ни слова никому не сказала.
– А не могла она уйти куда-нибудь еще в другое место, в большой город или туда, где много туристов?
– Что-то не верится. Да она перед этим и вела себя как-то странно.
Слышали, что во сне она все о Монте-Верита говорила.
Я подождал минуту и продолжил свой расспрос так же беспечно, с таким же безразличием.
– Чем же так влечет к себе Монте-Верита? – полюбопытствовал я. – Ведь жизнь там, наверное, просто невыносимо тяжелая, а может быть, и жестокая?
– Но не для тех, кого позвали, – ответила она, покачав головой. – Они навсегда остаются молодыми.
– Если их никто не видел, то откуда вы можете знать?
– Так было всегда. В это верят. Вот почему у нас в долине их боятся, ненавидят, но и завидуют. Они знают секрет жизни, там, на Монте-Верита. – Она взглянула из окна на гору. В ее глазах промелькнула грусть.
– А вы? – с интересом спросил я. – Как вы думаете, вас когда-нибудь позовут?
– Я не достойна. К тому же я боюсь.
Она унесла кофе и предложила мне фрукты.
– И сейчас, после того как она ушла, – закончила девушка, уже совсем шепотом, – верно, быть беде. Народ в долине разгневан. Несколько мужчин поднялись в деревню. Они пытались уговорить местных применить силу и напасть на скалу. Наши мужчины уходили в ярости. Они могут убить всех, кто живет в монастыре. Тогда станет еще хуже, наверное, вызовут войска, начнутся допросы, наказания, стрельба и все плохо кончится. И теперь уже страшно.
Люди кругом напуганы. Громко говорить боятся.
Услышав приближающиеся шаги, она поспешила к стойке бара и, наклонив голову, принялась за дела. В комнату вошел ее отец. Он с подозрением поглядел на нас. Я потушил сигарету и встал из-за стола.
– Ну как, вы еще хотите пойти в горы? – спросил он у меня.
– Да, я вернусь через день-другой, – ответил я.
– Здесь вам больше оставаться не стоит, – заметил он.
– Вы хотите сказать, что погода вот-вот переменится?
– Погода переменится, это верно. Да и спокойствия у нас не ожидается.
– В каком смысле?
– Волнения могут быть. Все у нас сейчас вверх дном стало. У людей терпение лопнуло. А когда они из себя выходят, то просто сумасшедшими делаются. И не дай Бог иностранцам, туристам им в такое время под руку попасться. Лучше бы вам на Монте-Верита не ходить, а отправиться на север.
Там-то все тихо будет.
– Благодарю вас. Но я мечтаю подняться на Монте-Верита.
Он пожал плечами и отвел от меня взгляд.
– Как хотите, – сказал он, – дело ваше…
Я вышел из гостиницы на улицу, миновал мост над горным ручьем и двинулся по дороге, ведущей из долины к восточному склону Монте-Верита.
Сначала до меня снизу доносились звуки – лай собак, позвякивание бубенчиков коров, голоса мужчин, перекликавшихся между собой, – все они ясно слышались в безветренном воздухе. Затем синий дымок, вившийся из труб, растаял в отдалении, превратившись в туманную пелену, и дома начали казаться маленькими, почти игрушечными. Дорога петляла надо мной, уходя все выше и выше в гору, пока в середине пути долина не скрылась из моего поля зрения. Я ни о чем не думал, не загадывал, что ждет меня впереди, поднимался с видом победителя, глядя на уже пройденный мной горный кряж слева, взбираясь на следующий, чтобы забыть о первом, покоряя третий, более отвесный и затененный. Шел я не торопясь, не напрягая мышц и преодолевая порывы ветра, но по-прежнему был возбужден и ни капли не устал, скорее, наоборот, я мог идти бесконечно.
Меня удивило, что я наконец добрался до деревни, потому что мысленно я прикинул, что окажусь там часом позже. Должно быть, я поднимался и вправду быстро – ведь пришел я туда примерно в четыре часа пополудни. Деревня произвела на меня впечатление жалкой, почти заброшенной, и я решил, что сейчас в ней осталось всего несколько жителей. Некоторые дома были разобраны, другие полуразрушены и свалены. Дым вился только из двух или трех труб, и я не увидел ни одного человека в поле и на пастбище. Несколько тощих и неухоженных коров паслось в стороне от дороги, колокольчики, завязанные у них на шеях, глухо звенели в пустоте. Местность казалась мрачной, гнетущей, особенно после воодушевившего меня подъема. Ночевать здесь было мне совсем не по душе, об этом не хотелось даже и думать.
Я подошел к двери первого дома, над которым вилась тонкая струйка дыма, и постучал. Через минуту-другую мне открыл дверь мальчишка лет четырнадцати.
Взглянув на меня, он повернулся и кого-то позвал. К нам приблизился мужчина моего возраста, грузный и с туповатым выражением лица. Он сказал что-то на диалекте, затем, минуту посмотрев на меня, понял, что ошибся, и, запинаясь, заговорил на местном языке. Он изъяснялся на нем с еще большими ошибками, чем я.
– Вы доктор из долины? – спросил он меня.
– Нет, я иностранец, путешественник, поднимаюсь в горы. Я хотел бы переночевать у вас, если не возражаете, – сказал я.
Его лицо посуровело. Он не ответил прямо на мою просьбу.
– У нас тут тяжелобольной, – объяснил он. – Не знаю, что с ним и делать.
Они обещали, что придет доктор из долины. Вы никого по пути не встретили?
– Боюсь, что нет. Кроме меня, никто в гору не поднимался. А кто у вас болен? Ребенок?
Мужчина покачал головой.
– Нет, нет, у нас здесь детей нет.
Он продолжал смотреть на меня удивленно, беспомощно, и мне стало стыдно, что я появился не вовремя и не к месту, но я не знал, чем смогу помочь. У меня не было с собой лекарств, кроме аптечки для оказания первой помощи и аспирина. Если у больного лихорадка, аспирин ему пригодится. Я достал пузырек из рюкзака и протянул его хозяину.
– Это поможет, – сказал я. – Попробуйте ему дать.
Он провел меня в дом.
– Лучше вы сами ему дайте, – попросил он, входя в комнату.
Я не без колебаний последовал за ним. Мне предстояло увидеть печальное зрелище – умирающего родственника хозяина, но простая человечность подсказывала мне, что поступить иначе я не имею права. Кровать на козлах была вплотную придвинута к стене, и на ней под двумя одеялами лежал бледный и небритый мужчина с заострившимися чертами лица. Мне сразу стало ясно, что он безнадежно болен и дни его сочтены. Глаза его были закрыты. Я подошел ближе к кровати и пристально поглядел на него. Он приоткрыл глаза. Минуту мы, не веря себе, смотрели друг на друга. Затем он подал мне руку и улыбнулся. Это был Виктор.
– Слава Богу, – тихо сказал он. От волнения я ничего не мог ему ответить. Я видел, как он обратился к хозяину дома, стоявшему поодаль, и заговорил с ним на диалекте, должно быть сообщив, что мы с ним друзья, потому что лицо мужчины как-то посветлело и он вышел, оставив нас одних. Я по-прежнему стоял у постели Виктора, держа его руку в своей.
– И давно ты так? – наконец спросил я.
– Около пяти дней, – отозвался он. – Приступ плеврита. Со мной это и раньше бывало. Но на этот раз тяжелее. Старею.
Он снова улыбнулся, и я, хотя и догадался, как ему сейчас тяжело, заметил, что в общем он мало изменился и остался тем же.
– А ты, наверное, процветаешь, – произнес он с легкой усмешкой, – судя по виду, ты человек преуспевающий.
Я не удержался и задал вопрос, почему он ни разу не написал мне и что он делал все эти двадцать лет.
– Я порвал с миром, – сказал он, – думаю, что и ты тоже, но иначе. В Англию я больше не возвращался. А ты-то как здесь очутился?
Я дал ему пузырек с аспирином.
– Пожалуй, тебе от этого пользы мало, – заметил я. – Лучшее, что я могу сделать, – это остаться с тобой на ночь, а утром сразу же попрошу парнишку и еще кого-нибудь помочь мне перенести тебя в долину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Мой собеседник, стоявший за стойкой бара, который одновременно являлся и кафе (там и поужинал я, единственный посетитель), окинул меня безучастным взглядом и выпил предложенный мной стакан вина.
– Думаю, что можно. Во всяком случае, до деревушки. Что там выше, я не знаю, – ответил он.
– Много ли ваших людей из долины бывает в деревне и спускаются ли к вам оттуда? – спросил я.
– Иногда. Наверное. Только не в это время года, – отозвался он.
– А туристов в ваших краях много?
– Очень мало. Они идут на север. На севере лучше.
– Могу ли я завтра переночевать у кого-нибудь в деревне? – задал я новый вопрос.
– Не знаю.
Я помолчал минуту, глядя на его тяжелое, неприветливое лицо, а затем сказал:
– A sacerdotesse, они что, все еще живут в монастыре, на вершине Монте-Верита?
Он был поражен. Его глаза так и впились в меня, он даже перегнулся через стойку бара.
– Кто вы такой? Что вы о них знаете?
– Значит, они по-прежнему существуют? – спросил я.
Он недоверчиво посмотрел на меня. Много событий произошло в этой стране за двадцать лет – восстания, насилие, вражда отцов и детей, все это должно было отразиться даже в заброшенном, диком уголке. Оттого-то, наверное, люди в нем стали еще более замкнуты.
– Слухи ходят всякие, – медленно проговорил он, – я в такие дела предпочитаю не вмешиваться. Оно опасно. Могут и навредить.
– Кто может навредить?
– Да эти, из деревни, или те, что в Монте-Верита живут, я их никого не знаю, нам тут в долине ничего не известно. А если я их не знаю, меня и не тронут.
Он выпил вино, вымыл стакан и протер стойку бара тряпкой. Ему не терпелось избавиться от меня.
– Когда вам утром завтрак лучше подать? – спросил он напоследок.
Я сказал, что лучше всего в семь утра, и пошел к себе в комнату. Я отворил двойные окна и постоял немного на узком балконе. В городке было тихо. В темноте мерцали редкие огни. Ночь выдалась холодная и ясная. Взошла луна, которая через день или два станет полной. Она освещала вершины огромного горного кряжа, заслонявшего от меня горизонт. Я чувствовал необъяснимое волнение, как будто уже вступил назад, в прошлое. Не исключено, что в комнате, где я расположился на ночлег, много лет назад, в 1913 году, останавливались Виктор и Анна. Возможно, Анна стояла здесь, на балконе, глядя на Монте-Верита, пока Виктор, не догадываясь о трагедии, которая произойдет всего через несколько часов, звал ее в комнату.
И теперь по их следам я пришел на Монте-Верита.
На следующее утро я позавтракал в баре-кафе. Хозяина, с которым я разговаривал вечером, там не было. Кофе и хлеб мне подала девушка, как я понял, его дочь. Она держалась спокойно, вежливо и пожелала мне доброго дня.
– Я собираюсь подняться в горы, – начал я. – Сегодня вроде бы хорошая погода. Скажите, вы бывали когда-нибудь на Монте-Верита?
Она тут же отвела от меня взгляд.
– Нет, – ответила она, – я никогда не покидала долину.
Я говорил с ней подчеркнуто небрежно. Рассказал что-то о моих друзьях, путешествовавших здесь очень давно, даже и не припомню точно когда, о том, что они добрались до вершины горы, обнаружили между двух пиков высеченную из скалы крепость и хотели побольше узнать о секте за стенами.
– Вы не знаете, они все еще живут там? – спросил я и закурил, чтобы скрыть волнение.
Она нервно оглянулась, очевидно предполагая, что нас могут услышать.
– Так говорят, – ответила она. – Отец со мной подобные вещи не обсуждает. Молодым это знать не положено.
Я продолжал курить.
– Я живу в Америке, – сказал я, – и там, как и в других странах, молодежь при встречах больше всего любит говорить о том, что ей знать не положено.
Она едва заметно улыбнулась и промолчала.
– Думаю, что вы с подружками часто шепчетесь о том, что творится на Монте-Верита.
Я немного устыдился своего коварства, но почувствовал, что таким способом скорее смогу что-то узнать.
– Да, – понизив голос, промолвила она, – верно, но мы об этом громко не говорим. Вот недавно, – она снова оглянулась и, убедившись, что вокруг никого нет, добавила еще тише, – я хорошо знаю одну девушку, она вскоре должна была выйти замуж, так вот, она однажды ушла и не вернулась, и все считают, что ее позвали на Монте-Верита.
– И никто не видел, как она скрылась?
– Нет, она ушла ночью. Ни слова никому не сказала.
– А не могла она уйти куда-нибудь еще в другое место, в большой город или туда, где много туристов?
– Что-то не верится. Да она перед этим и вела себя как-то странно.
Слышали, что во сне она все о Монте-Верита говорила.
Я подождал минуту и продолжил свой расспрос так же беспечно, с таким же безразличием.
– Чем же так влечет к себе Монте-Верита? – полюбопытствовал я. – Ведь жизнь там, наверное, просто невыносимо тяжелая, а может быть, и жестокая?
– Но не для тех, кого позвали, – ответила она, покачав головой. – Они навсегда остаются молодыми.
– Если их никто не видел, то откуда вы можете знать?
– Так было всегда. В это верят. Вот почему у нас в долине их боятся, ненавидят, но и завидуют. Они знают секрет жизни, там, на Монте-Верита. – Она взглянула из окна на гору. В ее глазах промелькнула грусть.
– А вы? – с интересом спросил я. – Как вы думаете, вас когда-нибудь позовут?
– Я не достойна. К тому же я боюсь.
Она унесла кофе и предложила мне фрукты.
– И сейчас, после того как она ушла, – закончила девушка, уже совсем шепотом, – верно, быть беде. Народ в долине разгневан. Несколько мужчин поднялись в деревню. Они пытались уговорить местных применить силу и напасть на скалу. Наши мужчины уходили в ярости. Они могут убить всех, кто живет в монастыре. Тогда станет еще хуже, наверное, вызовут войска, начнутся допросы, наказания, стрельба и все плохо кончится. И теперь уже страшно.
Люди кругом напуганы. Громко говорить боятся.
Услышав приближающиеся шаги, она поспешила к стойке бара и, наклонив голову, принялась за дела. В комнату вошел ее отец. Он с подозрением поглядел на нас. Я потушил сигарету и встал из-за стола.
– Ну как, вы еще хотите пойти в горы? – спросил он у меня.
– Да, я вернусь через день-другой, – ответил я.
– Здесь вам больше оставаться не стоит, – заметил он.
– Вы хотите сказать, что погода вот-вот переменится?
– Погода переменится, это верно. Да и спокойствия у нас не ожидается.
– В каком смысле?
– Волнения могут быть. Все у нас сейчас вверх дном стало. У людей терпение лопнуло. А когда они из себя выходят, то просто сумасшедшими делаются. И не дай Бог иностранцам, туристам им в такое время под руку попасться. Лучше бы вам на Монте-Верита не ходить, а отправиться на север.
Там-то все тихо будет.
– Благодарю вас. Но я мечтаю подняться на Монте-Верита.
Он пожал плечами и отвел от меня взгляд.
– Как хотите, – сказал он, – дело ваше…
Я вышел из гостиницы на улицу, миновал мост над горным ручьем и двинулся по дороге, ведущей из долины к восточному склону Монте-Верита.
Сначала до меня снизу доносились звуки – лай собак, позвякивание бубенчиков коров, голоса мужчин, перекликавшихся между собой, – все они ясно слышались в безветренном воздухе. Затем синий дымок, вившийся из труб, растаял в отдалении, превратившись в туманную пелену, и дома начали казаться маленькими, почти игрушечными. Дорога петляла надо мной, уходя все выше и выше в гору, пока в середине пути долина не скрылась из моего поля зрения. Я ни о чем не думал, не загадывал, что ждет меня впереди, поднимался с видом победителя, глядя на уже пройденный мной горный кряж слева, взбираясь на следующий, чтобы забыть о первом, покоряя третий, более отвесный и затененный. Шел я не торопясь, не напрягая мышц и преодолевая порывы ветра, но по-прежнему был возбужден и ни капли не устал, скорее, наоборот, я мог идти бесконечно.
Меня удивило, что я наконец добрался до деревни, потому что мысленно я прикинул, что окажусь там часом позже. Должно быть, я поднимался и вправду быстро – ведь пришел я туда примерно в четыре часа пополудни. Деревня произвела на меня впечатление жалкой, почти заброшенной, и я решил, что сейчас в ней осталось всего несколько жителей. Некоторые дома были разобраны, другие полуразрушены и свалены. Дым вился только из двух или трех труб, и я не увидел ни одного человека в поле и на пастбище. Несколько тощих и неухоженных коров паслось в стороне от дороги, колокольчики, завязанные у них на шеях, глухо звенели в пустоте. Местность казалась мрачной, гнетущей, особенно после воодушевившего меня подъема. Ночевать здесь было мне совсем не по душе, об этом не хотелось даже и думать.
Я подошел к двери первого дома, над которым вилась тонкая струйка дыма, и постучал. Через минуту-другую мне открыл дверь мальчишка лет четырнадцати.
Взглянув на меня, он повернулся и кого-то позвал. К нам приблизился мужчина моего возраста, грузный и с туповатым выражением лица. Он сказал что-то на диалекте, затем, минуту посмотрев на меня, понял, что ошибся, и, запинаясь, заговорил на местном языке. Он изъяснялся на нем с еще большими ошибками, чем я.
– Вы доктор из долины? – спросил он меня.
– Нет, я иностранец, путешественник, поднимаюсь в горы. Я хотел бы переночевать у вас, если не возражаете, – сказал я.
Его лицо посуровело. Он не ответил прямо на мою просьбу.
– У нас тут тяжелобольной, – объяснил он. – Не знаю, что с ним и делать.
Они обещали, что придет доктор из долины. Вы никого по пути не встретили?
– Боюсь, что нет. Кроме меня, никто в гору не поднимался. А кто у вас болен? Ребенок?
Мужчина покачал головой.
– Нет, нет, у нас здесь детей нет.
Он продолжал смотреть на меня удивленно, беспомощно, и мне стало стыдно, что я появился не вовремя и не к месту, но я не знал, чем смогу помочь. У меня не было с собой лекарств, кроме аптечки для оказания первой помощи и аспирина. Если у больного лихорадка, аспирин ему пригодится. Я достал пузырек из рюкзака и протянул его хозяину.
– Это поможет, – сказал я. – Попробуйте ему дать.
Он провел меня в дом.
– Лучше вы сами ему дайте, – попросил он, входя в комнату.
Я не без колебаний последовал за ним. Мне предстояло увидеть печальное зрелище – умирающего родственника хозяина, но простая человечность подсказывала мне, что поступить иначе я не имею права. Кровать на козлах была вплотную придвинута к стене, и на ней под двумя одеялами лежал бледный и небритый мужчина с заострившимися чертами лица. Мне сразу стало ясно, что он безнадежно болен и дни его сочтены. Глаза его были закрыты. Я подошел ближе к кровати и пристально поглядел на него. Он приоткрыл глаза. Минуту мы, не веря себе, смотрели друг на друга. Затем он подал мне руку и улыбнулся. Это был Виктор.
– Слава Богу, – тихо сказал он. От волнения я ничего не мог ему ответить. Я видел, как он обратился к хозяину дома, стоявшему поодаль, и заговорил с ним на диалекте, должно быть сообщив, что мы с ним друзья, потому что лицо мужчины как-то посветлело и он вышел, оставив нас одних. Я по-прежнему стоял у постели Виктора, держа его руку в своей.
– И давно ты так? – наконец спросил я.
– Около пяти дней, – отозвался он. – Приступ плеврита. Со мной это и раньше бывало. Но на этот раз тяжелее. Старею.
Он снова улыбнулся, и я, хотя и догадался, как ему сейчас тяжело, заметил, что в общем он мало изменился и остался тем же.
– А ты, наверное, процветаешь, – произнес он с легкой усмешкой, – судя по виду, ты человек преуспевающий.
Я не удержался и задал вопрос, почему он ни разу не написал мне и что он делал все эти двадцать лет.
– Я порвал с миром, – сказал он, – думаю, что и ты тоже, но иначе. В Англию я больше не возвращался. А ты-то как здесь очутился?
Я дал ему пузырек с аспирином.
– Пожалуй, тебе от этого пользы мало, – заметил я. – Лучшее, что я могу сделать, – это остаться с тобой на ночь, а утром сразу же попрошу парнишку и еще кого-нибудь помочь мне перенести тебя в долину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13