Шейла действовала, поддавшись внутреннему порыву. Так было и так будет всегда. Это было частью ее натуры, и ее друзьям и родственникам приходилось с этим мириться. Только когда она была уже в дороге, направляясь к северу от Дублина во взятой напрокат машине, ее путешествие начало обретать свой истинный смысл. Ей поручено очень важное дело, она выполняет свой священный долг. Она должна доставить сообщение, пришедшее из потустороннего мира. Она должна соблюдать секретность, никто не будет знать об этом. У нее не вызывало сомнения то, что, стоит только рассказать о своей миссии, тут же начнутся расспросы, ее станут отговаривать. Поэтому она промолчала о своих планах. Ее мать – Шейла еще раньше догадывалась, что она так поступит, – сразу же после похорон отправилась к тете Белле на мыс Эйль.
– Я чувствую, что мне срочно надо уехать отсюда, – сообщила мать своей дочери. – Вряд ли ты понимаешь, в каком напряжении я находилась за время болезни твоего отца. Я похудела на три килограмма. Единственное, о чем я мечтаю, – это закрыть глаза и лежать на балконе в доме у Беллы, подставляя себя лучам солнца и стараясь забыть весь ужас последних недель.
Ее слова звучали как реклама какого-нибудь дорогого мыла. Доставляйте своему телу радость. Обнаженная женщина в ванне, заполненной нежнейшей белой пеной. На самом деле сейчас, оправившись от первого потрясения, она выглядела довольно хорошо, и Шейла знала, что залитый солнцем балкон вскоре заполнят друзья тети Беллы: видные общественные деятели, молодые люди, мнящие себя художниками, скучные стареющие светские львы, которых ее отец обычно называл «дешевой подделкой». Однако матери нравилось вращаться в обществе этих людей.
– А ты? Почему бы тебе не поехать со мной? – Несмотря на полное отсутствие энтузиазма в ее словах, это предложение все же прозвучало из ее уст.
Шейла покачала головой.
– На следующей неделе начинаются репетиции. Думаю, перед тем как возвращаться в Лондон, я съезжу куда-нибудь на машине. Просто покататься.
– Почему бы тебе не пригласить с собой подругу?
– Сейчас присутствие любого человека будет действовать мне на нервы. Лучше побыть одной.
Их с матерью связывали только практические вопросы, больше они ни о чем не разговаривали. Ни одной из них и в голову не пришло сказать: «Какие же мы с тобой несчастные. Неужели для нас все кончено? Что нас ждет?» Вместо этого они обсуждали садовника, который со своим семейством переедет в их дом на время их отсутствия; решали, можно ли отложить визиты к адвокатам до возвращения матери с мыса Эйль; писали письма и так далее… Абсолютно равнодушные друг к другу, подобно двум секретаршам, они сидели бок о бок за письменным столом и отвечали на письма с выражением соболезнования. Ты возьмешь все, что от «А» до «К». Я возьму от «Л» до «Я». И на каждое письмо они писали примерно один и тот же ответ: «Глубоко тронуты… Ваша поддержка оказала неоценимую…». Точно так же каждый год, в декабре, они писали рождественские открытки, только текст был другим.
Просматривая старую записную книжку отца, она наткнулась на имя Барри. Капитан 3-го ранга Николас Барри, дивизия стратегических ударных сил, королевский ВМФ (в отст.), Боллифейн, Лок Торра, Эйр. И имя, и адрес были зачеркнуты, что значило: человек умер. Она взглянула на мать.
– Интересно, почему старый папин друг, капитан Барри, так нам и не написал? – как бы между прочим спросила она. – Ведь он жив, не так ли?
– Кто? – У матери был отсутствующий вид. – А, ты говоришь о Нике? Думаю, что он жив. Несколько лет назад он попал в автомобильную аварию. Но они с отцом расстались еще до этого. Он уже много лет нам не писал.
– Интересно, почему?
– Не знаю. Они поссорились из-за чего-то. А ты видела, какое трогательное письмо прислал адмирал Арбатнот? Мы с ними жили в Александрии.
– Да, я видела. Каков он из себя? Не адмирал – Ник.
Мать откинулась на спинку стула, обдумывая ответ.
– Честно говоря, я никогда не могла понять, что он за человек, – проговорила она. – Иногда он бывал очень веселым, особенно на вечеринках, а иногда всех игнорировал, делая при этом саркастические замечания. В нем была какая-то дикость. Помню, как однажды вскоре после нашей с отцом свадьбы – ты знаешь, он был шафером – он приехал сюда, перевернул всю мебель в кабинете и напился. Ужасно глупый поступок. Я тогда страшно разозлилась.
– А папа рассердился?
– Кажется, нет, я не помню. Они так хорошо знали друг друга: ведь они служили вместе, еще мальчишками познакомились в Дартмуте. А потом Ник ушел в отставку и вернулся в Ирландию, и они в некоторой степени отдалились друг от друга. У меня создалось впечатление, что Ника уволили, но я никогда об этом не спрашивала. Ты же знаешь, что папа не любил обсуждать то, что касалось его службы.
– Да…
«Бедняга Ник. Задира. Мне хотелось бы пожать ему руку и пожелать удачи…»
Несколько дней спустя она проводила мать в аэропорт и начала собираться в Дублин. За день до отъезда, роясь в отцовских бумагах, она нашла листок, на котором были записаны какие-то даты и имя Ника с вопросительным знаком. И никаких пояснений. Пятое июня, 1951. Двадцать пятое июня, 1953. Двенадцатое июня, 1954. Семнадцатое октября, 1954. Двадцать четвертое апреля, 1955. Тринадцатое августа, 1955. Этот список не имел никакого отношения к другим бумагам отца. Должно быть, он попал сюда случайно. Взяв чистый лист, она списала все даты и положила его в конверт, который засунула между страницами туристского путеводителя.
Итак, она собралась в дорогу – и вот она едет к нему, для того, чтобы… что? Извиниться от имени покойного отца перед отставным капитаном? В юности был настоящим дикарем?
Был заводилой на вечеринках? Образ, возникший в ее воображении, не привел ее в особый восторг, и она стала рисовать помощника боцмана средних лет, улыбка которого походила на оскал гиены. Она представила, как над каждой дверью он устанавливает мины-ловушки. Возможно, он уже успел опробовать их действие на начальнике морского штаба, и за это его уволили. Автомобильная авария превратила его в отшельника, в озлобленного шута, ушедшего в отставку (однако, галантного, как говорил ее отец, только что же это значило – что он нырял в покрытую пленкой мазута воду, чтобы спасать тонувших моряков с подбитого судна?). Она представила, как он сидит в старом особняке григорианского стиля или в каком-нибудь замке, грызет ногти, пьет ирландское виски и горюет по ушедшей юности, которую он провел в интернатах и училищах, где приходилось спать на таких коротких кроватях, что невозможно было вытянуть ноги.
Около семидесяти миль отделяли ее от Дублина. Теплым погожим октябрьским днем она ехала по малонаселенной местности, и с каждой милей растительность по обочинам дороги становилась все гуще и обильнее. Все чаще на западе она замечала слепящий глаза блеск воды, и внезапно ее взору предстало несметное количество крохотных озер, разделенных полосками суши. Однако ее надежда позвонить в дверь григорианского особняка таяла с каждой минутой: вокруг не было ни одной стены, подходящей для того, чтобы огораживать величественное поместье, – только поля, и никаких дорог, ведущих к озерам.
Описание Боллифейна, содержащееся в путеводителе, было кратким. «Расположен к западу от озера Торра, имеет множество небольших озер, расположенных в непосредственной близости от поселения». Как сообщал путеводитель, в гостинице «Килмор Армз» было шесть спален, но ничего не говорилось обо «вс. удобст.». Если будет совсем плохо, она может позвонить Нику: дочь его старого друга оказалась поблизости, не будет ли он так любезен порекомендовать ей приличный отель в пределах десяти миль, она обязательно перезвонит ему утром. К телефону подойдет дворецкий, тоже старый отставник, прошедший переподготовку. «Капитан будет счастлив, если вы соизволите воспользоваться его гостеприимством и остановитесь в замке Боллифейн». Будут лаять ирландские овчарки, на ступеньках, опираясь на трость, появится сам хозяин…
Впереди показалась церковная колокольня, и взору Шейлы открылся сам Боллифейн: небольшой поселок, единственная улица которого взбиралась на холм и по обеим сторонам которой стояло несколько почтенного вида домов и магазинов. Над дверями краской были выписаны названия типа «Дрисколл» и «Мерфи». Здание «Килмор Армз» нуждалось в побелке, однако прохожий вряд ли заметил бы этот недостаток, так как в прикрепленных на окнах ящиках росли цветы, предпринявшие отважную попытку распуститься во второй раз. Этот яркий мазок привлекал к себе все внимание.
Шейла припарковала свой «остин-мини» и огляделась. Двери гостиницы были открыты. Холл, который одновременно служил и комнатой для отдыха, был прибран и пуст. Никого не было видно, однако колокольчик на стойке, расположенной слева от двери, казалось, лежал здесь не случайно. Она позвонила, и из задней комнаты вышел мужчина с грустным лицом. Он прихрамывал, носил очки, и у нее возникло чувство, будто это сам Ник, который вынужден зарабатывать себе на жизнь.
– Добрый вечер, – сказала она. – Могу ли я выпить чаю?
– Можете, – ответил он. – Вам приготовить полдник с чаем или только чай?
– Ну, лучше полдник, – проговорила она и, представив себе горячие ячменные лепешки и вишневое варенье, одарила его лучезарной улыбкой, которую обычно приберегала для тех, кто в театре открывал ей дверь на сцену.
– Через десять минут все будет готово, – сказал он. – Столовая направо, три ступеньки вниз. Вы приехали издалека?
– Из Дублина, – ответила она.
– Приятная поездка. Неделю назад я сам ездил в Дублин, – сообщил он. – У моей жены, госпожи Доэрти, там родственники. Сейчас она неважно себя чувствует.
Она спросила себя, должна ли она извиниться за то, что причиняет им беспокойство, но он уже скрылся за дверью. Она направилась в столовую. Шесть накрытых столов, но у нее создалось впечатление, что за ними никто не обедал уже много дней. На стене, нарушая царившую тишину, громко тикали часы. Откуда-то появилась невысокая горничная. Она тяжело дышала, так как несла в руках огромный поднос, на котором стоял чайник и вовсе не ожидаемые Шейлой ячменные лепешки с вареньем, а тарелка с глазуньей из двух яиц с тремя огромными ломтями ветчины, а также с целой горой жареной картошки. Да, полдник с чаем… ей придется все это съесть, в противном случае госпожа Доэрти может обидеться. Горничная исчезла, а рядом с Шейлой появился черный с белым кот, который, выгнув дугой спину, принялся тереться о ее ногу и урчать. Скормив ему украдкой ветчину и одно яйцо, она принялась ковырять вилкой остальное. Чай был горячим и крепким, и она чувствовала, как с каждым глотком тепло разливается по телу.
Опять появилась маленькая горничная.
– Вам понравился чай? – обеспокоенно спросила она. – Я могу поджарить еще одно яйцо, если вы голодны.
– Нет, – ответила Шейла, – все очень вкусно, спасибо большое. Можно мне посмотреть ваш телефонный справочник? Мне нужно найти телефон одного знакомого.
На ее столе появился справочник, и она принялась перелистывать страницы. Всяких Барри было в избытке, но никто из них не жил в этом районе. Никаких капитанов 3-го ранга. Никаких Николасов Барри, королевский ВМФ (в отст.). Ее поездка оказалась бесполезной. Приподнятое настроение, ожидание чего-то нового и сознание собственной дерзости сменились отчаянием.
– Сколько я вам должна за чай? – спросила она. Маленькая горничная еле слышно назвала какую-то на удивление скромную сумму. Шейла поблагодарила ее, расплатилась и через холл вышла на улицу. На противоположной стороне она увидела почту. Еще одна попытка – и, в случае неудачи, она разворачивает машину и отправляется в сторону Дублина, на поиски гостиницы, где она могла бы принять ванну и переночевать со всеми удобствами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12