Что-то вы хотите вспомнить, что-то стремитесь забыть. Излучение как бы отбирает сильнейшее, независимо от того, где оно скрыто - в сознании или в подсознании. Мне, например, кажется, что излучение отсортировало у вас все, что вы знали о деле Логунова. Это вылилось в довольно странную форму, навеянную детской книжкой о стране-зазеркалье. А у Славы - другой вид памяти: память действия, когда-то им совершенного...
– Ошиблись, Феликс Юрьевич, - грустно перебил Славка, - в том-то и дело, что не совершенного. - Он оглядел недоумевающие лица собеседников. Я ничего не соврал, только в действительности все было иначе.
– А именно?
– Все было. И стена, и змея, и ракетка. Только матча не было. Ни бросков, ни ударов. Перемахнул через раскоп - и ходу к лагерю. Обманула память.
– Нет, не обманула, - сказал Микульский. - Она воспроизвела все именно так, как вам бы хотелось. Могли вы остаться? Могли. Могли отразить нападение? Могли. Подсознательно вы жалели об этом, может быть, даже мечтали...
– Какая же это память? Выдумка.
– Память о выдумке. Память страстно желаемого, но уже невозможного. Придуманное, воображаемое где-то отложилось в подсознании, а сейчас всплыло. Другой вид памяти. Другой цвет.
– Совсем другой, - сказал Родионов. - Купол синеет.
СИНИЙ
Зеленое облако над кратером, в глубине которого горел невидимый с веранды метеорит, действительно меняло окраску. Зеленый хрусталь синел сверху вниз, и прозрачная синева эта словно стекала пылающим газом к земляному барьеру.
– Третий цвет памяти, - высказал общую мысль Шадрин.
– Четвертый, - поправил Микульский. - Белый забыли.
– Белый ничего не принес, кроме жары. Желтый вызвал действительное, зеленый - воображаемое. Интересно, что извлечет из памяти синий.
– Стоит попробовать, - сказал Родионов. - Или, быть может, вы хотите? обернулся он к сидевшему рядом Микульскому.
Тот не ответил, молча вглядываясь в синий, струящийся, как на вывесках, газ, почему-то не растекающийся в темноте ночи.
– Нет, - проговорил он наконец, - не желаю. И вам не советую. Кто знает, какие изменения вызывает излучение в мозговых клетках? Обратимые или необратимые? Нормальные или патологические? Ваши предшественники здоровехоньки, и я не хочу их пугать. Но стоит ли рисковать вам? Новый цвет - новый вид излучения.
Родионов уже встал и шагнул к лесенке в сад.
– Мало ли приходилось рисковать в жизни, если риск стоящий, - сказал он, не оборачиваясь.
Его не останавливали. Он сделал то же, что и Шадрин, найдя отпечатки следов на рыхлой земле. Он даже присел поудобней, положив руки на согнутые колени и сунув голову в необжигающий синий газ. Но газ уже таял, сливаясь с окружающей темнотой.
– Опоздал, - грустно сказал Родионов.
Синий, светящийся изнутри купол над ямой с метеоритом действительно погас или растаял во тьме. Ни одной искорки света не пробивалось из кратера. Сад был наполнен прочной ночной темнотой, в которой таяли и сливались даже тени деревьев.
Торопясь и толкая друг друга, все бросились к яме.
– Не упадите, - предупредил Котов, чиркая спичкой.
Слабый огонек осветил черную яму и блеснувший в глубине кусочек металла. Холодный порыв ветра тотчас же погасил спичку.
– Может, за фонариком сбегать? - спросил Шадрин.
– Зачем?
– Посмотрим. Пощупаем. Вдруг еще не остыл.
– Не надо, - сказал Котов. - До приезда комиссии ничего трогать не будем.
– А что найдет теперь эта комиссия - кусок железа?
– Не знаю, - отозвался из темноты Микульский, - он опять думал вслух. Может быть, что-то покажет химический анализ? Должны же быть какие-то элементы, вызывающие излучение. Может быть, даже удастся объяснить его цветовую гамму? А может быть, оно просто создавало низкочастотное магнитное поле? Любопытно бы во время ступора приблизить магнит к голове испытуемого. Ослабла бы галлюцинация или бы совсем исчезла?
– Пошли, Феликс Юрьевич, - вздохнул Родионов. - Нет у нас никаких данных. Уснула рыбка.
Секундное молчание, и потом тихий смешок Микульского.
– Золотая рыбка. Кое-что и нам принесла. Павел Михайлович блестяще решил тяжелую следственную задачу, Слава больше уже не струсит в минуту опасности, ну, а вам просто не повезло - опоздали. Так что есть данные, Федор Кузьмич. Интереснейшие свидетельства о воздействии излучения на память плюс мой личный опыт.
– Какой? - удивился Котов. - Вы же не заинтересовались ни желтым, ни зеленым, ни синим.
– А белый? Я все-таки заглянул в эту яму.
– И что? - Славка, шагнув вперед, чуть не скатился вниз.
– Так, пустяки. Тоже воспоминание. Только совсем-совсем недавнее. И никак не скорректированное. Для рассказа неинтересно, - сказал Микульский и, попрощавшись, пошел к калитке.
Все уже разошлись, а Котов все еще стоял в темноте, вспоминая случившееся. Два удивительных случая, два маленьких чуда. И где-то внизу в глубине трехметрового кратера лежал посланец из космоса - невидимый сейчас кусочек неизвестного вещества, таящий в себе, может быть, великие тайны.
Разгадает ли их наука?
1 2 3
– Ошиблись, Феликс Юрьевич, - грустно перебил Славка, - в том-то и дело, что не совершенного. - Он оглядел недоумевающие лица собеседников. Я ничего не соврал, только в действительности все было иначе.
– А именно?
– Все было. И стена, и змея, и ракетка. Только матча не было. Ни бросков, ни ударов. Перемахнул через раскоп - и ходу к лагерю. Обманула память.
– Нет, не обманула, - сказал Микульский. - Она воспроизвела все именно так, как вам бы хотелось. Могли вы остаться? Могли. Могли отразить нападение? Могли. Подсознательно вы жалели об этом, может быть, даже мечтали...
– Какая же это память? Выдумка.
– Память о выдумке. Память страстно желаемого, но уже невозможного. Придуманное, воображаемое где-то отложилось в подсознании, а сейчас всплыло. Другой вид памяти. Другой цвет.
– Совсем другой, - сказал Родионов. - Купол синеет.
СИНИЙ
Зеленое облако над кратером, в глубине которого горел невидимый с веранды метеорит, действительно меняло окраску. Зеленый хрусталь синел сверху вниз, и прозрачная синева эта словно стекала пылающим газом к земляному барьеру.
– Третий цвет памяти, - высказал общую мысль Шадрин.
– Четвертый, - поправил Микульский. - Белый забыли.
– Белый ничего не принес, кроме жары. Желтый вызвал действительное, зеленый - воображаемое. Интересно, что извлечет из памяти синий.
– Стоит попробовать, - сказал Родионов. - Или, быть может, вы хотите? обернулся он к сидевшему рядом Микульскому.
Тот не ответил, молча вглядываясь в синий, струящийся, как на вывесках, газ, почему-то не растекающийся в темноте ночи.
– Нет, - проговорил он наконец, - не желаю. И вам не советую. Кто знает, какие изменения вызывает излучение в мозговых клетках? Обратимые или необратимые? Нормальные или патологические? Ваши предшественники здоровехоньки, и я не хочу их пугать. Но стоит ли рисковать вам? Новый цвет - новый вид излучения.
Родионов уже встал и шагнул к лесенке в сад.
– Мало ли приходилось рисковать в жизни, если риск стоящий, - сказал он, не оборачиваясь.
Его не останавливали. Он сделал то же, что и Шадрин, найдя отпечатки следов на рыхлой земле. Он даже присел поудобней, положив руки на согнутые колени и сунув голову в необжигающий синий газ. Но газ уже таял, сливаясь с окружающей темнотой.
– Опоздал, - грустно сказал Родионов.
Синий, светящийся изнутри купол над ямой с метеоритом действительно погас или растаял во тьме. Ни одной искорки света не пробивалось из кратера. Сад был наполнен прочной ночной темнотой, в которой таяли и сливались даже тени деревьев.
Торопясь и толкая друг друга, все бросились к яме.
– Не упадите, - предупредил Котов, чиркая спичкой.
Слабый огонек осветил черную яму и блеснувший в глубине кусочек металла. Холодный порыв ветра тотчас же погасил спичку.
– Может, за фонариком сбегать? - спросил Шадрин.
– Зачем?
– Посмотрим. Пощупаем. Вдруг еще не остыл.
– Не надо, - сказал Котов. - До приезда комиссии ничего трогать не будем.
– А что найдет теперь эта комиссия - кусок железа?
– Не знаю, - отозвался из темноты Микульский, - он опять думал вслух. Может быть, что-то покажет химический анализ? Должны же быть какие-то элементы, вызывающие излучение. Может быть, даже удастся объяснить его цветовую гамму? А может быть, оно просто создавало низкочастотное магнитное поле? Любопытно бы во время ступора приблизить магнит к голове испытуемого. Ослабла бы галлюцинация или бы совсем исчезла?
– Пошли, Феликс Юрьевич, - вздохнул Родионов. - Нет у нас никаких данных. Уснула рыбка.
Секундное молчание, и потом тихий смешок Микульского.
– Золотая рыбка. Кое-что и нам принесла. Павел Михайлович блестяще решил тяжелую следственную задачу, Слава больше уже не струсит в минуту опасности, ну, а вам просто не повезло - опоздали. Так что есть данные, Федор Кузьмич. Интереснейшие свидетельства о воздействии излучения на память плюс мой личный опыт.
– Какой? - удивился Котов. - Вы же не заинтересовались ни желтым, ни зеленым, ни синим.
– А белый? Я все-таки заглянул в эту яму.
– И что? - Славка, шагнув вперед, чуть не скатился вниз.
– Так, пустяки. Тоже воспоминание. Только совсем-совсем недавнее. И никак не скорректированное. Для рассказа неинтересно, - сказал Микульский и, попрощавшись, пошел к калитке.
Все уже разошлись, а Котов все еще стоял в темноте, вспоминая случившееся. Два удивительных случая, два маленьких чуда. И где-то внизу в глубине трехметрового кратера лежал посланец из космоса - невидимый сейчас кусочек неизвестного вещества, таящий в себе, может быть, великие тайны.
Разгадает ли их наука?
1 2 3