Их надо с дорог поганой метлой!
— Кто их погонит? Баба с гаишником всегда договорится. Им есть чем платить. Хоть даже на месте. Это нам, бедолагам…
Татьяна второй час сидела в очереди в кабинет майора Воробьева и наслушалась уже столько историй про взятки и придирки инспекторов, что уже почти не любила того майора за дверью.
— Ваша очередь. Проходите, женщина. Татьяна встала и, распахнув дверь, решительно шагнула в кабинет.
Майор, не глядя на дверь, читал газету.
— Если ДТП без смертельного исхода, то штраф по квитанции, — недовольно сказал он. — Или…
— Но я совсем не по…
— Если не сбивали совсем, то двадцать по квитанции. Или…
Майор поднял голову. И вдруг, словно подброшенный стулом, выскочил из-за стола. Заулыбался, пошел навстречу, раскрывая объятия.
— Ой! Какие люди о нас вспомнили! Какие люди!.. Татьяна, выставив вперед руки, стала отступать назад к двери.
— Воробьев! Погоди, Воробьев! Опять ты за свое!
— Опять. Только не за свое, а за твое!
— Ну хватит, Воробьев! Я к тебе по делу! Ты должен мне помочь!
— Что, прямо здесь? — заулыбался майор.
— Перестань паясничать. Мне нужно узнать хозяина одной машины.
— Что, ДТП? На тебя кто-то наехал? Или ты на кого-то наехала?
— Не важно.
— Как не важно? А вдруг ты задавила десять человек и теперь пытаешься с моей помощью свалить вину на другого? Для чего склоняешь меня к разглашению служебной информации. К соучастию в совершенном тобой преступлении.
— Ну хватит! Скажи, можешь помочь или нет?
— ГАИ все может. ГАИ может даже больше, чем уголовный розыск.
— Ну хорошо — поможешь или нет?
— Будет зависеть от твоего поведения. Как ты понимаешь, я рискую своим положением.
— Нет, Воробьев. У нас с тобой все. У нас с тобой тысячу лет все.
— Это у тебя все. А у меня…
— Ты поможешь?
— За что?
— За просто так. Ну или за деньги. Сколько у вас стоит подобного рода услуга?
— Я деньги с женщин не беру. Похоже, правду говорили в очереди. Насчет женщин и гаишников.
— Я тебя очень прошу. Я тебя почти никогда ни о чем не просила. Ну хочешь, я перед тобой на колени встану? Прямо сейчас встану.
— Ну зачем сразу на колени?
— Пошляк!.. И подлец!
— Нет, не подлец. К подлецу ты бы не пришла.
— Хорошо, не подлец. Действительно, не подлец. Просто обиженный мужик. Очень хороший, но обиженный. Мной обиженный. Несправедливо обиженный. Дурой бабой, на которую даже обижаться…
— Для мужа стараешься?
— Для семьи!
— Ладно, давай свой номер.
— Вот. Я его написала…
Воробьев снял со стоящего на столе телефона трубку, набрал номер.
— Егоров? Не в службу, а в дружбу, посмотри в картотеке номер… Когда? А побыстрее нельзя? Да, очень нужно. Через десять минут? Хорошо. Через десять минут, — повернулся он к Татьяне. — Надо подождать.
— Может, я пока в коридоре постою? Там очередь…
— Ничего, посидят. Им полезно. Татьяна заерзала на стуле.
— Как живешь? — спросил Воробьев.
— Хорошо. То есть раньше лучше, а теперь хуже. Поэтому к тебе пришла…
— А так бы не пришла?
— Тут трудно сказать… Я не думала… — засуетилась, забормотала, пряча взгляд, Татьяна.
Но Воробьев смотрел прямо ей в глаза. Очень внимательно смотрел. И очень требовательно.
— Не пришла бы? Нет?
— Понимаешь, Воробьев… — И вдруг, подняв глаза, твердо сказала:
— Нет! Не пришла. Извини, Воробьев, но…
Несколько минут Татьяна и майор молчали, глядя в стороны. Каждый в свою сторону. Больше говорить было не о чем. Потому что самое главное было сказано…
Звонку телефона оба обрадовались, как спасению.
Воробьев быстро схватил трубку.
— Уже нашел? Спасибо тебе. Само собой. С меня… Положил трубку. Пододвинул к себе лист бумаги с номером машины. Что-то быстро написал.
— Фамилия хозяина машины. Его адрес. Его телефон. Все, что ты хотела.
— Спасибо! — поблагодарила Татьяна. — Спасибо тебе, Воробьев. Я знала, что ты поможешь.
И, перегнувшись через стол, чмокнула майора в щеку.
— Хорошая ты баба. Жаль, не моя, — вздохнул тот.
— Ты сам пробросался. Сам сменил одну хорошую на много плохих…
Татьяна быстро пошла к выходу.
Воробьев догнал ее, открыл дверь и несколько секунд, высунувшись в коридор, смотрел в сторону быстро идущей по коридору фигуры.
Очередь, напряженно замерев, смотрела на майора и на уходящую женщину.
— Ну, чего уши прижали? — грозно спросил майор, повернувшись к притихшим водителям. — Как ПДД нарушать, вы все герои. А как отвечать — хвосты поджали. А ну, кто первый хочет у меня права получить?
Желающих не было. Проштрафившиеся водители потупили взоры.
— Смелых нет? Тогда все ко мне в кабинет! Разом! Будем повторять правила дорожного движения. И если вы запнетесь хотя бы на одном пункте…
— Но, товарищ майор, зачем нам знать правила дорожного движения, если мы уже имеем права…
— Это самоуправство…
— Он верно говорит. Мы уже сдавали на права…
— Тогда вы сдавали на права, а теперь на права иметь права. Ясно?
— Безобразие!
— Обнаглели гаишники!
— Кто сказал? Ты сказал? Ты? Кто еще сказал? — совершенно рассвирепел майор. — Кто не желает изучать ПДД — будет сдавать лично мне правила передвижения авто — и бронетехники в условиях боевых действий, на лишенных разметки фронтовых грунтовках…
— Но зачем нам знать про бронетехнику?!
— Затем, что — если завтра война! Затем, что вы не просто водители, а военнообязанные водители. И не дай вам бог перепутать, кто кому должен уступать дорогу на неосемафоренном перекрестке — танк, БМП или артиллерийское орудие на гужевом ходу! А ну — заходи по одному!
Очередь потянулась к двери кабинета.
— Ну я же говорил! — тихо сказал один из обреченных водителей. — Эти в отличие от нас всегда с теми столкуются. А нам отдуваться. Если у тех с этими что-нибудь не сладится.
— Думаешь, у этого не сладилось?
— Думаю, не сладилось. Думаю, у этого с той совсем не сладилось!..
Глава 11
Электричка отстукивала колесами сто двадцатый километр. Почти все пассажиры в вагоне спали. Даже те, кто стоял в проходах.
— Осторожней! — предупреждал Сергей наваливающегося на детей мужчину, присевшего на край скамейки.
— Что? — вздрагивал, просыпаясь, мужчина.
— Вы моих детей задавите.
— Я?.. Ах, ну да… Простите.
Мужчина отодвигался, но через несколько минут засыпал, клонясь телом к детям.
— Послушайте, вы опять…
— Что? Что такое?
— Вы снова…
— Платформа «Сто второй километр». Следующая остановка «Сосновка». Конечная, — раздался из-под потолка дребезжащий голос.
Мужчина мгновенно проснулся, встал и стал протискиваться к выходу.
Сергей тронул рукой детей.
— Просыпайтесь. Мы подъезжаем. Просыпайтесь. Вы слышите меня?
Дети ничего не слышали. Они крепко спали.
— Вставайте!
— Мы еще немножечко. Еще чуть-чуть, — хныкали дети, не открывая глаз.
— У бабушки доспите.
— Ну папа…
— Вставайте, вставайте…
Позевывающие пассажиры потянулись к выходу. Последним, уже из пустого вагона, вышел, волоча за руки детей, Сергей.
— Давайте, давайте шагайте.
От платформы сразу свернули направо и пошли по мокрой, вьющейся среди деревьев тропинке.
— Скоро мы придем? Ну скоро придем?.. — канючили дети.
— Скоро. Вон видите, фонарь горит? До него дойдем, а там два шага…
От фонаря повернули влево и вдоль забора дошли до ворот.
— Ну вот видите. Уже пришли.
Сергей постучал в окно дома. Шторка отдернулась. За горшками с комнатными цветами мелькнуло чье-то лицо.
— Кто там?
— Я. Сергей.
— Какой Сергей?
— Да ты что, мама, это я.
— Сергей? Ты?..
— Я. Открывай.
Звякнул крючок на двери. Быстрые шаги застучали во дворе. Калитка открылась.
— Здравствуй, мама. Вот, привез тебе внуков погостить, — быстро, опережая вопросы, проговорил Сергей.
— Ты почему так поздно? Уморил детей совсем. Смотри, они на ходу спят! — обхватила, потащила любимых внуков в дом. — Устали, бедненькие? Спать хотите?
— Баб, а у тебя молоко есть?
— Есть, есть у меня молочко. В холодильнике в крынке стоит.
— А сметана?
— И сметана есть.
Открыла холодильник, вытащила, разлила по стаканам молоко.
— Кушайте, милые, кушайте…
— Ну все, я пошел, — шагнул к порогу Сергей.
— Куда пошел? — удивилась мать. — Ночь на дворе!
— На электричку. Я еще могу успеть на последнюю электричку. Закрой за мной.
Мать с недовольным видом вышла во двор. Не нравились ей ночные походы сына. Ни в детстве не нравились, ни теперь. Хулиганы из соседнего двора ей мерещились. И бандиты, поджидающие жертву на тропе к железнодорожной платформе.
— Остался бы ты лучше. Поел. Переночевал. А с первой утренней электричкой поехал.
— Не могу, мама. Рано утром мне надо быть на работе.
— У тебя что-то случилось? — пытливо вглядываясь в лицо сына, спросила мать.
— Нет, ничего не случилось. У них в школе недельный карантин объявили. День-деньской болтаются без дела. А мы на работе. Пусть лучше пока у тебя побудут.
— Пусть побудут. Места хватит, — ответила мать, застегивая на пиджаке великовозрастного сына пуговицы. — Воротник подними. Горло застудишь.
— Мама!
— Ну ладно, иди. Раз тебе так надо. А только все равно не дело это по ночам неизвестно где лазить…
К электричке Сергей почти бежал, отбрасывая от лица ветки, проваливаясь ногами в ямы, хлюпая полуботинками по невидимым в темноте лужам.
В электричке, в тамбуре, он долго счищал с себя грязь. А потом дремал, привалившись головой к вагонному окну.
На вокзале он поймал машину и через пятнадцать минут был дома.
Дверь он открыть не успел. Дверь, как только он сунул ключ в замочную скважину, распахнулась сама,
— Где дети? Где ты? Куда вы все делись? — закричала с порога жена. — Я тут с ума схожу! Не знаю, что подумать!
— Там записка. Я записку на столе оставил.
— Почему ты один? Где дети? Где?!
— У мамы. В деревне. Я их в деревню увез.
— Зачем? У них же учеба.
— Я понимаю, что учеба. Но мне сегодня на работу мать позвонила, говорит, прихворнула, какие-то предчувствия ее мучают, хочет внуков увидеть. Я подумал — пусть. Неделя в учебе ничего не решает.
— А меня ты мог предупредить?
— Не мог… То есть мог. Я тебе записку оставил. На столе.
— Скажи, зачем ты увез детей? — еще раз, уже гораздо спокойней, спросила Татьяна, вплотную придвинувшись к мужу и заглядывая ему в глаза.
— Я же говорю — мама позвонила, попросила привезти их, потому что почувствовала…
— Пошли спать, — перебила мужа Татьяна. — Пошли. Уже два часа ночи. А тебе завтра рано вставать…
Глава 12
— Я видела у вас там объявление.
— Ну?
— Насчет рукопашного боя для женщин.
— Ну…
— Я бы хотела…
— Ну!
— Хотела записаться… То есть посмотреть.
— Спортзал. По коридору — налево. Двадцать вторая дверь.
Татьяна, беспрерывно оборачиваясь и улыбаясь вахтеру, попятилась в коридор.
— У-а-а!
Штормовым сквозняком пронесся по коридору стоголосый вскрик. Из спортивного зала.
Татьяна открыла двадцать вторую дверь.
Две сотни женщин, облаченных в серые кимоно, сидели на татами, скрестив перед собой ноги и устремив взгляды в одну сторону. В сторону прохаживающейся вдоль шведской стенки женщины, в точно таком же сером кимоно, перехваченном поперек черным поясом.
— Современная женщина может рассчитывать только на себя. Потому что не может рассчитывать на мужиков, которые выродились. Современная женщина должна уметь драться. Потому что, кроме нее, ее защищать некому. Если она умеет защищать себя, то она перестает быть слабым полом. Слабость пола определяется не вторичными признаками, но умением постоять за себя. Тот, кто побеждает в драке, тот и есть сильный пол. Кто проигрывает — слабый. Вы сильный пол. Потому что такими вас сделала я. Вы гораздо более сильный пол, чем мужики, занимающиеся в соседнем атлетическом зале и умеющие только поднимать железо. Они не мужики. Они автокары. С вторичными половыми признаками.
А теперь докажем, что это не просто слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
— Кто их погонит? Баба с гаишником всегда договорится. Им есть чем платить. Хоть даже на месте. Это нам, бедолагам…
Татьяна второй час сидела в очереди в кабинет майора Воробьева и наслушалась уже столько историй про взятки и придирки инспекторов, что уже почти не любила того майора за дверью.
— Ваша очередь. Проходите, женщина. Татьяна встала и, распахнув дверь, решительно шагнула в кабинет.
Майор, не глядя на дверь, читал газету.
— Если ДТП без смертельного исхода, то штраф по квитанции, — недовольно сказал он. — Или…
— Но я совсем не по…
— Если не сбивали совсем, то двадцать по квитанции. Или…
Майор поднял голову. И вдруг, словно подброшенный стулом, выскочил из-за стола. Заулыбался, пошел навстречу, раскрывая объятия.
— Ой! Какие люди о нас вспомнили! Какие люди!.. Татьяна, выставив вперед руки, стала отступать назад к двери.
— Воробьев! Погоди, Воробьев! Опять ты за свое!
— Опять. Только не за свое, а за твое!
— Ну хватит, Воробьев! Я к тебе по делу! Ты должен мне помочь!
— Что, прямо здесь? — заулыбался майор.
— Перестань паясничать. Мне нужно узнать хозяина одной машины.
— Что, ДТП? На тебя кто-то наехал? Или ты на кого-то наехала?
— Не важно.
— Как не важно? А вдруг ты задавила десять человек и теперь пытаешься с моей помощью свалить вину на другого? Для чего склоняешь меня к разглашению служебной информации. К соучастию в совершенном тобой преступлении.
— Ну хватит! Скажи, можешь помочь или нет?
— ГАИ все может. ГАИ может даже больше, чем уголовный розыск.
— Ну хорошо — поможешь или нет?
— Будет зависеть от твоего поведения. Как ты понимаешь, я рискую своим положением.
— Нет, Воробьев. У нас с тобой все. У нас с тобой тысячу лет все.
— Это у тебя все. А у меня…
— Ты поможешь?
— За что?
— За просто так. Ну или за деньги. Сколько у вас стоит подобного рода услуга?
— Я деньги с женщин не беру. Похоже, правду говорили в очереди. Насчет женщин и гаишников.
— Я тебя очень прошу. Я тебя почти никогда ни о чем не просила. Ну хочешь, я перед тобой на колени встану? Прямо сейчас встану.
— Ну зачем сразу на колени?
— Пошляк!.. И подлец!
— Нет, не подлец. К подлецу ты бы не пришла.
— Хорошо, не подлец. Действительно, не подлец. Просто обиженный мужик. Очень хороший, но обиженный. Мной обиженный. Несправедливо обиженный. Дурой бабой, на которую даже обижаться…
— Для мужа стараешься?
— Для семьи!
— Ладно, давай свой номер.
— Вот. Я его написала…
Воробьев снял со стоящего на столе телефона трубку, набрал номер.
— Егоров? Не в службу, а в дружбу, посмотри в картотеке номер… Когда? А побыстрее нельзя? Да, очень нужно. Через десять минут? Хорошо. Через десять минут, — повернулся он к Татьяне. — Надо подождать.
— Может, я пока в коридоре постою? Там очередь…
— Ничего, посидят. Им полезно. Татьяна заерзала на стуле.
— Как живешь? — спросил Воробьев.
— Хорошо. То есть раньше лучше, а теперь хуже. Поэтому к тебе пришла…
— А так бы не пришла?
— Тут трудно сказать… Я не думала… — засуетилась, забормотала, пряча взгляд, Татьяна.
Но Воробьев смотрел прямо ей в глаза. Очень внимательно смотрел. И очень требовательно.
— Не пришла бы? Нет?
— Понимаешь, Воробьев… — И вдруг, подняв глаза, твердо сказала:
— Нет! Не пришла. Извини, Воробьев, но…
Несколько минут Татьяна и майор молчали, глядя в стороны. Каждый в свою сторону. Больше говорить было не о чем. Потому что самое главное было сказано…
Звонку телефона оба обрадовались, как спасению.
Воробьев быстро схватил трубку.
— Уже нашел? Спасибо тебе. Само собой. С меня… Положил трубку. Пододвинул к себе лист бумаги с номером машины. Что-то быстро написал.
— Фамилия хозяина машины. Его адрес. Его телефон. Все, что ты хотела.
— Спасибо! — поблагодарила Татьяна. — Спасибо тебе, Воробьев. Я знала, что ты поможешь.
И, перегнувшись через стол, чмокнула майора в щеку.
— Хорошая ты баба. Жаль, не моя, — вздохнул тот.
— Ты сам пробросался. Сам сменил одну хорошую на много плохих…
Татьяна быстро пошла к выходу.
Воробьев догнал ее, открыл дверь и несколько секунд, высунувшись в коридор, смотрел в сторону быстро идущей по коридору фигуры.
Очередь, напряженно замерев, смотрела на майора и на уходящую женщину.
— Ну, чего уши прижали? — грозно спросил майор, повернувшись к притихшим водителям. — Как ПДД нарушать, вы все герои. А как отвечать — хвосты поджали. А ну, кто первый хочет у меня права получить?
Желающих не было. Проштрафившиеся водители потупили взоры.
— Смелых нет? Тогда все ко мне в кабинет! Разом! Будем повторять правила дорожного движения. И если вы запнетесь хотя бы на одном пункте…
— Но, товарищ майор, зачем нам знать правила дорожного движения, если мы уже имеем права…
— Это самоуправство…
— Он верно говорит. Мы уже сдавали на права…
— Тогда вы сдавали на права, а теперь на права иметь права. Ясно?
— Безобразие!
— Обнаглели гаишники!
— Кто сказал? Ты сказал? Ты? Кто еще сказал? — совершенно рассвирепел майор. — Кто не желает изучать ПДД — будет сдавать лично мне правила передвижения авто — и бронетехники в условиях боевых действий, на лишенных разметки фронтовых грунтовках…
— Но зачем нам знать про бронетехнику?!
— Затем, что — если завтра война! Затем, что вы не просто водители, а военнообязанные водители. И не дай вам бог перепутать, кто кому должен уступать дорогу на неосемафоренном перекрестке — танк, БМП или артиллерийское орудие на гужевом ходу! А ну — заходи по одному!
Очередь потянулась к двери кабинета.
— Ну я же говорил! — тихо сказал один из обреченных водителей. — Эти в отличие от нас всегда с теми столкуются. А нам отдуваться. Если у тех с этими что-нибудь не сладится.
— Думаешь, у этого не сладилось?
— Думаю, не сладилось. Думаю, у этого с той совсем не сладилось!..
Глава 11
Электричка отстукивала колесами сто двадцатый километр. Почти все пассажиры в вагоне спали. Даже те, кто стоял в проходах.
— Осторожней! — предупреждал Сергей наваливающегося на детей мужчину, присевшего на край скамейки.
— Что? — вздрагивал, просыпаясь, мужчина.
— Вы моих детей задавите.
— Я?.. Ах, ну да… Простите.
Мужчина отодвигался, но через несколько минут засыпал, клонясь телом к детям.
— Послушайте, вы опять…
— Что? Что такое?
— Вы снова…
— Платформа «Сто второй километр». Следующая остановка «Сосновка». Конечная, — раздался из-под потолка дребезжащий голос.
Мужчина мгновенно проснулся, встал и стал протискиваться к выходу.
Сергей тронул рукой детей.
— Просыпайтесь. Мы подъезжаем. Просыпайтесь. Вы слышите меня?
Дети ничего не слышали. Они крепко спали.
— Вставайте!
— Мы еще немножечко. Еще чуть-чуть, — хныкали дети, не открывая глаз.
— У бабушки доспите.
— Ну папа…
— Вставайте, вставайте…
Позевывающие пассажиры потянулись к выходу. Последним, уже из пустого вагона, вышел, волоча за руки детей, Сергей.
— Давайте, давайте шагайте.
От платформы сразу свернули направо и пошли по мокрой, вьющейся среди деревьев тропинке.
— Скоро мы придем? Ну скоро придем?.. — канючили дети.
— Скоро. Вон видите, фонарь горит? До него дойдем, а там два шага…
От фонаря повернули влево и вдоль забора дошли до ворот.
— Ну вот видите. Уже пришли.
Сергей постучал в окно дома. Шторка отдернулась. За горшками с комнатными цветами мелькнуло чье-то лицо.
— Кто там?
— Я. Сергей.
— Какой Сергей?
— Да ты что, мама, это я.
— Сергей? Ты?..
— Я. Открывай.
Звякнул крючок на двери. Быстрые шаги застучали во дворе. Калитка открылась.
— Здравствуй, мама. Вот, привез тебе внуков погостить, — быстро, опережая вопросы, проговорил Сергей.
— Ты почему так поздно? Уморил детей совсем. Смотри, они на ходу спят! — обхватила, потащила любимых внуков в дом. — Устали, бедненькие? Спать хотите?
— Баб, а у тебя молоко есть?
— Есть, есть у меня молочко. В холодильнике в крынке стоит.
— А сметана?
— И сметана есть.
Открыла холодильник, вытащила, разлила по стаканам молоко.
— Кушайте, милые, кушайте…
— Ну все, я пошел, — шагнул к порогу Сергей.
— Куда пошел? — удивилась мать. — Ночь на дворе!
— На электричку. Я еще могу успеть на последнюю электричку. Закрой за мной.
Мать с недовольным видом вышла во двор. Не нравились ей ночные походы сына. Ни в детстве не нравились, ни теперь. Хулиганы из соседнего двора ей мерещились. И бандиты, поджидающие жертву на тропе к железнодорожной платформе.
— Остался бы ты лучше. Поел. Переночевал. А с первой утренней электричкой поехал.
— Не могу, мама. Рано утром мне надо быть на работе.
— У тебя что-то случилось? — пытливо вглядываясь в лицо сына, спросила мать.
— Нет, ничего не случилось. У них в школе недельный карантин объявили. День-деньской болтаются без дела. А мы на работе. Пусть лучше пока у тебя побудут.
— Пусть побудут. Места хватит, — ответила мать, застегивая на пиджаке великовозрастного сына пуговицы. — Воротник подними. Горло застудишь.
— Мама!
— Ну ладно, иди. Раз тебе так надо. А только все равно не дело это по ночам неизвестно где лазить…
К электричке Сергей почти бежал, отбрасывая от лица ветки, проваливаясь ногами в ямы, хлюпая полуботинками по невидимым в темноте лужам.
В электричке, в тамбуре, он долго счищал с себя грязь. А потом дремал, привалившись головой к вагонному окну.
На вокзале он поймал машину и через пятнадцать минут был дома.
Дверь он открыть не успел. Дверь, как только он сунул ключ в замочную скважину, распахнулась сама,
— Где дети? Где ты? Куда вы все делись? — закричала с порога жена. — Я тут с ума схожу! Не знаю, что подумать!
— Там записка. Я записку на столе оставил.
— Почему ты один? Где дети? Где?!
— У мамы. В деревне. Я их в деревню увез.
— Зачем? У них же учеба.
— Я понимаю, что учеба. Но мне сегодня на работу мать позвонила, говорит, прихворнула, какие-то предчувствия ее мучают, хочет внуков увидеть. Я подумал — пусть. Неделя в учебе ничего не решает.
— А меня ты мог предупредить?
— Не мог… То есть мог. Я тебе записку оставил. На столе.
— Скажи, зачем ты увез детей? — еще раз, уже гораздо спокойней, спросила Татьяна, вплотную придвинувшись к мужу и заглядывая ему в глаза.
— Я же говорю — мама позвонила, попросила привезти их, потому что почувствовала…
— Пошли спать, — перебила мужа Татьяна. — Пошли. Уже два часа ночи. А тебе завтра рано вставать…
Глава 12
— Я видела у вас там объявление.
— Ну?
— Насчет рукопашного боя для женщин.
— Ну…
— Я бы хотела…
— Ну!
— Хотела записаться… То есть посмотреть.
— Спортзал. По коридору — налево. Двадцать вторая дверь.
Татьяна, беспрерывно оборачиваясь и улыбаясь вахтеру, попятилась в коридор.
— У-а-а!
Штормовым сквозняком пронесся по коридору стоголосый вскрик. Из спортивного зала.
Татьяна открыла двадцать вторую дверь.
Две сотни женщин, облаченных в серые кимоно, сидели на татами, скрестив перед собой ноги и устремив взгляды в одну сторону. В сторону прохаживающейся вдоль шведской стенки женщины, в точно таком же сером кимоно, перехваченном поперек черным поясом.
— Современная женщина может рассчитывать только на себя. Потому что не может рассчитывать на мужиков, которые выродились. Современная женщина должна уметь драться. Потому что, кроме нее, ее защищать некому. Если она умеет защищать себя, то она перестает быть слабым полом. Слабость пола определяется не вторичными признаками, но умением постоять за себя. Тот, кто побеждает в драке, тот и есть сильный пол. Кто проигрывает — слабый. Вы сильный пол. Потому что такими вас сделала я. Вы гораздо более сильный пол, чем мужики, занимающиеся в соседнем атлетическом зале и умеющие только поднимать железо. Они не мужики. Они автокары. С вторичными половыми признаками.
А теперь докажем, что это не просто слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14