Когорты по команде «Кру-гом!» развернулись лицом в сторону тыла и, сохраняя меж собой равное расстояние, разом, с левой ноги, замаршировали прочь от передовой линии. Причем каждый легионер маршировал в строгом соответствии с заданным ритмом, не отставая и не забегая вперед, что позволило фронту равномерно смешаться в заданном направлении. Саперы несли надолбы и блиндажи, пехотинцы — свои окопы, интенданты — склады вещевого довольствия, артиллеристы — пушки, танкисты — танки, санитары — полевые лазареты, капелланы — ручные органы, связисты — телеграфные столбы и катушки провода, похоронные команды — братские могилы, генералы — письменные столы… Специальная команда тащила блиндаж со 100-летним лейтенантом, лежащим на ржавой походной кровати.
Теперь достаточно было войскам остановиться в любом месте, указанном вышестоящим начальством, ссыпать из карманов, вещевых мешков и прочих емкостей землю, и высота — воронки, блиндажи, противотанковые рвы, колючая проволока, трупы, 100-летний лейтенант, то есть все то, что принято называть фронтом, — восстановилось бы в совершенном своем первоначальном виде. Каждый камень нашел бы свое место, каждый солдат обрел бы свой окоп, каждый генерал сел бы за свой стол. И никакой сторонний наблюдатель не смог бы отличить тот фронт от этого, ту местность от этой, потому что это были та же самая местность и тот же самый фронт.
Но случилось непредвиденное…
* * *
Главнокомандующему войск противника доложили, что, кроме жидкого арьергарда в боевых порядках врага, врага как такового не наблюдается.
— Вы что, с ума посходили? — удивился главнокомандующий. — Как это нет противника? Куда он мог деться?
— Не можем знать, — ответили генералы. — Только извольте убедиться в полном отсутствии противостоящих сил.
Главнокомандующий страшно обиделся по поводу неудачи, постигшей его концепцию массированного артиллерийского удара.
— Отыскать противника, чего бы это ни стоило! — приказал главнокомандующий начальнику особого отдела. — Идите и без врага не возвращайтесь!
Пятьсот разведчиков разбежались в разные стороны разыскивать пропавшего врага. Они осматривали лощины и овраги, ущелья и пещеры, леса и буреломы, погреба и чердаки, хозяйственные сумки и корсеты простолюдинок.
Наконец в штаб прибежал запыхавшийся разведчик и доложил:
— Так точно! Противник покинул свои позиции и в панике убегает в собственный тыл.
— Почему убегает? — возмутился главнокомандующий. — Ведь мы еще не нанесли решающего артиллерийского удара.
— Уж не знаю, почему, — ответил разведчик. — А только бежит так, что пятки сверкают!
— Значит, все-таки противник есть! — обрадовался главнокомандующий.
И подумал так: противник коварен. Наверное, он разгадал наш план и стремится выйти из зоны действия наших орудий. Этого допустить нельзя! Мы должны навязать ему нашу волю. Навязать противнику свою волю есть главное искусство войны. Раз они убегают, значит, им это выгодно и невыгодно нам. Значит, если мы их догоним, это станет невыгодно им, а мы получим стратегическое превосходство! Вывод? Мы должны догонять их быстрее, чем они будут убегать от нас!
— Наша тактика остается старой — залповый огонь из всех огневых средств! — объявил главнокомандующий. — Для чего я приказываю в самом спешном порядке передислоцировать имеющуюся в нашем распоряжении артиллерию на расстояние прямого выстрела до противника! Прочим войскам следует, проявляя настойчивость в пешем строю, догонять противника и исполнять свой долг в ранее означенном количестве — десять тысяч военнослужащих в сутки!
— Догонять и исполнять долг! — повторил главнокомандующий. — В этом суть нашей будущей победы! Ни один вражеский солдат не должен уйти от наших снарядов!
Инвалиды, женщины и дети, следуя приказу, маршевыми колоннами побежали догонять врага, чтобы умереть от его пуль на его же глазах.
Артиллеристы взвалили на плечи тяжелые орудия и базуки и побежали вослед остальным войскам, чтобы в нужный момент нанести всесокрушающий артиллерийский удар.
* * *
Командующему доложили:
— Наши войска преследуют войска противника. Причем наши доблестные войска лишены всякой возможности оказывать сопротивление, так как руки их заняты переносимым грузом. Что делать с грузом и противником?
— Приказываю: груз не бросать, скорость передвижения увеличить вдвое! Ног не жалеть. Необходимо оторваться от противника во что бы то ни стало!
* * *
Главнокомандующему доложили:
— Противник наращивает скорость отступления!
— Вы что, не помните приказа? — вскричал главнокомандующий.
— Противника догонять и погибать в непосредственной близости от его позиций.
Войска и артиллеристы наддали ходу.
* * *
— Они нас догоняют! — на бегу кричали генералы.
— Если вас догоняет враг, значит, вы никудышные военачальники! — отвечал командующий, прибавляя шагу.
— Шире шаг! — закричали командиры, следуя примеру своего командующего.
Соседние армии, заметив такую беготню, дрогнули, решили, что противник прорвал оборону, и, опасаясь оказаться в позорном «мешке», бросились догонять отступающие части.
В свою очередь, соседствующие части противника, решив, что генеральный штаб, не поставив их в известность, начал решительное наступление, бросились вдогонку отступающим, чтобы успеть к дележу наград за взятие столицы.
* * *
Тридцать три армии и три отдельных корпуса, наддавая ходу, бежали друг за другом и друг от друга. В одно мгновение они перескочили линию фронта, ближние и дальние тылы, вырвались на оперативный простор и покатились по горам по долам в никому не известном направлении.
В пути они снесли сто городов и селений, расплескали сто озер, развалили встретившийся королевский дворец вместе с платформой, втоптали в пыль крейсера и миноноски, смяли и рассеяли императорский кортеж. Теперь впереди тридцати трех армий и трех корпусов, спасаясь от неизвестно откуда взявшейся обезумевшей толпы топающих солдат, бежали генералы, адъютанты, повара императорской кухни, горничные, экипажи крейсеров и миноносок. 1000-трубный духовой оркестр и даже сам император трусил, подгоняемый сзади острыми коленками дворцового караула.
Тридцать три армии, три отдельных корпуса, императорский кортеж и еще сорок тысяч неизвестного гражданского люда бежали через леса и поля, день и ночь, без сна и отдыха.
Бежали солдаты, офицеры, повозки, колючая проволока, фельдфебели, император, орудия, артиллерийская прислуга, высота № 6725, противотанковые ежи, братские могилы…
Все неслось бешеным галопом, потея, спотыкаясь и матерясь.
Конечно, армии могли остановиться, но для этого как минимум нужен был соответствующий приказ. Однако генералы, которые этот приказ должны были отдать, и канцелярии, которые этот приказ должны были завизировать и отправить в войска, и посыльные, которые должны были развести приказ по частям, — все они тоже бежали и, значит, не могли должным образом исполнить свои обязанности.
Тридцать три армии, три корпуса, императорский кортеж и 40 тысяч неизвестного гражданского люда пробежали из конца в конец всю страну, и соседнюю страну, и еще 115 государств и мелких княжеств. Война прокатилась вокруг земного шара, опустошая все на своем пути.
Черная, выжженная полоса осталась там, где пробежали войска.
И еще раз войска обежали землю.
А так как солдатам и офицерам хотелось кушать и пить, армии никогда не повторяли свой прошлый маршрут. Армии шли по сытым, обетованным землям, где родники давали воду, коровы — молоко, виноградники — вино, поля — хлеб, стада — мясо, пруды — рыбу.
И еще сто раз армии обогнули земной шар, разбросав вдоль меридианов смердящие трупы и разбитую технику.
Никто уже не мог сказать, какая местность к какому государству относится. Саперы срывали горные хребты, болота засыпали песком, моря застилали гатями, ледники расплавляли огнеметами. Каменными городами мостили дороги, деревянными поселками топили полевые кухни. Тяжелые солдатские башмаки и колеса повозок давили насекомых и птицу. Рыбой и дичью набивали солдатские желудки.
И когда на земле не осталось ни кустика, ни травинки, ни листочка, когда земля стала голой, как бильярдный шар, и подошвы солдатских башмаков соскальзывали с ее поверхности, — все опомнились. И оглянулись по сторонам.
Земля лежала черная и мертвая, только кое-где зеленели пятна солдатских мундиров. И тогда все остановились. Без соответствующего приказа. Потому что не знали, куда идти. Потому что везде было одно и то же — тлен и пустота. И тогда все вскричали:
— О ужас! Что сотворили мы!
И стали пред тем ужасом все равны — и солдат, и генерал, и даже император. Все стали плакать и клясть судьбу. Потому что открылось им, что когда нет земли — нет жизни, и тогда некого убивать, некого завоевывать, некем править.
Тогда не нужны ни солдаты, ни фельдмаршалы, ни императоры.
И спросили они мудрецов:
— Что делать нам? И сказал один мудрец:
— Пусть построит дом тот, кто его разрушил. И в труде своем пусть обретет он истину. И пусть тот дом станет домом его, а та истина — его верой. И вместе пусть станут они его родиной.
И склонили пред тем мудрецом головы самые мудрые.
И возрадовались все и снова ужаснулись. Ибо никто не знал, где его руины, потому что не стало на земле ни морей, ни гор, ни рек, ни селений. Не стало дней и ночей. А был лишь сумрак от пыли, поднятой миллионами солдатских башмаков. И никто не знал, где он находится и где должно ему находиться.
И тогда разбрелись все в разные стороны, надеясь отыскать хотя бы один не затронутый войной уголок, хотя бы один целый город, цветущий лес или луг, хотя бы одно родящее семя. Чтобы от того города, леса, семени возродить землю. Но не было ни дерева, ни семени. Не было ничего, кроме пустоты и мундиров.
И тогда сказал мудрец:
— Пусть найдется человек и вспомнит, где он стоял. Пусть он найдет то место. И пусть встанет туда. И это место пусть станет Началом.
И снова разошлись все, куда глядели их глаза. Но не нашли то место, потому что глаза их были слепы, а уши глухи, так как нельзя ничего увидеть и нельзя ничего услышать, когда ничего нет.
И в третий раз сказал мудрец:
— Пусть найдется человек, который помнит то место, на котором стоял. И пусть он создаст его таким, как было оно. И пусть то место станет Началом.
И тогда человек, когда-то звавшийся командующим, вскричал:
— Помню!
И собрал вокруг себя людей, которые когда-то звались солдаты, и сказал:
— Пусть вспомнит каждый!
И каждый вспоминал свое место. И встал там, где должен был встать. И каждый вытащил из кармана горсть земли и бросил ее себе под ноги. И каждый открыл фляжку и вылил из нее воду. И появились земля и река. И каждый опорожнил вещевой мешок, и вывалил землю из-за пазухи, и вытряхнул из сапог, и высыпал из кисета. И каждый камень лег на свое место, каждая песчинка нашла соседнюю песчинку. И получилось то, что должно было получиться.
Получились окопы.
И люди, которых звали саперы, построили блиндажи и натянули колючую проволоку. И артиллеристы выкатили пушки.
И выросла высота № 6725.
И стала она Началом…
— Мы вспомнили! — сказали люди, звавшиеся «солдаты противника», и, вытащив старые карты, вырыли ходы сообщений, меря расстояние линейками от высоты, помеченной точкой на карте.
— Да, это было так! — сказали военные инженеры и, направив теодолиты на высоту, наметили стратегические дороги.
На дорогах соорудили мосты. Под мостами прокопали русла рек.
Возле рек построили города. А так как карты были военные, в городах построили заводы для производства пушек, радиостанции для передачи военных сообщений, аэродромы для бомбовозов, убежища для генералов и призывные пункты для рекрутов.
И каждый вспомнил, кем он был раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11