.. Неужели?
Со стороны гор подкатила военная машина. Из нее попрыгали солдаты, выстроились цепью, пошли от дороги, расходясь веером.
- Поезжайте, - потребовал подошедший капитан, - быстрее, здесь небезопасно.
- Мы группа телевидения, - начал редактор.
- Плевать. Я сказал, уезжайте. Еще за вас отвечать не хватало, - повторил капитан и стал громко отдавать какие-то приказания. Снова повернулся и, взмахивая рукой, словно подталкивая киношников в спину, крикнул:
- Давайте, давайте проваливайте!
За последующие двое суток журналисты переполнились информацией - плохой и хорошей, трагической и смешной, "горячей" и совершенно ненужной - под завязку. Костя забил все взятые кассеты, Сергей заполнил блокноты. Казалось, прошли не часы недели. Все устали и стремились домой.
- Приеду, сдам материал, нажрусь водки и все забуду, грозился Сергей.
Водитель, довольный завершением экспедиции, хохотал в голос, пел песни, крутил баранку.
- Водки ты, конечно, нажрешься, а забудешь вряд ли, - не верил редактор.
Костя озабоченно протирал объектив. Марина прижималась плечом к плечу Сергея.
Возвращаться решили другой, более короткой дорогой. К сожалению, человек не всегда может предвидеть последствия своих, на первый взгляд, незначительных поступков. А жаль. Насколько менее трагической была бы жизнь каждого человека и насколько менее печальной история всего человечества, умей мы заглядывать вперед.
С одной разбитой грунтовки "рафик" свернул на другую, точно такую же. Никто не заметил никакой разницы - те же воронки, та же пыль. А между тем эта развилка необратимо изменила ход судеб и телевизионщиков, и Сергея, и водителя.
"Рафик" мотался от обочины к обочине, пассажиры дремали, бились головами об окна, друг о друга, но все равно спали, измученные последними практически бессонными сутками.
- Какие-то люди впереди, - сказал водитель, - машину останавливают.
- Плюнь и поезжай, - посоветовал редактор. Прозвучал одиночный выстрел.
- Стреляют, - сказал водитель.
- Ну черт с ними, остановись. "Рафик" притормозил. Редактор, ворча, полез к выходу.
- В чем дело? - привычно начал он, наполовину высунувшись из приоткрытой дверцы, - мы группа телевизионных журналистов...
- Выходите, - приказал военный в офицерском бушлате.
- Вы не поняли...
- Я сказал, выходите, - громче приказал военный и за воротник буквально выдернул редактора из машины.
Редактор не испугался, скорее удивился неожиданной грубости. Костя потянул из кофра камеру.
- Что вы себе позволяете?! - возмутился редактор.
- Идиот, - как-то даже сокрушенно произнес военный и, вскинув автомат, поверх "рафика", поверх головы редактора дал очередь. - Даю полминуты!
Все вышли, выстроились у обочины. Молодые парни в форме и гражданке вытаскивали из "рафика" кофры.
- Вы будете отвечать, - не очень уверенно угрожал редактор. - Какой вы части? Кто ваш командир?
Военный в полушубке не обращал на него никакого внимания. Парни вскрыли кофр, вытянули камеру и, потешаясь, стали наводить ее друг на друга.
- Вы что, охренели! - закричал Костя. - Это же аппаратура! Она состояние стоит! Эй, кретины!
- Оставь, Костя! Ты же видишь, - попыталась успокоить его Марина.
- Да ты что! Мне до конца жизни за нее платить! Эй, придурки, оставьте аппарат!
Костя шел прямо на военных, не обращая внимания на автоматы, на их недовольные лица.
- Оставь, я сказал! Оставь! - Взял камеру у парня, почти мальчишки, одетого в гимнастерку и джинсы. - Убери руки, дикарь!
К объективу потянулся другой солдат. Костя ударил его по руке. Солдат отшатнулся, ругнулся и, приподняв автомат, выстрелил. Выстрел бухнул как-то негромко, отстраненно, словно сухой сучок переломили. Костя отступил на шаг, прижимая к груди отвоеванную камеру, и вдруг стал оседать на землю.
Парни отошли в сторону и, казалось, потеряли к нему всякий интерес. Костя лежал на боку, и под его животом расползалась черная лужа.
- Что вы стоите! Его надо перевязать! - вскрикнула Марина и бросилась к раненому. Водитель потянул из нагрудного кармана перевязочный пакет.
- Дурак. Вот дурак. Выстрелил, - отрывисто говорил Костя, словно не веря, что это именно ему в живот вогнали пулю. Больно...
- Ты потерпи, потерпи, - совершенно не своим, а каким-то удивительно медицинским, сестринским голосом уговаривала Марина, а по щекам ее часто ползли и капали в пыль дороги слезы.
Остальные стояли в растерянности, не зная, что предпринять. Бросаться с кулаками на бандитов? Возмущаться? Взывать к их человечности? Все глупо. Нелепо. Фальшиво.
- Вот так, доигрались. Вот так, - бормотал редактор, сам не слыша, что говорит.
Солдаты и офицер в сторонке о чем-то разговаривали, похохатывали, искоса поглядывая на высоко задравшуюся юбку Марины. Снова хохотали. Похоже, говорили скабрезности. Они хохотали, никак не реагируя на умирающего рядом человека. Наверное, они привыкли к смерти. Наверное, она стала для них бытовым явлением, таким же, как принятие пищи, оправка, сон. Завтра точно так же могли погибнуть и они. К тому же умирающий не был их товарищем, а так, прохожим, который сам, по собственной глупости напросился на пулю.
Они хохотали не от ненависти, не из желания досадить жертве, просто от хорошего настроения, от того, что они молодые, сытые и живые.
Костя слабел с каждой минутой. Его лицо серело, покрывалось испариной, глаза закатывались, но он еще был в сознании.
- Глупо. Глупо. Глупо, - бормотал он. - И больно. Только не оставляйте меня, не бросайте. Я не хочу.
Марина, исполнившая доступные ей медицинские функции, теперь рыдала просто как баба, на глазах которой угасает близкая ей жизнь.
- Ладно, хватит, - сказал военный, - надо идти. Собирайтесь!
Солдаты перестали скалиться, начали подниматься, строиться в колонну.
- Мы никуда без него не пойдем, - дрожащим голосом, но твердо заявил редактор.
- Быстрее, мы не можем ждать, - настаивал "офицер", угрожающе поводя дулом автомата.
- Вам придется нас убить, но мы никуда без него не пойдем, повторил редактор, и лоб его покрылся испариной.
- Он уже не жилец, - попробовал объяснить "офицер", но тут же махнул рукой. - Ладно, потащите его сами.
Из случайных палок и пиджака быстро соорудили импровизированные носилки. Двинулись. Колонна шла напрямую, продираясь сквозь кусты, перешагивая через канавы, карабкаясь на камни. Первые несколько сотен метров Костя крепился, только мычал сквозь стиснутые зубы. Потом закричал. Он кричал при каждом неудачном шаге неопытных носильщиков и потому кричал почти беспрерывно.
- Быстрее, быстрее, - торопил "офицер", - быстрее.
Пленники выбивались из сил и оступались все чаще. Костя мотался на носилках, иногда замолкал, теряя сознание.
- Ну дайте же кто-нибудь промедол! У вас есть, я знаю, просила Марина. Но военные шли не останавливаясь, держа оружие на изготовку. Наконец объявили привал.
Марш притупил эмоции. Редактор и Сергей уже ощущали не только ненависть к убийцам и сострадание к раненому, но и усталость, и боль в перенапряженных руках. Они с трудом представляли, что смогут спустя минуту встать и прошагать с носилками еще километр, пять или десять. И, наверное, кому-то из них уже пробиралась в голову зловредная мысль: ну зачем он полез к камере? На кой черт она ему сдалась...
"Офицер" подошел к носилкам, взглянул на раненого, сказал:
- Все. Дальше его понесут другие. Мы не можем идти так медленно. - Он крикнул кого-то из отряда. Подошли двое гражданских парней, взяли носилки.
- Сидеть! - предупредил "офицер", поводя стволом автомата. Пленники застыли, заворожено глядя в зрачок дула. Они уже знали, что таит эта черная дыра, окруженная вороненой сталью. Они уже знали, что здесь не только угрожают.
Костю унесли.
- Его понесут другой дорогой, - объяснил "офицер". - Всем подъем!
Через час носильщики догнали отряд, что-то коротко доложили "офицеру", козырнули, влились в строй.
- Сволочи! - все поняв, закричала Марина.
- Молчать! - рявкнул "офицер" Журналисты остановились, сбились в кучу.
- Продолжать движение!
Пленники стояли, как ягнята на заклание, переминаясь с ноги на ногу, пятясь, заступая друг за друга.
- Стрельнуть их, и всех дел, - предложил средних лет бандит в полковничьей папахе, перекладывая карабин с плеча в руку.
- Не сметь! Мы армия! - гаркнул "офицер".
Солдаты открыто заухмылялись.
- Предлагаю в последний раз, - предупредил "офицер".
Пленники отрицательно качнули головами. "Офицер" мотнул автоматом и несколько раз выстрелил под ноги пленникам. Пули рикошетом взвизгнули в небо, расплескав каменную крошку.
Дымящееся дуло поднялось, уперлось в лица, в глаза.
- Ну?!
- Надо идти, - сказал водитель, - наша смерть никому не поможет.
К вечеру, миновав кордоны, колонна пришла на базу. Журналистов заперли в сложенной из камня овечьей кошаре.
- Что они могут с нами сделать? - напряженно гадали пленники.
- Все, - ответил водитель, - здесь идет война.
- Но мы не воюем. Мы нейтральны! - возразил редактор.
- Им все равно!
- Не забывайте, теперь мы свидетели, - разъяснял не столько другим, сколько себе Сергей. - Мы свидетели убийства журналиста. Нас не выпустят отсюда.
- Но убийство всех еще большее преступление!
- Убийства не будет, потому что не будет свидетелей. Будет исчезновение. Пропажа без вести. Как груз на железной дороге нет и нет, и виновных нет!
Утром пленников повели на допрос. Они шли по деревенской улице цепочкой, с руками за спиной. В затылок им дышал вооруженный охранник. И все это: плен, кошара, превращенная в тюрьму, охранник, воняющий чесноком и перегаром, угрозы, допросы - напоминало им пародию на плохой военный боевик из времен Гражданской войны.
И, наверное, все это могло быть занятным и увлекательным приключением, как тот кинофильм, если бы автоматы не стреляли настоящими пулями.
Допроса, как такового, не было. Низкий, плотного сложения человек в камуфляже, но с майорскими погонами, то ли начальник контрразведки, то ли самозваный прокурор, бегло проглядел документы пленников, бросил их на стол и, презрительно щурясь, сказал:
- Допрашивать я вас не стану. Я и так все знаю про вас. Вы шпионы нашего сверхсоседа. Ваша цель - посеять среди наших народов ненависть и вражду. Вы раздаете советы и оружие, чтобы мы убивали друг друга. Брат - брата, отец - сына. Вот видите этот автомат? Он сделан на ваших заводах.
- Мы журналисты Центрального телевидения, - возразил редактор.
- Вы шпионы. Враги. Вы рассказываете небылицы о моем народе. И вам верят, потому что вы имеете телестудии, спутники, деньги. А мы не имеем ничего. Но мы победим, потому что это наша земля. А вы умрете, как шпионы и враги земли, на которую вас не приглашали.
- Вы совершаете ошибку, - замотал головой редактор, разберитесь, вникните в суть дела...
- Перед кем вы мечете бисер? - перебила его Марина. - Он издевается над нами, потому что чувствует свою безнаказанность. Тренирует смелость на беззащитных! Дерьмо на коротких ножках!
"Майор" подскочил к Марине и отвесил ей оплеуху.
- Все равно дерьмо, - взмахнула головой Марина, - дерьмо! Дерьмо! - И, со смаком человека, нащупавшего у врага больное место, добавила, проговаривая каждое слово: - На очень! Коротких! Ножках!
"Майор" снова замахнулся, но ударить не успел. Марина отпрянула и очень профессионально пнула "контрразведчика" острым носком туфли в пах.
- С очень короткими ножками, - смачно повторила она, - и... с отбитыми яйцами.
"Майор", воя, катался по полу. А пленников били ногами и прикладами, а затем, окровавленных, снова бросили в "тюрьму".
- Простите, не сдержалась, - извинялась Марина.
- Ничего, случается, - галантно отвечал Сергей, разбитыми губами изображая улыбку, - но лучше, если бы не с нами.
Редактор только махнул рукой, похоже, у него была сломана челюсть.
- Я так понимаю, что после всего этого нам уже не жить, произнес водитель.
1 2 3 4