Старик Пенхоллоу стал вспоминать случаи из своей многолетней практики ухода за лошадьми, близнецы спорили о сути новых веяний в ветеринарии, а Ингрэм с Кларой вставляли свои замечания в те моменты, когда, как им представлялось, они могли быть услышаны сквозь гвалт.
Фейт сжала зубы и постаралась уйти внутрь себя, в тот мир, где не было лошадей, грубых хохочущих юнцов, ужасных, плотно заставленных дубовой мебелью спален, в одной из которых ей приходилось большую.
– Если бы я был на твоем месте, отец, я этого наглеца и на порог дома бы не пустил...
Поскольку разговор происходил при всех (Пенхоллоу как завел обычай обедать всей семьей вместе, так уж ни за что не хотел от этого отказаться), то все домочадцы приняли посильное участие в обсуждении различных недостатков Джимми. Даже Ингрэм, прокашлявшись, высказался в том смысле, что отсутствие Джимми сделало бы атмосферу в доме более приятной... Конрад даже сказал, что потерял как-то несколько вещичек, которые впоследствии обнаружились в карманах Джимми...
– Вы все, негодяи, завидуете бедняге Джимми! Вы ревнуете его ко мне! – загремел Пенхоллоу. – Вы все боитесь, что я завещаю ему что-то! А ведь он единственный из всей вашей своры, который хоть немного печется о своем старом отце!
Все прекрасно понимали, что у старого Пенхоллоу нет ни малейших иллюзий относительно дурного воспитания своих отпрысков, в том числе и Джимми, но он говорит это все только с целью досадить всем разом. Но только Раймонд оказался способен наплевать на брошенный вызов – он только коротко рассмеялся.
Все остальные стали бросаться на Джимми еще пуще... В свете масляной лампы, которой, как встарь, освещалась столовая, все это выглядело зловеще, все более и более зловеще...
– Завидовать? – переспросил Ингрэм. – А тем более ревновать? Кого, Джимми Ублюдка? Это уж слишком сильно, отец, сбавь обороты!
– Он хороший парень! – не сдавался Пенхоллоу. – И даст Бог, и я сделаю ему что-нибудь хорошее!
– Если вам так уже невтерпеж сделать что-нибудь хорошее, – вмешалась Вивьен, – недурно было бы обратить внимание на своих ЗАКОННЫХ сыновей!
– То есть на вашего драгоценного супруга? – прищурился Пенхоллоу.
– Почему бы и нет? – пожала она плечами.
– Да потому, что мне этого не хочется, моя детка.
– Вот почему вы так несправедливы! – воскликнула Вивьен. – Вы поощряете Джимми только потому, что это вызывает всеобщий гнев, ведь он уже у всех в печенках сидит!
Но тут Юджин протянул свою длинную руку и легонько пощекотал ее шейку сзади, там, где курчавились тоненькие волоски... Она моментально покраснела, обмякла и села на диван, где Юджин уже мог, не вставая с места, полноценно обнять ее и тем самым вывести из спора.
– Послушай, отец! – сказал Конрад. – Никто не возражает против того, чтобы ты брал в дом на работу плоды твоих маленьких слабостей... Но Бога ради, пусть эти плоды маленьких слабостей знают свое место! Если Джимми и дальше станет вести себя со мной так, как он себя ведет, то будет плохо, предупреждаю!
– А кроме того, кто-нибудь очень добрый мог бы порекомендовать ему получше чистить мои ботинки! – грустно заметил Юджин.
– Так он что, здорово задел тебя, Кон?! – оскалился Пенхоллоу, не слушая глубокомысленные излияния Юджина. – Ну и парнишка! Он всех вас за пояс заткнет! Вот дух-то у кого!
– Какой там дух! – взорвался Барт. – Это маленький поганец, который спекулирует на вашем хорошем отношении! Вы слишком далеко зашли, отец, если позволяете ему думать, будто он зарабатывает то, что ест! Но если бы вы хоть раз увидели, как он держит себя за пределами вашей комнаты, вы бы его одним пинком вышвырнули из дома!
часть ночи сидеть, тупо глядя на идиотские свечи в подсвечнике, когда на дворе давно уже был двадцатый век...
Вивьен, уютно приникшая к плечу обнявшего ее Юджина, одним ухом внимала всему этому бессмысленному для нее шуму, тогда как другая половина души ее словно витала в маленькой двухкомнатной квартирке, которую они могли бы снять с Юджином и сидеть вот так каждый вечер – но одни, в тишине, покое и без его агрессивных братьев, которые то и дело норовили отвлечь его внимание от нее... Пока они жили в Тревелине, она ни единого дня не чувствовала, что он принадлежит ей, ей безраздельно... Он постоянно вынужден был общаться со своими братьями и при этом становился совсем другим, одним из них, а вовсе не тем артистического склада молодым человеком, гражданином мира, за которого она в свое время выходила замуж...
О Господи, мне нужно вырвать его отсюда, подумала она. Как угодно, только вырвать его из этой отвратительной медвежьей берлоги!
Наконец надоевший спор о лошадях прервал старик Пенхоллоу, воскликнув: – Я хочу промочить горло! Где этот поганец Джимми? – и бешено стал трясти шнурок звонка.
Боже мой, подумала Фейт в отчаянии. Как они все здесь ужасны, как отвратительны! О нет, я так больше не могу! Я просто сойду с ума...
В ответ на звонок появились Рубен и Джимми. Рубен нес поднос с бутылками, графинами и бутербродами, а Джимми, мрачно и торжественно неся свою руку, затянутую в жесткую повязку, тащил на маленьком подносе всякие мелочи.
– Какого черта запаздываете, дармоеды? – воскликнул Пенхоллоу.
Рубен поставил огромный поднос на полированный стол и слегка прокашлялся.
– Если бы мистер Барт был бы так любезен и позволил бы этому молодцу иметь при себе обе руки в наличии, то мы бы справились и побыстрее! – Он оглянулся на часы и добавил: – Однако, простите меня сэр, но обычное время, когда подавались напитки, всегда было десять часов. Однако если вы пожелаете переменить многолетние правила, принятые в доме, сэр, то мы, безусловно, готовы подавать напитки и в семь часов и даже в шесть, если вам будет угодно, сэр!
– Ну и нахал! – поражённо заметил на это Пенхоллоу, после чего обратился к Джимми. – А ну-ка, парень, сними эту дурацкую перевязь через шею и взбей мне подушки получше! А то просто мучение...
– Мистер Барт вывихнул мне кисть! – со скорбным видом мученика отвечал Джимми.
– Как будто я этого не знаю, болван! Благодари Бога, что он не сломал ее, и нечего из себя воображать невесть что! А ты, Барт, кончай приставать к своему сводному брату, или иначе у меня будет с тобой долгий и неприятный разговор!
Раймонд заломил бровь, глядя на эту сцену, и произнес:
– Ну, это уже слишком! Джимми, ты можешь идти.
– Э нет, нет! – возразил старик Пенхоллоу, гадко усмехаясь. – Прежде ему бы надо взбить мне подушки! Иди сюда, Джимми, мой мальчик, и не обращай на них на всех внимания! Не думай, я не позволю им обидеть тебя!
Джимми был настолько польщен разрешением не обращать на Раймонда никакого внимания, что вытащил свою руку из перевязи и подошел к кровати. Барт, побледнев как полотно, встал на его пути:
– Ты слышал, что тебе приказал мистер Раймонд? Убирайся отсюда, пока я не поддал тебе коленкой под зад!
– Барт! – взревел в бешенстве Пенхоллоу, заставляя нервную Фейт вскочить со своего места и с хрустом заломить пальцы.
– Я сам взобью тебе подушки, папа, когда ты допьешь свой коктейль! – отвечал напряженным голосом Барт, не поворачивая к отцу головы.
– Давай-давай, Барт! – подзадорил брата Конрад... Джимми осторожно отступил в сторону двери на несколько шагов, затравленно оглядываясь. Рубен тем временем расставлял на столе стаканы и бутылки, делая вид, что ничего не происходит.
– Барт!!! – загремел Пенхоллоу так, что треснуло оконное стекло.
– О, Барт, не надо столь фальшивых и деланных жестов, молю тебя! – нараспев сказал Юджин. – И эта охота не стоит стрел, подумай, милый мой...
Барт, с трудом понимая поэтически оформленное предостережение, постоял в нерешительности, а затем пожал плечами и неохотно повернулся к отцу. Старик Пенхоллоу тем временем выдернул откуда-то из-за кровати длинную толстую трость эбенового дерева и угрожающе поднял ее. Железные глаза старика встретились с молодым нахальным взглядом...
– Ей-богу, Барт, если ты не подчинишься мне, я изобью тебя, как последнего пса! – истово поклялся Пенхоллоу. – Иди ко мне, Джимми!
Барт поколебался несколько мгновений, после чего пожал плечами, развернулся и отступил к буфету. Джимми, с выражением попранной добродетели на лице, тщательно взбил подушки, аккуратно уложил их на место, поправил покрывала и кротко спросил, чем еще может служить хозяину.
– Иди к себе и больше не смей вести себя нагло, когда имеешь дело со своими братьями, понятно?! Не сегодня – завтра меня здесь не будет, и что ты тогда станешь делать, молодой нахал? А? То-то же! А теперь ступай прочь!
Выйдя вслед за ним за дверь, Рубен сказал Джимми:
– Ну что ж, если эта чертова рука не помешала тебе так здорово взбить подушки, то надо думать, ты бросишь теперь хитрить и притворяться больным? Надеюсь, ты мне поможешь еще и в кладовке...
Когда дверь за ними закрылась, Пенхоллоу грозно обвел нахмуренным взглядом всех присутствующих и остановился на Барте.
– Ну что, чертенок? Получил по зубам? То-то же. Налей-ка мне в стакан крепенького.
Раймонд, который уже некоторое время стоял в совершенном бешенстве, скомкав в руке листок местной газеты, с искаженным лицом процедил:
– Какое, к черту, крепенькое! Ты думаешь, я стерплю все это?!
– Да, и стерпишь еще кое-что, когда мне того захочется! – с презрением отвечал ему Пенхоллоу.
– Так ты прилюдно назвал его нашим сводным братом?! Что можно придумать более оскорбительного?!
– Ну так что в этом такого? Посмотри, ведь у него нос в точности как мой! – В глазах Пенхоллоу зажглись бесовские огоньки.
– Нет, в том что это твое отродье, я не сомневаюсь! Но если ты думаешь, что я стану терпеть его неподчинение моим приказам, то скоро убедишься, что очень ошибаешься!
– Ладно, хватит, в конечном счете именно ты, Раймонд, попытался перебить отцовский приказ! – вмешался Ингрэм.
Раймонд развернулся к нему:
– Не твое дело! И вообще, что ты здесь делаешь? Разве ты не получил в собственность дом и поместье, где можешь жить припеваючи? Чего тебе надо от нас?
Конрад хохотнул, Юджин деликатно засмеялся, Барт встал плечом к плечу с Раймондом, громогласно аплодируя тому... Но мощный голос старика Пенхоллоу перекрывал весь этот гомон...
– О Господи Боже мой! Как вы мне все отвратительны! – вдруг помимо своей воли простонала Вивьен, заломив руки. – Как вы омерзительны, все!
Фейт, суетливо собрав свои недоплетенные кружева, тихонько удалилась из комнаты в предчувствии огромного скандала. Колени у нее дрожали, и ей пришлось по пути на секундочку прислониться к стене, чтобы совладать с собой... Да, скандалы стали случаться все чаще, подумала она, или же это просто я воспитана слишком правильно для того, чтобы терпеть все это почти каждый день...
Звук этого ужасного гвалта, оскорбительных выкриков все еще стоял у нее в ушах. Она бежала по длинному коридору, желая спрятаться от этого кошмара как можно дальше, и наконец добралась до большого холла, где упала в кресло, прижав ладони к вискам...
Она думала о Клее, о том, что мальчик будет просто убит, оказавшись посреди такого немыслимого безобразия, особенно учитывая то, как он боится своего отца и своих сводных братьев... Все это наверняка разрушит его нервную систему раз и навсегда. Ему придется делать все то, что делают его сводные братья, хотя бы из страха вызвать их презрение, и значит, он будет влачить довольно жалкое существование...
В последнем письме он писал, что намерен отклонить отцовское распоряжение и поискать себе работу в Лондоне. Но Фейт понимала, что это всего лишь мальчишеская бравада и ей нужно сделать для сына все, что она сможет. Она ничуть не винила сына ни в чем; она признавала свой долг перед ним и думала, что в мире вряд ли найдется что-нибудь способное остановить ее... Но она ничего и не могла сделать! Сын был далеко, а у нее не было собственных средств, чтобы помочь ему материально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46