Убийство Магнуса Мэнкупа является делом рук одиночки, говорилось в нем, а вовсе не какого-то нацистского заговора, как, очевидно, мерещится безответственным элементам, превратившим Гамбург в очаг беспорядков и волнений. Следует категорически осудить безответственные действия подстрекателей, демагогически использовавших этот прискорбный случай для массовых демонстраций и возбуждающих тем самым у заграницы ложное представление о нашем демократическом строе.
Рядом стояла цитата: "Каждый раз, когда стихийно прорывается народный гнев против нашего правительства, под крылышком которого свили себе уютное гнездо бывшие гитлеровцы, господин Аденауэр вопит о демагогии, а участников демонстрации обзывает красными смутьянами. Не пора ли назвать вещи своими именами? - Магнус Мэнкуп".
- Чему это вы улыбаетесь, Дейли? - спросил Мун, отодвинув тарелку. Суп окончательно остыл, есть его в таком виде означало навсегда испортить мнение о гамбургской кухне.
- Цитате Мэнкупа. Он все как будто предвидел, даже то, что произойдет после его смерти.
- Да? Так почему же такой человек, как он, рассказал о встрече с испанским профессором одному Баллину? Судя по реплике о новом варианте "Заговора генералов", Мэнкуп к тому времени уже подозревал Баллина. Казалось бы, если уж ему хотелось поделиться с кем-нибудь своей радостью, то скорее он доверился бы Ловизе.
- Может быть, - односложно ответил Дейли, продолжая читать перепечатанный вторично репортаж Фредди Айнтеллера "Последний день жизни Магнуса Мэнкупа". - Я так и знал, что этот Фредди что-нибудь обязательно напутает.
- Что там такое?
- Он тут описывает наш вечер в ресторане. Упоминая разбитый стакан, Фредди для пущего мелодраматизма придумал, будто Мэнкуп при этом порезался.
- Порезался? - Мун отрицательно покачал головой, затем вздрогнул. - А ведь действительно! Сейчас я тоже вспоминаю. Официант, сюда! - Он помахал рукой. - Черт, не идет! Бросьте на стол банкноту!
- Почему вдруг такая спешка? - недоумевающе спросил Дейли.
- Надо позвонить Енсену! Пусть осмотрит перчатки с внутренней стороны. Там должны быть микроскопические следы крови.
- Вы хотите сказать - не должны быть? - поправил Дейли. - Ведь это Мэнкуп, а не Баллин порезал руку? - Внезапно он застыл, пораженный неожиданной мыслью. - Вы думаете?
Гостиница "Четыре времени года", старейшая и, может быть, поэтому самая дорогая, насквозь пропахла особой, словно пропитанной ароматом увядших розовых лепестков, мастикой. Толстые ковры приглушали шаги, по стенам были развешаны старые картины, обслуживающий персонал ходил на цыпочках. Мун, сидя в кожаном кресле, поджидал вызванного администратором заместителя директора, в ведение которого входили иностранные гости. Дейли остался у телефона - дожидаться ответного звонка Енсена.
- Вы насчет паспортов? - Вежливый голос вывел Муна из раздумья. Черная визитка, брюки в серую полоску, безукоризненно белые гамаши, гладко выбритое лицо, на котором так и было написано знание по крайней мере шести языков. Это не к спеху! - заместитель директора понимающе улыбнулся. - У нас не Америка, где сразу же берут не только заграничные паспорта, но и отпечатки пальцев. К тому же номера вам заказал Магнус Мэнкуп, уже это одно удостоверяет вашу личность. Но поскольку мы уже встретились, я могу их сразу взять.
- Меня интересует профессор Контисола из Испании.
- Контисола? - заместитель директора небрежно бросил администратору: Гостевую книгу... Да, профессор Контисола, комната 210, кстати, рядом с вашей. К сожалению, уже уехал. - Он отдал книгу администратору. - Он останавливался у нас только на несколько часов. Проездом в Париж.
- Вы видели его заграничный паспорт?
- Простите, а собственно говоря, в связи с чем?.. Ах, извините, совсем забыл, вы ведь детектив! Читал в газете... Поздравляю! Блестящая операция! Комиссар Боденштерн в беседе с представителями прессы специально отметил ваши заслуги. Хотя, честно говоря, на вашем месте я бы предпочел комплиментам те двадцать тысяч, которые выплачены комиссару... А насчет заграничного паспорта профессора... Он заходил ко мне как раз по этому поводу - извиниться. Ему пришлось оставить паспорт во французском посольстве, в Мадриде он не успел взять визу, вот и заехал по дороге с аэродрома.
- Как он выглядел?
- Черная пышная борода, черные усы, темные очки.
- А волосы?
- Тоже темные, с проседью, стрижка модная, короткая. Уж не думаете ли вы, что это был самозванец? - Заместитель директора рассмеялся. - Говорил на безупречном испанском языке, да и номер для него заказали из испанского консульства.
- Лично?
- Разумеется, по телефону. Если сотрудники консульств - а их в Гамбурге около полусотни - стали бы по таким пустякам приходить лично, у моих дверей стояла бы целая очередь.
Узнав, что испанское консульство находится на той же улице, что и гостиница, Мун сразу же направился туда. Консул, сносно говоривший по-английски, тем не менее заставил Муна повторить свой рассказ.
- Надо позвонить в полицию! - Наконец до него дошла суть. - Номер для профессора мы не заказывали. И приехать в Гамбург он тоже не мог. Известный онколог профессор Контисола умер... Ровно три года назад... Я его немного знаю, он лечил мою свояченицу.
Вернувшись в гостиницу, Мун узнал, что Енсен еще не звонил из лаборатории.
- Позвоните в "Гамбургский оракул", Фредди Айнтеллеру, - попросил он. Меня интересует, кто поручил ему брать интервью у профессора Контисолы.
В редакции ответили, что Фредди вышел пообедать, но вот-вот вернется. Мун предложил отправиться туда самим, чтобы не терять времени.
В поисках такси они вышли на тихую улочку, которая оказалась не такой уж тихой. Ее дальний конец был отгорожен металлическими щитами. Укрывшись в тени навеса, полицейский офицер выкрикивал короткие фразы в поднесенный ко рту карманный передатчик. Окружившие его рядовые чины в стальных касках, с револьверами и дубинками, тревожно глядели в сторону площади, где волновалось и гудело черное людское море.
Найти такси оказалось нелегко. Еще труднее - добраться до редакции. На улицах происходили стычки между демонстрантами и полицией. Приходилось все время пробираться окольными путями.
На ратушной площади, по которой они в день приезда проезжали с Мэнкупом, валялись вывороченные из мостовой булыжники. Подножие монумента воинам первой мировой войны было забрызгано кровью. Бронзовые статуи патронов города все так же высокомерно взирали на аллегории ремесел, но фасад ратуши получил дополнительное украшение. Масляной краской на нем была выведена надпись: "Баллин был одним из вас! Фашизм не пройдет!"
- Это все из-за убийства Грундега! - лаконично заметил водитель такси.
На Юнгфернштег, знаменитой торговой улице, почти не было прохожих. Большинство владельцев в предвидении новых беспорядков опасливо закрыли витрины железными ставнями. Между старинными колоннадами прохаживался полицейский патруль с дубинками наготове. Чуть подальше отряд транспортной полиции пытался с помощью тягача сдвинуть с места сожженный демонстрантами и вплавившийся в асфальт автофургон. Под сажей можно было еще разобрать слова: "Читайте "Ди Вельт"! Единственно правдивая информация!"
- История с вымогателем мне тоже не совсем понятна, - внезапно вспомнил Дейли. - Почему Баллин не обратился за помощью к тем, кто поручил ему в свое время убить Грундега? Для них десять тысяч - гроши.
- Я уже говорил вам, что Баллин не дурак. Особенно в таких делах. То, что преступление стало кому-то известно, заставило бы предположить, что он сам проболтался. А с болтунами не церемонятся.
- Ну и досталось! - в их разговор снова вклинился осторожно объезжавший осколки водитель такси.
Эта фраза относилась к зданию газетного концерна Акселя Шпрингера. Почти все окна нижних этажей были выбиты и наспех закрыты фанерными листами. На фоне всеобщего разгрома траурно чернели рекламные надписи, призывавшие покупать "Ди Вельт" и другие издания. Выбравшись наконец на гладкий асфальт, водитель выругался с облегчением, почти радостно:
- Шпрингеровская сволочь! Так им и надо!
Фредди принял их в просторной светлой комнате, где стояли десятка два письменных столов.
- Репортерская! - объяснил он. Говорят, это любимое место Мэнкупа. После ухода с поста главного редактора он чаще всего наведывался сюда. В свой бывший кабинет ни разу не зашел.
- Может быть, не хотел воскрешать воспоминаний? - сказал Дейли, позабыв на секунду, зачем они пришли. Во всем этом лабиринте загадок самой большой был Мэнкуп, и все, что относилось к его характеру, сразу же вовлекало в водоворот напряженных мыслей.
- Не думаю. - Фредди покачал головой. - Скорее это была щепетильность, нежелание напоминать новому редактору, что он всего лишь преемник Гамбургского оракула. А сюда он охотно заходил, чаще ночью, когда уже никого не было. Почти все статьи последнего времени написаны здесь.
- От кого вы получили задание интервьюировать профессора Контисолу? Муну наконец удалось задать вопрос, от которого зависело многое.
- Собственно говоря, ни от кого. - Фредди спрыгнул с письменного стола, на котором сидел. - Тут лежала записка, у нас это часто практикуется. Должно быть, оставил заведующий местной хроникой.
Говорить было трудно. Десяток пишущих машинок стучали одновременно.
- Разве вы не узнали бы его по почерку?
- У каждого под носом машинка, а авторучку надо сначала извлечь из кармана. Я даже не уверен, что такая есть у всех...
- Значит, записка была машинописная, - констатировал Мун таким тоном, словно знал заранее это. - Фредди, узнайте, кто дал вам это задание. Если не заведующий местной хроникой, то обегите всю редакцию, но узнайте.
- У меня сейчас срочная работа, - извинился Фредди. - Надо позвонить в больницы, выяснить имена доставленных туда раненых. Полиция устроила на ратушной площади настоящее побоище.
- Это еще более срочно!
На гостей никто не обращал внимания. Каждый был занят своей работой. Долговязый репортер, навалившись животом на стол, что-то записывал с телефонной трубкой в руке. Проходя мимо, Дейли услышал вырвавшиеся из трубки свистки полицейских, неясные выкрики, тревожный гул людского прибоя. Шум отдалился, опять был слышен профессиональный спокойный голос, передававший подробности последней уличной схватки.
Мун задумчиво расхаживал между столами. Внезапно он остановился перед небольшим, никем не занятым столиком, на котором была пишущая машинка и лежала стопка бланков с названием и адресом журнала. Он подозвал знаком Дейли.
- Машинка для иностранной корреспонденции. - Дейли сразу догадался об этом по необычно большому количеству букв. Буквы, снабженные птичками, запятыми, - для романских языков, валютные символы разных стран, обозначения английских единиц меры и веса.
Мун и Дейли переглянулись. Шрифт был знаком. Едва ли можно было считать это совпадением, такие машинки бывают только в учреждениях, ведущих постоянную переписку с заграницей.
Журналист, звонивший вместо Фредди в больницу, защитив рукой одно ухо от шума, выкрикивал фамилии, второй журналист быстро отстукивал их на машинке. Наконец первый бросил трубку и победно помахал исписанным блокнотом:
- Дают жару ребята! А Магнус еще говорил, что и провожать будет некому, когда отправится в царство небесное. Гамбург устроил ему такие похороны, что все дома содрогаются!
- Вернее, устроил грандиозные похороны Грундегу!
- Его коллега на секунду оторвался от пишущей машинки.
- Ну, это одно и то же!
Вбежал взволнованный Фредди.
- Какая-то дьявольщина! Никто не давал такого задания! Всех опросил, включая лифтершу и редакционного кота... Я слыхал, что в старинных замках водятся призраки, но чтобы в редакции происходили такие чудеса!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39