Ее студентам хотелось новой личности (либо она им требовалась), а доктор просила взамен только «чистый лист», на котором можно было набрасывать шедевр.
Помню, в какой-то момент я спросил ее:
– А случалось ли вам или вашим коллегам создать персонажа, который превосходил бы вас? В смысле, был бы мудрее вас?
И вновь на мгновение мне показалось, что она проигнорирует мой вопрос, но через некоторое время, так же размеренно, словно читая по бумажке, она ответила:
– Мои коллеги слишком… разумны для этого.
И снова коротко рассмеялась.
4
Доктор Ердели была уверена, что я захочу познакомиться с парой ее студентов. Мы вышли наружу, и она подвела меня к высокой женщине средних лет, в выцветшем платье и с выцветшими каштановыми волосами, которая сидела в шезлонге, хмурясь на трясину бассейна.
Женщина нервно взглянула на нас, затем вернулась к созерцанию ящериц и листьев. Доктор Ердели успокаивающе положила руку на плечо женщины и принялась рассказывать о ней. Или же, скорее, читать заранее подготовленную лекцию. От ее неуверенности не осталось и следа.
– Это Мария. К нам ее прислали власти с юга. Она полностью потеряла память после того, как ее сбила машина. У нее не было при себе никаких документов – только браслет с именем «Мария». Множество объявлений в газетах не принесли никаких результатов – не нашлось никого, кто бы ее знал. Она впустую провела два года в больнице, прежде чем ее прислали сюда.
Мария, похоже, не обращала на нас никакого внимания, пока доктор Ердели говорила о ней. Скорее всего, студенты давно привыкли к таким публичным представлениям. Непонятно только, кому оно предназначалось на этот раз: мне или Марии, – или же доктору Ердели просто нравилось при каждом удобном случае, улыбаясь, демонстрировать свое искусство.
Стало быть, Мария осела в институте и вскоре обнаружила гибкий ум и готовность сотрудничать. Доктор Ердели немедленно приступила к работе над новой личностью для нее. Поизучав Марию, она решила, что характер для нее нужен осторожный. Например, сделать ее незамужней школьной учительницей в одном из тысячи городков, разбросанных по аутбэку, где все друг друга знают. Будет преподавать историю, петь сопрано в церковном хоре (почему бы и нет?), – хорошо устроенная женщина, довольная жизнью в маленьком городке. Щепоткой пафоса и приключения в ее жизни (видно было, что доктор Ердели гордится этой частью своего творения) будет воспоминание об интимной связи в двадцать с небольшим лет и о подпольном аборте.
Доктор Ердели придумывала тысячи таких деталей, часами оттачивала их и ежедневно вдалбливала Марии. Наконец, Мария сама прониклась духом своей персоны, поверила в нее, сама принялась додумывать подробности и заполнять пустоты. Она уже начала превращать эту персону в собственное изобретение и уже была близка к тому, чтобы поверить, будто это и есть ее взаправдашняя жизнь.
Но затем, как раз, когда она почти совсем обосновалась в новой личности и снова почувствовала себя полноценным человеком, произошло странное. Однажды утром она ворвалась в кабинет доктора Ердели взволнованно тараторя: она все вспомнила! Она вспомнила, кто она такая на самом деле! Ночью ее собственная, настоящая память вернулась к ней!
Доктор Ердели заставила ее успокоиться, сесть и рассказать все по порядку.
Мария повторила, что к ней вернулась память. Она действительно школьная учительница из небольшого городка в буше. Она поздравила доктора Ердели с ее проницательностью. Она вспомнила название местечка, в котором жила, – оно называлось Кикибери. У нее в самом деле ученая степень, правда по географии, и она действительно пела в местном церковном хоре, только не сопрано, а контральто.
Слушая Марию, доктор Ердели была уверена: та всего лишь приукрашивает некоторые детали новой жизни на свой вкус. Она решила, что наблюдает симптомы замечательного удачного случая, когда студент по-настоящему, без оговорок стал новой личностью, и больше не играет роль.
Но Мария, казалось, точно знает все несоответствия между творением доктора Ердели и настоящей жизнью, о которой, по ее словам, она только что вспомнила. Она перечисляла их одно за другим. Главное, чего не угадала доктор Ердели – у нее был муж! Там, в Кикибери, любимый супруг ждал ее в их старом доме. В общем, она хотела как можно скорее вернуться домой и увидеть его снова. Она молила доктора Ердели отпустить ее немедленно.
Доктор Ердели снова успокоила ее. Помнит ли Мария как ее сбила машина? Да, ответила та. Сначала она явственно вспомнила, как переходит улицу в большом городе, потом – страшный удар и пустоту. Теперь все прошлое вернулось к ней: она помнила все лица, имена и даже запахи, все детали полноценной жизни. И ее муж! муж! Марию переполняло волнение.
После нескольких часов расспросов доктор Ердели сдалась. Ей было чуть жаль усилий, потраченных на то, что могло бы стать подлинным шедевром. Но она не сомневалась, что сможет перекроить его для одного из будущих студентов. В Институте Потерянных ни один плод воображения не пропадал даром.
Она решила сопровождать Марию домой, чтобы деликатно вручить ее вновь обретенному мужу. Она не стала предупреждать никого в Кикибери о приезде: наблюдение спонтанных реакций тех, кто знал Марию раньше, на ее возвращение могло дать бесценный материал для исследований. К этому времени Мария провела в институте три года.
5
Они вместе полетели в город, арендовали машину и отправились в Кикибери, до которого было двести миль по бушу.
На подъезде к городку Мария болтала без умолку. Она показывала холмы и протоки, причудливые эвкалиптовые рощицы, предсказывала особенности рельефа и повороты дороги, как это мог только местный житель. Когда они въехали в городок с деревянными тротуарами и широкими верандами вдоль главной улицы, она узнала некоторых прохожих, встретившихся по дороге. А вот и деревянная готическая церковь Святого Мартина! А за ней и школа, где она преподавала! А чуть дальше бакалейная лавка, в которой она бывала каждый день!
Доктор Ердели припарковала машину, и они вышли. Мария тут же бросилась к двум женщинам, выходившим из магазина.
– Джуди! Хизер! Это я!
Женщины не ответили на ее фамильярность. Как свойственно провинциалам, они вежливо улыбнулись – но так улыбаются незнакомцу. Доктор Ердели подбодрила их. Разве они не помнят Марию – она жила в Кикибери еще пять лет назад? Может, только чуть-чуть изменилась.
Нет, ответили они, мы ее не помним. Да и откуда, мы же ее никогда не видели.
Мария настаивала. Как это не видели? Ведь она-то знает их по именам, знает, на каких улицах они живут, – разве они не помнят, как они вместе росли, играли, как часто она бывала у них в гостях?
Одна из женщин уже немного испугалась, а другая начала злиться. С какой стати эта женщина – совершенно, как она сказала, незнакомая – столько всего о них знает?
Мария принялась спорить, но доктор Ердели мягко ее отговорила. Она сказала: надо пойти туда, где должен быть ее дом. Они свернули в тенистый переулок – там он и стоял, в точности как Мария описывала: маленький деревянный дом с верандой по всем четырем стенам и облезлой башенкой в тени нависших эвкалиптов.
Доктор Ердели постучала в стеклянную дверь. Средних лет мужчина с редкими волосами и приятной улыбкой приоткрыл дверь и спросил, может ли он чем-то помочь. Он едва взглянул на Марию.
– Джон, – сказала она. Мужчина посмотрел на нее.
В этот момент в прихожей появилась бледная темноволосая женщина в фартуке и робко встала рядом с ним, глядя на гостей.
– Джон! Это я, – повторила Мария, – я Мария!
– Мы знакомы? – спросил мужчина.
Доктор Ердели заметила, как он озадачен, и объяснила, что Марию несколько лет назад сбила машина, и теперь она считает его своим мужем, а этот дом – своим домом.
Мария не могла оставаться в стороне. Она сказала, что не «считает». Они с Джоном женаты двадцать лет. Она может рассказать о нем, что угодно: разве нет у него длинного шрама на животе, к которому она сама столько раз прикасалась? Разве у него не срослись пальцы на правой ноге, как и у его отца? А дом? Она знает расположение всех комнат, все, что в них, знает, как пахнет на чердаке. Даже картины на стенах: кто, по-вашему, их покупал? Продолжать? В чем дело, с ума все посходили, что ли?
Доктор Ердели видела, что хозяева потрясены услышанным. Но тут, преодолев смущение, заговорила женщина. Она спросила, как Мария может быть женой Джона, если это она вышла за него замуж двадцать пять лет назад, когда ей было всего восемнадцать.
Теперь Мария смешалась. Мужчина, очевидно, не узнавал ее, а женщина явно была не из тех, кто станет врать.
Откуда-то появилась собака – черно-белая колли; она виляла перед чужими хвостом.
Мария снова очнулась.
– Робби, – сказала она, – ко мне, Робби!
Собака остановилась и попятилась от ее вытянутой руки. Злобно зарычала, обнажая клыки, шерсть поднялась дыбом, лапы дрожали. Мужчина успокоил животное и сказал, что собаку действительно зовут Робби, он всегда был дружелюбным псом. Раньше ни разу он так себя не вел.
Мария беспомощно разрыдалась. Доктор Ердели взяла ее под руку и увела из этого дома, по тенистому переулку, туда, где стояла машина. Они уехали из Кикибери не оглядываясь.
6
МАРИЯ ПО-ПРЕЖНЕМУ СМОТРЕЛА В ВОДУ ИНСТИТУТСКОГО бассейна. Доктор Ердели снова потрепала ее по плечу.
– Это очень интересный случай, мы сейчас работаем над ним вместе, – сказала она мне, затем опустила сияющие глаза на свою студентку: – Правда, Мария?
Мария, еще сильнее поблекшая под ярким солнцем, наконец, подняла взгляд и вполсилы улыбнулась в ответ. Ее вытянутое лицо было напряжено, словно она пыталась вспомнить что-то важное.
Когда мы уходили от нее, доктор Ердели продолжала говорить об этом случае. Годы исследований в Институте убедили ее, что многие, проснувшись утром, не могут вспомнить, кто они есть. Большинство берут себя в руки и продолжают, как ни в чем не бывало, играть назначенные роли: мужа, официантки, банковского клерка, учителя, водителя автобусов. Они выучиваются оценивать ситуацию и, не паникуя, приспосабливаются к ней. Это происходит изо дня в день, обычное дело.
– Такой человек, как вы, должно быть… прошел через это.
Трудно сказать, был это вопрос или утверждение. Возможно, размышляла доктор Ердели, то, что произошло с Марией в Кикибери, – только частный случай.
Быть может, целые общины могут пасть жертвами такой потери памяти? Отчего не предположить, что Мария и в самом деле жила когда-то в этом городке, но коллективная память его жителей отторгла ее, как мы отторгаем неприятные запахи? Возможно, продолжала она, такие, как Мария, страдают некой недостаточностью, метафизическим дефицитом, который и вызывает у окружающих такого рода амнезию. Возможно, феномен этот широко распространен, но все его проявления остаются совершенно незамеченными из-за нашей склонности доверять коллективной памяти больше, чем индивидуальной. И не может ли статься, что не только города, но целые страны и даже цивилизации подвержены этому явлению?
Излагая свои предположения, доктор Ердели, как всегда, обильно жестикулировала, и я не мог не заметить этих маленьких синих цифр над ее запястьем. Она сказала, что вскоре обратится со своей теорией к международному конгрессу и сейчас готовит к тестированию некие модели.
Я снова собрался задать вопрос: «А не лучше ли в таких случаях, как с Марией, просто отпускать человека в мир, чтобы он сам с нуля начал новую жизнь, а не забивать ему голову своими изобретениями»?
Но не задал. Наверняка у нее наготове имелся компетентный и уверенный ответ. Что-нибудь вроде: «Это было бы неразумно. Нет ничего более опасного для цивилизации, чем те, кому не хватает воспоминаний».
И что я на это сказал бы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Помню, в какой-то момент я спросил ее:
– А случалось ли вам или вашим коллегам создать персонажа, который превосходил бы вас? В смысле, был бы мудрее вас?
И вновь на мгновение мне показалось, что она проигнорирует мой вопрос, но через некоторое время, так же размеренно, словно читая по бумажке, она ответила:
– Мои коллеги слишком… разумны для этого.
И снова коротко рассмеялась.
4
Доктор Ердели была уверена, что я захочу познакомиться с парой ее студентов. Мы вышли наружу, и она подвела меня к высокой женщине средних лет, в выцветшем платье и с выцветшими каштановыми волосами, которая сидела в шезлонге, хмурясь на трясину бассейна.
Женщина нервно взглянула на нас, затем вернулась к созерцанию ящериц и листьев. Доктор Ердели успокаивающе положила руку на плечо женщины и принялась рассказывать о ней. Или же, скорее, читать заранее подготовленную лекцию. От ее неуверенности не осталось и следа.
– Это Мария. К нам ее прислали власти с юга. Она полностью потеряла память после того, как ее сбила машина. У нее не было при себе никаких документов – только браслет с именем «Мария». Множество объявлений в газетах не принесли никаких результатов – не нашлось никого, кто бы ее знал. Она впустую провела два года в больнице, прежде чем ее прислали сюда.
Мария, похоже, не обращала на нас никакого внимания, пока доктор Ердели говорила о ней. Скорее всего, студенты давно привыкли к таким публичным представлениям. Непонятно только, кому оно предназначалось на этот раз: мне или Марии, – или же доктору Ердели просто нравилось при каждом удобном случае, улыбаясь, демонстрировать свое искусство.
Стало быть, Мария осела в институте и вскоре обнаружила гибкий ум и готовность сотрудничать. Доктор Ердели немедленно приступила к работе над новой личностью для нее. Поизучав Марию, она решила, что характер для нее нужен осторожный. Например, сделать ее незамужней школьной учительницей в одном из тысячи городков, разбросанных по аутбэку, где все друг друга знают. Будет преподавать историю, петь сопрано в церковном хоре (почему бы и нет?), – хорошо устроенная женщина, довольная жизнью в маленьком городке. Щепоткой пафоса и приключения в ее жизни (видно было, что доктор Ердели гордится этой частью своего творения) будет воспоминание об интимной связи в двадцать с небольшим лет и о подпольном аборте.
Доктор Ердели придумывала тысячи таких деталей, часами оттачивала их и ежедневно вдалбливала Марии. Наконец, Мария сама прониклась духом своей персоны, поверила в нее, сама принялась додумывать подробности и заполнять пустоты. Она уже начала превращать эту персону в собственное изобретение и уже была близка к тому, чтобы поверить, будто это и есть ее взаправдашняя жизнь.
Но затем, как раз, когда она почти совсем обосновалась в новой личности и снова почувствовала себя полноценным человеком, произошло странное. Однажды утром она ворвалась в кабинет доктора Ердели взволнованно тараторя: она все вспомнила! Она вспомнила, кто она такая на самом деле! Ночью ее собственная, настоящая память вернулась к ней!
Доктор Ердели заставила ее успокоиться, сесть и рассказать все по порядку.
Мария повторила, что к ней вернулась память. Она действительно школьная учительница из небольшого городка в буше. Она поздравила доктора Ердели с ее проницательностью. Она вспомнила название местечка, в котором жила, – оно называлось Кикибери. У нее в самом деле ученая степень, правда по географии, и она действительно пела в местном церковном хоре, только не сопрано, а контральто.
Слушая Марию, доктор Ердели была уверена: та всего лишь приукрашивает некоторые детали новой жизни на свой вкус. Она решила, что наблюдает симптомы замечательного удачного случая, когда студент по-настоящему, без оговорок стал новой личностью, и больше не играет роль.
Но Мария, казалось, точно знает все несоответствия между творением доктора Ердели и настоящей жизнью, о которой, по ее словам, она только что вспомнила. Она перечисляла их одно за другим. Главное, чего не угадала доктор Ердели – у нее был муж! Там, в Кикибери, любимый супруг ждал ее в их старом доме. В общем, она хотела как можно скорее вернуться домой и увидеть его снова. Она молила доктора Ердели отпустить ее немедленно.
Доктор Ердели снова успокоила ее. Помнит ли Мария как ее сбила машина? Да, ответила та. Сначала она явственно вспомнила, как переходит улицу в большом городе, потом – страшный удар и пустоту. Теперь все прошлое вернулось к ней: она помнила все лица, имена и даже запахи, все детали полноценной жизни. И ее муж! муж! Марию переполняло волнение.
После нескольких часов расспросов доктор Ердели сдалась. Ей было чуть жаль усилий, потраченных на то, что могло бы стать подлинным шедевром. Но она не сомневалась, что сможет перекроить его для одного из будущих студентов. В Институте Потерянных ни один плод воображения не пропадал даром.
Она решила сопровождать Марию домой, чтобы деликатно вручить ее вновь обретенному мужу. Она не стала предупреждать никого в Кикибери о приезде: наблюдение спонтанных реакций тех, кто знал Марию раньше, на ее возвращение могло дать бесценный материал для исследований. К этому времени Мария провела в институте три года.
5
Они вместе полетели в город, арендовали машину и отправились в Кикибери, до которого было двести миль по бушу.
На подъезде к городку Мария болтала без умолку. Она показывала холмы и протоки, причудливые эвкалиптовые рощицы, предсказывала особенности рельефа и повороты дороги, как это мог только местный житель. Когда они въехали в городок с деревянными тротуарами и широкими верандами вдоль главной улицы, она узнала некоторых прохожих, встретившихся по дороге. А вот и деревянная готическая церковь Святого Мартина! А за ней и школа, где она преподавала! А чуть дальше бакалейная лавка, в которой она бывала каждый день!
Доктор Ердели припарковала машину, и они вышли. Мария тут же бросилась к двум женщинам, выходившим из магазина.
– Джуди! Хизер! Это я!
Женщины не ответили на ее фамильярность. Как свойственно провинциалам, они вежливо улыбнулись – но так улыбаются незнакомцу. Доктор Ердели подбодрила их. Разве они не помнят Марию – она жила в Кикибери еще пять лет назад? Может, только чуть-чуть изменилась.
Нет, ответили они, мы ее не помним. Да и откуда, мы же ее никогда не видели.
Мария настаивала. Как это не видели? Ведь она-то знает их по именам, знает, на каких улицах они живут, – разве они не помнят, как они вместе росли, играли, как часто она бывала у них в гостях?
Одна из женщин уже немного испугалась, а другая начала злиться. С какой стати эта женщина – совершенно, как она сказала, незнакомая – столько всего о них знает?
Мария принялась спорить, но доктор Ердели мягко ее отговорила. Она сказала: надо пойти туда, где должен быть ее дом. Они свернули в тенистый переулок – там он и стоял, в точности как Мария описывала: маленький деревянный дом с верандой по всем четырем стенам и облезлой башенкой в тени нависших эвкалиптов.
Доктор Ердели постучала в стеклянную дверь. Средних лет мужчина с редкими волосами и приятной улыбкой приоткрыл дверь и спросил, может ли он чем-то помочь. Он едва взглянул на Марию.
– Джон, – сказала она. Мужчина посмотрел на нее.
В этот момент в прихожей появилась бледная темноволосая женщина в фартуке и робко встала рядом с ним, глядя на гостей.
– Джон! Это я, – повторила Мария, – я Мария!
– Мы знакомы? – спросил мужчина.
Доктор Ердели заметила, как он озадачен, и объяснила, что Марию несколько лет назад сбила машина, и теперь она считает его своим мужем, а этот дом – своим домом.
Мария не могла оставаться в стороне. Она сказала, что не «считает». Они с Джоном женаты двадцать лет. Она может рассказать о нем, что угодно: разве нет у него длинного шрама на животе, к которому она сама столько раз прикасалась? Разве у него не срослись пальцы на правой ноге, как и у его отца? А дом? Она знает расположение всех комнат, все, что в них, знает, как пахнет на чердаке. Даже картины на стенах: кто, по-вашему, их покупал? Продолжать? В чем дело, с ума все посходили, что ли?
Доктор Ердели видела, что хозяева потрясены услышанным. Но тут, преодолев смущение, заговорила женщина. Она спросила, как Мария может быть женой Джона, если это она вышла за него замуж двадцать пять лет назад, когда ей было всего восемнадцать.
Теперь Мария смешалась. Мужчина, очевидно, не узнавал ее, а женщина явно была не из тех, кто станет врать.
Откуда-то появилась собака – черно-белая колли; она виляла перед чужими хвостом.
Мария снова очнулась.
– Робби, – сказала она, – ко мне, Робби!
Собака остановилась и попятилась от ее вытянутой руки. Злобно зарычала, обнажая клыки, шерсть поднялась дыбом, лапы дрожали. Мужчина успокоил животное и сказал, что собаку действительно зовут Робби, он всегда был дружелюбным псом. Раньше ни разу он так себя не вел.
Мария беспомощно разрыдалась. Доктор Ердели взяла ее под руку и увела из этого дома, по тенистому переулку, туда, где стояла машина. Они уехали из Кикибери не оглядываясь.
6
МАРИЯ ПО-ПРЕЖНЕМУ СМОТРЕЛА В ВОДУ ИНСТИТУТСКОГО бассейна. Доктор Ердели снова потрепала ее по плечу.
– Это очень интересный случай, мы сейчас работаем над ним вместе, – сказала она мне, затем опустила сияющие глаза на свою студентку: – Правда, Мария?
Мария, еще сильнее поблекшая под ярким солнцем, наконец, подняла взгляд и вполсилы улыбнулась в ответ. Ее вытянутое лицо было напряжено, словно она пыталась вспомнить что-то важное.
Когда мы уходили от нее, доктор Ердели продолжала говорить об этом случае. Годы исследований в Институте убедили ее, что многие, проснувшись утром, не могут вспомнить, кто они есть. Большинство берут себя в руки и продолжают, как ни в чем не бывало, играть назначенные роли: мужа, официантки, банковского клерка, учителя, водителя автобусов. Они выучиваются оценивать ситуацию и, не паникуя, приспосабливаются к ней. Это происходит изо дня в день, обычное дело.
– Такой человек, как вы, должно быть… прошел через это.
Трудно сказать, был это вопрос или утверждение. Возможно, размышляла доктор Ердели, то, что произошло с Марией в Кикибери, – только частный случай.
Быть может, целые общины могут пасть жертвами такой потери памяти? Отчего не предположить, что Мария и в самом деле жила когда-то в этом городке, но коллективная память его жителей отторгла ее, как мы отторгаем неприятные запахи? Возможно, продолжала она, такие, как Мария, страдают некой недостаточностью, метафизическим дефицитом, который и вызывает у окружающих такого рода амнезию. Возможно, феномен этот широко распространен, но все его проявления остаются совершенно незамеченными из-за нашей склонности доверять коллективной памяти больше, чем индивидуальной. И не может ли статься, что не только города, но целые страны и даже цивилизации подвержены этому явлению?
Излагая свои предположения, доктор Ердели, как всегда, обильно жестикулировала, и я не мог не заметить этих маленьких синих цифр над ее запястьем. Она сказала, что вскоре обратится со своей теорией к международному конгрессу и сейчас готовит к тестированию некие модели.
Я снова собрался задать вопрос: «А не лучше ли в таких случаях, как с Марией, просто отпускать человека в мир, чтобы он сам с нуля начал новую жизнь, а не забивать ему голову своими изобретениями»?
Но не задал. Наверняка у нее наготове имелся компетентный и уверенный ответ. Что-нибудь вроде: «Это было бы неразумно. Нет ничего более опасного для цивилизации, чем те, кому не хватает воспоминаний».
И что я на это сказал бы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21